— Пей. И вставай.
— Да что случилось?
— Прорыв. Опять. На этот раз удалось захватить пленного.
Папа когда-то говорил, что Свод Небес — вылитый музей. Громадный и набитый всякой всячиной. Мама смеялась и спрашивала, почему тогда музей? Может, склад хлама? Она, например, лично сдавала Стражу Анхильде находки, абсолютно не связанные друг с другом и вряд ли когда-то кому-то нужные. Сапог-скороход — один, без пары, чей-то громадный зуб, подобранный на месте одного из стихийных прорывов, говорящий камень... Что камень говорил, сомнений, мол, никаких, и что периодически он переходит на знакомые и понятные языки — тоже, но несет при этом такую чушь, от которой уши не просто вянут, а засыхают на корню вместе с мозгами...
Папа понижал голос и рассказывал о тайных планах подбросить говорящий камень кое-кому из демонов, как секретное оружие — пусть, мол, они гадают, что такое "эссли спинооховы", и как надо зажарить экваториальных муравьев в "твинье по-барбадонски". Мама не соглашалась. Она говорила, что так нечестно, обвиняла Светлый Совет в жестокости к бедным демонам, и предлагала лучше подбросить в пещеры ту говорящую кровать, которую придумал чокнутый маг из Гуадалупе. Ну, ту, которая дает советы насчет поз и всего такого, если на нее ляжет больше, чем одно тело. Папа поднимал брови и категорически отказывался делиться с демонами такой ценной вещью! Наоборот, он, Александр Соловьев, предлагает забрать кровать к ним в дом — а вдруг ее советы пригодятся?
Димка изнывал от любопытства и приставал к родителям с расспросами про советы, и папа с мамой спохватывались... А потом смеялись и начинали играть с ним и с Лешкой в "поймай облачко", или в пряталки... Папа, папа....
Спохватившись, Димка быстро вытер глаза и независимо оглянулся на Стража. Тот промолчал.
Они шли по коридору, на этот раз довольно узкому. Коридор был сложен из другого камня, не желтоватого, как те, что Дим видал раньше, а серого, и освещался не лампочками, а толстой трубкой вдоль стенки. Здесь Димка еще не бывал. Ну да что удивляться. Свод он и есть Свод. Никто не знает точно, где он. Кроме Хранителей. Даже Стражи телепортируются сюда по маяку, не по ко-ор-ди-натам. Никто не знает точно, кто его построил, и сколько лет строили. И здесь очень много комнат... Очень. Хранители и Стражи живут в этом месте почти тысячу лет — и все-таки недавно, в тот год, когда родился Лешка, тут нашли новый, никому не известный этаж.
И папа был прав. В залах, комнатах и кладовых магического замка, построенного в незапамятные времена, всячины хватало...
..Стена разошлась, как занавеска, и Страж коснулся плеча, показывая, куда пройти.
Светлая, очень светлая комната. Темный изогнутый камень у стены. И на нем — человек. Нет. Не человек. Он повернул голову... серая кожа и красноватые глаза, которые словно вышли из кошмарного сна.
И что-то кольнуло в груди, шевельнулось, тяжело заворочалось... холодок. Холодок, который... Нет. Нет, пожалуйста, не надо! Не сейчас!
Страж что-то сказал — он не услышал. Он смотрел только на серого. Серого...
— Ссои ша? — шевельнулись бледно-серые губы.
"Шаман?"
Дима шатнуло. Как он... откуда он это узнал?!
Я не хочу... не хочу это знать!
— Ссои ша? Антэски симэ?
"Шаман" Пришел за мной?"
Ледяная колючка словно прострелила плечо, пронеслась по крови, острой иголочкой ударила-ужалила сердце...
Свод Небес Дим в тот день покинул не скоро. Когда он упал (вот же позорище, как девчонка из кино!), Стражи додумались вызвать маму... так что очнулся он под скандал. Мама разносила Стражей, те виновато что-то объясняли... Кажется, что они предприняли все меры безопасности, что такого не должно было случиться, что они недооценили глубину перенесенной мальчиком моральной травмы... и еще что-то, и еще....
Стражи честно извинялись, и он правда верил, что они не хотели плохого. Но он все равно не останется здесь. Даже для лечения.
Домой. Пожалуйста...
Ему было страшно. Страшно, как никогда в жизни... хоть холодок сейчас молчал.
Домой. Подумать. Что теперь делать....
Холодок... нет, не холодок, — холод, лед! Он не просто так шевельнулся — он узнал своего.
Он и дома очень тихий. Такой тихий, что мама что-то почувствовала.
Заподозрила.
Присела рядом, обняла...
Держит...
— Ну, Дим, подними голову. Все будет хорошо.
— Правда?... — он старается улыбнуться, но губы как чужие.
— Правда, — какие у мамы глаза — покрасневшие, заплаканные, но ласковые... — Правда-правда, все будет хорошо. Ты же слышал, они больше не будут тебя вызывать без твоей просьбы. Только если сам захочешь. Мы так решили. Все будет хорошо, Дим...
— Да... Спасибо...
Он старается верить. Послушно ложится отдохнуть, закрывает глаза, улыбается в ответ на мамино обещание приготовить к вечеру "пир горой" с его любимым тортом "Графские развалины". Если б можно было все исправить тортом...
Он не знает, что делать.
Рассказать? Но что? Что ему стало плохо и показалось, что он знает этого серого? Что раз в два месяца у него поднимается температура, а в груди словно появляется второе сердце? Только холодное и противное... Рассказать?
И остаться в Своде надолго. Может и навсегда...
Промолчать?
Ведь ничего же не случилось. Он же мог все это время удерживать на привязи и холодок, и приступы злости? Значит, и дальше сможет. Только Леш... Лешка может узнать. Он не расскажет, но все равно...
Надо, чтоб не узнал.
Опасно...
Ночью спокойней не стало. Димка лежал с открытыми глазами и смотрел в стену. Там переливались бабочки и звезды, но он их не видел. Другое стояло перед глазами. Мамины глаза, когда он пытался съесть этот несчастный кусок торта, а тот не лез в горло. Лицо дяди Андрея. Тот ничего не понимает в магии, зато понимает про расстроенных мальчишек и обещает поехать с ними на выставку роботов... Хнычущая Зайка. Малышка эмпаткой не была, но то, что у него плохое настроение, чувствовала. И Лешку. Его глаза, когда Дим ляпнул это чертово: "Не лезь ко мне!"
Врать семье — трудно.
И пусть получилось, но... что, теперь всегда будет так? Они рядом, но не с ним... а он — один. Сам так решил. Правда же? Сам решил. Не плачь теперь.
И вдруг это новое одиночество, это новая, непривычная, тоскливая пустота стали нестерпимо горькими. Навалились всей тяжестью, сдавили горло, зацарапали сердце кривыми когтями...
И он быстро перевернулся, уткнулся лицом в подушку, глуша рыдания.
Он не слышал, как Лешка встал. Просто ощутил его руку на спине.
Дурак, не лезь!
Но было поздно. Теплая волна прокатилась по коже, забирая боль, унося стиснувшую горло судорогу... мягко коснулась-взъерошила волосы... взяла сердце в теплые бережные ладони...
И тает боль и обида, и сжимается, отступая, ненавистный холодок. И Димка, не глядя, ловит его руку, сжимает горячими пальцами, не зная, что сказать, как извиниться...
Лешка снова поступил по-своему. Но как же он рад, что у него такой упрямый младший брат!.. Лешка...
— Леш.
— М-м-м? — глаза десятилетнего братишки отчаянно слипаются, но он все еще упрямо смотрит в дурацкий учебник. Да-а... Глядя на мучения Лешки с историей и кодексами, Димка может только радоваться, что его в Стражи не берут. Ну их... Дим как-нибудь проживет и без кодексов, и без Свода. Только младшего жалко. Скоро одни глаза останутся. Особенно если все это старание — зря. На первую ступень обучения младшего Соловьева приняли (почти всех берут = зубрить кодекс и историю можно запросто, Стражам не жалко), а вот дальше — неизвестно, возьмут, не возьмут... Сейчас с прорывами затишье, уже года полтора как ни одного не было.
— Спускайся, пора ужинать.
— Угу...
— Бросай свои учебники, слышишь? А то утоплю их в... — история вылетает из рук братца и прыгает на стол. — В варенье!
— Дим! — поднимает голову слегка рассерженный Леш... — Дим, сзади! Падай!
Дим бросается на пол, не думая и не рассуждая. Свистнувшие над головой стрелы с глухим звуком ударяют в стену. Левое плечо обжигает огнем... попали! перекатиться и отшвырнуть — кто там сзади? Чья тень ложится рядом? Незваные гости...
Правая рука уходит в замах — а их оказывается пятеро. Троих сбивает с ног и катит по полу, а двое... двое успели уйти с прицела. Рвутся к Лешке... Стоять! Стоять, подонки!
А левая рука повисает неживым грузом, и дома никого, только они... и эти.
Лешка как-то исхитряется отшвырнуть своих и уйти от стрелок. Взлететь, пропустив их под собой.
— Дим, держись! Осторожно...
Осторожнее... они встают. А голова кружится. И перед глазами — какая-то темная сетка... дрожит и слоится. Сеть? Они сеть достали? Опять — кому-то в лапы. Ну нет! Огонь от яда на стрелке доползает до груди... и холодок взрывается. Это так, словно его окатывают ледяной водой. А следом за пронзительным ледяным холодом приходит жар.
Плещет горячим в лицо. Рвется рычанием из горла. Поднимает руки ладонями вперед.
И приходит огонь...
Это случилось перед рассветом.
Дим проснулся и быстро сел на постели, не понимая...
Что такое?
Что его разбудило? Может, снова незваные гости? В доме было тихо. Даже мама с отчимом еще не вставали. За окном еле-еле светает, все серое-серое, как толченая полынь...
Что ж заставило так... ощетиниться? Словно рядом — та мерзкая тварь из другого мира, которую он по дурости вызвал в день рожденья Лешки. И по крови снова бегут знакомые иголочки... холод-жар... Почему проклятая ледышка снова проснулась?
"Ледышка" отозвалась злобной колючей болью, и, хватая ртом воздух, Дим падает на подушку. В ушах шумит... комната странно плывет перед глазами — сквозь узорный ковер словно прорастают чужие фигуры — серокожие... один, два...пять... двенадцать.
Шум рассыпается на слова — почему-то знакомые...
— Прячь след. Прячь, пока не почуяли!
— Не могу! Сил мало...
— Прячь! Не жалей. Сейчас найдем кого-нибудь из местных. Подпитаешься...
Что?!
Подпитаешься... подпитаешься... и шипящие голоса с резкими интонациями...подпитаешься... Раненая память, кое-как залеченная, дрожит под напором нового-старого-страшного... и сдается. Воспоминания взвились метельным вихрем, злым ранящим хороводом, показывая невидящие глаза мертвого отца... тянущуюся к лицу чужую руку... горячую боль и чужое удивленное лицо... серое, серое, серое! Вскипающая между ними сила, которую чужак тянет и смешивает, сила, которую отнимают, слабость и боль... И ниточка упрямства... отчаянного, железного, последнего... ты ничего не получишь, гадина, ты-меня-не-получишь! И руки, леденеющие от вернувшейся силы, смешанной с чужим холодом...
Дим хватается за спинку дивана, чтоб не упасть — груз вернувшихся воспоминаний давит на плечи, сжимает виски.
Так было... так тогда было...
Он тоже был "подпиткой", поэтому и не убили сразу. Он тоже... Только он не дал себя съесть, не отдал магию... отнял обратно, захватив и чужое...
Так было. Так он появился, холодок, который теперь не выгонишь... дрянь, которую приходится прятать от всех и держать на привязи! Из-за них... из-за таких, как эти! Дим сжимает кулаки.
Значит, подпитаться, хотите, да, твари пришлые?!
Он блокирует Лешку — не надо ему вмешиваться — и шагает в телепорт, даже не одеваясь.
Серые горы, серый стелющийся туман... гаснущая щель прорыва... темные фигуры, быстро подбирающие рассыпанные по земле мешки... Успел!
Дим делает шаг вперед, пока серые не успели уйти. Ждет, пока его заметят.
И руки сами раскрываются ладонями вперед...
Оказывается, Стражи нуждаются в нем! Даже в таком — не прошедшем обучение и не согласном на их присягу! Да еще с непонятно какими силами! Он и такой нужен! Слишком тяжело им сейчас приходится — новая волна прорывов заставила что-то заподозрить даже обычных людей. Еще б не заподозрить — когда люди пропадают уже не просто поодиночке в глухих местах, а целыми домами и даже небольшими поселками!
Стражи ловят пришлых, но они же не могут чуять прорывы, как Дим со своим "холодком". Так что они часто опаздывают...
Нет, он конечно, поможет. Папа учил их этому — защищать.
Но вот давить на него со своими правилами — не надо.
— Страж Соловьев! Что ты делаешь?
— Развлекаюсь, — Дим прячет досаду, напоказ аккуратно отряхивая ладони. — А в чем дело?
Пожилой Страж непонимающе оглядывает обстановку — ну да, грязно и малость дымно. Ну а что вы хотели от подземного племени? Демоны есть демоны, света от них ждать глупо.
— Развлекаешься? Здесь? Но...
— Ну не на светлых же магах мне тренироваться! — Дим вызывающе улыбается, но Страж Леонид терпит. Ну конечно...
Стражи вынуждены терпеть его закидоны — слишком он им нужен. И потерпят! За все хорошее.
Хорошо, что явились чуть позже основного момента тренировки. Совсем ни к чему им видеть, как Страж Соловьев пьет силы из попавшегося под руку демона. Могут не так понять. Хотя что тут понимать! Ему надо пополнять магию — во-первых, это полезно — у демонов, в отличие от Стражей, очень разные наборы сил. Пригодится. Во-вторых, это помогает держать под контролем Темного (так он привык называть холодок). Выплеснув злость, холодок притихает... В-третьих, он не железный — пахать по трое суток подряд...
— Страж Соловьев, ты нужен в Своде, — Леонид, наконец, вспоминает, зачем пришел.
— Прорыв?
— Нет, конфликт с демонами на...
— Нет.
— Что?!
— Нет. Мое дело прорывы. Вы же сами так говорили, — не то чтоб ему хотелось поругаться со Стражами, но сколько можно! Скоро ему на шею сядут и ножки свесят.
— Но это вынужденная мера! Борьба идет за очень важный артефакт, попавший к ним в руки. Если они воспользуются Пологом, то... Мы обязаны вернуть его!
— Возвращайте, — пожимает плечами Дим. И отламывает со стены друзу кристаллов — порадовать Зайку.
— Что ж. Я передам твой ответ... — медленно говорит Леонид. — Тогда мы вынуждены бросить в бой молодое пополнение.
Не хочешь драться за нас — отправим твоего брата, — услужливо переводит холодок.
Но Дим в переводе не нуждается. Опять впутываете Лешку, Светлые? Ладно. Пока это работает.
Но когда-нибудь я посчитаюсь за это.
— Не спеши, Соловьев-старший, — фигура в плаще с капюшоном (прямо-таки джедай из любимой Зойкиной мультяшки) старательно держит руки наотлет, демонстрируя мирные намерения. Самые мирные...
Старший. Хм...
Подлизывается, ясно. У них и младшим-то считаешься с восемнадцати-двадцати, а до тех пор тебя как бы и нет. А ему, Диму, шестнадцать. Можно гордиться.
— В смысле — не превращай тебя в пепел сразу? Идет, — Дим прислоняется к стене. — Ты успеешь сказать, зачем пришел в мой дом, демон.
А потом я решу, что с тобой делать.
— Мы просим тебя о... перемирии.
— Всего лишь? — "Соловьев-старший" не скрывает насмешки.
