Как-то само собой получилось, что он, хотя и не занял место лидера в нашей группе (им оставалась моя соседка по комнате), но пользовался очень большим уважением. Скорее всего, так произошло потому, что все остальные только начинали свой жизненный путь, тогда как Роллес был уже опытным тартарцем, получившим два образования и хорошо устроившимся в жизни. Я искренне удивлялась, зачем ему вообще понадобилось идти на такую рисковую специальность, если уже может обеспечить себя и цену имеет хорошую? Но вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос, мужчина только насмешливо щурил глаза и говорил, что учёба — это лучшее времяпровождение.

— Если окажусь в другом городе, надо обязательно сходить, — прервала мои размышления Вира.

— Я бы предложил... — Роллес скосил один глаз на Виру, после — на Ирину, а потом неожиданно закончил: — ...посидеть здесь подольше. Судя по расписанию, скоро начнётся развлекательная программа.

— А что, и посидим, — злорадно согласилась эрхелка, перебив начавшую возражать Ирину. — Посмотрим, на что эти «высшие» способны. Как по мне, так ни на что хорошее.

Уюу и Прий промолчали. Если для первого это было нормальным поведением, то Прий обычно всё-таки участвовал в разговорах.

— Что-то ещё не так? — тихо отстучала я по его руке.

— Нет, Роллес прав, — тоже тактильным способом ответил он. — Не беспокойся.

Если мотивы некоторых поступков трёхглазого оставались загадкой, то Прий чаще всего склонен прояснять ситуацию. Но не на сей раз.

— Сама увидишь, — закончил кот.

В это время принесли заказ, и мы приступили к еде. Кстати, вполне вкусной, некоторые блюда и вовсе напоминали земные. Но во время ужина меня так и подмывало предложить уйти: Вира нервничала и пусть это выражалось в нарочитом, демонстративном заигрывании с Роллесом, но беспокойство нарастало. Тем более, что вызывающее поведение эрхелки привлекало всеобщее внимание... нехорошее внимание. Однако трёхглазый с готовностью поддерживал игру девушки, а другие (кроме Ирины) и вовсе реагировали так, словно не происходит ничего необычного, поэтому я последовала совету Прия и решила подождать.

Вскоре кафе приобрело несколько другой вид. Свет приглушили, на сцену у одной из стен вышли артисты, а официанты сменились. У нового обслуживающего персонала тоже были паспорта, но рабские, практически без прав, лишь с указанием хозяина. Просмотрев несколько, я заметила кое-что странное и поспешила проверить подозрение.

Оно оправдалось. Рабами были представители эделей2, причём из многих видов, за исключением того, в чьём районе располагалось кафе. Одеты новые официанты не в обноски, но так, что становится очевидно их зависимое положение. А ещё больше чем на половине рабов заметны явные следы жестокого обращения, причём весьма серьёзные: шрамы, рубцы, кровоподтёки, а у одного из мужчин отсутствовал глаз.

— Не хочу на это даже смотреть! — снова подорвалась Ирина, после того, как мы кратко ознакомились с правилами «культурной программы».

Согласно ей, каждый посетитель мог выбрать того, кто вызывает раздражение или, наоборот, понравится, и сделать с ним всё, что пожелает. Единственное — в общем зале надо соблюдать приличия, причём не общие, а эдельарские. Кто захочет чего-то, выходящего за пределы, может снять отдельное помещение. Причём рабов разрешалось не только пытать, но калечить и даже убивать. Единственное условие: до этого надо оставить в залог цену, эквивалентную их весьма невысокой стоимости.

Вира, прочитав правила, наоборот, притихла и прижалась к Роллесу, уже не пытаясь изображать из себя ту, которой не являлась.

— Кто-то хочет остаться? — поинтересовался трёхглазый.

Убедившись, что таковых нет, мы дружно покинули неприятное кафе.

— И у нас, выходит, тоже есть такие же видистские клубы, — обречённо оглянувшись, сказала эрхелка.

— Это не просто видистский клуб, а именно такой, который играет на примитивных эмоциях, позволяет почувствовать себя лучше и достойнее за счёт других. Чаще встречаются иной вариант — в таких заведениях просто создают комфортную атмосферу, физическую и моральную, для соответствующего вида. Такой тип видистских территорий я одобряю, — Роллес покосился на снова обернувшуюся Виру и добавил: — Для эрхелов существуют заведения, аналогичные посещённому, но их очень мало. Твой вид сильно выделяется в этом плане, причём в хорошую сторону.

— Только от этого почему-то не легче, — вздохнула девушка. — Пусть мало, но они есть.

— А вот... — начала Ирина, но Роллес не дал ей договорить.

— А вот у людей садистских видистских клубов весьма много, — два глаза лукаво прищурились. — Как, кстати, и у моего вида, а также у остальных из нашей компании. Насчёт свекеров не знаю, не уверен, — добавил мужчина. — Но во всех остальных видах часто находятся те, кто предпочитает пойти простым путём — и на них зарабатывают.

— По крайней мере, homo не допускают такого без веской причины, — неуверенно возразила Ирина.

— Допускают. Как и почти все остальные. При этом большинство посетителей садистских заведений считают, что у них есть причины злиться, презирать или ненавидеть, а также отыгрываться на своих жертвах. Но на самом деле в данном случае причина отношений неважна. Война ли между видами, или какой-то представитель или группа в своё время крепко обидела или поиздевалась, или просто внешность и запах кажутся уродливыми — это не причина переносить своё отношение на весь вид и всех представителей этого вида, — Роллес нарочито построил речь так, чтобы даже при отсутствии интонаций ответ прозвучал резко и показал нежелание продолжать разговор на данную тему. — По тебе сразу заметно, что не являешься истинным гражданином Тартара. Мы признаём объективные факты, как бы они не были обидны или неприятны.

— Признаёте, значит... — Ирина недовольно поджала губы, а потом быстро спросила: — А вот ты, лично ты, считаешь какие-то виды недостойными и такими, которые следовало бы унизить или уничтожить?

— Да, — трёхглазый остановился. — Объективные факты говорят, что я склонен к видизму, и особенно негативно отношусь к представителям тех видов и цивилизаций, с которыми конфликтует моя. Плюс три вида, добавлены в список по личному жизненному опыту. Иногда у меня возникает желание отыграться на представителях этих народов, причём независимо от того, были ли они лично вовлечены в конфликт. Я несколько раз посещал садистские видистские заведения своего вида и однажды даже получил моральное удовлетворение. Это достаточный ответ?

— Тьфу ты, тартарец. Ничем вас не прошибить!

— Ошибаешься, мы тоже испытываем эмоции, и для каждого из нас есть много способов вывести из равновесия.

— И ещё в своей дурацкой тартарской манере не можете удержаться, чтобы не возразить, — обиженно добавила Ирина.

— Или показать, что высказанная оппонентом точка зрения неверна или не единственно верная.

— Вот и подтверждение, — злорадно закончила девушка.

Это прогулка произвела на нас сильное впечатление. Роллес преподнёс нам хороший жизненный урок: мы разные, но некоторые негативные черты характера могут оказаться весьма схожими. И от каждого из нас зависит, не скатимся ли мы вниз и не станем ли такими же — склонными сбрасывать напряжение, унижая и издеваясь над другими. Очень бы не хотелось.

Позже, поискав информацию о видистских заведениях, с облегчением поняла, что садистский тип обычно, хотя и не всегда, поддерживает меньшая часть представителей соответствующих видов. Даже, более того, многие, придерживающиеся нормальной, здоровой точки зрения презирают морально извращённую часть своего народа чуть ли не сильнее, чем врагов. Естественно, обычно садисты стараются скрывать свои наклонности, но не в Тартаре. Во-первых потому, что утаить такое поведение в этой стране сложно, а во-вторых, оно не нарушает закона. Главное — чтобы отыгрывались на бесправных или покупали лицензию — при выполнении этих условий позволяется очень многое.

С тех пор даже Ирина, ранее яркая поклонница своего вида, стала осторожней и осмотрительней в выражениях. Иногда выскакивали прежние привычки, но обычно на фразе «а вот люди так бы не поступили», девушка осекалась и уточняла «нормальные люди».

Если у меня дела шли хорошо, то Ликрий с каждым днём беспокоил всё сильнее. Хотя сразу после запрета он с готовностью переключился на Лика, но со временем чиртериан снова уступил «власть» Ри. И с нервной системой у последнего явные проблемы. Самоконтроль ослаб ещё сильнее, кроме показных всё чаще стали пробиваться чиртерианские и эаледские (того существа, под которое когда-то маскировался арван) выражения эмоций. Если с распознанием первых возникали сложности, то вторые легко поддавались расшифровке (эаледы относились к той же группе видов, что и эрхелка).

То недолгое время, которое Ликрию позволили заниматься, он использовал в три захода по несколько минут в день. Живой уголок друг всё-таки развёл (точнее — со вкусом озеленил один из углов комнаты), и именно там проводил тренировки по арванской части. А вот в остальное время явно избегал зелени, но, судя по периодическим тоскливым взглядам, вовсе не из-за антипатии. Скорее, наоборот, удерживаться от любимого занятия в присутствии соблазна было мучительнее.

А ещё Ликрий стал отгораживаться от остальной комнаты по вечерам. Говорить на данную тему друг не пожелал, ограничившись тем, что нам это не угрожает и, соответственно, нас не касается. Но меня такой ответ не устроил, поэтому решила пойти другим путём, а именно, незаметно «забыть» в углу соседа старый, но вполне исправный видеорегистратор. А потом, после того, как все отправились на покой, переключить на него очки-компьютер (привыкла к такому формату, поэтому и новые выбрала соответствующего дизайна). Таким образом удалось узнать, что друга мучают кошмары, а некоторые ночи он и вовсе проводит без сна. Не думаю, что Ликрий настолько особенный: любое, ну или почти любое существо не выдержит долго без нормального отдыха. А уж с учёбой и вовсе возникнут проблемы. Ещё украдкой понаблюдав, нашла подтверждение своим подозрениям. Сейчас Ри с трудом и медленно разбирался в задачах, уступая даже мне.

Насколько проще было бы, если бы ситуация объяснялась только происками исконных врагов! Но, увы, всё гораздо хуже. Отделившись от друзей, с которыми обычно занималась, несколько дней следила за обычной жизнью и учёбой Ликрия. Выяснилось, что Радий изощрённо издевается над своим подопечным. Во-первых, заставляет его проводить большую часть дня неподалёку от байлогов, во-вторых, постоянно заводит какие-то странные разговоры про то, что Ри лучше вообще арваном не быть (как это возможно?), в третьих, унижает, награждая каким-то непонятным эпитетом «сгей» и злорадно сообщая, что таким друг останется на всю жизнь. Вроде бы и нет физического насилия (если не считать ауры байлогов), но для Ри нынешняя жизнь, судя по всему, намного тяжелее, чем то, что пришлось перенести в институте химеризма. С каждым днём друг сдавал всё сильнее. Он начал срываться, постепенно терял способность вести нормальные разговоры, а пару раз даже прорвалось что-то вроде того, что лучше вообще не жить, чем жить так.

Отсюда вывод: ждать больше нельзя, ничем хорошим такая тенденция не закончится. Но перед тем, как снова идти к Фуньяню или ещё кому-то из спецслужб, да пусть даже к Ассу (тому байлогу-древтарцу, что маскировался под гуманоида), решила посоветоваться с Шасом. Вдруг опекун поможет подобрать аргументы.

— Думаю, они уже в курсе происходящего, — потянул бывший опекун, после того, как я обрисовала ситуацию.

— Сомневаюсь, — возразила я, удобнее устроившись на кровати. — Ликрия ведь реально загоняют. По нему видно, что он на грани.

— Или так кажется, — жестоко отрезал Шас. — Не забывай, он — арван и показывает те эмоции, которые считает нужными.

— Но не в присутствии байлогов, — повысила голос я. — При байлогах арваны теряют самоконтроль и открываются настоящие эмоции.

— С вами байлогов не живет, — подумав, возразил опекун. — На каком расстоянии их воздействие ещё сказывается?

— Не знаю, однозначного ответа найти не удалось, — призналась я. — Судя по всему, опасная для арванов аура у каждого байлога индивидуальна. По информации в среднем где-то от полутора десятков до нескольких сотен метров. Чем ближе — тем сильнее. А в университетском квартале и в университете байлоги почти постоянно присутствуют, так что даже ночью, дома, влияние всё равно есть.

— Вот, значит, как, — собеседник сделал паузу. — Ладно пара десятков, но если, действительно, и сотни могут быть — тогда да, для Ри это постоянный стресс.

— Я не понимаю, зачем ему ещё и этот «заступник» арван жизнь портит! Ведь и без него сложно. Он же просто издевается, да ещё, такое впечатление, что получает от этого удовольствие!

— Успокойся, — посоветовал Шас. — Не знаю, что там насчёт получения удовольствия, может, это и правда. Но не думаю, что всё так просто. Если бы арван хотел бы именно поиздеваться, то не к чему было бы оформлять кредит.

— Чтобы дать надежду, а потом её убить, — предположила я.

— Сомневаюсь.

— Почему?!

— Посмотри сама. Банк выделил кредит, причём большой. За вами присматривает не только злонамеренный арван, но и другие люди. Да ещё учти, что вы подписали контракт со всей гигантской пятёркой.

— А это-то тут причём? — не поняла я.

— При том, что вы станете ценными специалистами, а значит, за вами будут следить не только затем, чтобы в чём-то ограничить, но и чтобы обеспечить относительно большую защиту. Понимаешь? — дождавшись неуверенного подтверждения бывший опекун продолжил: — В спецслужбы могут взять садиста, но там трудно удержаться тому, кто пренебрегает своими обязанностями или развлекается в ущерб работе. Тем более, находясь практически на виду у остальных. Или ты наивно считаешь, что за Ликрием, арваном и чиртерианом, приглядывает только арван?

— Пожалуй, всё-таки нет, — подумав, признала я. — Но почему тогда позволяют твориться такому?..