Чудачка

Вера залезла в банку с солью, зачерпнула и щедро метнула в закипающую воду кастрюльки чайную ложку с горкой. Вода в эмалированной старой кастрюльке взметнулась горбом, как волна при шторме, стала грязно-голубой и опала назад, оставляя вонь паленого волоса.

— Мама, мне кажется, пельмени в этой воде варить нельзя. Ее надо вылить, а кастрюльку выбросить, — дрогнувшим голосом, резюмировала Надя.

— Я воду из чайника наливала. Его тоже выбросить? — только и спросила Вера.

— И его, — отрешенно согласилась Надя.

— Дочка, мы ведь не сумасшедшие? — все-таки осторожно уточнила мама.

— Нет, — чуток подумав, твердо объявила Надежда свой ответ на слишком популярный этим вечером вопрос.

— Тогда, что происходит? Это все как-то связано с твоими рассказами про... — матушка замялась, но все-таки произнесла, буквально заставила себя сказать то, что выговариваться никак не хотело: — про кулон и Силы.

— Я не знаю, но попробую узнать. Я их сейчас позову. Только ты все равно не увидишь и не услышишь ничего, лишь мои слова.

— Если они объяснят, почему погиб цветок и вода испортилась, я попробую поверить, — нетвердо пообещала Вера, присаживаясь на табуретку рядом с дочерью.

Надя положила ладошку на подвеску, которую теперь не снимала даже ночью, потому что с ней было как-то уютнее и надежнее. Вздохнула и позвала: — Силы Двадцати и Одной! Пожалуйста, мне с вами очень надо поговорить!

— Плетущая? /Звала?/ Что случилось? У нас проблемы/огорчение/ неприятности! Хорошо, что позвала, посоветуемся! — раздался в создании Нади привычный уже слаженный разноголосый ответ.

— Посмотрите на воду в кастрюле и чайнике. С виду была обычной, мы хотели сварить пельмени...

— Нельзя! — одновременно и единогласно завопили Силы, а потом их голоса смешались: — Отрава!/Опасность!/ Радужная смерть!/Откуда?/Кто сотворил заклятье?

— Мам, они подтверждают, что в кастрюле и чайнике яд, — первым делом проинформировала Веру дочка, не добивая родительницу эффектными словами 'радужная смерть', и уточнила уже у Сил:

— Какое заклятье? Вы же сами утверждали, что в этом мире не действует магия.

— Говорили/ Так и есть! Заклятье древнее! Злое!/ Великие маги или боги на него способны./ Нити Мироздания видишь ты, те, кто радужную смерть плетет, иным путем идет! Нити надрывают чары те, узлами тайными завязывают. Потом исчезает плетение то. Семикратно удар сплетенное заклятье наносит, но узреть нельзя его, лишь действие и след цвета потом, — выдали оглушительную информацию собеседники, вновь вещая хором.

— Вы хотите сказать, что меня кто-то пытается убить магией, — конкретизировала Надежда панические вопли Сил. — Значит, вода в бутылке, упавшая картина, странный запах духов и сменившая цвет вода в кастрюльке — все это может быть одним заклятьем?

— Уже голубой цвет плетения! Пятикратно по тебе удар был нанесен! — удивительно слажено продолжили биться в истерике Двадцать и Одна Сила, более всего коря себя за то, что ничего не заметили до тех пор, пока избранница не позвала и буквально не ткнула их носом в опасность.

— Пять? Эм, красным светилась вода, чеканка из креплений, заискривших оранжевым, выскочила — было, искорка в духах зеленая появлялась. А желтого цвета не заметила, — развела руками Надя, под причитания Сил о проваленной попытке наслать страшнейший ночной кошмар, лишающий рассудка.

Откуда было знать коварным убийцам про отважного айтишника Бомбошкина, принявшего удар на себя? Про его фанатичную любовь к фильмам ужасов и закаленную ими психику? Чтобы чары подействовали, зрящий обязан был хоть на миг испугаться видения, а он, зараза, испустил неистовую волну восторга, мгновенно нейтрализовавшую зловредное плетение!

Не ведая о героическом спасителе, девушка отложила переживания о несостоявшихся мистических покушениях и уточнила самое актуальное для небогатой семьи:

— Посуду выбрасывать или ее как-то отмыть от отравы можно? Жалко чайник и кастрюльку.

— Мы поможем, воздействие на воздействие извне разрешено и возможно в рамках технических миров, — поспешно объявили Силы и будто супер-средством прошлись по пострадавшей посуде, устраняя ошметки ядовито-голубой дряни, заодно избавляя пространство и от вони паленых волос. Последнее, скорее всего, существовало лишь в воображении чуткой девушки и сменилось приятным запахом озона после грозы.

— Спасибо, — поблагодарила Надя и сообщила замершей на табуретке матери: — Силы все исправили, выбрасывать ничего не придется.

Вера только тихонько растерянно вздохнула, а девушка продолжила расспросы:

— Кто от меня пытается избавиться? У вас есть враги?

— Мы не боги, не враждуем ни с кем!/ Блюдем гармонию миров!/ Не должно врагов быть!/ Не знаем, сложно информацию о техномирах собирать!/ Не видим нужной ячейки в информационном коде Вселенной! Искать будем! — опять дружным хором выдали почти привычную Наде разноголосицу незримые собеседники.

— Поняла. Только вы сами говорили, здесь магия не действует, как же тогда эта сработала? — снова повторила вопрос озадаченная девушка.

— Магия в мире техническом не проявляется явно. Но ты — Плетущая, сила твоя при действии вовне направленном, будь то беседа, совет или иное, что влияет на миры иные, сама создает поле, в котором частица магии проявиться может, не только твоя, но и извне привнесенная. Внедрилась в плетение силы твоей, в ней же скрылось! Не разглядеть!/ Дар угрозой обернулся! Не учли/Не просчитали/ Подвергли опасности! — вывалили информацию на многострадальную голову собеседницы Силы.

Они кружились радужным вихрем по комнате, выливая на Надю панические всплески эмоций, отдающих переспелой и подкисшей черникой. Почему черникой и именно подкисшей, Надя, как обычно бывает с ее странными вкусо-ароматическими ассоциациями, конечно, сказать не могла, но настроение у Сил Двадцати и Одной было именно таким.

— Пельмешки-то можно варить? — не дождавшись других пояснений, неуверенно уточнила мама Вера и, получив согласный кивок, занялась единственным полезным делом.

Почему-то у Веры Николаевны не получалось поверить в настоящую опасность, грозившую ей и дочке от цветной воды в кастрюльке. Нет, какой-то частью сознания она принимала странную реальность, но испугаться так, чтоб до паники, как если бы на нее упал кирпич или попыталась задавить машина, все равно не получалось. В мире без магии практичной, умудренной жизнью женщине сложно поверить в реальную магическую опасность, даже имея странную дочку. Сейчас, к примеру, она разговаривала с пустым пространством и, кажется, получала от него ответы. Впрочем, даже слепая к магии Вера Анатольевна каким-то шестым или седьмым чувством ощущала незримое присутствие. Может, от дочки нахваталась? Это было все равно как стоящий у тебя за спиной или за дверью гость. Не видишь, почти не слышишь, но что-то выдает чужое присутствие. Дыхание ли, тепло тела, биение сердца... Может и в самом деле матери и дочке пора сходить в гости к Ванечке? Вот только прежде, чем такое решать, лучше покушать!

Глава 7. Опять нет повода не выпить

Пока мама возилась с пельменями, восстанавливая немудреной готовкой душевное равновесие, Надя перешла в другую комнату и спросила:

— А теперь скажите, чем вы так встревожены, кроме покушений на меня?

— Последовали совету мы твоему об авансе законнику Дарсену. Показали ему новые воплощения тех, кто родными был ему, и нынче жалеем... — выпалили Силы очень дружным хором. Мысль эта была общая на всех.

— Подробности расскажите, — попросила девушка.

— Он снова сильно пьет, очень расстроился.

— Так страдает от невозможности быть рядом с теми, кого увидел снова? — принахмурившись, уточнила Надя.

— Не знаем. У него такая каша в голове сейчас... — почти всхлипнули Двадцать и Одна сызнова удивительно слаженно.

— Разверните, пожалуйста, экран связи, я хочу с ним поговорить, — попросила Плетущая, и Силы поспешно выполнили ее просьбу, являя изображение. Сами же шмыгнули куда-то в сторону и затаились. Дескать, нас тут нет, не было отродясь и не будет.

Дарсен Виндер сидел в каком-то грязном кабаке. Даже ничего не понимающая в забегаловках такого рода девушка не могла иначе назвать темную, воняющую гнильем, тухлятиной и безнадежностью дыру.

Разумеется, юрист опять топил свои печали в крепком алкоголе. Перед ним стояла глиняная кружка и кувшин с надколотой широкой горловиной. Сам и без того не слишком привлекательный внешне, обрюзгший мужчина сейчас был заляпан вином, кажется, чем-то жирным и немного кровью из рассаженной губы. А еще он походил на панду-мутанта. Один подбитый глаз отливал синевой.

Дарсен Виндер, блестящий законник, квасил по-черному и бесконтрольно выплескивал свою боль в пространство. Наде никогда не нравилось общаться с пьяными. От них, чем больше выпьют, тем хуже пахло. Но сейчас она сама попросила о разговоре и не имела права отказываться от беседы. Если верить словам Сил, а врать эти создания были органически не способны, потому как такими их создал Творец, то все происходящее было следствием необдуманного совета. Ее совета.

— Дарсен, — осторожно позвала Надя, не зная, с чего лучше начать и будет ли в такой ситуации вообще какое-нибудь лучше.

— Куколка? Привет! — совершенно трезвым голосом отозвался юрист. — Великие на работу что ль призывают, опять пауки где-нибудь завелись?

— Нет, они за тебя очень переживают, — тихо ответила Надя.

— Что за меня переживать? Дураков учить надо, жестко учить. Мордой об стол. А лучше о брусчатку повозить, чтоб, если в башке соображения нет, так через дырку пускай снаружи затечет...

— Все настолько плохо? — испугалась девушка. — Твои родные страдают?

— Мои родные... — Дарсен отхлебнул не из кружки, а прямо из кувшина, снова порезав губу о сколотый край и даже не заметив этого. А потом горько выдохнул: — Они не мои ныне. Они счастливы, куколка! И никогда не вспомнят обо мне. Я им не нужен! Смешно!

Хриплый хохот Виндера был горькими осколками разбитого зеркала.

— Моя хрупкая упрямая Эльмис уже не Эльмис, а везучий, как демон, предводитель хирда морских разбойников, способный развалить меня нынешнего на две половинки одним ударом даже не топора, ножика. А малыш Дильт — многодетная мать в семействе богатого купчика.

— Ой, — только и смогла сказать Надя, прижав ладошку ко рту.

— О да, куколка, только не 'ой', а за... — то, что сказал Дарсен дальше, Надя понять не смогла. Скорее всего, с разбитых губ слетала очень грубая брань. — А я...

И снова Виндер выдал что-то непечатное, не предназначенное для перевода. Впрочем, главное Надя уяснила и выпалила то, что пришло в голову:

— Ты жалеешь себя!

— А ты жестока, куколка! — скривил окровавленные губы юрист.

— Ты жалеешь, потому что цель, поставленная в отчаянии от боли потерь, оказалась погоней за призраками, — перевела на язык слов не столько для юриста, сколько для себя Надя, пытаясь расшифровать запахи и цвета, мельтешащие вокруг Дарсена. — Ты рвал жилы, собирался свернуть горы, считая, что они нуждаются в твоей помощи и поддержке. Но узнав, что родные по-своему счастливы, страдаешь, поскольку они не дождались тебя за порогом. Стали жить без тебя. Посмели устроить свою судьбу и изменились. Тебе их не догнать, а значит, бежать некуда и незачем.

— Хватит, куколка, — ручка кувшина, которую толстяк юрист сжимал в кулаке, треснула, отвалилась от убогого сосуда с выпивкой и осыпалась мелкой крошкой.

— Прости, — сразу смолкла и потупилась Надя. — Я... Я не хотела сказать все это тебе, оно как-то само сказалось, когда смотрела на грязно-душные сполохи. Болотный, лиловый, тина и сероводород... Ты обычно слегка горчил, как корочка свежего лимона, а сегодня воняешь.

— М-да, не духи от Лаберка, — машинально нюхнув свой рукав, согласился Дарсен.

— Я не о запахе тела, — покачала головой Надя. — Я по-другому чувствую. Не важно. Пей, если считаешь нужным, а потом давай снова решать задачки Сил.

— А зачем мне теперь-то это надо, куколка? — оскалился юрист. — Для чего?

— Для чего? — пожала плечами девушка и снова откровенно призналась: — Не знаю. Я не знаю, для чего тебе. Мне просто интересно и радостно, когда в жизни есть кусочек чуда. Ты слишком привык к чудесам рядом и радости от этого не испытываешь. Но ты можешь попросить зарплату или еще что-то из обычных человеческих хотений. Все лучше, чем пить и жалеть себя, спуская в унитаз дни.

— Ах да, я и забыл, куколка, ты из Служителей. Такие, как ты, всегда с большим прибабахом, — зло прокомментировал пьяный Дарсен, желая как-то уязвить ту, которая бесцеремонно копалась в его душевной ране. И наковыряла столько всего, что он сам себе еще противнее стал, чем был.

— Я знаю, — лишь слабо улыбнулась Надя, а затем прибавила: — Мне это нравится. Лучше быть чудачкой, как я, чем такими, как многие рядом. Им скучно жить, они не видят яркие краски мира вокруг.

— Тогда любуйся, сколько хочешь, а с меня хватит! — рявкнул Виндер и снова присосался к кувшину, ставя градусную точку в разговоре. Держал он емкость одной рукой, а пальцы второй сложил в странное сплетение. Пусть оно не было похоже на привычные Наде, однако, девушка безошибочно истолковала знак, как грубый посыл.

Понимая, что ничего изменить не сможет, Надежда печально повинилась перед Силами, отключившими трансляцию:

— Простите, я все испортила. Совет плохой дала, хорошего человека расстроила, работу вам сорвала.

— Ты попробовала, — закружились сочувственным голубым хороводом Силы Двадцати и Одной. — Мы часто не понимаем людей. Думали, увидеть радость прежде любимых ему будет приятно, а он огорчился. Но мы не можем пробудить память прошлого у неподготовленных душ, обретших новые оболочки. Такое бремя по силам лишь богам, мудрецам и могущественным магам. А его близкие были и есть обычные люди. Им память принесет много боли, потому что они уходили в страданиях...

— Хотели, как лучше, а получилось, как всегда, — сворачиваясь клубочком в кресле, с грустной улыбкой процитировала Надя удивительные, нечаянно-мудрые слова одного прежнего политика.

— Почему ты не сказала Дарсену о нависшей опасности? Он мог бы дать совет и перестать пить? Снова начать работать с нами... — не оставляя попыток разобраться с человеческой логикой спросили Силы.

— Зачем ему мои проблемы? Ему сейчас своей боли хватит. А работа... Мне почему-то кажется, он не бросит. Ему же, я чувствовала, тоже было интересно. Сейчас он купается в своем горе и не хочет слышать ничего. Пусть, подождем...

— Надя, пельмешки готовы! Иди ужинать! — донесся из кухни голос матери.

— Иду! — откликнулась девушка и устремилась на манящий запах готового блюда.

Домашние пельмешки с кусочком масла, тающем на горячем, исходящем паром тесте, пахли умопомрачительно. Живот у девушки заворчал, как какой-то маленький, но очень голодный зверек.

В умиротворенной тишине, запивая пельмени горячим чаем, маленькая семья поужинала. А потом мама Вера неожиданно выпалила почти в панике:

— Надюш, я все-таки чокнулась, или у нас на кухне какой-то пестрый вихрь под потолком мельтешит?