Итак, катерные тральщики трудились где-то на середине минного заграждения, проверяя, нет ли мелкосидящих мин, или просто таких, что по техническим причинам не встали на заданную глубину или всплыли. Позади катерных, шли морские тральщики, прочёсывали море на большую глубину. Следом напирали сторожевики — эти когда-то, часто в далёкой молодости, числились миноносцами, а теперь стали патрульно-сторожевыми кораблями, ну и, конечно же, несколько траулеров, в ранге сторожевых кораблей, также с тралами. Сразу за тральными кораблями, увидев приближающиеся русские эсминцы, в проход начали втягиваться все остальные. Всю эту движуху остались прикрывать два эскадренных миноносца по семьсот тонн каждый, имеющие всего по два восьмидесятивосьмимиллиметровых орудия и по четыре шестнадцатидюймовых торпедных аппарата, а также три больших траулера, вооруженных парой мелких двухдюймовок каждый.
"Новик" и "Победитель" вначале разрядили свои торпедные аппараты по тесному скоплению кораблей, а потом открыли беглый огонь по всему, что попадалось на глаза. На всё про всё у них было семь минут форы, так как быстро приближались германские крейсера. Но и этого хватило, чтобы нанести серьёзный урон противнику. Торпедами был потоплен транспорт, буксир, большой тральщик. Ещё одно сторожевое судно, налетело при маневрировании на мину и быстро упокоилось на дне. Большой транспорт получил повреждения от торпеды, но возможно и от мины и потерял ход. Впоследствии он был добит артиллерией с наших кораблей. Кроме того артиллерией было потоплено ещё два сторожевых судна. Один эсминец противника остался без хода, волнение и ветер вынесли его на мины. Мы не знаем, сколько ещё было повреждено судов попавших под огонь наших эсминцев. Но знаем, что противник добился семи попаданий снарядами калибра 52-88-мм. На эсминцах погибло трое, ещё одиннадцать человек получили ранения. Разгром был бы полным, но этому помешали быстро приближающиеся к месту боя германские крейсера. Теперь нашим эсминцам пришлось спасаться бегством под частые всплески германских снарядов в сторону приближающего "Цесаревича".
Отогнав "Новик" с "Победителем", германские крейсера расположились перед фарватером, в ожидании подхода своего линкора, но через несколько минут стало понятно, что линкор до фарватера не дойдет. Было видно, что сильно поврежденный линкор, преследуемый русским дредноутом, повернул на юг, к Курляндскому побережью, намереваясь, по всей видимости, выброситься на прибрежные отмели. Но это ещё не всё, сюда к проходу на всех "парах" спешили остатки немецкой эскадры. А параллельно им, но немного отставая, несколько русских кораблей, в том числе один крейсер. С северо-востока надвигался русский броненосец с канонерками, и возвращались два больших эсминца. Вот этот-то броненосец и был сейчас самым опасным противником для германских крейсеров. И только он мог задержать убегающего противника.
Глава третья. После боя.
I
— Ваше Превосходительство, Ваше Превосходительство. Михаил Коронатович! Михаил!!
Слышу как сквозь вату чей-то голос.
— Убили?
Кто это меня хоронит, никак Качалов, сердешный друг, переживает как за родного. И сколько же он у меня? С девятого года, и всё время со мной.
— Нет, не убило.
Никишин. Тоже переживает.
— Так вся же голова в крови.
-Это его циферблатом ударило по голове. Его с креплений при взрыве сорвало. Спасибо что снаряд вскользь ударил, ты бы видел, какую он выбоину в броне оставил. А если бы прямо.... Даже страшно подумать.
— Похоже, приходит в себя, веки подрагивают.
Знакомый голос, вспомнить не могу.
— Ваше Превосходительство. Михаил Коронатович. Вы меня слышите?
Пилкин.
Медленно разлепляю глаза, затылок болит, в голове шумит, самого мутит. Ощущения как утром первого января. Надо мной склонились судовой врач Фаддей Григорьевич и Пилкин, рядом Качалов со слезами на глазах, чуть поодаль мичман Никишин. Я в своей каюте. Ничего себе меня приложило! Чем?
— Ну, наконец-то, вернулись в сознание, Ваше превосходительство. Мы уж и не знали, что думать, больше часа, как вас сюда перенесли, а вы все никак.
— Как больше часа, а как же бой?
— Победа! Ваше Превосходительство! Победа! — воскликнул Никишин.
Пилкин глянул на мичмана так, будто перед ним стоял соперник, который увёл возлюбленную.
"Ясное дело, отобрал право первым сообщить мне эту новость" — усмехнулся я про себя
— Не такая это и победа, Михаил Коронатович.
— Что так? Сильно нас потрепали? Давай, выкладывай всё начистоту, нечего меня жалеть. Где противник? Что с нашими кораблями? Потери? Кто командует эскадрой. Не томи, Владимир Константинович.
— Но вы ранены, у вас сотрясение, вам нельзя волноваться. Нужен полный покой, минимум три дня.
— Полноте, доктор, какой покой, какое на хрен ранение?! Когда получаешь железкой от своего же корабля, это несчастный случай.
— Владимир Константинович, что молчишь?
— Ну что тут говорить, "Нассау" мы всё же утопили за милю до берега, теперь там его мачты из воды торчат. А вот флагман Шмидта сумел добраться до берега и выбросится на него, став правым разбитым бортом к берегу. Плен не сумел добить его, хотя его крейсера, да и "Слава" добились нескольких попаданий, но немец всё же дополз до берега. И как я уже сказал, Шмидт так выбросил свой корабль так, что орудия левого, неповрежденного борта, что отдыхали почти весь бой, теперь смотрят в море. А там ещё оставалось немало снарядов, чем Шмидт и воспользовался. Наши корабли подошли слишком близко, намереваясь его добить. Плен предположил, что экипаж линкора тут же начнет эвакуацию на берег и сильного противодействия не ожидал, за что и поплатился. Германцы главный калибр сосредоточили на "Славе", так что капитан первого ранга Ковалевский еле ползет сейчас к острову Руно. Досталось и крейсерам Плена. Но они быстро отошли, но по нескольку снарядов всё же успели поймать, хорошо, что не главным калибром.
-Да, все это крайне неприятно, что вот так недооценить противника и подставиться под его орудия. Ну и что сейчас с этим линкором?
-Послали четыре эсминца, чтобы добить линкор, они доложили, что добились четырёх попаданий в корабль.
— Как им засветло удалось подойти на дистанцию пуска
-Так солнце-то уже зашло, вот в сумерках они и сблизились.
-Тогда не факт что они поразили линкор. Торпеды могли взорваться, ударившись о грунт. Всё это надо будет проверить завтра и если что, добить линкор. Теперь расскажи, что стало с остальным германским флотом?
Похвастается нечем. Из залива смогли вырваться два тяжело повреждённых крейсера и большинство тральщиков, это касается в первую очередь малых, так как они были и ближе всех к выходу, да и малая осадка им помогла. Спаслось около десятка эсминцев, но большинства из них серьёзно повреждено. Кто от огня наших кораблей, а кто и подорвался на минах, так как пошли по минному полю, спасаясь от наших снарядов, и ещё кое-кто выскочил по мелочи.
-"Полтава". Что с "Полтавой"? И тут же меня пронзила такая острая боль в голове, что я невольно вскрикнул, и так скривился, будто хватил горсть клюквы.
-Ваше превосходительство, что с вами, вам плохо? Так, господа, прошу оставить Его превосходительство в покое — объявил Фаддей Григорьевич.
-Доктор погодите немного — остановил я Фаддея. Владимир Константинович, рассказывай.
Пилкин глубоко вздохнул, я не знаю, о чем он там думал в этот момент. Может, представил свой корабль в таком же состоянии, а возможно не знает как мне сообщить что "Полтаву" не удалось спасти.
Ну! Что с линкором — в нетерпении подталкиваю Пилкина начать говорить.
-Да успели, довели его до мели. Вот только.... Пилкин опять замолчал на несколько секунд — да и что от него осталось. Сейчас над водой находится только его корма. Вода плещется возле второй башни. Носовая оконечность примерно в районе тридцать третьего шпангоутов отломилась и затонула. Теперь и за два года его не восстановить, а во время войны совсем нецелесообразно. И самое прискорбное это то что "Полтава" понесла самые большие потери. Только погибшими больше ста пятидесяти человек, из них, пять офицеров. И ранеными не меньше двух сотен, среди них тяжело ранен командир "Полтавы", капитан первого ранга Вяземский, и ещё с десяток офицеров. А всего в этом бою, общие потери по всем кораблям, составили около пятисот человек из них двести одиннадцать погибших.
"Это очень большие потери для нашего флота, просто невосполнимые. Я уже предчувствую, в чем меня будет упрекать адмирал Канин. Угробил полностью один линкор, второй наполовину".
-А какие потери в кораблях?
-Наши потери если не считать "Полтаву", составили всего два эсминца, и один из них, это "Страшный" из полудивизиона Паттона, второй потерян ещё вовремя отражения торпедной атаки. У нас в этом бою, без царапин только крейсера Вердеревского. Он очень обижен на то, что ему мало дали пострелять.
-Но зато он помог "Полтаве" не затонуть и довёл её до мели. Насчет раненых — всех отправить в Ревель.
-Трухачев уже распорядился.
-Так он принял командование после того как меня контузило.
-Да
-А почему не Павел Михайлович?
-Капитан первого ранга Плен ранен, но не так серьёзно как Вяземский, он и передал командование над оперативной группой, контр-адмиралу Трухачеву.
-Стоп. Ты говоришь, что большинство тральщиков прорвалось. А это значит, что Хиппер может предпринять попытку прорыва обратно в залив, а у него там шесть дредноутов. А мы сейчас почти безоружны. Так?
-Да, это так. Бронебойных снарядов у нас осталось всего девяносто три штуки да шестьдесят один фугасный, это только в действующих башнях. Есть ещё снаряды в третьем погребе, только бронебойных там более ста шестидесяти, но башня полностью выведена из строя. Воду из погребов мы уже откачали, но заряды там пришли в негодность. Можно было бы попытаться какое-то количество снарядов достать из третьей башни и пополнить ими вторую и четвёртую. Но и это пока сделать не можем — элеваторы не работают.
-Значит, если вдруг что, то Хиппера нам встретить просто нечем. Даже "Слава" и тем более "Цесаревич" нам не помощники.
-А "Слава" и так не в состоянии нам чем-либо помочь. Но сейчас темно и противник в любом случае до утра никаких действий не предпримет.
-А что мы можем предпринять в этом случае? Сами мы сейчас, где находимся?
-Перед проливом.
-В каком состоянии корабль?
-В нас попало девять крупнокалиберных снарядов. Имеем три подводные пробоины. Третье котельное отделения выведено из строя и полностью затоплено. Первое котельное, в нерабочем состоянии, но воду из него удаётся откачивать, уровень воды медленно, но верно падает. Турбины в полном порядке, но пара для полного хода не хватает, узлов семнадцать дать можем. Про главный калибр мы говорили, проблема в нехватке боекомплекта. Из шестнадцати 120-мм орудий, в строю осталось одиннадцать. Орудия правого борта не пострадали, да и боекомплект там почти полный, и я приказал переместить оттуда по сотне снарядов на ствол, на левый борт, да из пострадавших казематов весь годный боекомплект переместить к целым орудиям.
-Потери на корабле большие?
-Погибло двадцать девять, ранено шестьдесят семь, ещё одиннадцати не досчитались, возможно, где-то в затопленных отсеках.
-На чём отправляли раненых?
-У борта стоит эскадренный миноносец "Сибирский стрелок", на него и передаем тяжелораненых, ему все равно идти в Ревель на ремонт. Хотели и вас переправить на "Стрелка" чтобы доставить в Ревель, пока вы были без сознания, да решили немного подождать.
-Ох, и не поздоровилось бы тебе Владимир Константинович за это, отправь ты меня не раненого, а только с этой ссадиной на голове в Ревель. Ты представляешь, как бы там на меня посмотрели. Командующий покинул свой отряд, будучи даже не раненым, хотя бы малюсеньким осколочком от неприятельского снаряда, а так, с шишкой на голове. Да это чистой воды дезертирство.
-Ваше превосходительство, что вы такое говорите, что нам оставалось делать, когда вы больше часа не приходили в сознание?
Я опять сморщился от боли, которая пронзила мою голову. Доктор опять засуетился около меня.
-Фаддей Григорьевич, вам что, больше делать нечего? Крутитесь тут возле меня. И прошу не обижаться. Я практически здоров. А вы, голубчик, идите, займитесь ранеными, а я как-нибудь перетерплю. Владимир Константинович, надо связаться с Трухачевым. Он командовал обороной Рижского залива, выясни, есть ли ещё запас мин на минных заградителях или в другом месте. И откуда их можно доставить к проливу? Это надо сделать ещё до рассвета.
Первыми из Риги к проливу ещё в предрассветных сумерках пришли три старых эсминца, каждый имел на палубе по двенадцать мин. Это всё что оставалось в Рижском арсенале. Кроме того из Моонзунда уже с первыми лучами солнца пришел тральщик "Пламя" с двадцатью пятью минами на борту. Вот всё это мы и поставили на новом фарватере, и стали ждать появления кораблей противника.
II
С утра мы приготовились к появлению гостей и продолжения веселья. Только вот, ожидаемый итог был для нас просто неприемлемым. Ведь реально сражаться с германскими дредноутами было некому. И лучшим выходом, для меня, по крайней мере, была гибель в бою. Это хотя бы не бесчестье от снятия погон и увольнение от службы. Но, к великому моему сожалению, я был не один. Поэтому все необходимые команды были отданы и на всех кораблях, своими силами исправлялись повреждения, подводились пластыри под подводные пробоины, откачивали воду из затопленных отсеков. Мы готовились к бою. Через два часа после восхода солнца, на противника, по нашей просьбе, был совершён налёт стратегической авиации из Зегевольда, то есть всеми "Муромцами", а вот охраняли их, вылетавшие с Эзеля гидросамолёты. На этот раз налёт не принёс ожидаемого результата, было всего одно попадание пятипудовой бомбой в "Тюрингер" с минимальным для него ущербом.
Мы до полудня простояли перед проливом в ожидании. Понимали, что противник знает о нас теперь всё или почти всё, и наверняка двинется отвоёвывать потерянные позиции. Но когда нам сообщили с Цереля, что германский флот снялся с якоря и отходит в юго-западном направлении, сначала не поверили. А получив подтверждение — удивились. Германский флот уходил, а ведь для полной победы ему нужно было только начать новый бой. По правде, это было для нас настолько приятным, а главное, неожиданным известием, что даже получив повторное донесение от летунов, мы боялись в это верить. Ведь почти все утром переоделись в чистое бельё. У кого, конечно, оно было. Но случилось чудо, и германский флот уходил.
Сражение за Рижский залив было выиграно, а это значит, что и саму Ригу мы должны отстоять и отстоим. Без поддержки флота, германцам Риги не видать как своих ушей, если конечно они не превратятся в слонов. На всех кораблях вздохнули с облегчением, возможно сегодня больше никто не погибнет, а может и завтра. Наша радость от этого известия была искренней, все кричали УРА! Но ещё сутки мы простояли в Ирбенском проливе — так на всякий случай. Но воздушная разведка, вылетавшая к Виндаве и далее к Либаве, германских кораблей не обнаружила. Да и наша радиоразведка подтвердила, что линейный флот движется в сторону Киля. А ещё через двое суток наши тральщики начали расчищать фарватер для того чтобы мы могли уйти из залива. Им пришлось несколько раз пройтись по фарватеру, туда и обратно, чтобы уж наверняка уничтожить все мины. Но чтобы не было никакой неожиданности, наша авиация каждый день летала на разведку, не появится ли вдруг германский флот. Но нет, германских кораблей поблизости не наблюдалось.
