Цена недоверия

Омаэль отмолчался, как делал это часто, но я с сожалением поняла, что мнения своего он не изменил. Упрямство мне всегда в нем нравилось, однако наблюдать их грызню с мамой, я не хочу. С другой стороны, она все реже допускает наши личные с ней встречи, не хочет смотреть как мне тяжело, и свою боль тоже не желает показывать.

Я скучаю по ней. Наверное, это и глупо, по-детски, но я скучаю. И по отцу, и по ней.

Последняя шпилька нашла свое место в моих волосах; Омаэль отступил, опуская руки:

— Все, соль-арэо.

— Спасибо, — я покрутила головой, осматривая мудреное сооружение из подколотых тонких косиц и осталась довольна: не броско, но и достойно соль-арэо. Будь моя воля, я бы не стала мучить свою несчастную голову еще и этими конструкциями, но статус обязывает, не может ведь дочь правительницы явиться в домашнем платье и простоволосая.

Так что терпим молча и с улыбкой.

— Пойдем, Омаэль, нам с тобой тот еще вечер предстоит.

Мой верный помощник вел меня по коридорам дворца в полном молчании, хотя ему не мешало бы снабдить меня всей нужной информацией о гостях, прибывших на 'смотрины'. Но то ли он понимал, что от меня сейчас толку не добьешься, то ли решил подсказывать на ходу — а этой небольшой передышке перед прыжком со скалы я была рада.

Прием 'для самых близких' по выражению матери, на деле все же обрел несколько больший размах, чем на словах. В зале играла негромко музыка, тихо журчали многочисленные фонтанчики, ловко сновали в толпе слуги с закусками и напитками. Гостей хватало — явно больше пятидесяти человек, и как бы не втрое. Все разряжены по последней моде, наряды так и блещут цветами и драгоценностями, на головах дам, да и некоторых кавалеров тоже, изящные сложные прически.

Омаэль открыл рот что-то сказать — я заметила краем глаза — но промолчал, и по этому молчанию я поняла, что это был очередной нелестный комментарий в сторону моей матери, который он решил оставить при себе. Ничего, я и сама ей выскажу как-нибудь после... Иногда мне кажется, что ее интересует только дела государственные, и она совсем растеряла чувства; неужели неясно, что я не в состоянии выносить весь этот фарс, да еще и на больную голову?

Впрочем, что теперь возмущаться... В моей власти уйти раньше, но только выбрав нужного соль-фламме или же не выбрав никого, но тогда мать неминуемо устроит допрос по поводу каждого мужчины в этом зале и качеств меня в нем не устроивших.

Порой у меня возникают крамольные мысли: что было бы столкнись лбами моя мама и Дарсан? В ней я не сомневаюсь, но соль-терро все же опасается демонстрировать при мне свои наихудшие качества, в этом я уже успела убедиться. Да, я хорошо его знаю, но понятия не имею, что он сделает, как может поступить, если его загнать в угол.

О моем прибытии не объявляли, так как собрание все же было далеким от официального. Но я не сомневалась, наше с Омаэлем прибытие заметили все, кому это нужно, и, разумеется, не подали вида.

Вот одна из дам, словно случайно, заметила нас и бросилась навстречу:

— Соль-арэо, как вы чудно выглядите!

И пошла пляска реверансов и учтивости. Лица мелькали калейдоскопом — Омаэль еле успевал шептать мне на ухо кто передо мной, если видел, что лицо мне не знакомо. А таких, незнакомых, было много: не иначе мать решила не тратить мое время на придворных красавчиков и собрала тут тех, кто не жил постоянно во дворце или же просто редко его навещал.

Интерес ко мне угас достаточно быстро, и виной тому во многом моя немногословность. При дворе я слыла чудачкой, но и только. Многие считали, что стану старше и уж тогда почувствую вкус к интригам, может и были правы, не знаю. Да и не узнаю теперь, что уж там.

И, разумеется, Суэст тоже был тут, и одной своей улыбкой разжег во мне пожар раздражения:

— Что же вы, не пригласили Ену сюда, ей бы понравилось! — ответила я на его приветствие. Красавчик растерянно захлопал глазами, не зная, что ответить и явно сбитый с толку обращением. Согласиться? За приставание к дочери Аметистового дома, к которому питаю более чем нежные чувства, по головке я не поглажу. Отрицать? Еще более глупо, можно и в консорты к этой самой Ене, будь на то ее желание, угодить. Что-то мне подсказывает, что кем-кем, а консортом кого бы то ни было Суэст стать не стремится.

— Соль-арэо, я решил, что девочки еще слишком юны... — начал, было, он оправдываться, но перехватил мой ледяной взгляд и умолк.

— Они юны, это правда. Слишком юны для вас, Суэст, так что впредь я не желаю слышать, что вас наблюдали рядом с ними, иначе это крайне меня огорчит. Надеюсь, вы верно поняли мои слова.

— Соль-арэо...

— Не смею более располагать вашим временем. Омаэль, проводи гостя, будь добр.

Помощник, молча, взял Суэста под руку и увел прочь. Я облегченно выдохнула и не выдержала, чуть сжала пальцами виски от вспышки гнева налившиеся сильной болью. Что ж такое... Не стоило, наверное, приходить, только хуже сделала.

— Если выпить тайи с мятой и ягодами горной голубицы, то головная боль отпустит.

— Сока тайи тут не подают, — машинально ответила я и только потом поняла, что голос мне не знаком. Обернулась и обомлела.

Нет, серо-стальные волосы и синие глаза Алмазного дома, я узнала сразу. Но соль-фламме не походил лицом на Ригона, единственного мужчины из этого дома которого я помнила, и кто не считал потерей личного времени навещать время от времени Лазурный. Как и все ученые, малость зацикленные на своем деле, Ригон мало напоминал соль-фламме даже внешне, о повадках и вовсе промолчу. Я полагала всю его семью такой; а тут... такое.

Ростом мужчина был, наверное, на полголовы ниже Дарсана. Значит на эти же самые полголовы выше всех тут присутствующих, и на порядок сильнее на вид. Но силой иной чем мой консорт — плечи того мне бы не обхватить руками... Потомок Алмазной семьи был строен и жилист, с узкими запястьями и тонкими чертами лица. Не особо красиво, по меркам соль-фламме, но мне это лицо пришлось по душе.

Камзол его был белым до голубизны, и только ряд черных и синих камней по всей длине уха оттенял эту сверкающую чистоту.

— Я не помню, чтобы видела вас при дворе, — заметила я.

Соль-фламме белозубо улыбнулся и протянул мне высокий бокал, наполненный темной жидкостью.

— Да, сока тайи тут не дают, но я умею просить. Выпейте.

Я благодарно приняла подношение и с наслаждением отхлебнула холодного питья. Голова тут же на порядок полегчала, перед глазами прояснилось, и не хотелось их больше щурить, пряча от яркого света.

— Спасибо, вы мой спаситель.

— Неужели никто не придумал принести вам тайи раньше? — смутно знакомым жестом изогнул бровь соль-фламме.

— Увы, мне и самой это не пришло в голову. А вы так и не представились.

— Вы не любите тайн? — подначивающе улыбнулся собеседник.

Омаэля все не было — и где его носит? Ох, как мне не хватает его присутствия! Поскольку моего терпения и вежливости обычно надолго не хватает, этот синеглазый рискует напроситься на отповедь... в лучшем случае.

— Не поймите меня неверно, — сладко пропела я, в душе проклиная мать с ее нетерпением. — Я не люблю чувствовать себя дурой. Быть добычей не люблю тоже, но еще больше не люблю, когда кто-то полагает, что красивые глазки дают ему некие мифические права на бестактности и игры, которые я не люблю не меньше. Что и приводит нас к корню вопроса...

Мать возникла рядом незаметно. Блистающая, в шикарном платье, безумно красивая, и столь же безумно злая, если я не разучилась понимать выражение ее глаз. Похоже, застала самый конец моего 'милого' монолога.

— Съерра, что же ты так неласкова с гостем? — Ослепительно улыбнулась она, и по-свойски потрепала синеглазого по щеке, для чего ей пришлось привстать на цыпочки.

Кажется, они знакомы. Нет, не так. Кажется, они знакомы давно и прочно, но в постель она его так и не затащила, иначе не делала бы таких снисходительно-покровительственных жестов, явно должных мне на что-то указывать, но не указывающих.

Я не успела ничего сказать, как сильная рука приобняла меня за плечи; отец прожигал мать свирепым взглядом и улыбался. Ой-ой, у них, похоже, не все ладно... Мать не подала виду, что заметила яростный взгляд своего консорта, но от синеглазого, будто невзначай, отступила подальше.

Ситуация выходит из-под контроля. Омаэль, где же ты есть, когда тебя так не хватает?

Синеглазый не растерялся: матери тут же отвесил комплемент не выходящий однако за рамки, с отцом обменялся вежливыми шутками, и он — я чуть глаза не протерла, подумав что мне привиделось — растаял, растерял всю свою ярость и даже вполне искренне улыбнулся.

Как?!

Как этот синеглазик за несколько минут умудрился расположить к себе моего отца, о ревности которого слагают легенды?!

И еще один неприятный момент... Почему мне кажется, что все его знают, и только я остаюсь в неведенье? Надо сказать, это чувство изрядно меня напрягает.

Синеглазый соль-фламме же словно и не чувствует неловкости, улыбается, шутит. Дарсана на него не хватает... Хотя нет, Дарсан тут будет все-таки лишним.

Отец обнял мать за талию и мягко увлек в сторону:

— Нам стоит поприветствовать еще кое-кого, Так что Данарис, надеюсь, ты не дашь нашей дочери заскучать!

Данарис — щелкнуло у меня в голове. — Данарис из Алмазного дома. Про него мать говорила как про самого вероятного претендента на роль отца будущей правительницы... Вот и познакомились.

Синеглазый хитро улыбался, посматривая на меня. Что-то он мне нравится все меньше и меньше, даже и не знаю почему.

— Данарис, значит.

Соль-фламме делано виновато развел руками:

— Не получилось тайны, увы. Вы очень разочарованы, соль-арэо?

Очень.

— Нисколько. Скажем, единственный сын Алмазной семьи, которого я знаю, мало похож на вас.

— Если вы о Ригоне, то он мой дед. И да, я мало на него похож, об этом многие говорят. К слову, вы Съерра тоже мало походите на Теару. Хотя это вас, безусловно, только красит.

Я одним махом допила тайю, бокал с которой все еще сжимала в руках, и отставила его подальше, давя искушение разбить об эту светловолосую голову. Это уже будет совсем неприлично.

Краем глаза я заметила направляющегося в мою сторону Омаэля и вздохнула спокойно — теперь можно не боятся сказать лишнего, помощник, изрядно поднаторевший в придворных реверансах, прекрасно чувствовал что, когда, где и кому можно говорить, а когда смолчать и не стеснялся мне это указывать, от чего любая беседа только выигрывала.

— Соль-арэо, вижу, Данарис вам уже представился... — соль-фэсто одарил синеглазого таким взглядом, что у меня мурашки пробежали вдоль позвоночника. — Прошу прощения за непростительно долгое отсутствие, необходимо было объяснить крайне важные вещи соль-фламме Суэсту. Я постарался управиться по возможности быстро, но, похоже, все равно опоздал.

— Не волнуйся, мальчик, я не дал соль-арэо заскучать... Ведь правда же, Съерра?

Не нужно иметь много ума, чтобы услышать в вопросе двойное дно, а значит и не спешить на него отвечать. Видимо Омаэль тоже этого Данариса прекрасно знает, иначе с чего бы столько ненависти? Интересно, когда это он успел так наследить в душах моих близких, и почему я об этом узнаю только сейчас?

— Вы, Данарис, поставили меня в неловкое положение, это да, что же касается скуки...

— Нет, — он притворно схватился за грудь. — Не разбивайте мне сердца, не говорите, что мое общество вам неприятно!

И что на это ответить? Балагур несчастный, и не обидишься, ясно ведь, что он не всерьёз...

— Я скажу это за соль-арэо, — прошипел обычно невозмутимый Омаэль.

— Не думаю, что твои слова станут отражением ее мыслей, — насмешливо парировал синеглазый ублюдок. Он что правда считает, что я позволю вот так запросто злить моего дорогого Омаэля? Напрасно.

— Знаете, Данарис, спасибо за тайю... Но мне хочется пообщаться и с другими гостями, я право слово так давно не выбиралась в свет... Омаэль?

— Конечно, соль-арэо.

— Вот и хорошо. Всего наилучшего.

Я отвернулась от растерявшегося синеглазика и под ручку с Омаэлем невозмутимо двинулась в другую часть зала, где собрались преимущественно дамы.

— За что ты так ненавидишь этого Данариса? Он, конечно, не самый приятный тип, но и только. Дарсан к примеру, куда хуже, но его ты терпишь.

Омаэль, снова вернувший себе привычную холодную отстраненность, покачал головой:

— Тут не самое подходящее место для подобных разговоров.

— Не увиливай.

— Как скажете. Мы с ним сталкивались в Алмазном.

— Не знала, что ты там бывал.

— Бывал, соль-арэо. Ваша матушка посылала. Достаточно давно. Данарис брат Эллинар, если вы не знали.

— Эллинар... Наследница Алмазного?

— Будущая наследница, — поправил помощник. — Вестинаре еще далеко до старости, но да, она уже назвала Эллинару своей преемницей, при условии, что та возьмет консорта из семьи.

Я поморщилась. В некоторых домах межродственные связи все еще не изжили себя. Хотя последствия близкородственных отношений уже давно научились сводить к минимуму, мать прочно вдолбила мне в голову запрет даже на мысли о подобном, изжить который мне вряд ли когда-нибудь удастся.

— И что?

— Данарис ей отказал, она попыталась воспользоваться правом Выбора. Данарис попросил помощи у вашей матери, она послала меня и Арасту в Алмазный. Мы разобрались, но Данарис этот с тех пор мне... не нравиться.

Я хмыкнула.

— Ладно, не хочешь не говори. Мать полагает его наилучшей кандидатурой для меня. Если у тебя есть возражения... то я прошу их озвучить.

— Соль-арэо, — Омаэль остановился и развернул меня к себе лицом, не обращая внимания уже ни на кого из присутствующих. — Соль-арэо, Данарис сволочь, мерзавец и расчетливый ублюдок, но он единственный сможет хоть как-то сопротивляться Дарсану, возникни в том нужда. К тому же если... если вы ему понравитесь, думаю, он откажется от части своих планов, хотя бы на время. Я не могу вам запретить отношения с ним, но я прошу подумать дважды: а стоит ли?

— Омаэль, — я сглотнула внезапно ставший в горле ком. — У меня нет выбора.

— Я знаю, соль-арэо. Я — знаю.

Часть 2. Удар милосердия

Само собой разумеется, что после этого разговора ни о каком приеме речь идти уже не могла. Омаэль проводил меня до моих покоев и тоже ушел отдыхать, обещавшись прийти с утра. Я отпускала его с тяжелым сердцем: и даже смутно догадывалась почему...

Верно догадывалась.

На моей постели сидел, вальяжно прислонившись спиной к резному столбику кровати, Дарсан и отстукивал носком сапога по полу незнакомый ритм: стук, стук, стук-стук-стук, стук, стук-стук... Стук.

— Дарсан, — попыталась я скрыть вину за усталостью, — ну что опять?

Он молчал. Зеленые глаза посверкивали в полумраке недобрым опасным огнем. Волосы растрепались, пряди беспорядочно спадали на лицо, подчеркивая, выделявшиеся из-за теней на щеках, скулы и заострившийся подбородок.

Пряча глаза, я прошлась по комнате, зажигая лампы, вспыхивающие мягким светом, постоянно ощущая взгляд соль-терро не отрывавшийся от меня буквально ни на миг. Зеркало показало мое отражение, бледное и уставшее. Я подняла руки и по очереди принялась вынимать шпильки из прически, сняла серьги. Маленькая застежка ожерелья все ускользала из рук, путаясь в волосах.