Люпин представился, поименно познакомился с нами, а затем перешел к первому уроку. Начал он с того, что спросил у класса, что они знают про боггартов.

Поднялись несколько рук — Грейнджер, Малфой, Патил, Кэренди, Ханна Аббот и еще несколько пуффендуйцев.

Люпин выслушал всех, и щедро "отсыпал" баллов за правильные ответы.

С первых минут спокойным, вдумчивым и дружелюбным подходом, он расположил к себе класс.

— Сегодня мы научимся правильно и эффективно противостоять боггартам, — Люпин подошел к шкафу в углу класса и сдернул закрывающее его покрывало.

Словно дожидаясь этой минуты, изнутри шкафа раздался глухой удар.

— В этом шкафу притаился боггарт, — принялся рассказывать Люпин. — Пока он еще не принял четкой формы. Он ждет. И когда кто-нибудь откроет дверь, он мгновенно узнает самый сильный страх этого человека и станет им.

— Можно вопрос?

— Да, Гарри.

— Получается, что боггарты это легилименты?

— Совершенно верно. Так и есть.

— Значит, сильный окклюмент просто не допустит его в свой разум и боггарт не сможет там ничего узнать, и соответственно, ни в кого не превратиться?

— Так и есть. Три балла Когтеврану. Но пока вам стоит знать, что не пустить боггарта в свой разум могут лишь очень сильные маги.

Затем Люпин очень доходчиво объяснил, что бороться с боггартами весьма просто. Надо делать это группой (тогда ему тяжело принять конкретную форму, так как страхи разных людей будет сбивать его с толку, и он не сможет принять конкретный вид), либо просто представить смешную деталь. Боггарт почувствует эту мысль, изменится и перестанет быть страшным.

Следом профессор показал нам весьма простенькое заклинание, которое называлось Ридикулус. Оно являлось хорошей защитой против боггарта, и позволяла внушить этому чудовищу ту мысль, что хотелось магу.

Ридикулус мы освоили минут за двадцать. Надо будет потом порассуждать, или спросить у Люпина или Флитвика, только лишь против боггартов оно эффективно? Может, есть и другие области применения.

— Ну, что попробуем? — Люпин потер руки. — Давайте подходить по одному.

Народ выстроился в цепочку перед шкафом. Драко, Корнер и я пристроились в самом конце.

Первая вышла Гермиона. Дверь распахнулась. И оттуда вышла профессор Макгонаггал, смотря поверх очков и грозно нахмурившись. Я-то знал, что это не случайно, и Герми до жути боится, что профессор трансфигурации в один прекрасный день скажет своим "ледяным" голосом: — Грейнджер, вы провалили все экзамены. Мы вынуждены исключить вас из Хогвартса.

— Ридикулус, — крикнула Герми и направила палочку.

В руках у Макгонаггал появился большой праздничный торт с несколькими горящими свечами.

Народ засмеялся и оживился. Люпин начислил Грейнджер пару баллов. Очень довольная, Герми отправилась ко мне и Драко.

Очередь стала двигаться. Бедный боггарт толком не мог понять, что ему делать. Страхи у детишек оказались вполне предсказуемыми — змеи, тарантулы, пауки, черные привидения, отрубленные руки, черепа, утопленники. Одна фантазия заставила меня громко захохотать — я и не знал, что школьники могут этого бояться. Похоже, у кого-то психологическая травма случилась в детстве. Хе-хе.

На свет показалась русалка с внушительными сиськами, большим, опытным ртом и многообещающим выражением на лице. Люпин покраснел и моментально прекратил это безобразие.

Пару раз боггарт принимал вид Северуса Снейпа — видать у многих он вызывал соответствующие чувства.

Майкл Корнер вызвал дементора. Судя по всему, недавнее событие сильно повлияла на него. Люпин, стоящий на чеку, мигом прогнал дементора обратно в шкаф с помощью Патронума. Все вздрогнули и не на шутку испугались.

— Дементоры, хоть и ужасны, но не непобедимы, — Люпин обвел взглядом класс. — Лучше всего с ними бороться с помощью силы духа и Патронума. Простого и телесного. Гарри, не покажешь нам?

— Патронум, — я вызвал простой свет, который растекся по классу.

— Дальше, Гарри, — попросил учитель.

— Экспектро Патронум, — из кончика палочки появилась косатка. И честное слово, не вру, мне показалось, что она радостно улыбается зубастой пастью. Я направил ее в сторону девочек. Косатка чиркнула по руке одну, зацепила волосы у другой, потерлась о ногу третьей... Девочки захихикали. Некоторые даже попытались ее погладить.

— Вот видите, как все просто, — спокойно проговорил Люпин. Класс вздохнул. Похоже, никто не считал, что всё "так просто".

— Еще пять балов Когтеврану за демонстрацию телесного Патронума, — Люпин, судя по всему, решил потратить весь лимит недельных баллов на одном уроке. — Ну, что, продолжим?

Народ стряхнул страх после дементора Майкла Корнера, оживился и выразил согласие.

Очередь медленно приближалась.

Прямо передо мной стоял Драко. Боггарт в его исполнении выглядел как суровый, безжалостный мракоборец по имени Грюм Грозный Глаз. Любопытно. Какой интересный внутренний мир у моего друга. Запомню.

Люпин сделал вид, что ничего не произошло.

Я шагнул вперед.

Эх, зря я все же согласился на эту демонстрацию. Ведь еще в очереди, в самом начале, когда вперед вышла Герми, моя интуиция пыталась проснуться и намекнуть, что лучше в этом не участвовать. А я не послушал. А ведь ранее она меня не подводила. Особенно когда я не был таким тупоголовым бараном. Ну почему, почему я сейчас не проявил осторожность и не отнесся к делу серьезно и ответственно?

Все эти мысли быстро промелькнули в голове, пока боггарт не появился.

Дверь шкафа заскрипела. На свет неторопливо, с достоинством выходит профессор Альбус Персиваль Вульфрик Брайн Дамблдор, великий чародей и маг, одетый в шикарную светлую мантию. Как и всегда, на его носу очки-половинки, а в правой руке палочка. Другой рукой он придерживает подол мантии, так, чтобы случайно на нее не наступить. Дамблдор обводит класс слегка грустным, но бесконечно мудрым и проницательным взглядом. И еле заметно, по-доброму, улыбается в густую бороду. Он все знает и очень сильно всех нас любит.

Приплыли...

Глава VII

— Ридикулус, — что-то я совсем растерялся и на автомате направил палочку на боггарта. В руках Дамблдора появилась настоящая русская гармонь, красная косоворотка, шаровары, сафьяновые сапожки, а на голове фуражка, из под которой торчит задорный, седой чуб.

Жесть. Да что же сегодня за день!

Профессор Люпин пришел в себя первым. Резкий взмах палочки, невербальное колдовство и боггарта-Дамблдора отбрасывает обратно в шкаф. Дверь закрывается. Все стоят, округлив глаза. У некоторых отвалилась челюсть.

И тишина...

Профессор Люпин ничего не сказал. Закончился урок и снова — молчание. Он даже не оставил меня для приватной беседы. И лишь в его глазах я увидел недоумение и растерянность.

Больше всех лютовала Макгонаггал. Похоже, для нее боггарт в виде Дамблдора это крушения целого мира. Она просто не могла поверить, что кто-то боится ее уважаемого и любимого патрона.

— Это немыслимо, Поттер, — профессору трансфигурации изменила ее неизменная выдержка и сейчас она нервно ходила по своему кабинету, куда и я был приглашен на "ковер". — С чего, с чего вы его боитесь? Ведь он столько для вас и для нас всех сделал. Ведь он такой участливый, такой великодушный и мудрый.

Я слушал этот поток и тихо офигевал. Вот ведь какой пласт культуры вскрылся. Здесь прямо культ любимого вождя.

Конечно, за глупую выходку я себя ругал самыми нехорошими словами. Но вот так фанатично защищать Дамблдора, это уже все, финиш. Такое переходит все границы.

— Извините, конечно, профессор, но я не до конца понимаю вашего порыва. Боггарты-то у учеников разные. Вон, чуть ли не четверть Школы боится Снейпа. И никому до этого дела нет. Вроде как в порядке вещей. Да и вас кое-кто представлял...

— Это разные вещи, — решительно возразила Макгонаггал. — Где Снейп, где я, в конце концов, и где директор Дамблдор?

Ага, прямо свет в окошке...

— Могу честно сказать, что до сего дня я даже не думал, что боггарт может принять такую форму. Я просто не знал об этом своём страхе, — я сделал попытку смягчить ситуацию.

— Но, тем не менее, боггарт уловил это в ваших мыслях. Это не просто так!

Конечно, не просто так. Я, может в чем-то и не объективен, но и за директором хватает непонятных поступков. И если разобраться, особой внутренней благодарности к нему я вроде испытывать не должен. Это если нормально оценить все то, что произошло за последние тринадцать лет. И убрать всю ту розовую чепуху, что успели накидать в голову канонному Поттеру.

— Я очень боюсь быть исключенным из Школы, — начал "канючить" я. — Вы знаете, как мне не хочется возвращаться к Дурсли, снова окунуться в этот кошмар. И я боюсь, что не оправдаю надежд. И директору Дамблдору придется меня выгнать...

— Хм, в вашей логике есть определенный смысл, — Макгонаггал замолчала, обдумывая мои слова. — Но это мне все равно не нравится.

— Возможно, и ситуация с запретом на деньги как-то повлияла, — осторожно заметил я. — Вы знаете, многие годы я жил очень просто и даже бедно. А потом неожиданно появились деньги. И так же неожиданно мне ограничили это количество до ста галлеонов в год.

— Как можно по деньгам оценивать директора Дамблдора?

Минерва еще долго возмущалась, трясла поднятыми к небу руками в попытках разбудить мою совесть и привить сознательность и ум.

Херово, конечно, что так все обернулось. Отношения с Макгонаггал, похоже, стремительно "заледенели". А для меня это не очень-то хорошо.

Ну, кто ж знал, что боггарт выкинет такой номер?

"Сам ты и знал. И даже если и не знал, то надо было слушать интуицию", — напомнил я сам себе.

Эх, беда...

Затем меня вызвал к себе профессор Дамблдор.

— Как же так получилось, Гарри, — спрашивал он, сидя за своим столом. Его голос звучал устало и мудро. — Скажи, в чем я был не прав? Давай подумаем. Может нам удастся что-то изменить в этой неприятной ситуации, — он откинулся на спинку кресла и соединил руки на животе.

Дамблдор говорил твердо, спокойно. Мне показалось, что теплоты в его голосе, с момента нашей последней беседы, стало меньше. Неужели обиделся старик?

— Скажу честно, что этот свой страх я отчетливо не осознавал, — начал я. — Но после этого случая я думал. Много думал...

— Позволь полюбопытствовать, о чем?

— О своей жизни... Вы знаете, как я привязался к Хогвартсу? Я же нашел здесь замечательных друзей. Я могу учиться магии! И я очень сильно боюсь это все потерять. Боюсь, что в один прекрасный день меня исключат из Школы. Вы исключите, директор. Извините.

— Ну, не все так страшно. Ты прекрасно учишься. С чего мне тебя исключать? — в голосе мага я отчетливо расслышал недоверчивые нотки. Не верит... Я бы тоже не верил. — Давай еще подумаем. Может, есть и другие причины?

Я почувствовал легкое прикосновение к разуму. Амулет на ухе потеплел. Неожиданно я разозлился. Ладно, ты хочешь услышать правду. На, вот, держи. Не всю, конечно, но хоть что-то:

— Вы знаете, директор, до десяти лет мне жилось несладко. Я носил старые вещи своего кузена Дадли, который на четыре размера больше меня. На мне все это висело, как на пугале. Меня унижали, иногда и колотили. Хотя бывало, что и за дело. Ел я вроде и неплохо, но чувство голода присутствовало достаточно часто. А потом я узнал, что вы мой опекун... Скажите, почему вы не взяли меня к себе, а запихнули в эту семью?

— Кхм... Ты должен понимать, что мои обязанности весьма велики и объёмны. Я просто физически не мог уделить тебе надлежавшего времени.

— Дурсли также его не уделили, — я упрямо сжал губы.

— И там ты в безопасности.

— Защищающие чары можно создать над любым домом.

— Но твоя мать, и ее кровная защита... Не стоит забывать об этом.

— Из книг я узнал, что Лили Поттер погибла в Годриковой впадине, а не в городке Литтл Уингинг. В чем тогда смысл?

— Никто тебе не искал у Дурсли.

— Извините, но мне кажется, что меня вообще никто не искал, — я немного завелся, начал говорить громко, "от сердца". Брови Дамблдора медленно поднимались вверх.

— На тот момент, когда погибли твои родители, для меня и моих соратников, решение поместить тебя у Дурсли, казалось самым очевидным и выигрышным.

— Вы знаете, профессор, не так давно я узнал, что многие семьи хотели усыновить меня. Уизли, Малфои, Боунс, бабушка Лонгботтома и Лавгуды, и другие... Почему вы меня им не отдали?

— Не думаю, что они были бы тебе хорошими родителями.

— До десяти лет, пока не изменились отношения, они всяко были бы лучше Дурсли.

— Вот видишь, ты сам признаешь, что сейчас ситуация лучше, чем была раньше. Все, рано или поздно, оборачивается к нашей пользе. Надо лишь уметь терпеть и ждать. А еще любить и верить.

Мы замолчали. Профессор барабанил пальцами по столу. Я упрямо смотрел в пол. Фоукс, феникс профессора, и тот затих, и казалось, прислушивается к беседе.

И лишь многочисленные механизмы, предметы и артефакты, продолжали тикать, шуршать, звенеть...

Солнечный луч за время нашей беседы медленно полз по ковру и подбирался к моей ноге.

Я чувствовал как прикосновения к разуму усилились. Кафф работал во всю — я это чувствовал. Но директор пробился... Вот он прошел в ту выдуманную комнату, вот раскрыл арку и вот уже читает книгу. Он все же не удержался... Ладно, читайте на здоровье, дорогой директор.

— И у меня всегда было мало денег. Я не мог себе позволить самых простых вещей. А Дурсли не торопились их мне покупать, — я немного опомнился и решил играть роль капризного, своевольного, а не чересчур умного ребенка. — А потом я узнал, что очень хорошо обеспечен. Почему деньги моих родителей мне не выделили? Хотя бы по минимуму.

— Я боялся, что ты вырастишь избалованным и капризным.

— Может и так, — я мотнул головой. — Но я стал таким, каким стал. И вроде начал хорошо учиться, и с поведением все нормально. А вы ограничили мои траты до ста галлеонов. Почему? В чем я провинился? И когда вы сможете снять этот запрет?

Наверное, все же не стоило так разговаривать с таким человеком. Но мне все надоело. Надоела приторность, хитрость и ложь. Надоели недоговорки, ссылки на великое и общее благо. Надоело, что со мной поступают, как хотят. Надоело, что кто-то прописал мою жизнь по строчкам и по дням. И решил, кем я должен вырасти и что делать...

Понятное дело, я ребенок, и некоторые считают, что я буду молчать. Все детство. А потом всю жизнь. И просто прислушиваться к мудрым, слегка "завуалированным" приказам и выполнять правильные приказы.

Пусть Дамблдор думает, что это вспышка у растущего ребенка. Пусть считает, что я издерган после дементора. Пусть надееться, что это какой-нибудь гормональный всплеск.

Я знал правду о себе. Это не случайный эмоциональный пик. Это не глупость. Эти слова — то, о чем я думал в течение этих лет. Эта моя позиция на данный момент.

И все это правда. Пусть и не вся. И пусть совсем не мудро с моей стороны её высказывать.

— Это сложный вопрос, Гарри, — я начинал чувствовать, что Дамблдору перестала нравиться наша беседа. Похоже, она приняла такой оборот, который его не устраивает. — Просто ты должен понимать, что мы действовали для твоего же блага.