Вышла новая статья в Придире. Вернее не новая, продолжение старой, под названием "Сириус Блэк — сокрытая правда, часть вторая". Здесь я уже открыл карты. Подробно, со смаком рассказал читателям, что Сириус являлся лучшим другом Джеймса Поттера, "работал" свидетелем на их свадьбе, а потом стал магическим крестным его сына, Гарри. И вы ведь понимаете, что это означает, спрашивал я у читателей? То, что никогда, не при каких обстоятельствах Сириус не сможет причинить ему никакого вреда. Ну и дальше, все в том же духе. О том, как бывшие дружки-мракоборцы так легко бросили своего товарища, о том, что так быстро все про него забыли и поставили крест, о суде над Блэком, про который уже можно сказать, что там много неясностей и все чаще всплывают новые детали...

Материал получился знатным. А в редакции Лавгуда — так вообще, шикарным. Я представил лица у парочки магов, когда они это прочтут, и невольно рассмеялся.

Вот так и буду дальше — глаголом жечь сердца людей!

Сам Ксено через пару дней прислал мне письмо, и написал, что эта статья — "бомба". Ей, Богу, не вру, так и написал. Журнал расхватывали, как горячие пирожки. Он даже дополнительный тираж организовал. Доход наметился очень неплохой.

Правда, кое-кто заинтересовался, откуда Придира берет все эти сведения, и что это за новый журналист — выскочка под псевдонимом "ОС"? Кто он такой и откуда вылез?

Лавгуд меня уверил, что ничего страшного нет. Ситуация под контролем. Все попытки узнать мое имя он успешно отразил. И даже порадовался этому интересу, и намекнул, чтобы я не почивал на лаврах, а придумал еще что-нибудь "убойное". Будет вам убойное чтиво, господин Лавгуд! Надо только подождать.

Вообще, Ксенофилиус совсем и ни разу не производил впечатления того рассеянного и не от мира сего чудака, каким его нарисовали в каноне. В моих глазах он серьезный, основательный маг. И если и чудит, то лишь в выборе одежды. Все остальное на вполне достойном уровне.

А уж как он любит и заботится о своей дочери — это надо просто видеть. И понимать, какие чувства за этим стоят.

17 октября я поздравил Флитвика с днем рождения и подарил книгу "Жест и Мысль", написанную Артуром Кренгриком.

Учитель так разволновался, что прибежал в гостиную Когтеврана. Наверное, он хотел меня вразумить, чтобы я его не ставил в такое неудобное положение, делая такие дорогие подарки.

Здесь-то он и попался!

Еще летом у меня возник план. Очень коварный план. Я решил подбить народ и устроить нашему декану нормальный день рождения — просто поздравить его по-человечески. С уважением и любовью. А то человек трудится на своем посту, трудится, а уважение получает не в полной степени. Где справедливость?

Собственного декана на Когтевране уважали практически все. Не знаю, дарят ли своим деканам подарки другие факультеты, но наши Флитвика без внимания никогда не оставляли. И делали это не из-за желания "подлизаться" и получить хорошие оценки, а по искренней симпатии.

Но, как по мне, все это носило внесистемный, неправильный характер. И следовало кое-что улучшить

Для этого, еще в сентябре, я подкинул эту мысль старостам. Ребята у нас серьезные. И правильные. И разжевывать им ничего не надо.

Поэтому мы в один из дней собрались в нашей гостиной целым факультетом и выдвинули вопрос на голосование — народ, вы как, хотите поздравить профессора Флитвика?

Народ выразил согласие. Идея понравилась.

И понеслось.

Целый месяц мы все готовились. Детишки сбились по курсам или по группам и придумывали, что бы такого подарить. Или сделать.

Мы с Драко сообщили и первому, и второму и третьему курсу, что без проблем поможем, если нужно купить всякие открытки, сувениры и все в том же духе. Пусть обращаются.

А потом настал день "икс". Надо было заманить его к нам. И я отправил Флитвику свой подарок. И я знал, что он не выдержит и прибежит в нашу гостиную. А если не прибежит, и вызовет меня к себе, у меня был и дополнительный план. Тут вступала в дело Гермиона и говорила профессору, что я не могу прийти, так как что-то там наколдовал, и сейчас мне требуется помощь.

Так что Флитвик пришел бы в любом случае, никуда не делся. Тем более на свой факультет он так и так заходит. Не часто, раз в неделю, возможно, чтобы не стеснять нас, или не напрягать, но заходит.

И как только Флитвик зашел в гостиную, тут тот он и попался.

— С днем Рождения, профессор!

Кто-то взорвал пару хлопушек, кто-то запустил фейерверк, и искры.

Флитвик заморгал и слегка опешил. А старшие девушки, не давая ему опомниться и сбежать, уже подхватили его под руки и вытащили на центр.

А потом народ стал его поздравлять и дарить подарки. Основная идея была не в том, сколько он стоит, а в том, что ты в него вложил. Например, Билл Макконли нарисовал вполне хороший портрет декана. Несколько групп девушек, знакомых с травологией, подарили ему красивые, необычные цветы, и что-то там наколдовали.

Кто-то, из малышни просто дарил открытки. Самодельные или покупные. Один курс нарисовал огромный, смешной плакат со всеми учениками и самим именинником в центре.

Наша группа, кроме всего прочего, подарила и напоминалку, которая напоминала ему не забыть провести урок по Заклинаниям.

Старшекурсники дарили вещи серьезней — книги, перья, кошелек, шарф.

А в центре гостиной на столе его ждал огромный, купленный в складчину, торт.

— С Днем рождения, уважаемый декан, — прокричали мы все напоследок, когда допели общую песню.

— Э-э... ну... ребятки...— Флитвик разволновался и все никак не мог успокоиться. Он потрясенным, растерянным взором оглядывал всех нас и все пытался что-то сказать, мял в руках зачем-то вытащенную палочку и просто не находил слов.

А потом мы сели пить чай. И, безусловно, вечер удался. Никогда еще мы все не чувствовали себя настолько дружным и единым целым.

В конце октября наконец-то появился Сириус. Произошло это на поле для квиддича, в один из воскресных дней.

Погода стояла хорошая. А ведь до этого дня почти всю неделю шли дожди. И после, наверняка, начнутся снова. Вот друзья и уговорили меня выбраться на улицу, подышать свежим воздухом. Когда в следующий раз такое получится?

Я согласился. И сейчас одним глазом поглядывал на поле, где капитан Роджерс гонял своих парней. Второй охотник (первый это сам Дэвис) и вратарь, стоя напротив друг друга, через все поле, весело без сердца, а так, от избытка чувств, переругивались. Загонщики — "загоняли" что-то друг другу. С их стороны периодически доносились взрывы хохота, и Роджерсу приходилось постоянно настраивать их на серьезный лад. Драко, словно сокол, парил под облаками, изредка спускаясь вниз для получения новых, очень ценных указаний от капитана.

Вторым глазом я читал "Игры разума" Мессинга. Дело шло бодро. Я уже добрался до третьего раздела — сложной, но весьма перспективной легилиментной магии.

Народ посматривал на меня с уважением.

Девчонки Когтеврана, расселились чуть в сторонке. И учили новую песню к предстоящему матчу. И вроде что-то там обсуждали. Как лучше красивее нарисовать плакаты или еще что-то такое в поддержку наших спортсменов.

Билл Макконли недалеко от меня разложил мольберт и сейчас делал зарисовки. Я, пару раз заглянув к нему, заинтересованно хмыкнул и похлопал по плечу. Все же рисование это замечательно. Жаль, что нет у меня этого дара.

Корнер также читал книгу — что-то по геологии и драгоценным камням.

А вот Невилла снова с нами нет. Он сказал, что попал в очередную неприятность на Зельеварении у Снейпа и тот задал ему большое домашнее задание. Жаль, конечно. Что-то в последнее время Лонгботтом вообще про нас забыл. Это даже немного беспокоило...

В этот момент вдалеке, через поле, в просвете между пустыми трибунами я увидел большого, черного пса. Он, хорошо скрытый опорой, сидел на заднице и смотрел в нашу сторону. Я бы его и сам не заметил — если бы специально не искал.

Сердце дернулось и забилось быстрее. Вот же! Я даже не знал Сириуса, а уже чувствовал к нему некоторую симпатию.

— Я скоро приду, — кивнул я Майклу.

— Приспичило?

— Да, что-то типа того.

Я спустился с трибун и пошел к собаке. Не доходя ярдов двадцать до того места я свернул в сторону и отправился к нескольким деревьям, стоящим невдалеке.

Я, конечно, не кинолог, но глядя на пса, мне казалось, что я вижу на его морде огромное удивление. Похоже, крестный никак не ожидал от ребенка такой реакции.

Впрочем, он быстро сориентировался и едва я зашел под деревья, и махнул ему рукой, молнией бросился ко мне, разом перескочив пустое пространство.

Я присел на поваленное дерево. А пес медленно, недоверчиво, явно опасаясь вспугнуть, приблизился. Он был здоровенным, косматым, черным, как безлунная ночь и очень худым. Несмотря на густую шерсть, я видел ребра на боках и мышцы, которые словно веревки натянуты на костях.

— Ну, здравствуй, Сириус, — я осмотрелся по сторонам, удостоверяясь в наличии случайных свидетелей и поздоровался с псом. — Это я, Гарри. Гарри Поттер.

Миг и пес превращается в высокого, очень худого и изможденного человека. Длинные, нечёсаные волосы до плеч, круги под глазами, нездоровый цвет кожи — она вообще казалось полупрозрачной и словно восковой. Неровно отросшие борода и усы — Сириус выглядел как пугало. На его мослах, иначе и не скажешь, висел драный плащ (похоже, где-то украл). Под ним тюремная, в полоску роба и штаны. И стоптанные ботинки.

И лишь глаза — ярко синие, смотрели с такой радостью и восторгом, что мне стало больно.

Вот так выглядел представитель самой родовитой магической семьи Великобритании.

— Ты точно, Гарри Поттер? Как такое может быть? — Он робко, боясь напугать, присел около меня, ярдах в двух. Наверное, не подходил ближе, чтобы я чувствовал себя в безопасности. — Не думал, что ты меня знаешь... — в его глазах появились множество вопросов.

— Когда по телевизору, это такой ящик, в котором все видно, показывали репортаж про тебя, тетя Петуния узнала твоё лицо, и рассказала, что ты мой крестный.

— Уф, — он облегченно и шумно выдохнул. — Я очень опасался, что не узнаю тебя сразу, и что ты поверишь всему этому бреду вокруг моего имени и поверишь в то, что эти козлы про меня пишут.

— А я не поверил. Тетя рассказала мне, как ты относился к Джеймсу. После этого я понял, что ты просто не мог никого убить. Или сделать что-то плохое мне.

— Ох, Гарри, так все неожиданно, — он собрался еще что-то сказать, но неожиданно осекся и посмотрел на меня с удивлением. — Слушай, а откуда ты узнал, что я анимаг и умею превращаться в пса?

— А, это, — я рассмеялся. Все же Бродяга умеет думать. — У меня есть ваш артефакт — Карта Мародеров. По ней я узнал, что ты Бродяга. А Джеймс — Сохатый.

— Класс! — с лица Блэка исчезли все сомнения. Момент был немного скользким. И я очень обрадовался, что на радостях Сириус не сообразил простой вещи: нет никакой связи между кличкой Бродяга и тем, что Блэк умеет превращаться в собаку. Во всяком случае, по Карте Мародеров эту связь установить невозможно. — Значит, ты все про меня уже знаешь...

— Так и есть, — я протянул ему руку. — Ну, давай знакомиться. Бродяга!

Его лицо осветилось таким искренним, детским восторгом, что в один момент я понял, как дорог мне этот человек.

Он пожал руку, а потом не выдержал и обнял.

Когда он, устыдившись порыва, отодвинулся, я заметил, что глаза у него увлажнились.

— Где же ты так долго околачивался? Ведь побег случился в начале августа.

— А... Костлявая постоянно стоит около меня, за плечом. Она все ждет и ждет. Ждет, что я оступлюсь. А песок в часах медленно продолжает ссыпаться. Но я пока впереди. На шаг, но впереди...

— Расскажешь?

И Блэк рассказал про Азкабан. О том, как он там очутился, я пока не торопился узнавать. А вот про другое...

Он бежал, как я и думал, после того, как увидел в Пророке колдофото семьи Уизли. Тогда, опознав Петтигрю, у него появился смысл жить дальше. Он убежал — преодолевая огромные трудности. На грани жизни и смерти, но сбежал.

В ту ночь в Северном море разыгрался чудовищный шторм. Бродяга в своей анимагической форме плыл на северо-запад, в сторону Шотландии, по мере сил ориентируясь по звездам. Но его очень сильно относило в сторону. И долго мотало. Два с половиной дня он находился в открытом море без глотка воды, без куска хлеба.

А потом, измученного, полумертвого, стихия, наигравшись, выкинула его на пустынный, песчаный берег недалеко от шотландского городка под названием Баки.

— Там одни грязные, крикливые чайки, рыбья чешуя и требуха, Гарри, — рассказывал Сириус, почесывая бороду. — И повсюду вонь от этой чертовой рыбы. Долбанная Шотландия!

Я невольно усмехнулся, и крестный продолжил рассказ.

Он не сразу, но пришел в себя, обнаружил родничок, напился.

Потом где-то на помойке нашел немного еды. Убил и съел крысу, что-то своровал. На мусорке ему посчастливилось найти вот этот плащ.

Он медленно, но верно двигался на юг. И с каждым днем чувствовал себя все хуже и хуже. А потом просто слег. И понял, что очень и очень серьезно заболел.

— Болтаясь в этом чертовом море, я подхватил воспаление легких и общую пневмонию, — небрежно, словно говоря о пустяках, он рассказывал про себя. — Несколько дней я еще держался. В теле собаки это намного легче, знаешь ли. А потом просто понял — если не заползу в какую-нибудь нору, то просто сдохну, как бездомный пес, — он засмеялся каким-то металлическим, лающим смехом.

— К тому времени я уже практически добрался до Национального парка Коинггормс, есть такой в Шотландии. Но тут болезнь меня догнала. И я больше месяца провалился в одной дыре, балансируя между жизнью и смертью... Пил из луж, если хватало сил доползти, жрал какую-то падаль... Но кое-как я выкарабкался. Смерть снова осталась с носом...

— А дальше?

— Потом едва не попал в еще одну неприятность, — Блэк провел пятерней по волосам, но тему развивать не стал. — Там потерял еще пару недель.

— В Хоге ты давно?

— Четвертый день, Гарри.

— Где остановился? — я невесело улыбнулся.

— В Визжащей хижине.

— Что собираешься делать?

— Прежде всего, надо разобраться с одним пидорасом, — он сильно, до скрипа, сжал зубы. — А дальше я не думал.

— Ты про кого?

— Про Питера Петтигрю. О, это ведь он, сучий крысеныш, сдал твоих родителей, Гарри. И меня заодно подставил.

Сириус поведал мне свою историю. И историю семьи Поттеров. И историю Мародеров.

Это серьезный рассказ. И очень страшный. Так чудовищно нелепо все обернулось... Множество судеб, надежд, планов оказались разрушенными за один, очень короткий промежуток времени. Словно кто-то властный и могущественный, одним движением смел пару десятков фишек со стола в пыльный ящик. И четыре молодых парня с поломанными судьбами. Первый погиб, второй живет бедно и с ужасом ждет каждое полнолуние. И оставшиеся... Третий провел все эти годы в облике крысы, скрываясь от всего и ото всех. А четвертый сидел все это время в Азкабане, каждый день балансируя на тонкой грани, отделяющей безумие от рассудка.