Не дождавшись помощи смотрителя, он затащил багаж в бетонную трапецию полустанка. Обстановка внутри довольно-таки эклектичная, ядрёная смесь деревенской избы и глубоко провинциального присутственного помещения, густо приправленная африканскими реалиями.

В красном углу иконостас, поделённый тлеющей лампадой на никониановскую и древлеправославную половины. Для тех, кто понимает (а Ксандров понимал!) ситуация не то чтобы решительно невозможная, но многое говорящая о здешних христианах.

Под иконами несколько писем, и насколько Ксандров понимал здешние реалии, полустанок выполняет заодно обязанности почтового отделения. Письма доставляются на сюда, а получатели, а то и соседи оных, забирают их при оказии.

На столе граммофон с начищенной до нестерпимого блеска трубой, к нему внушительная стопка пластинок. Роскошь, доступная не каждому провинциальному помещику!

Диваны и кресла, сплошь плетёные из лозы, и этот дачный вариант по здешним жарким местам куда как хорош!

На отштукатуренных стенах оружие и орудия местных племён, маски и фотографии аборигенов в праздничных нарядах, и тут же — явно срежессированные бытовые сценки. Этакий этнографический музей в миниатюре, собранный без должного понимания, но с большим энтузиазмом.

Несколько полок с книгами, над которыми (и не поленился же кто-то!) прикреплена вырезанная из дерева табличка "Нужно — возьми, не нужно — поставь!", и чорт побери, эта импровизированная публичная библиотека в глуши впечатляла!

— Пособие по родовспоможению, — чуть склонив голову, прочитал студент, — и... Шекспир? Однако... неожиданное соседство.

Развлекая себя осмотром полустанка, он всё время ждал появления смотрителя, и с каждой минутой ощущая всё большую неловкость.

— Будто в чужую квартиру забрался, право-слово! — негромко, он экспрессивно высказался он, ослабляя узёл галстука. Взглянув ещё раз на лестницу, ведущую наверх, покачал головой... — ну это уже ни в какие ворота!

Фыркнув, он подхватил винчестер и решительно отправился наверх.

— Кофе будете или чаю? — без "здрасте" поинтересовался сидящий в кресле молодой, но какой-то очень потрёпанный смотритель, обернувшись к новоприбывшему с видом человека, далёкого от всего мирского.

Диссонансом отрешённому, едва ли не монашескому виду мужчины, смотрелся пулемёт "Мадсена" на сошках, и винтовка незнакомой системы с оптическим прицелом.

— Э... кофэ, пожалуй! Здравствуйте, — несколько растерянно отозвался Ксандров, удивлённый столь специфическим приёмом.

— Да-да... — отмахнулся лихорадящий смотритель, не выпуская из подрагивающих рук жестяную кружку, — вон кофейник и всё, что нему полагается... не стесняйтесь!

— Вы уж извините, — после паузы сказал железнодорожный служащий, — малярия проклятая!

Он сказал это так, будто малярия всё объясняла, и Владимир Николаевич решил сделать вид, будто всё понял. Кивнув, он потрогал стоящий на спиртовке кофейник, и найдя его достаточно горячим, налил кофе в кружку сомнительной чистоты, которую стоило бы если не помыть, то хотя бы протереть...

... но проклятая интеллигентская рефлексия вылезает иногда не вовремя! Неудобно ведь!

— Дмитрий... — будто продолжая давний разговор, сказал смотритель, и Ксандров не сразу понял.

— Владимир, ээ... Николаевич, но можно просто Владимир, — отозвался он, сделав шаг к собеседнику.

— ... руки, уж простите, не подаю, — безмятежно продолжил тот, — чесотку какую-то подхватил, и не знаю пока, заразно, иль нет.

— Да-да... разумеется, — лектор почувствовал себя неловко, и на плоской бетонной крыше воцарилось молчание.

— А вот и за вами приехали, — равнодушно сказал Дмитрий несколько минут спустя, подрагивающими руками прикуривая трубку, — ступайте.

Попрощавшись, и получив в ответ только вялый взмах рукой, Ксандров сбежал вниз, и подхватив багаж, вышел к повозке. Крепкая, с высокими бортами и полотняным тентом, натянутым на дуги, она выглядела ожившей иллюстрацией приключенческого романа.

— Студент? — спрыгнув с козел, с прищуром поинтересовался худощавый бородач в широкополой шляпе, и тут же протянул сухую мозолистую руку, — Как же, как же... давно ждём! Никифор Ильич, Лукин моё фамилиё. А ты, стал быть...

— Ксандров Владимир Николаевич, — не без облегчения представился лектор. После странноватого общения со смотрителем, более похожим не на человека, а Безумного Шляпника, обычный разговор воспринимается едва ли не в удовольствие.

Хотя и немного жаль, что ушло очарование момента, всё ж таки герои приключенческих книг должны разговаривать иначе... ведь так? Даже кобура с револьвером, висящая на правом боку Лукина, и тесак слева, не слишком спасали положение. Мужик никак не тянет на героя, и даже оружие выглядит буднично и совершенно не романтично, как метла в руках дворника.

— А эт... — Лукин оглянулся, — Прошка! Прошка, подь сюды!

— Вот... — подхватив мальчишку лет двенадцати за плечо, он поставил его перед собой, — старшенький мой!

В голосе его звучала суровая нежность кондового русского мужика, не жалеющего для отпрыска ни отцовской любви, ни вожжей.

— Хм... очень приятно, — серьёзно сказал лектор, обмениваясь рукопожатием. Прошка, жилистый белобрысый мальчишка с оттопыренными ушами, глядел с вежливым прищуром и безо всякого пиетета, положенного перед человеком куда как более взрослым.

— Митрий тама как? — без перехода поинтересовался Никифор Ильич, сбивая с мыслей.

— Малярия, — неопределённо ответил студент.

— Ети ж... — крестьянин в досаде взъерошил бороду, — и как? А хотя о чём я... погодь!

Подхватив с повозки винтовку "Маузера", он зашёл в здание, зажёвывая на ходу ус и бурча под нос что-то невнятное и расстроенное.

— Ну и каково здесь? — чувствуя молчание за неловкость, поинтересовался студент в Прохора.

— Нормально, — чуть пожав плечами, ответил мальчик, и прочертил по земле черту носком грубого ботинка, заступая путь огромной многоножке, окрашенной так ядовито и ярко, как это только вообще возможно.

Наступила неловкая пауза, мучительная обоим несостоявшимся собеседникам, и возвращение Никифора Ильича оба восприняли с нескрываемым облечением.

— Побудешь пока здеся, с Митрием, — постановил глава семейства, пристально глядя на сына, — а я к ихним заеду и скажу, пусть поменяют чилавека.

— Но смотри! — он погрозил пальцем сыну, — Без глупостев штоб!

— Агась! — подхватившись, Прошка нырнул в крытую повозку и завозился. Минуту спустя он выскочил с винтовкой и патронташем, и кивнув отцу, побежал к зданию полустанка.

" — Как с вилами на баз !" — пришла странная ассоциация Ксандрову, и снова — ну ничего героического!

" — А может, так и надо? — подумал он, — Настоящие герои и должны выглядеть вот так, буднично и порой некрасиво? Это потом уже их распишут яркими красками..."

— ... из пулемёта могёшь? — прервал его размышления Никифор Ильич.

— Харьковский технологический, — пожал плечами студент, чувствуя неловкость (в который раз!), — будущий инженер как-никак!

— Инженер, эт хорошо... — кивнул ничуть не впечатлённый мужик, — а с пулемётом-то могёшь? Не собрать-разобрать, а стрелять? По людя́м?

— Могу, — суховато ответил Ксандров, не желая вдаваться в подробности своего участия в Летнем восстании.

— Ну и ладно, — Лукин, в отличии от студента, не чувствует ни малейшей неловкости, — тогда полезай в кузов, там "Мадсен".

— Гхм! — мотанул головой молодой человек, забросив багаж в повозку, — Прям так сильно опасно?

— Опасно? — Никифор Ильич даже не остановился, — Да не особо. Так... пошаливают.

Напоив лошадей и угостив каждую какими-то фруктами из мешка, он махнул рукой перевесившемуся с крыши сыну и тронул вожжи.

— Поглядывай взад, — озабоченно велел Лукин, поставив винтовку между ног и положив на колени укороченный дробовик.

— Здесь везде так?

— Чавось? А... нет, — отмахнулся крестьянин, — Полустанок, вишь, с ентой... с перспективой строили! Тока перспектива — енто потом, а покамест неудобно. К самой станции особо не подберёсси, а в окрестностях бывает, што и пошаливают. Народишку бы подсобрать, да вычистить сволоту всякую, ну и где надобно — засыпать, а где и, значица, наоборот!

Начался бесконечный монолог без конца и края, в котором спелись воедино его, мужика, планы на будущее, жалобы на жару, рассказы о помершей от холеры жене и извечные байки старожила, скармливаемые новичку. Студент не сразу уловил тот момент, когда монолог начал перерываться вопросами, притом на первый взгляд наивными и несвязанными, а на второй...

... Ксандров восхитился, услышав знакомые нотки допроса-беседы, только пожалуй, у мужика выходило как бы не профессиональней, чем у полицейских! Хотя, чорт возьми, и мужички-то здесь не простые!

Дорога с вырубленной по обочинам растительностью, тянулась меж тем своим чередом, и мерное покачивание повозки изрядно убаюкивало не выспавшегося студента. Зевая, он слушал Лукина, отвечая не всегда впопад, да без особо толка протирая то и дело глаза, вглядывался в колышущееся на ветру зелёное море.

Там что-то постоянно пищало, трещало, ело друг дружку, привлекало самочек и активно размножалось. Иногда на дорогу выбегал то какой-то зверёк, то выползала змея неизвестной степени ядовитости.

Понимая всю важность порученного задания, Ксандров таращил глаза, но решительно не понимал, на что же нужно обращать особое внимание! Да и переизбыток экзотики, по правде говоря, изрядно перегрузил мозг, отчего студент чувствовал себя не живым человеком, а отважным героем, сошедших с книжных страниц. Если бы не зудящее от пота тело, то пожалуй, он окончательно погрузился в состояние транса.

— Ах ты ж еб же ж твою мать! — без перехода взревел Никифор Ильич, стеганув лошадей вожжами и пригнувшись, — Н-но, милаи!

Ксандров распластался по дну повозки, вцепившись в пулемёт до боли в руках, и...

... он всё-таки успел нажать на спусковой крючок, и чернокожий, прыгающий в повозку с винтовкой наперевес, получил в грудь с полдюжины пуль. Впереди гулко ахнул дробовик, и тут же — ещё...

... и кто-то невидимый заорал страшно и надрывно на незнакомом языке, а возчик стрелял, экономя патроны. Резко затормозила повозка, и Владимир упал на спину, больно ушибив локти, но так и не выпустив оружие.

В борт ударило, и в десятке сантиметров перед глазами показался наконечник копья. Развернувшись, студент привстал на миг на колено, и представив примерно, где мог находиться нападавший, полоснул через тент короткой очередью сверху вниз.

Выстрел! Ещё выстрел! Пули кафров дырявили тент, и Ксандров, сменив опустевшую обойму, выпрыгнул из остановившейся повозки, и завалившись набок, полоснул длинной очередью по набегавшим чернокожим.

Миг... и кафры развернулись обратно, скрывшись в джунглях, как и не было.

— ... ну и всё... — как сквозь вату, донёсся до него спокойный голос возчика, — кажись, отбились!

Одиннадцатая глава

Санька расположился на палубе с этюдником, и поглядывая на хихикающих девочек, усевшихся в лёгких платьицах на полубаке, делал наброски, имея вид лихой и немножечко придурковатый. Недавно он объяснился с Надей, и чувства его оказались взаимны. До объявления о помолвке дело пока не дошло, но официальное разрешение на ухаживание от Владимира Алексеевича он получил.

Сейчас они переживают тот милый, романтичный и удивительно неловкий период, когда сбивается дыхание от близости любимого человека, заливает алым лицо и немеют губы. Два влюблённых подростка в пубертатном периоде, да под бдительным присмотром родных и друзей, которые (о ужас!) знают о их намерениях! Стыд, неловкость и любовное томление, густо замешанное на плотском и духовном разом.

Девочки шушукаются и хихикают, поглядывая иногда лукаво на брата, от чего он совершенно дуреет...

... впрочем, на качестве этюдов и картин это если и отражается, то только в лучшую сторону! Столько нежности и любви в этих рисунках, что вот ей-ей, в Санькином творчестве произошёл качественный скачок!

Он рисует, занимается акробатикой и танцами непременно перед девочками, и... словом, ведёт себя, как и положено молодому здоровому самцу в брачный период!

Эсфирь предпринимает иногда попытки "поточить коготки" о мою дублёную шкуру, но это действует в обе стороны, и когда я начинаю выразительно играть лицом и глазами, краснеют уже девочки! Никакой пошлости, Боже упаси! Но много ли надо девчонкам, которым нет ещё и пятнадцати? Бровь приподнял, улыбнулся уголком рта и чуть дольше положенного задержал глаза, и всё — сидят, цветочки аленькие!

Работает не только Санька, но и Надя, совершенно, кажется, оттаявшая после московских событий, и начавшая новый "Кошачий" цикл, на сей раз "Славянофильский". Хм... не уверен, что так можно назвать героев, носящих имена навроде Мстиссав Нагломордович или Гладислав Кусимирович!

Пока это не полноценные повести, а скорее коротенький сборник рассказов, от сдержанно ироничных, полных тончайшего юмора и аллюзий, до саркастичных и довольно злых, с недвусмысленными аллегориями на власть имущих Российской Империи. Жёсткая, круто замешанная политическая сатира вперемешку с рассказами для семейного чтения.

Решение, как по мне, оптимальное, обеспечивающее максимальный охват аудитории, и главное — даже убеждённые монархисты не смогут удержаться и не заглянуть после "славянских" рассказов "для семейного чтения", в рассказы с политической сатирой. А монархисты далеко не все мироточат от самого факта венчания на царство, и Царскосельский Суслик не самый популярный из Романовых!

Многие из них считают монархию важным (для себя лично) фактором стабильности общества, а будет ли на троне сидеть Николай или кто-то другой...

... и не обязательно Романов, не так важно. Главное, чтобы смена декораций прошла максимально незаметно для зрителей.

Эсфирь тоже не бездельничает, но у неё несколько иной профиль деятельности, не вполне творческий. Продолжая достаточно серьёзно заниматься танцами, с недавних пор она берёт ещё и уроки рисования, и в общем-то, получается вполне недурно. Не Бог весть какой талант, но пейзажи и натюрморты выходят вполне сносно.

Выступать на сцене или каким бы то ни было образом заниматься творчеством всерьёз, у Фиры нет ни малейшего желания. Талант к танцам есть, и выраженный очень ярко, а вот желания — нет!

Зато оказалось, что ей интересны политика и логистика, так что натаскиваю пока на палестинском направлении. Если сумеет быстро ухватить все ниточки, это будет большой для меня удачей. Палестина в настоящее время захолустье, и откровенно вторична для меня, но и забрасывать её никак нельзя!

Сейчас — захолустье, и вряд ли она станет одним из центров Цивилизации, но очень уж много тропок сходится на этой древней земле, и если я могу упустить торговлю, то вот ниточки политические никак нельзя! Да и Тот-кто-внутри, то бишь моё альтер эго, подсказывает мне (к сожалению без подробностей), что и торговые связи в этом регионе нужно укреплять, ибо... А почему именно, чорт его знает!