Чаганов: Война- Часть 3

— Встречался, 15 февраля. На следующий день он был отстранён от должности группой офицеров генштаба и посажен под домашний арест. Затем освобождён из под стражи другой группой, прибывшей с фронта и в тот же день, по слухам, на поезде отбыл в город Оулу, что на шведской границе.

* * *

Сильно обогнав 'прикреплённого' из ВОХРа, навстречу сильному ветру по запорошенной снегом дорожке бегу от Главного корпуса к 'котлу'. Заметив меня, два охранника открывают тяжёлую стальную дверь и пропускают внутрь пристройки. За второй дубовой дверью в небольшую комнату набилась куча народу, в центре которой возвышалась голова Курчатова.

— Все наверх,— даёт он команду в микрофон, неотрывно глядя на 'большой' телевизионный экран, стоящий на возвышении.

— Здравствуйте, товарищи,— повышаю голос, чтобы перекричать сирену, вой которой доносится снизу из реакторного зала,— прошу простить за опоздание.

— Как раз успели, Алексей Сергеевич, сейчас начинаем, только закончили последний слой,— понеслось со всех сторон от 'апостолов' и технических помощников Курчатова.

— Продолжайте, Игорь Васильевич,— мне уступают место рядом с ним у пульта.

Тот дожидается пока на пульте погаснет индикатор с надписью 'Дверь Р.З.', одновременно с этим выключается сирена, и, поплевав на указательный палец, придавливает вниз большую красную кнопку 'Стержни'. Послышалось гудение электродвигателя и в движение приходит стальной трос с отметками белой краской через каждые 10 сантиметров. Все завороженно смотрят на полосатую 'змею', ползущую из отверстия в стене, проползающую сквозь блок под потолком и скрывающуюся в катушке.

Через несколько секунд, когда трос проходит через первую красную отметку, из громкоговорителя, подсоединённого через усилитель к датчику нейтронов, слышатся первые щелчки. Присутствующие затаили дыхание. Дробь в репродукторе становится быстрее, через несколько секунд он заговорил со скоростью пулемёта. Световые вспышки неонок на чёрном щите управления реактором сливаются в красновато-жёлтое сияние. Курчатов убирает палец с кнопки, переводит дыхание, затем молча проверяет показания немногочисленных приборов и снова решительно нажимает на кнопку. И бьющие по ушам щелчки наконец-то сливаются в один сплошной гул.

'Бушует атомное пламя, впервые в мире! Нас не догонят'!

— Ура-а-а!— нестройный хор присутствующих тут же умолкает, как только Курчатов поднимает вверх левую руку, правая продолжает давить на кнопку подъёма стержней.

— Давайте быстро взглянем какая критичность у 'котла',— его взгляд не отрывается он указателя мощности реактора,— а потом уж... и это, радио выключите.

Щелчок, стержни встали на концевик, правая рука нависает над кнопкой аварийного сброса стержней.

— Что-то совсем не растёт,— чешет мочку уха длинный худой Александров.

— Немного растёт, кажется,— тянет шею невысокий Зельдович.

— Упала, по-моему,— безразлично замечает Алиханов.

— Действительно,— загораются глаза у Курчатова,— немного подросла, а потом упала...

С минуту в комнате стояла напряжённая тишина.

— Опять начала расти,— замечает стоящий рядом со мной Харитон.

— Ребята, что у нас с теплоотводом?— Курчатов хватается за трубку местного телефона,— заслонка не двигается?

— Нет, Игорь Васильевич,— доносится из неё зычный голос,— как вы и сказали, открыта на полную.

— А что если нагревание урана и графита влияет на выход нейтронов?— подаю голос в полной тишине,— активная зона нагрелась, поток нейтронов упал, началось охлаждение, в результате, которого поток вновь вырос.

— А что очень может быть, Алексей Сергеевич,— поворачивается ко мне Курчатов,— очень даже... Давайте проверим...

— Игорь Васильевич!— в комнату влетает техник, измеряющий интенсивность измерений,— там до вашего домика излучение доходит!

Курчатов тут же стучит по кнопке, и перед глазами быстро замелькали белые и красные полоски на разматывающемся тросе.

'М-да, неаккуратно это мы, ведь есть же удалённый пульт управления'...

— Всё будем заканчивать, впредь на большую мощность будем пускать только на расстоянии,— виноватым голосом говорит он и тут же веселеет,— ура, товарищи! Прошу всех ко мне домой, это дело надо отметить. Разносолов не обещаю, но...

* * *

— А что, товарищ Чаганов,— перебивает меня захмелевший Зельдович,— ордена тоже будут закрытыми? Пощупать-то их позволят?

— Даже носить можно, но говорить за что на самом деле получены— нельзя,— ставлю пригубленный бокал на стол.

— А в Москву вернуться можно будет?— Ершова следует моему примеру.

— Боюсь, что пока нет,— на пороге дома в облаке пара возникает Оля, собравшиеся в гостиной встречают восторженными восклицаниями,— хотя поездки туда на машине в сопровождении 'прикреплённых' не возбраняются.

Сразу несколько человек бросаются помогать ей снять беличью шубку.

— ... Хочу сразу предупредить,— супруга в платье по мотивам 'коллекции Орловой' награждает кавалеров ослепительной улыбкой,— поскольку работы по проектам в ещё самом начале, но уже принёс первый результат, то режим здесь в Лаборатории 2 будет только ужесточаться. В Покровском-Стрешнёво, где вы живёте, к шлагбаумам на дорогах вскоре добавятся проволочные заграждения по периметру посёлка. Намечено строительство магазинов, стадиона, школы, в общем всего чего не хватает для нормальной жизни семейных сотрудников.

Выпив со всеми шампанского, Оля берёт меня за рукав и шепчет на ухо:

— Пора, едем к Хозяину, он ждёт нас на Ближней даче.

— Что это ещё за Нью-Васюки?— под нашими ногами скрипит недавно выпавший снег,— кто это такое 'наметил'?

— Подготавливаю постепенно людей к неизбежному,— недовольно передергивает она плечами,— до окончания проекта жить придётся за колючей проволокой. Кстати, думаю, Сталин об этом сейчас и заведёт разговор.

* * *

— На мой взгляд, это событие историческое,— замечаю вдруг, как Сталин и Киров, сидящие напротив меня в малой столовой, осунулись и постарели в последнее время,— в СССР впервые в мире осуществлена управляемая цепная ядерная реакция. Наши учёные далеко обогнали в этом своих западных коллег. По моим прикидкам, на два-три года. Этот успех открывает нам прямой путь к созданию атомной бомбы, оружия невиданной разрушительной силы.

— Насколько разрушительной, Алексей?— хмурится Киров.

— На первых порах, Сергей Миронович, её взрыв может равняться одномоментному взрыву 20 тысяч тысячекилограммовых тротиловых бомб, но в дальнейшем эта сила может достичь миллиона таких бомб и даже более...

— Бомбы— это хорошо, товарищ Чаганов,— Сталин разбавляет вино нарзаном из запотевшего хрустального графина,— но меня сейчас больше волнует другой вопрос, когда мы сможем рассчитывать на запуск атомных электростанций? Рост нашей промышленности серьёзно ограничен нехваткой электроэнергии, особенно в европейской части Союза...

— Ты скажи лучше, этот твой 'котёл' сколько электричества может давать?— чиркает спичкой Киров, прикуривая папиросу.

— Этот атомный реактор— экспериментальный, он не предназначен для выработки электроэнергии, но он открывает путь к проектированию очень мощных электростанций, многократно превосходящих Волховскую ГЭС и даже Днепрогэс. Причём для станций, работающих на уране не потребуются ни ежедневный подвоз десятков составов с углём, как для тепловых, ни затопления обширных территорий плодородных земель, как для гидроэлектростанций. На топливе, которое уместится в одном-двух вагонах атомная станция сможет работать много месяцев...

— Но?— вождь делает маленький глоток из бокала.

— ... Но, чтобы достичь такого результата, товарищ Сталин, нужны многомиллиардные капиталовложения для создания новых отраслей промышленности, в которых будут работать сотни тысяч, если не миллионы высококвалифицированных людей. Сегодняшний эксперимент показал, что это не фантазии учёных, что это дело реальное и что овладение энергией атома— один из важнейших путей развития науки и техники во всём мире.

— Кхм,— вождь с тяжёлым вздохом тянется к коробке папирос,— длинный путь начинается с первого шага, какие, по-вашему, самые первые неотложные меры надо принять, чтобы обеспечить развёртывания работ по атомной теме?

— На мой взгляд,— быстро отвечаю я,— расширение уранового рудника в Таджикистане, строительство где-то поблизости горно-химического завода, где будет происходить выщелачивание урановой руды, производства концентрата и, конечно, расширение географии поиска месторождений урана— Сибирь, Средняя Азия, Украина— и открытие учебных заведений по подготовке специалистов атомной промышленности. Кроме того, начать строительство промышленного реактора для наработки взрывчатки атомной бомбы.

— Готовьте ваши предложения, товарищ Чаганов, в ближайшее время организуйте совместное совещание в Совнаркоме Научно-технического совета Спецкомитета, Академии Наук и Госплана. Товарищ Мальцева, у вас тоже есть какие-то предложения по этому вопросу, так?

— Есть, товарищ Сталин,— встрепенулась Оля,— во-первых, необходимо решить вопрос о переводе центра работ по Атомному проекту из Москвы на восток, по крайней мере, на Урал или в Горьковскую область. Обеспечивать сохранение режима секретности в столице исключительно трудно, особенно при расширении круга лиц, участвующих в работах. Проще и дешевле обеспечить охрану периметра, пропускной режим и люстрацию корреспонденции небольшого городка где-нибудь в провинции. Во-вторых, сейчас военизированная охрана Спецкомитета занимается только контрразведкой, на мой взгляд, этого недостаточно. Нужно начать активные разведывательные мероприятия за границей...

— Опять вы за своё, товарищ Мальцева,— хмурится вождь,— хлеб хотите отобрать у НКВД и Разведупра?

— Нет, товарищ Сталин, недостатка работы у них перед войной не будет, просто хочу облегчить себе и им жизнь. Вот простой пример, в Норвегии с 1934 года в городе Веморк работает завод по производству тяжёлой воды...

— Тяжёлой воды?— удивлённо смотрит на девушку Киров,— что это за зверь за такой, Анечка?

— Тяжёлая вода отличается от обычной тем,— прихожу на помощь Оле,— что в ней два атома водорода замещены двумя атомами дейтерия. Дейтерий— это изотоп водорода, у которого в ядре находится дополнительный нейтрон...

— Хватит-хватит, Алексей, ты мне по-простому скажи, зачем твоя тяжёлая вода нужна?

— Она позволяет упростить конструкцию атомного реактора и удешевить топливо для него...

— У нас в стране есть тяжёлая вода, товарищ Чаганов?

— Есть, она находится повсюду в самой обычной воде, товарищ Сталин, но в очень малых количествах. Чтобы добыть её оттуда нужно затратить большой количество электричества. Просто скажу для справки, что один грамм тяжёлой воды стоит 190 рублей, а в реактор её нужно залить десятки тонн ...

— Золотое у нас электричество выходит,— трёт скулу Киров.

— Правильно, Сергей Миронович, поэтому тяжёлую воду мы в наших реакторах не будем использовать. Вместо него применяем графит, он дёшев и буквально лежит у нас под ногами...,— натыкаюсь на нетерпеливый взгляд супруги.

— Дорога тяжёлая вода или нет,— перебивает она меня,— это не существенно для тех стран, которые решили начать свою атомную программу после открытия деления урана. А таких иностранных государств сейчас по крайней мере четыре— Америка, Германия, Англия и Франция. В Норвегии, кстати, себестоимость тяжёлой воды не так высока, так как электричество получается от расположенной неподалёку у водопада гидроэлектростанции. 19 долларов— это цена, которую предложили норвежцы МакГи при поставке одного килограмма...

'Что за наезды? Я ж об этом ей сам рассказал'...

— Вы, товарищ Мальцева, начали говорить об НКВД и Разведупре,— в глазах вождя промелькнула лёгкая усмешка.

— Да-да, товарищ Сталин, так вот когда я обратилась к ним за информацией по заводу в Веморке, то выяснилось, что ни там, ни там никаких сведений о нём не имеют, сотрудники не имеют представления зачем нужна тяжёлая вода. Поэтому я считаю, что в целях поддержания режима секретности нашего Атомного проекта и получения информации о схожих проектах наших врагов, следует создать при Спецкомитете, с подчинением непосредственно председателю СНК, полноценную службу, которая бы занималась и разведкой, и контрразведкой по данной теме.

— Почему просто не дать такое задание уже существующим органам?— с сомнением качает головой вождь.

— Потому, что все сведения будут всё равно переданы в Спецкомитет, только пройдут через много рук. В обратную сторону от пойдут вопросы на что агентам обратить особое внимание. То есть, в случае 'протечки' враги узнают не только, что узнали мы, но смогут по тем вопросам, что задаём мы, оценить трудности и степень нашего продвижения...

— А у вас, выходит, 'протечки' быть не может, товарищ Мальцева?

— И у нас может быть, товарищ Сталин, только искать будет проще и быстрее, чем меньше инстанций, тем лучше.

— Ну хорошо, я подумаю над этим,— вождь поднимается со стула,— но учтите, вы меня пока не убедили.

* * *

— Нет, ну ты скажи,— вырывается у Оли, когда мы оказываемся на воздухе,— почему он против? Потому что я— женщина, глупая?

— О чём ты? Многие мужчины душу бы дьяволу отдали, чтоб оказаться на твоей должности. Тут другое, хотя с мужчинами ему прощаться, конечно, проще. Ты уже не помнишь о своих похождениях в Германии и Японии, не говоря уже о Харбине? Если бы на твоём месте был кто-то другой, то его бы уже давно со службы попёрли, несмотря на...

— Ах тебе, значит, я должна быть благодарна, что меня ещё не попёрли. Ты такой же как они все, кто пользуется моей помощью, как шпиона найти, так товарищ Мальцева выручайте, а как оценить её работу...

'Критические дни советской разведки'.

— Да успокойся, не решил он ещё ничего, а то бы и приглашать к себе не стал, думает он, взвешивает, можно ли отдавать такое большое дело в руки... В общем не хочет терять контроль над ситуацией, чтобы такой поток информации мимо него проходил. Типа, семейная пара между собой поговорила, обсудила, а остальных по боку. А говоря об оценке твоего труда, я тебе так скажу, ты забываешь откуда мы сейчас вышли, тебя сам Сталин пригласил на встречу! Вот она истинная оценка, а орденам он особого значения не придаёт, он не Брежнев.

Глава 4.

Московская область,

Аэродром 'Подлипки'.

21 февраля 1940 года, 10:00.

— Вынуждены признать, Алексей Сергеевич,— Челомей, стоящий у доски, с прикреплённым к ней ватманом, опускает голову,— что три подряд неудачных испытания крылатой ракеты Х-1, имеют одну и ту же причину: неустойчивую работу системы навигации...

'Как это работает,— напрягаю зрение чтобы рассмотреть мелкие надписи на чертеже,— м-м, понятно... у ракеты в хвосте стоит передатчик, который излучает импульсы сантиметровых волн. Две РЛС на земле принимают эти сигналы и по кабелю пересылают их на пульт управления, оператор видит на экране перед собой два импульса один над другим. Если эти импульсы расположены на одной линии, значит ракета идёт точно не цель. Если верхний, сдвинут влево относительно нижнего, то на лицо отклонение влево, если вправо— то вправо. В первом случае оператор по радио, грубо говоря, передает команду 'точка-тире', во втором— 'тире точка' На самом деле, конечно, эти команды значительно сложнее, чтобы обеспечить высокую помехозащищённость. Прибор управления на ракете, распознаёт команды и передаёт их на автопилот. Неплохо задумано, но'...