Да и в остальном чугунка была лакомым объектом для вандализма. Так, километр пути с рельсами Р50, то есть пятьдесят килограммов на метр, давал сразу сто тонн вполне приличного металла — например, 0,8% углерода, 0,4 кремния, 1% марганца — марки рельсовых сталей различались. Колесные тележки тоже вызывали нехорошие для них мысли — так, двухколесные были весом до четырех тонн, и сталь также была очень даже ничего — например, колеса делались из стали 0,6% углерода, 0,35 кремния, 0,7 марганца, 0,1 ванадия. Встречались и 0,4 углерода, 0,5 кремния, 1% марганца, 0,1 ванадия. Оси — 0,4 углерода, 0,5 кремния, 0,3 хрома, 0,08 молибдена, 0,05 ванадия, 0,3 меди.
— А последняя — по сути, пружинная сталь, так ?
— Да и остальные ... кремний-то есть ...
— Не, там же еще никель, хром ...
— Необязательно.
— А в торсионах от троек ?
— Это которые Е и дальше ?
— Да.
— Ну да — еще никель, хром. Ну — углерода 0,7, а не 0,4, кремния на одну десятую поменьше, ванадий и молибден — когда как.
— А можно переплавить ? А то у нас уже скопилось шесть троек вообще без торсионов.
— Изменить состав стали ? Да мы и этим составом можем попробовать ... тут ведь основная проблема в термообработке, шлифовке, поверхностной закалке ...
— Продумайте этот момент, ладно ? Торсионы нам не помешают, а материала можем добыть несколько тонн — осей вокруг полно.
— Хорошо. Через неделю устроит ?
— Да, вполне. Далее. Смотрите — при отходе из-под Кобрина мы сняли рельсы — причем оба пути — с участка Кобрин — Береза и Кобин-Дрогичин ...
— И я был против ! Это диверсия !!! Я обязательно доложу о Вашем самоуправстве ! — наш главный железнодорожник очень переживал за свое разрушенное хозяйство.
— Да-да, докладывайте ...
— И о нарушении работы депо !
— Хорошо ...
— И вообще — Вы ведь обещали, что рельсы пойдут на строительство оборонительных сооружений, а сейчас получается, что их вообще переплавят. И где мы потом найдем рельсы на пути ?!?
— Семен Григорьевич. Ну мы ведь неоднократно это обсуждали. — вот толковый мужик, но слишком уж ершистый. — Обстановка изменилась — на оборону мы стали выделывать бетонные блоки, да и шпалы ваши пригодились — так что ...
— Я этого так не оставлю ! Когда Красная Армия перейдет в наступление — чем мы будем перевозить для нее грузы ? А ?!? Если железнодорожное полотно разобрано на десятки километров ! И восстановить его будет не из чего !!
— Ну, ветка Барановичи-Белосток, если и ее задействовать для выплавки металла, все-равно останется с одним путем — его и переложим на место снятых путей. — не буду же я тут говорить, что наступление будет только через три года — не поймут, все ждут общего наступления уже вот-вот — немца-то остановили на Днепре, то есть совсем недалеко.
— А...п...
— Да еще и двухпутную — рельсов хватит. — добил я его. И сверху еще добавил — К тому же я ведь не предлагаю снимать с участка Береза-Барановичи-Столбцы, так как по нему-то и пойдут на Брест грузы для наступающей Красной Армии. А ведь это сто шестьдесят километров той же двухпутки — еще полтора раза по столько же, то есть еще шестьдесят тысяч тонн. И с Полесья — Дрогичин-Пинск-Лунинец-Микашевичи — тоже ничего не снимаем, а это еще сто пятьдесят километров — тоже, считай, шестьдесят тысяч тонн. Так-то, если все это снять, то с учетом кобринских участков получим сто сорок тысяч тонн. На круг. Не считая остальных участков, о которых я скажу далее.
— Н-ну ...
— А Вы докладывайте, докладывайте, а мы потом с теми кому Вы докладывали вместе и посмеемся. Вот только будет ли до смеха Вам ... ? — и многозначительно так на него глянул. Ладно, пока я ему подкинул мысль, которая успокоит его болеющую за дело душу, а заодно и дал толстый намек, что лучше бы ему лишний раз не скандалить, а заниматься делом. А сам продолжил:
— Итак, эти две ветки — длиной по пятьдесят километров каждая. Двухпутные — то есть всего восемь ниток рельсов длиной по пятьдесят километров — всего — четыреста километров рельса Р50, то есть четыреста тысяч метров — это двадцать миллионов килограммов стали. Или двадцать тысяч тонн. Или две с половиной тысячи кубометров стали — это параллелепипед со сторонами десять метров и высотой двадцать пять метров — восемь этажей сплошного металла. Представили громадину ?
Народ загудел. Так-то рельсы лежали себе тонкими нитками и глаза не мозолили. А так — "собранные" в кучу ... мы как раз проводили совещание в помещении площадью пятьдесят квадратных метров и высотой потолка три метра. Получается, это два таких помещения по основанию и восемь этажей высотой. Я и сам впечатлился, проверил свои расчеты и впечатлился снова. И у меня были еще более убойные цифры, которые я и продолжил высыпать на своих соратников:
— Только эти две ветки дадут нам три миллиона бронебойных снарядов калибром 76,2 миллиметра. Или три с половиной миллиона осколочно-фугасных снарядов. Сейчас не рассматриваю вопрос порохов и взрывчатки, только по стали. Но работы в этом направлении ведутся. Далее. Этот же объем даст нам восемьдесят тысяч квадратных метров брони средней твердости толщиной тридцать миллиметров. Опять же — пока не рассматриваю вопрос с прокатом листа. С учетом, что на одну самоходку, чтобы защитить лобовую проекцию, потребуется два листа площадью пять квадратных метров — получается, что мы можем получить восемь тысяч самоходок. Ну, столько нам не надо — две тысячи сделаем — и то хорошо. Так что если остальные три четверти этой стали отдать на снаряды — получим два с половиной миллиона снарядов — по тысяче двести выстрелов на каждую самоходку — беру поровну бронебойных и осколочных.
— Так мы всех немцев перебьем ! Считай, по снаряду на одного-двух фрицев получается.
— Конечно перебьем ! Но для этого нужна сталь ! И взять быстро и много, кроме как разобрав пути — пока неоткуда, наши собственные производства быстро столько стали не дадут. Поэтому надо разбирать и остальные пути. А именно. Если снять одну колею с участка Барановичи-Слоним — а это шестьдесят километров — получим еще шесть тысяч тонн металла. А это семьсот пятьдесят кубометров. Сняли еще ветку Слоним-Волковыск — сорок километров — еще четыре тысячи тонн металла. Пятьсот кубометров. Вот вам еще десять тысяч тонн стали. Ну или тысяча двести пятьдесят кубометров — половина от рассчитанного ранее — то есть еще тысяча самоходок и боекомплект по тысяче двести выстрелов. А еще есть участок Волковыск-Белосток — восемьдесят километров, часть ветки Белосток-Гродно — еще двадцать. То есть это уже всего на круг получается сорок тысяч тонн стали, пять тысяч кубометров — это здание двадцать на двадцать и высотой двенадцать метров — четыре этажа — сплошного металла. Конечно, тупо наращивать однотипные самоходки мы не будем — у нас ведь есть стволы зениток — что наших, что немецких. Поэтому часть металла надо пустить на прокат листов толщиной пять сантиметров — два таких листа с бетонным промежутком, да еще с наклоном, должны выдержать немецкую зенитку с километра. Пару сотен таких самоходок — и мы сможем выбивать немца на дистанциях в километр-полтора — нет у них пока танков, способных выдержать эти снаряды — ведь наша зенитка на километре пробивает броню толщиной десять сантиметров — пусть и вертикально поставленную, но у немцев и так вся броня вертикальная, и таких толщин просто нет.
— Так что же — мы сможем тут сидеть и в ус не дуть ?
— Сидеть мы не сможем, надо будет немца разбить, но чтобы это сделать — надо создавать бронетехнику. И сталь для нее надо брать из рельсов. Поэтому и выношу данный вопрос на обсуждение. Итак — принципиальных возражений нет ? — я снова посмотрел на нашего железнодорожника, но тот сидел, и даже почти не насупившись, разве что буркнул что-то типа "Под Вашу ответственность". — Конечно под мою ...
— А вот с этими пятисантиметровыми листами ... ходовая не выдержит ... да и проката выйдет поменьше — потери на угар, обрезки ...
— Ну ... пусть меньше — это все-равно перекрывает наши потребности в несколько раз. И если сделать еще один-два, ну три прокатных стана, по образцу тех, что стоят на металлургическом — мы сможем переработать этот объем за пару-тройку месяцев.
— А дальше ?
— Вы сначала это освойте ! Дальше ... дальше нам ведь доступны и другие ветки, с которых мы можем снять как минимум еще четыре раза по столько же. А если снимать и второй путь — получаем еще под сорок тысяч тонн качественной стали. Ну и ранее упоминавшиеся мною двухпутки, проходящие через Барановичи и Пинск — еще сто двадцать тысяч тонн. То есть на круг — дохрена. Пока не будем, но просто как заметка на будущее.
— А рабочих откуда взять ? Участки-то до Кобрина снимали всем миром ...
— У нас ведь есть народ из личного состава воинских железнодорожных частей, да и их техника почти вся тут осталась — они ведь уже работали по кобринскому направлению. Ну и, понятное дело — железнодорожники из гражданских. Это — костяк профессионалов. А им в подмогу ... мы ведь освободили несколько лагерей, куда собирали местных жителей призывного возраста ... ? В Слуцке, помнится, вообще под десять тысяч, да и в остальных городах еще три раза по столько же, если не четыре ... вот их пока и привлечем.
— А где мы все это будем расплавлять и перерабатывать ?
Вопросы были закономерными, и я был к ним готов — заранее нагрузил нужных людей.
ГЛАВА 13.
— Про расплавление нам сейчас расскажет наш главный топливовед Николай Кузьмич. Николай Кузьмич, прошу.
— По топливу, значить, для металлургического, значить, производства, у нас следующие обстоятельства ... — Кузьмич откашлялся, отпил воды, и продолжил вещать, а я перескажу его речь своими словами, без особенностей его произношения и построения оборотов речи — там отдельная ржака.
Литейного кокса — около двадцати тонн — это тот же доменный, только куски крупнее, а содержание серы — меньше. При удельном весе в полтонны на кубометр — это сорок кубов. И больше его поступлений не будет. Хотя нам, как я понял, не особо и надо — мы начинали выделывать древесный уголь и торфяной кокс. Причем торфяной кокс по характеристикам был почти что сравним с каменноугольным — по теплотворной способности — до 7200 и до 7000 ккал на килограмм — он даже превосходил каменноугольный — прежде всего за счет меньшего количества золы — в угольном ее было минимум девять процентов, в торфяном — тоже девять, но максимум, в среднем — пять. Летучих веществ было больше — около десяти, по сравнению с одним процентом в каменноугольном.
Для выделки кокса сейчас строятся три печи Пинча — под полное коксование — там температуры уже высокие, и надо все выкладывать шамотным кирпичом, иначе стены быстро придут в негодность.
Да, видел я эти печурки — прямоугольная шахта сечением под два метра и высотой свыше девяти метров — их как правило строили попарно, чтобы снизить потери тепла в окружающую среду и повысить эффективность топлива. Ну и сбоку — один или два рекуператора. Торф загружается сверху, спускаясь вниз, сначала подсушивается, затем проходит зону швелевания — то есть полукоксования — при температуре 500-600 градусов и внизу уже полукокс омывается газом-теплоносителем — тот охлаждает полукокс до 100-150 градусов — при такой температуре он уже не воспламеняется. Горючий газ подается в зону швелевания, а получается он в результате полукоксования из того же торфа — то есть процесс почти что замкнутый — только при запуске часть торфа сгорает без превращения в полукокс, чтобы нагреть и начать коксование вышележащих слоев. При влажности торфа тридцать процентов печь перерабатывет 50 тонн торфа в сутки, а при влажности 20-25 процентов — 60-70 тонн — чем суше материал, тем меньше энергии затрачивается на его просушку.
Из тонны торфа выходит 300-400 килограммов полукокса, который затем используется как топливо для печей — для обогрева помещений, сушильных и даже промышленных — полукокс, по сравнению с исходным торфом, практически не дает дыма со всеми его едкими и пахучими веществами, да и калорийнее, а значит меньше надо закидывать в печь, и жарче огонь, так как на тот же объем приходится больше углерода — то есть удельное содержание углерода — основного горючего — увеличивается, а всякого балласта в виде азота, а то и вообще помехи — кислорода, который так-то надо было выдавливать из торфа и тратить на это часть тепла — наоборот, уменьшается.
То есть в полукоксовании торфа — сплошная выгода, которая не исчерпывается только получением калорийного топлива. Так, из тонны торфа выходит 100 килограммов смолы, двести-триста кубометров швель-газа — смеси углекислого, угарного газа, водорода, азота, метана ну и менее процента кислорода и всяких пропанов-бутанов. Точнее, выходило два вида газа — швель-газ и шпюль-газ — правда, я забыл, чем они различаются — хотя мне и говорили, и я сам смотрел, например, в книге "Общая химическая технология топлива" выпуска от 1941го года — самый свежачок — помню только, что теплотвоная способность швеля выше, даже если полукоксование происходит при той же температуре. Ну да ладно — все-равно он сгорал — и каждый кубометр швель-газа, полученного при перегонке при 540 градусах, давал 2285 килокалорий на кубометр, а при 670 — уже 3587 — в нем было больше угарного газа, водорода и метана, а вот азота — наоборот — меньше — всего 4 процента по сравнению с 17ю при перегонке при 540ка градусах. Но тут не было никакой мистики — просто азот переходил в подсмольные воды — в аммиак — при 670градусах его было в воде 6 процентов, тогда как при 540 — меньше 4. С фенолами же была обратная картина — тринадцать и больше двадцати процентов. Соответственно, если хотели получить больше аммиака — делали перегонку при более высокой температуре, если больше фенола — при более низкой.
Но — так получали полукокс. Он был еще как-то пригоден для переплавки металлов, но не для выплавки чугуна — слишком много было летучих веществ — при высоких температурах они начинали вырываться из кусков полукокса, тот трескался, забивал промежутки между кусками руды, ток газов прекращался и выплавка затухала. Нужен был нормальный кокс, в котором было бы меньше летучих веществ. И получался такой кокс из торфа уже при температурах в в 900 градусов. Хотя, как показали дальнейшие опыты, наши просто перестраховались, и коксование нормально шло и при 800 градусах, то есть можно было бы использовать и существующие печи. Ну да ладно — выложить одну печь — это пара-тройка дней, да еще две недели на просушку. Не помешает.
Так-то коксовать можно было бы и кустарным способом — ямным, ямно-костровым, костровым, в обычных печах — без улавливания летучих веществ. Собственно, в Англии в 18м веке каменный уголь коксовали по той же технологии, по которой выжигали и древесный уголь — накладывали в большие кучи диаметром 3-4 метра — по 2-4 тонны угля, в центре устраивали канал для выхода продуктов горения, покрывали слоем земли, чтобы предотвратить обычное сгорание, поджигали — и потом четыре-пять дней следили, чтобы не возникало сильного огня и вместе с тем огонь не затухал — рабочим приходилось постоянно то протыкать шестами покрышу, чтобы усилить горение, то заделывать отверстия, чтобы его замедлить. А так как одновременно пережигалось несколько куч — люди постоянно мотались между ними, попутно вдыхая исходивший из них едкий дым. Этот способ практиковался и в первой трети 19го века, хотя уже во второй половине 18го появляются и закрытые печи для коксования. Ну а потом уж понемногу развивалось — вертикальные нагревательные каналы для ускорения процесса, рекуператоры и регенераторы для более эффективного использования тепла, механизация загрузки и выгрузки — накрутили изрядно, но все это делалось уже для повышения эффективности и, соответственно, снижения стоимости, а принцип оставался тем же самым — нагрев без доступа воздуха, чтобы удалить летучие вещества и оставить только углерод. Ну, в идеале — так-то в угольном коксе оставалось еще много чего — той же серы — до полутора, а то и до пяти процентов — в этом плане торфяной кокс был гораздо чище — серы в нем было не более трех десятых процента. По этому показателю он существенно выигрывал у каменноугольного кокса, да и по твердости кусков немного тому уступал — кокс из верхового торфа не разваливаясь выдерживал давление 60-100 килограмм на квадратный сантиметр — почти как каменноугольный, у которого эти значения были 100-150 — ну, это у литейного кокса, у металлургического же кокса — 220. Вот кокс из низового торфа был послабже — всего 40-50 килограммов на сантиметр, зато — во всех направлениях, тогда как у древесного угля сопротивление вдоль волокон — 100-200, а вот поперек — всего 10-20, поэтому его сложно было применять в больших домнах — рассыпался и забивал каналы между кусками руды. Так что торфяной кокс стоял где-то посередине между каменноугольным коксом и древесным углем — последний разве что выигрывал по сере — менее пяти сотых процента.
