В схоле мне рассказывали, что мир Неумирающих — старый и стабильный. И если вечером там между домами десять метров — то и утром будут те же десять метров. Наш же мир, несмотря на долгую и не всегда предсказуемую историю, еще очень нестабилен. И ситуация, когда вечером от одного замка до другого можно было, слегка напрягшись, доплюнуть через неширокую речку, а утром между бывшими соседями десяток доменов и сотни верст — никого не удивляет.
Впрочем, все это — отвлеченные рассуждения, допустимые, когда перемещаемся в глубине своей территории. А мы только что пересекли границу домена, и теперь находимся во владениях тархана Захарии с целью похищения его подданных. Так что, пожалуй, стоит быть поосторожнее.
Сигнал пришел от Арисы, поднявшейся повыше, и наблюдающей за землей, пользуясь преимуществами своих навыков и мутаций, подобающих разведчику. Впереди лежали тела. Кочевник и его конь. Айлиль заметила мертвых несколько позже и потребовала снизиться к ним.
Опасаясь засады, Пьен отправил по сторонам пару смотрящих. Таже во все стороны разлетелись призванные совы. Отряд же приближался к месту небольшой трагедии осторожно, оглядываясь, в полной боевой готовности.
Но никто не спешил накидываться на нас. Никто не сбрасывал маскировку тенями или иллюзиями, не рушился сверху, со все еще раскаленных, хотя и темнеющих, небес, не выкапывался из-под земли. Даже тела не спешили подняться, сияя потусторонней призрачной зеленью, присущей восстающей нежити. Они просто лежали. И, судя по всему, убиты они были недавно.
— Проклятый Гзак! — скривилась Айлиль, подняв обломленный хвостовик стрелы, по всей видимости, убившей молодого парня. Та, что убила коня, по всей видимости, осталась целой — и ее вытащили и забрали с собой, как и оружие погибшего. А вот плохонький доспех и обломок стрелы внимания убийц не привлекли.
— Гзак? — заинтересовался Пьен.
— Сосед наш, — пожала плечами Айлиль. — И враг. Мы и пошли-то в набег на вас только потому, что тархан Захария предупредил, что род тех, кто затеет усобицу — будет вырезан до последнего человека. Гзака же это, похоже, не смутило. Но как он узнал, что мы идем в набег? Мы же специально откочевали подальше!
— А вы часто откочевываете в это время года? — заинтересовался Пьен.
— Нет, — покачала головой Айлиль. — Мы с родом Гзака давно враждуем из-за самого удобного пастбища в округе. Стоит откочевать — и он будет пасти свой скот на нашей земле... — "Которую сам считает своей" — продолжила я, ног озвучивать посчитала совершенно лишним.
— Вот Гзака и его советников, видимо, и заинтересовало: "куда это откочевал род Кончака, и чем таким интересным они собираются заняться, что даже отдали спорное пастбище", — вывод Пьена был достаточно очевиден, и даже странно, что Айлиль до этого сама не додумалась. Впрочем, похоже, убитый ей более чем "просто знаком", что и не удивительно, если он из ее рода. И, понятное дело, что ей сейчас не до рационального мышления.
— И он послала соглядатая... — впрочем, когда вывод ткнули ей под нос — она сумела его понять и принять.
— Видимо, убедившись, что воины ушли, — продолжил рассуждать Пьен, — Гзак повел своих в набег на давних врагов.
— А Бонак заметил их, и кинулся предупредить наших... — она еще раз осмотрела погибшего, — нет, пожалуй, он кинулся к нам, надеялся вернуть... и не доскакал. Но как же Гзак планировал оправдаться перед тарханом?
— Полагаю, очень просто, — криво усмехнулся Пьен. — Думаю, он не планирует вырезать ваше кочевье поголовно — большую часть захватит в плен. А там, перед тарханом, один из пленных (а может — и не один, зависит от того, насколько у этого Гзака квалифицированные палачи), заявит, что Кончак предал Тархана, собирался вместе с проклятым колдуном за рекой перебить верных воинов тархана, ограбить самоцветную шахту, а то и золотой прииск, угнать в полон женщин и детей и принести их в жертву демонам, и еще чего-нибудь, на что фантазии хватит.
— А ведь может и сработать! — вскинулась Айлиль. — Нам нужно поспешить к стойбищу!
— Нужно — значит, поспешим, — согласился Пьен.
Пьен
Стоянка рода Кончакова встретила нас почти ожидаемо: резней и насилием. "Почти" же заключалось в том, что резали и насиловали отнюдь не только оставленных без защиты женщин, детей и стариков рода. Крупный отряд зеленошкурых не делал разницы между хозяевами стоянки и их незваными гостями. Надо сказать, что, в отличие от тех же эльфов, орки — абсолютно лишены расовых предрассудков. Им совершенно все равно, кого резать и жрать, не исключая и собственных сородичей. Единственное расовое деление, признаваемое орками, проходит по вкусовым качествам и способам приготовления.
Отряд орков, атакующих стоянку Кончака, мягко говоря, впечатлял. Одних только волчьих всадников там было не меньше, чем всего воинов в обоих враждующих родах. Вспышки заклинаний намекали на присутствие учеников, а возможно, и полноправных шаманов. Ну а разносившийся над почти захваченным стойбищем рык и то, что орки практически не схватывались между собой (брань и удары кулаками — не в счет), неопровержимо свидетельствовало, что как минимум один черный орк — тоже "где-то рядом". Презренные же швырялы в стороне от благородной забавы, сгоняли и вязали пленников. Причем живыми их оставили, скорее всего, из соображений "пусть лучше запас пищи дойдет до лагеря своими ногами, чем нам эти туши тащить". Вот хрюкеров, и, к счастью, топотунов, видно не было.
— Всем — вверх! — приказал я, пользуясь тем, что орки явно не ждали летающего врага, и не вверх не смотрели.
— Мы уходим? — мертвым голосом спросила иссиня-бледная Айлиль, не отрывая взгляда от кучки пленных. Видимо, хорошее зрение степной лучницы позволяло ей увидеть среди еще живых запасов орочьего провианта кого-то, для нее важного.
— Нет, — покачал я головой. — Учитель поручил мне доставить ваше кочевье в его владения — и я это сделаю. Тем более, что я не вижу тут ничего непреодолимого. Надо только подумать, как лучше атаковать, чтобы не понести потерь. И не стоит так уж беспокоиться о пленниках: если их не убили до сих пор, то, очевидно, не убьют, пока не доставят в лагерь. И если перебить старших орков — швырялы разбегутся. Вряд ли им будет дело до тех, кого не удалось дотащить до котлов.
— Понятно, — кивнула Айлиль.
Между тем, в стойбище разыгрывался последний акт этой небольшой драмы. Зажатые между палатками, лишенные скорости и маневра, частично спешенные, кочевники вряд ли были серьезными противниками для орков.
Волчьи всадники, радостно ухмыляясь, двинулись было добивать последний очаг сопротивления, когда в их рядах раздался недовольный рев, и сразу двух огромных волков с немаленькими всадниками расшвыряло в стороны, и на освободившемся месте воздвигся предводитель отряда фуражиров — черный орк. Видимо, черному надоело командовать, и он решил принять личное участие в забаве.
Пригнувшись, и вставив левое плечо вперед, орк пару раз качнулся на ногах туда сюда, и рванулся вперед. Удар был страшен. Если волчьих наездников черный разбросал в стороны просто руками, то человеческого всадника — просто стоптал вместе с конем. Шансов выжить не было ни у наездника, ни у коня. Сосед слева от погибшего попытался рубануть черного саблей, но тот, не глядя отмахнулся ятаганом, отбросив опускающийся клинок, перерубив держащую его руку, и проломив ребра. Изо рта кочевника выплеснулся поток крови, свидетельствующий о поврежденном легком. Отброшенный силой удара, тот не сумел удержаться верхом, и сполз по противоположному от орка боку своего коня.
Впрочем, черный обратил на него внимания не больше, чем на жужжащую над ухом муху: отмахнулся, не прекращая бега.
Следующим на пути несущейся смерти оказался знаменосец Гзака: невысокий стройный боец с саблей в одной руке, и бунчуком — в другой. Черный орк просто выхватил его из седла, сбив с ног легкую лошадь, на которой тот сидел, закинул на плечо, и двинулся обратно, уже не интересуясь остальными. Товарища пленного замерли, мягко говоря, удивленные таким поведением противника, и этого оказалось достаточно: черный махнул в их сторону ятаганом, и волчьи всадники сорвались в последнюю атаку, спеша дорваться до свежего мяса. Крики людей и коней, боевые кличи орков и рычание грызущихся над еще живой добычей волков стали звуковым фоном завершения нападения Гзака на соседа.
Между тем черный орк выкрутил саблю из руки своего пленника, просто взявшись мозолистой лапой за лезвие, а потом одним движением разорвал на нем доспехи. Следующим улетел в сторону кожаный шлем, из-под которого на спину, как оказалось, пленницы, развернулась длинная и толстая черная коса.
— Это Гуран, средняя жена Гзака, — прокомментировала Айлиль. Ее все еще бледное лицо украсилось злорадной ухмылкой. Судя по всему, с уносимой Айлиль была не в лучших отношениях, что и понятно для жен глав враждующих родов.
Гуран закричала, когда орк следом за доспехом сорвал с нее поддоспешник. Не удивительно. Соотнося размеры орка и человека — нетрудно было догадаться, что из жертв таких вот "романтических отношений" выживали немногие, а тем, кому это удавалось — частенько об этом жалели.
Что ж. Пока командир отряда отвлечен, да и его подчиненные больше смотрят на развлечения своего командира, чем по сторонам, самое время немного подготовиться. А если женщина доживет до спасения... Что ж. Значит — ей повезет.
Вообще говоря, главной слабостью орков является именно отсутствие как летающих бойцов, так и возможности организовать внятную противовоздушную оборону: не считать же за таковую швырял, чья меткость была воспета в легендах ("способен не попасть в стену сарая, находясь внутри него"), а дальность поражения — существенно меньше, чем у лучников? Знающие предводители орков старались компенсировать эту слабость призывами, наемниками, да просто организуя нелетную погоду, благо в шаманизме были способы... Но в данном случае ничего подобного не наблюдалось, и этим следовало воспользоваться.
С'ерг Ра, ухнув практически всю ману в призыв, вытащил в наш мир суккубу из Инферно, благо, свиток с соответствующим заклинанием учитель купил и подарил всаднику Хаоса как раз этим утром, в честь того, что он достиг-таки понимания третьего круга магии Тьмы. Призванная суккуба, зависла в воздухе, и, вопреки законам природы, шевелила крыльями разве что для того, чтобы подчеркнуть свои призывные формы, едва скрытые конструкцией из полупрозрачной ткани, не скрывавшей ничего важного, но будившей фантазию.
Суккуба радостно изогнулась, намекая, что не против вот прямо сейчас... Но Серг'Ра покачал головой, и ткнул пальцем в сторону орков. Обернувшись, суккуба увидела отряд зеленошкурых, уже строившихся для марша, и по-прежнему не обращающих внимания на то, что происходит у них над головами. Глаза демонессы вспыхнули натуральным адским пламенем, а губы раздвинулись в радостной улыбке такого свойства, что могла бы вызвать приступ медвежьей болезни, пожалуй, даже у голема.
— Выбей черного, — отдал приказ призванной всадник Хаоса. — Потом — займись шаманами. Дальше — на твое усмотрение... но только орков, — добавил он, сообразив, что давать демонессе разрешение на излишне самостоятельные действия — не стоит.
Прежде, чем кинуться в бой, суккуба оглянулась на призвавшего.
— Души? — лаконично уточнила она.
— Кого убьешь — твои, — подтвердил сделку Серг'Ра.
Вообще говоря, черный орк формально сильнее суккубы. И, столкнись они в помещении, у демонессы было бы не так уж и много шансов. Но на открытом пространстве "подвижный в трех плоскостях", как говорил учитель, маг имел однозначное преимущество над бойцом-рукопашником.
Все же, кто был способен обратиться к магии Жизни третьего круга — призвали виверн, чтобы связать боем шаманов.
Каждая секунда увеличивала шансы на то, что нас обнаружат. Не сказать, чтобы это было так уж опасно... но не хотелось бы терять преимущество внезапности. Так что я поднял крозиус, изготовленный еще учителем прямо перед нашей с ним первой встречей, и сказал:
— Сокрушите обманутых и неверующих, ибо тогда они познают истину слов забвения!
Навчин
Это был черный день для нашего рода. Воины и воительницы с отцом, военным вождем нашего рода, и его старшей женой отправились в набег на черного колдуна, захватившего исконные земли Каганата. Когда-то эмиссар Империи, злой Арениус-колдун, захватил эти земли, оттеснив воинов степи от благодатной реки. Он объявил, что земли эти принадлежат Империи. Той самой Империи, власть в котором захватил неблагой сын Отца нашего, Тенгри-хана, посмевший восстать против Отца и подчинить себе часть детей Его. Со времен своего падения утратил он право на имя Анор, и своими нечестивыми последователями не именуется никак, но истинные народы знают, что имя ему с тех пор — Хорам, что значит "возвысивший себя", то есть — "мятежник".
Воины степи сражались с закованными в железо солдатами империи, но проиграли, хотя и продолжали ходить в набеги на зажиревших под неправедным правлением колдуна землепашцев запада, годных только на то, чтобы быть стадом: давать истинным людям зерно, шерсть и скотину всех трех родов2 для себя и на продажу.
А потом над границей захваченных поклонниками Хорама земель встал Призрачный предел, и люди поняли, что враг наш — мертв, и возрадовались. Но на его место пришел совсем уж черный колдун, вместо ожидаемого благодатного тархана, что поклонился бы Кагану всех настоящих людей и повелел детям Неба жить по прадедовским законам. Но чужак принес ложь и ненависть. Он, подобно злому Арениусу, взял под свою руку землепашцев, вместо истинных людей, предпочитая владеть рабами, а не править свободными воинами. Он убивал и грабил оставшиеся за призрачным пределом рода, силой и обманом вынуждая их служить себе. С ним пришел в эти земли новый бог: злобный и коварный настолько, что даже тот, кто привел его с собой не осмеливается именовать его, но называет "Изменяющим пути".
Но мы, истинные люди, знали о его лжи и готовились могучим ударом смести нечестивца, как только падет Призрачные предел, нанести удар, пока он еще слаб. И тархан Захария объявил "мир тархана", обещав жестоко покарать того, кто осмелиться повернуть свои клинки против истинных людей, а не на врага за рекой. И многие рода, услышав призыв Захарии, отправили своих воинов в набег: вызнать силы и слабости колдуна... а заодно — пощипать зажиревших крестьян за рекой, и предателей, пошедших к нему на службу — на нашем берегу. И тогда могучее воинство тархана пойдет, зная о путях и ловушках, силах и слабостях колдуна, и вернет истинным людям некогда принадлежавшие нам земли. А то, что именно первыми ушедший в несправедливо отторгнутые земли — первыми и привезут оттуда золото, вырванное из рук, слишком слабых, чтобы его сохранить, пригонять сладких и мягких рабынь-наложниц и сильных работников... Так это даже и правильно, ведь идущие первыми — и рискуют больше всех.
Так думала я тогда, уверенная, что то, что рассказал мне старенький странствующий хирбад, что время от времени добирался до стойбища нашего рода, чтобы учить детей почитанию богов и кагана, и есть несомненная истина. И поколебали мое мировоззрение отнюдь не речи культистов Изменяющего пути, и не проповеди священников мятежного Владыки Света.
