"А она будто не опытная, — удивлённо подумал я. — И чего она дурочку строит из себя? Ясно ведь, что энеста напрашивается на услугу".
— Хи-хи, а ей неохота за бесплатно горбатиться, — рассмеялась сёкая в моей голове. — Хороший элитный источник грандмастерского уровня квалификации — это тот ещё геморрой. Много маны, сил и времени отнимает.
"Вот как".
Лимоника посмотрела на мою супругу выжидательно, не нашла должный отклик в её глазах и промолчала, решив, видимо, не развивать начатую тему.
В этот момент из раздевалки вышла Мика и неспешной походкой подошла к водоёму. Она тоже была полностью обнажена и нисколечко этого не стеснялась. На пути к нам эми, казалось бы, даже замедлилась слегка, как только уловила мой взгляд, и в воду залезать не спешила. Вместо этого встала прямо надо мной и даже слегка раздвинула ноги, позволяя себя хорошенечко рассмотреть.
Ещё год назад я бы стыдливо отвернулся. Но за время, проведённое в имении, с помощью эмпатических подсказок Мары я довольно быстро понял, что женщины вполне спокойно, как само собой разумеющееся воспринимают мои прямые взгляды. Ну, точно так же, как если бы они не были обнажены. А вот если я начинал мяться и прятать глаза, они почти сразу это замечали и спрашивали: в чём дело или что с ними не так?
Придумывать что-то невинное и юлить в этом случае совершенно не стоило. Мара сразу же посоветовала мне сказать правду, и я потом не пожалел, что её послушался. Ни одна женщина не отреагировала негативно на моё признание. Меня либо начинали дразнить, веселясь от моей реакции, либо воспитывать и тренировать, принимая откровенные позы и требуя, чтобы я смотрел, либо просто посмеивались и продолжали вести себя как и прежде. Им моё смущение женской наготой казалось забавным и миленьким. А если я залипал на откровенное зрелище и на лице моём отпечатывалась сексуальная увлечённость, женщинам становилось лестно моё внимание и большинство из них возбуждалось от таких моих взглядов. Так что я давно уже отработал привычку: глазеть не смущаясь сколько влезет и не скрывать своих чувств. Такая линия поведения, чреватая неприятностями в мире Земли, здесь приводила к тому, что на меня очень быстро набрасывались и брали в сексуальный оборот.
Судя по эмпатическим сигналам, идущим от Мики, её эмоции не касались сексуальной сферы, но она испытывала лёгкое волнение и озабоченность, что может оставить к себе равнодушной или, что ещё хуже, не понравиться мне. О-о-ох! Ну как я мог её разочаровать? Я просто не мог не смотреть на неё и не любоваться созревающей девичьей фигуркой, разогнав пинками из головы все психологические загоны, касающиеся своей "педофильности".
Впрочем, мои внутренние блюстители морали довольно быстро сами заткнулись, отметив, что Мика заметно округлилась и значительно прибавила в женской привлекательности за то время, пока я её не видел. Ну или же она и раньше такой была, просто одежда это скрывала. Грудка у энесты была небольшой, с по-девичьи заострёнными формами. Но между ног уже имелось некоторое количество жиденькой растительности с рыжеватым отливом, и это дало мне ещё один позитивный довод: волосы растут, значит не маленькая... и даже почти взрослая уже.
Ох, блин, если бы ещё не общая невинность и не чистота её помыслов, которые ловили все органы моих чувств, в том числе и эмпатические, я бы вообще не испытывал неловкости. Соблазняя меня, эми совсем не думала о сексе, она словно проверяла свою способность меня соблазнять. И лишь настроившись на эстетическое восприятие юной красоты, я сразу привёл все свои морально-этические дроби к общему знаменателю и добился душевного комфорта.
— Залезай в воду, — с улыбкой предложила Мариша юной неолетанке. — Она горяченькая и очень приятная.
— Успею, — ответила та и повернулась ко мне попкой, изящно прогнувшись в талии и приподняв ягодицы вверх.
Твою ж мать! Почувствовав, что у меня начинается эрекция, я, кажется, покраснел. Но ещё больше смутили меня слова супруги, которая, нащупав под водой Диму-младшего, пробуждающегося ото сна, сдала меня со всеми потрохами.
— Эй, да у него встал! Хи-хи, всё, уже можешь заканчивать свою проверку. Определённо ты ему нравишься. И даже очень нравишься во всех смыслах.
Мне тут же захотелось утопиться со стыда, и я хотел было поспешно оправдаться. Но, ощутив всплеск радостного удовлетворения, исходящего от Мики, вовремя прикусил язык. Эми буквально просияла от удовольствия, а следовательно, ох, не стоило мне ничего говорить. Аккуратно, без брызг она залезла в воду и тут же приблизилась к нам с Маришей, обнимая меня спереди и завершая приготовление своеобразного сэндвича из тел.
— А-а-а! Я сейчас помру! — простонал я. — Мика, это очень смущает.
— Почему? — спросила она невинно, и в её голосе не было ни капельки флирта, только любопытство.
— Потому что Мева в тебе ещё спит, но ты будишь Меву мужчины, — ответила за меня её мама. — А вот в ком Мева пробудилась и уже бушует вовсю, так это во мне. Поэтому давайте скорее приступим к делу, пока терпение моё не лопнуло.
Она поднялась из воды, дотянулась рукой до резинового коврика, приготовленного заранее, пододвинула его к краю обрывистого берега и уселась поудобнее, разведя ноги в стороны и недвусмысленными взглядами давая мне понять, кто между ногами её должен находиться.
— Да, точно, — согласилась Мариша, отпуская меня. — Пусть Дима покажет свои навыки укрощения неолетанской Мевы, а мы с тобой посмотрим, Мика. Это должно быть очень интересно и поучительно. Как ты к этому относишься? Согласна?
Юная энеста сохраняла объятия ещё несколько секунд и даже вроде бы покрепче стиснула меня, но затем медленно кивнула и неохотно разжала свой захват. Потом она сама подвела меня за руку к своей маме, поставила напротив неё и уселась на дно водоёма, справа от неё, погружаясь в воду до самой шеи и приготавливаясь смотреть. Мариша заняла зрительскую позицию слева и с улыбкой кивнула мне, мол, начинай, зрители готовы.
— Лучше сразу опустись на коленки, — подсказала сёкая. — Лимоника хоть и опытная ами, контролирует себя, но правило это тебе всё равно надо усвоить. Любую энесту инстинктивно тянет мужчину поцеловать, после чего член его очень быстро оказывается у неё во влагалище. И если ты рассчитываешь на оральный секс, лучше всего будет, если рот твой соединится сперва с нижними губами неолетанки.
"Ох, боже!" — подумал я и, погрузившись в воду, сделал гребок руками, заплывая в "ущелье" между двумя фундаментальными ногами Лимоники. Я обвёл глазами её массивные мощные бёдра и мысленно застонал от нахлынувшего на меня восхищения. Провёл пальцами по внутренним сторонам бёдер, смакуя ощущение нежного бархата, поцеловал одну ногу, потом вторую и, приблизившись к пункту назначения, решился, наконец, посмотреть на главную достопримечательность этой экскурсии.
Матерь божья! Какой класс! Я, конечно, уже видел сегодня киску Лимоники и даже с близкого расстояния её лицезрел, но открывшийся ракурс был просто великолепен. Покрытые тёмной растительностью массивные дольки оказались слегка разведены в стороны, открывая глубокую нежно-розовую расселину, поблёскивающую густой влагой. Толстый и довольно крупный клитор около трёх сантиметров длиной напряжённым штырьком торчал вверх и вперёд, словно орудие, готовое к бою. А в нижней части вагины, прямо под массивным уринальным холмиком с крупной дырочкой на вершине, располагалось приоткрывшее свой зев, истекающее соком и хищно шевелящее краями влагалище. И стоило только мне на него посмотреть, как оно расширилось ещё больше, словно приглашая к себе в гости.
Господи! У меня просто глаза разбегались от этой красоты. Мне хотелось поприветствовать все её части. Я зарылся губами в короткие густые волосы, проскользил ими вверх, пощипывая мягкую и податливую, как подушечка, дольку, добрался до твёрденького штырька клитора, захватил его ртом и с наслаждением пососал. Потом прошёлся по второй дольке до самого низа, снова поднялся до клитора, обводя языком его крепкое тельце по кругу, снова пососал и уже потом стал спускаться вниз по наполненной густым терпким соком ложбине, вылизывая её и обсасывая, подбираясь к глубокому хищному колодцу.
И вот кончик моего языка достиг скользких вибрирующих краёв, обошёл их по кругу, слизывая вязкие кисло-сладкие капельки, и стал погружаться вовнутрь, предусмотрительно сворачиваясь трубочкой.
— Х-х-а-а-ар-р-р! — сладостно прорычала Мони, блаженно приподнимая киску навстречу моему рту, и с сочным чмокающим звуком всосала меня в свои недра.
"Ох!" — мысленно простонал я, чувствуя, как сильно засасывается мой язык, уходя сразу же на максимальную для своих естественных размеров глубину. Это было экстремально. Риса никогда так сильно мой язык не натягивала.
— М-м-м! Класс! — выдохнула неолетанка, и в глубине её тела стало быстро разгораться розовое зарево. — У мужа моего язык подлиннее, — хихикнула она. — Но твой тоже неплох. Ну ты меня и раздразнил, балбес. Едва сдержалась, чтобы не дёрнуть со всей силы. Остался бы без языка, знал бы впредь, как томить ожиданиями неолетанку. А с юной эми такого вообще нельзя делать, ясно тебе? Она просто не утерпит и трахнет тебя. М-м-м! Боги! Как же хочется поглубже всосать!
Мони крепко прижала меня к вагине, надавливая голенью на мой затылок, а потом, порыкивая от удовольствия, стала раскрываться ещё шире, распахивая своё влагалище и наползая его краями на моё лицо. Если кто-то видел, как удав заглатывает кролика, наверное сможет представить, как такое движение выглядело со стороны.
Мара взвыла и застонала в моей голове. Кажется, даже её проняло это зрелище. Мариша изумлённо моргнула и проглотила слюну. Мика смотрела на вагину матери заворожённо, не отрываясь.
— Ха-а-а, хорошо-о-о! — сладко пропела энеста, засосав моё лицо в свою киску настолько основательно, что мне казалось, будто большие губы её охватили чуть ли не его половину. Мони ещё шире раздвинула свои ноги, чтобы показать зрительницам, насколько глубоко я попался и что она со мной творит. Придерживая меня ногой за шею, она сочно причмокивала влагалищем, волнообразно покачивая промежностью будто живой хищной присоской и заставляя покачиваться моё лицо. И эти её движения волной уходили вглубь, массируя мой свёрнутый в трубку язык, и упругими толчками нагнетали в него смазку.
— А теперь о твоих ошибках, — продолжила объяснять Мони. — Самой главной была нерасторопность. Отвлекая эми от своего члена, нужно без промедления и максимально глубоко засунуть язык ей во влагалище. А вот то, что ты его трубочкой свернул, — это правильно, молодец. Кстати, хочешь, чтобы форма твоего языка идеально отвечала потребностям неолетанок? Кивни, если хочешь. — Я кивнул. — М-м-м, отлично, — промурлыкала Лимоника, — тогда пожелай этого. Прямо подумай: "Я хочу, чтобы мой язык стал ещё длиннее и толще, чтобы формой своей он был удобен для усиков, чтобы неолетанки балдели, тиская его в своём влагах-х-а-а-а-а-р-р-р!"
Проговаривая эти "мысли", неолетанка сбилась от нахлынувшего на неё удовольствия и снова принялась всасывать в себя язык-трубочку. А розовое сияние её разгорелось очень ярко, приобретая неожиданно более насыщенный и тёмный оттенок. Оно затопило влагалище и будто бы стало плавить мой язык, делая его податливым и текучим. Тот стал ещё больше вытягиваться в длину и словно бы спекаться, превращаясь из свёрнутой трубочки в сплошную, цельную. Я ощутил, как усики энесты бесцеремонно и уверенно ощупывают края моего языка.
"Боже! Какие они у неё напряжённые и толстенькие, — с восторгом думал я. — Будто набухли от эрекции".
— А сейчас, — с придыханием сказала Мони, — я сделаю то, что никогда не позволила бы себе с мужским членом... оторвусь...
Тело энесты охватила мелкая дрожь, и она, крепко притиснув меня к себе, скрещёнными на шее ногами, со сладким взрыкиванием засадила оба своих усика мне в язык. Ох! Это было очень экстремально. Она не вошла в меня, а именно ударила, сильно, резко, со всей своей несдерживаемой дури, и тут же выгнулась от пронзившего её блаженства, а потом с рычанием ударила меня вновь.
Усики её, казалось, обезумели и стали грубо трахать трубочку языка, двигаясь то одновременно, то вразнобой. Смазка, которой они обильно сочились, в значительной мере смягчала ударные резкие проникновения. Сами усики были тоже не из железа и, несмотря на всю свою эрекцию и раздувшуюся толщину, ощущались скорее как шнуры из твёрдой резины со смягчённой оболочкой, чем как спицы из металла. И тем не менее от этих бешеных трахающих движений язык мой заныл и онемел. И я очень порадовался, что не член мой вставлен в тугое лоно неолетанки.
Само влагалище тоже бушевало. Оно резкими рывками пыталось всосать в себя мой язык ещё глубже, и тот будто бы постепенно удлинялся под действием мощных импульсов разряжения. Мне казалось, что он плавно вытягивался и принимал какую-то необычную, не цилиндрическую форму, утончённую у основания и утолщённую на конце. Выполняя свои волнообразные сокращения, влагалище неолетанки, как умелый гончар из глины, лепило из моего языка наиболее приятную для себя фигуру. И по тому, как усиливались и обострялись ощущения энесты, достигая пикового накала, я понимал, что язык мой приближается к некоему совершенству.
Впрочем, всё, что я тут длинно и подробно описывал, происходило в течение довольно короткого отрезка времени. Лимоника настолько быстро разогнала своё возбуждение ударными пронзаниями усиков, что достигла пика секунд за пять и потом ещё примерно столько же времени балансировала на краю. Остановив движение усиков, она ласкала их вибрирующие от кайфа тельца волнообразными движениями влагалища, проминая мягкую податливую трубочку моего языка.
А потом Мони взорвалась и выстрелила в меня розовым штормом, выгибаясь в экстазе. Она сладостно рычала, выплёскивая мне в горло тугие острые струйки своего жидкого горьковато-сладкого блаженства. Стиснув основание языка стенками влагалища, она максимально сжала выходное отверстие, сделав его плотным и особенно приятным для усиков, которые, дёргаясь в импульсах разрядки, преодолевали тугое сопротивление, протискиваясь через узкое колечко, и от того стреляли особенно мощно и долго.
Выгибаясь от кайфа и вскрикивая, Лимоника извергалась в меня секунд тридцать, выплёскиваясь не только своим детородным соком, но и мощными импульсами розовой энергии. И лишь когда накал свечения её стал угасать, тогда и стихия оргазма неолетанки начала успокаиваться. Ещё какое-то время кайф её шёл на спад, а потом она замерла и блаженно расслабилась, укладываясь на спину и прикрывая глаза. Ноги энесты перестали сдавливать мою шею, и стопы её скользнули вдоль моей спины, расслабленно погружаясь в воду. Однако вагина Мони, крепко присосавшаяся к моему лицу подобно плотоядному рту, по-прежнему сохраняла свою хватку и продолжала меня мягко посасывать.
Неолетанке нравились ощущения, которые давал ей этот контакт с моей кожей. Они заметно замедляли затухание приятных ощущений и продлевали томное блаженство релакса. Мони вдруг выгнулась и затряслась от новой серии оргазмических импульсов, выплёскиваясь остаточками своей спермы. То был не новый оргазм, а лишь отголоски прошедшего. И всё равно энеста эти отголоски принимала с большим удовольствием и явно собиралась вкусить их все.
