Впрочем, все парии в той или иной степени использовались по хозяйству. Кто-то работал в саду, кто-то на кухне, кто-то помогал слугам поддерживать в порядке и чистоте комнаты замка и горячие источники. Отношение к ним было разным в зависимости от взглядов людей и статуса пария в имении. К кузнецу, например, все слуги без исключения относились как к равному, потому что он был настоящим мастером своего дела и очень полезным человеком. Даже магессы рассматривали его скорее как слугу, чем как раба. Аналогичным уважением пользовалась и Марта — шеф-повар имения. Она просто офигенно готовила, а если кто-то позволил бы себе пренебрежительно или плохо относиться к ней, это однозначно сказалось бы на качестве его пищи. У Марты имелось всего два оранжевых листика и один зелёный, в качестве секс-ублажительницы ценность её была невелика, поэтому она в первую очередь считалась классным поваром и уже во вторую — посредственной утолительницей сексуальных желаний.
Кроме того, высокие мастера своего дела пользовались определёнными льготами на работе. По молчаливому уговору было не принято привлекать их ко вторичной, так сказать, функции, если они были заняты по основной. А если какой-то клиентке в кузне вдруг резко приспичивало излишки энергии блаженства спустить, то у кузнеца в подчинении работали три подмастерья: Ник (два зелёных листа и три оранжевых), Мартин (три зелёных и один оранжевый) и Клара (с шестью зелёными и одним оранжевым листом), которые легко могли решить её проблему. Точно такая же пара помощников-париев работала в подчинении у Марты на кухне. И один из них, перенимая опыт у профессионала, тоже смог стать неплохим кулинаром.
Ну а если ценность пария в основном определялась числом его листиков, то к нему и отношение было больше как к секс-ублажителю. Даже у тех мужчин, которые активно помогали служанкам в саду и в доме, работали на подхвате в плотницкой и швейной, положение было сугубо подчинённое. Никто ими не помыкал, конечно, и не унижал их человеческое достоинство. Такое поведение по отношению к париям на бытовом и служебном уровне резко пресекалось. Но ими определённо командовали.
Главная распорядительница Моргана в имении Мариши, была по-своему колоритной личностью, однако в среде обслуживающего персонала неуклонно проводила политику позитивной субординации, согласно которой специфика отношений на работе могла варьироваться от требовательно-нейтральной до требовательно-дружественной, и аналогично в быту, за вычетом эпитета "требовательно".
Париям разрешалось питаться вместе со слугами и на равных проводить с ними досуг, рацион пищи и условия проживания у них тоже не отличались. Однако, когда дело доходило до удовлетворения хотелок, вот тут и всплывали все прелести рабского статуса. Дело в том, что большинство женщин, как следует погрузившись в своё особое состояние, абсолютно не контролировали себя по части властности. А кто и сохранял некоторую трезвость мысли, сдерживать свои внутренние порывы принципиально не желали. Единственное, на что они могли согласиться, — это переключиться с одного объекта внимания на другой.
В состоянии хотелки стремление доминировать и подчинять резко возрастало. У кого-то сиё выливалось в агрессивную сексуальность, у кого-то в извращённо-доминантную. Какая-нибудь совершенно милая и доброжелательная девушка, которая дружелюбно общалась с парием и относилась к нему как к равному, могла менее чем за пятнадцать минут обернуться либо в сексуально озабоченную хищницу-маньячку, готовую приятеля своего изнасиловать, либо во властную госпожу, преисполнившуюся жаждой повелевать и упивающуюся своим господством.
Это отношение касалось только париев. Каким-то образом энергетика их согласовывалась с изменённым состоянием женщин, так что помеченный листиками человек воспринимался как вожделенный объект, предназначенный для безусловного удовлетворения их страсти, причём объект подневольный, с желаниями которого можно было не считаться. Аларна, к примеру, любила повелевать, и я уже успел в этом убедиться на собственной шкуре. А улыбчивая и добродушная Марта превращалась в невменяемую суккубу с горящими глазами и слюнками, текущими как по верхним губам, так и по нижним. Но это мне ещё предстояло выяснить и почувствовать на своей шкуре.
Такое изменение сознания было общим свойством всех представительниц прекрасного пола, и с этим ничего нельзя было поделать. Лишь в те десять-пятнадцать минут, в течение которых желание нарастало, женщина и парий имели возможность что-то изменить, если в данной паре естественное развитие событий было по каким-то причинам нежелательным. Женщина, например, могла уйти и найти себе другой объект вожделения, а у пария имелся шанс подсунуть страждущей леди замену вместо себя. Или названная замена сама могла подсунуть себя, как обстояло дело, например, с кузнецом и шеф-поваром. Ну в самом деле, не прерывать же ответственную работу специалиста только потому, что у кого-то рядом потекла крыша, а вернее, кое-что пониже крыши.
Ну а теперь, после небольшого лирического отступления, можно вернуться к дальнейшим событиям.
* * *
В столовой я познакомился сразу с четырьмя париями. Во-первых, с Мартой, очень обаятельной шатенкой с красивыми светло-карими глазами, короткой, как у Аларны, стрижкой и ростом под метр семьдесят пять.
Во-вторых, с двумя её помощниками: черноволосым Жаном и русоволосым Максимом. У первого было три зелёных листика и два оранжевых, у второго четыре зелёных и два оранжевых. Именно Жан проявлял наибольшее рвение в постижении кулинарных секретов и был любимчиком Марты. В-третьих, я повстречался, наконец, с небезызвестным Валентином, который оказался меланхоличным белобрысым субъектом с копной светло-русых волос цвета сушёного сена, серыми глазами и весьма миловидными чертами лица. Впрочем, телом парень отличался вполне спортивным и крепким, да и рост был повыше среднего, где-то под метр восемьдесят пять.
Тогда-то я и увидел впервые элиту. У Валентина было пять зелёных листиков, четыре оранжевых и два розовых. Он сидел за отдельным столиком с отрешённым видом и не спеша уплетал свой обед.
Стоило нам с Ларой появиться в столовой, как новая в имении персона, то бишь я, сразу заинтересовала её обитателей. Валентин покосился в мою сторону, подсчитал листики на моей шее и отвернулся, сделав вид, что потерял ко мне интерес. Жан и Максим подошли ко мне и, добродушно представившись, пожали руку. Они наверняка намеревались поближе со мной познакомиться, однако Марта, которая до этого безуспешно увивалась вокруг элитного пария, быстро придумала им какие-то дела и отправила их на кухню работать, а сама переключилась на меня. То ли я заинтриговал её своей новизной, то ли выглядел гораздо менее неприступно, чем Валентин.
Надо сказать, что слуги в имении уже прознали о некоем любимчике главной госпожи и любопытство их по этому поводу было явно подогретым. Многих интересовало, чем же я умудрился Маришу заинтересовать, что во мне такого особенного? И Лара с Лаби, видимо, уже пролили на эти вопросы определённый свет, похваставшись тем, что им представилась возможность меня опробовать. Видимо, другие дамы тоже захотели вкусить запретный плод, по-крайней мере Марта явно имела такие намерения. Она буквально окунула меня в поток своего обаяния и, должен признать, что выглядеть милой получалось у неё просто великолепно.
Усадив нас за стол, Марта поинтересовалась, хотим ли мы хорошенько покушать или пришли за лёгким перекусом. На что Лара охотно поведала, что Фиона приказала вознаградить меня каким-нибудь лакомством. Мол госпожа насколько впечатлилась моими талантами на поприще сексуального труда, что посчитала необходимым отдать такое распоряжение. Валентин после этих слов напрягся и недоверчиво глянул в нашу сторону, а Марта испытала всплеск острого женского интереса к моей персоне, который, благодаря сёкае и её эмпатическому информированию, я моментально почувствовал и даже слегка опьянел, как от феромонов орчанки. И столь горячая реакция была особенно необычна при полном отсутствии магической хотелки. Никакого избытка энергии блаженства в этой женщине не чувствовалось, но по всей видимости она и сама по себе обладала весьма высоким сексуальным темпераментом.
— М-м-м, лакомство, — сказала Марта и сделала вид, что о чём-то задумалась, но вместо этого лихорадочно соображала, как бы остаться со мной наедине. — О! — просияла она, наконец. — В погребе я приберегла один очень экзотический деликатес, но одной мне его не достать, сильно заставлен. Если поможешь, то тебе представится возможность попробовать одну очень редкую вкусность, которая вряд ли когда-нибудь пробовал.
Лара открыла рот, чтобы о чём-то высказаться, но потом почему-то передумала и закрыла. Хотя я и без её предупреждения понимал, что меня заманивают в ловушку. Однако Марта испытывала такое страстное желание меня отыметь, что даже сёкая стала потихоньку подвывать от предвкушения. Поэтому я сыграл простака и без колебаний вызвался помочь даме достать из закромов труднодоступное лакомство.
Взяв меня горячей и влажной от возбуждения рукой за запястье, женщина направилась ко входу во внутренние кухонные помещения, увлекая меня за собой. Однако у самой двери нас настигла реплика Валентина:
— Парень, ты что, дурак? Не понимаешь, что тебя хотят трахнуть?
"Хех, вот ведь своенравная птица обломинго!" — мысленно усмехнулся я. И мне даже жалко Марту стало, когда я увидел её расстроенные глаза и в досаде поджатые губы. Но это совершеннейшим образом нарушало мои планы, поэтому я заливисто рассмеялся.
— Бли-и-ин! Ну ты и юморист! — похвалил я Валентина, показывая ему большой палец, а про себя радовался его озадаченной физиономии. — Классная шутка!
И повариха, надо отдать ей должное, среагировала просто молниеносно: сцапала меня за руку покрепче и уволокла из столовой, пока этот гад (вряд ли она думала о Валентине более лестно) не успел окончательно поломать её планы.
Перед глазами мелькнула кухня с её многочисленными работницами, в углу над большой кастрюлей колдовали Жан и Максим, потом был выход во внутренние помещения и лестница, ведущая куда-то вниз, в приятную прохладу, но, возможно, навстречу весьма горячему сексуальному приключению. С помощью сёкаи я едва ли не физически чувствовал сладкое предвкушение Марты и её хищную радость. Чем дальше мы спускались в подвал, тем сильнее пронимало меня её обостряющееся волнение.
Но вот перед нами оказалась массивная деревянная дверь, Марта открыла её, подтолкнула меня в проём и вошла следом. На какое-то время я оказался во мраке, ощущая только, что помещение, в которое попал, довольно прохладное. Потом загорелся свет. Я обернулся и увидел, как женщина зажигает голубоватый кристалл, прикасаясь к нему стеклянной палочкой. Второй такой кристалл, расположенный над дверью, уже ярко светился.
Включив освещение, Марта закрыла дверь, задвинула мощный металлический засов и обернулась ко мне, хищно улыбаясь.
"Хе-хе, вот и попалась птичка в клетку", — с удовольствием подумал я, а вслух сказал, изображая недоумение на лице:
— Зачем надо было закрываться?
— М-м-м, а ты правда не догадываешься? — промурлыкала Марта, подходя ко мне вплотную и прижимаясь своим довольно объёмным бюстом к моей груди. При этом губы её сблизились с моими настолько, что едва не коснулись их.
"Хочешь, чтобы я угадал?" — хотел спросить я и уже готовился включить на лице улыбку прожжёного сердцееда, но Мара вдруг опрокинула на мой мозг ушат информации, чем ввела в некоторый ступор. Я испытал на себе способ очень быстрого оповещения или инструктажа, тут уж не знаю, какое слово лучше подойдёт. Тем не менее ощутил себя так, будто за долю секунды выслушал объёмненький такой монолог и достаточно хорошо осознал сказанное.
Сёкая поведала мне примерно следующее. Если я сейчас начну с Мартой флиртовать, она быстро поймёт, что я не такой и простак, каким вначале казался. И что я сразу же догадался, зачем она меня в погреб потащила, и намеренно ей подыграл, когда Валентин попытался мне "глаза раскрыть". После этого она сделает вывод, что я — шлюха и сам не дурак потрахаться практически с первой встречной, порадуется этому факту и без затей предложит нам с ней перепихнуться. Коли меня устраивает такое развитие событий, я могу "вперёд и с песней" действовать, а она, Мара, пойдёт спать и скорбить об утерянных интриге и накале чувств, которые ожидались очень вкусными, но в результате обернутся банальным перепихоном.
Не скажу, что перспектива сломать столь интересную игру и лишиться роли жертвы изнасилования меня совсем не обеспокоила, но больше всего по самолюбию ударило слово "шлюха". Конечно же, на чужом языке оно звучало совсем по-другому, и я точно знал, что в этом мире оно не несёт оскорбительного смысла. Отношение к данному эпитету было скорее как к нашим — всеядный, неприхотливый, уступчивый, и ещё, может быть, присутствовала какая-то часть смысла от слов "трудоголик" и "озабоченный". Но мне всё равно совершенно не хотелось такое впечатление производить, хотя, положа руку на сердце, следовало признать, что по характеру своему и взглядам я очень даже вписывался в данное понятие.
Все эти мысли и осознания проскочили в моей голове за долю секунды, и в результате я ловко вывернулся из объятий женщины, явно не ожидавшей от меня такой прыти, и пугливо отступил в глубь помещения, выдав попутно классическую фразу японского ояша:
— Э-э-э, Ма...Марта, ты очень близко. Не надо так.
Развернувшись ко мне, женщина хищно сверкнула глазами, и я очень чётко ощутил, как она сдерживает желание броситься на меня и, как пишут в криминальных хрониках, насильственно склонить к интимной близости. Однако мой статус любимца хозяйки и возможные последствия пыл её слегка охладили. Хоть Марта и была парией, её привилегированное в имении положение шеф-повара ставило её в местной иерархии слуг совсем не на последнюю ступеньку, и ей совершенно не хотелось лишаться весьма приятного для себя статуса из-за каких-то необдуманных действий.
Поэтому Марта выдохнула, успокоилась и принялась зажигать стеклянной палочкой другие кристаллы, делая помещение ещё светлее, так что становились видны многочисленные стеллажи и полки, заставленные какими-то бутылками, баночками, кубышками и кувшинами, короче разными глиняными и стеклянными ёмкостями. И всё это свидетельствовало, что данная комната играла роль вместилища разных продуктов и кулинарных ингредиентов длительного хранения. Короче, в погребе мы, судя по всему, находились, как и следовало ожидать, поскольку по легенде должны были отсюда достать какую-то вкусность.
Попутно Марта думала. Мыслей я её не слышал, но чувствовал, как бы это лучше сказать, умственные усилия, направленные на поиск способа склонить меня к сексу, которого ей очень хотелось. Взглянув на меня ещё раз, она вдруг замерла буквально на долю секунды, и в душе у неё всколыхнулись новые чувства, перекрашивая эмоциональную палитру в какой-то другой оттенок. Женщина моргнула пару раз, словно проверяя, не мерещится ли ей что-то, снова посмотрела на меня и опять испытала всплеск тех же эмоций, окончательно настраиваясь на новый лад.
