| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Он через пятнадцать минут возвращается на аэродром для заправки — вернется обратно через тридцать-тридцать пять минут.
— А других никак не отправить ?
— Четыре самолета на разведке по другим районам, раньше тоже не успеют, да и по топливу им тогда все-равно придется садиться.
— Эх ... то есть на полчаса немцы останутся без присмотра ?
— Получается так.
— Ну ладно, будем надеяться, что за это время к ним никто не подойдет.
— Ну, если только на грузовиках — за десять километров в округе никаких других колонн не обнаружено, а за полчаса это расстояние смогут проехать только грузовые автомобили.
— Ага, то есть если у колонны появятся грузовики, значит, подвезли что-то ... ну что ж — это тоже нормальный вариант. Так, что дальше ... ?
Совещание продолжалось еще полчаса, но распоряжения отдавались после каждого принятого решения — надо было спешить, пока немецкие колонны не соединились в крупную часть — тогда бить их станет гораздо сложнее. Поэтому-то сейчас во все стороны и рассылались взводы и роты, чтобы успеть перехватить пока еще разрозненные колонны — пехотные и танковые. Плохо было то, что этот район еще не был достаточно изучен — мы только-только начали выходить в него небольшими ДРГ, поэтому наши штабисты знали о нем больше по карте, хотя и это было уже немало — за последние месяц-полтора штабные составили и затем проверили не один десяток маршрутов, так что у них уже начал развиваться нюх, который позволял чувствовать различия между картой и реальной местностью — по ее рельефу, пометкам, протекающим речкам и ручейкам, расположению деревень, дорог — все эти 'подсказки' давали для подсознания дополнительную информацию о том, как не вляпаться в непроходимые участки, которые придется огибать и терять на этом время, а возможно и жизни. Конечно, окончательный вердикт о пригодности маршрутов выдавали ДРГ, но в последнее время они все реже ругали 'этих штабных, опять заведших нас в эти дребеня' — обычно такое бывало после дождей — тут еще не хватало опыта, чтобы предугадать, как изменится проходимость местности после осадков — то ли все быстро впитается в песок под тонким слоем почвы, то ли почва, лежащая на глиняной основе, превратится в кисель, который будет сохнуть не один день. Так что, проложив очередной маршрут, по нему все-равно отправлялись рейдовики — и для тренировки, и для доразведки. В этой новой территории мы пока разведали всего пять маршрутов передвижения по лесам-полям-дорогам, а планы засад были составлены только для семи участков, хотя мест для засад было больше — только для стрелковых их было семнадцать, а для артиллерийских — сорок три. Но приходилось довольствоваться и такими неподготовленными планами — фрица лучше бить по частям. Поэтому-то рейдовые группы спешно сколачивались, пополнялись и отправлялись по своим маршрутам — обустраивать засады они будут уже по месту, и тут только и оставалось что надеяться на опыт командиров, что были поставлены во главе этих групп.
* * *
— И чтобы по открытому полю в атаку никто не шел ! Ясно ?!? Степанов, тебя прежде всего касается !
— Так точно, товарищ майор.
— Ну, раз ясно — по машинам !
Экипажи разбежались по своим танкам и самоходкам, пехота полезла на броню, устраиваясь насколько можно удобнее — по их просьбе ремонтники частенько переваривали стальные скобы, чтобы ехать на броне было если не максимально комфортно, то хотя бы минимально неудобно. Хотя, по сравнению с пешим маршем, поездка на броне пехотой все-таки признавалась безусловно более приемлемым делом. Ну, если не было грузовиков или хотя бы коннотранспортных колонн — верхом или на бричках. Сейчас весь транспорт был занят на подтягивании пехотных подразделений из глубины нашей территории к обнаруженным разведкой местам скоплений противника, поэтому пехоте бронепехотных подразделений и пришлось оседлать броню машин, что они прикрывали в атаках или обороне.
Двигатели взревели и колонна тронулась. Шли не быстро — десять-двенадцать километров в час — экономили моторесурс и топливо — сейчас согласно расчетам мы успевали перехватить немцев на марше. Но все-равно одна самоходка вдруг вильнула влево и остановилась. Назначенные от сидящей на броне пехоты наблюдатели за колонной последовательно подняли красные флажки, заодно сообщая командирам машин о необходимости остановки, и через минуту уже вся колонна стояла на лесной дороге, а к самоходке, на которой остался поднятым красный флажок, подъезжали ремонтники. Они еще только начали поднимать домкратом средний лобовой лист, как подбежал и командир роты.
— Ну что тут ?
— Что-то с трансмиссией.
— Так. Нам ждать некогда, поэтому если почините за десять минут — догоняйте по маршруту, нет — потом после починки возвращайтесь обратно, нас уже не найдете, только вляпаетесь.
— Есть.
Ротный добежал до своей машины и наблюдатель из пехотинцев, сидевший на его танке, продублировал его устную команду 'Начать движение' многократным взмахом флажка вперед. Вскоре взмахи распространились по всей колонне и она тронулась дальше, а экипаж сломанной самоходки вместе с ремонтниками остались разбираться с проблемой.
К счастью, эта самоходка была уже новой конструкции — у нее был не один сплошной лобовой лист, а три — нижний, почти вертикальный, закрывал от снарядов трансмиссию и средний лист, слегка выпирая вверх за габариты корпуса, чтобы закрыть своей проекцией наклонную плоскость. Средний располагался почти горизонтально — собственно, мы лишь усилили уже существовавший лист, и его целью было прикрывать трансмиссию сверху от осколков — за счет своей небольшой толщины он был сравнительно легким и обеспечивал доступ к механизмам снаружи корпуса, а не как в старых самоходках, в которых требовалось добираться к ней изнутри, через боевое отделение. Ну и третий лист, установленный под углом сорок пять градусов к вертикали, защищал боевое отделение. Из-за того, что наклон противоснарядных листов уменьшился, их пришлось сделать толще, чем на старых самоходках. Но за счет среднего листа площадь этих листов уменьшилась, так что на круг по весу выходило практически одно и то же, зато поднимаемый горизонтальный лист существенно повысил ремонтопригодность техники. Снизилась и трудоемкость бронирования — теперь можно было делать два отдельных листа-сэндвича вместо одного большого — уменьшилось количество свариваемых кусков — у нас ведь не было таких больших листов, всю броню мы вырезали из уже непригодных к эксплуатации танков. За счет меньшего количества сварных швов повысилась и устойчивость брони — теперь, по сути, из двух танков Т-26 получались бронесендвичи для одной самоходки. Но сейчас легкий доступ к трансмиссии не помог — через полчаса возни стало понятно, что своими силами с трансмиссией не справиться, и ремонтники, взяв на буксир поломанную самоходку, поперли ее назад.
* * *
Поразмыслив, мы все-таки стянули Шторьхи с других направлений на участок, где наши подразделения шли навстречу немецким колоннам — там пока не наблюдалось механизированных немецких частей, поэтому можно было не ожидать быстрой смены обстановки хотя бы два часа. В отличие от участка прорыва. Поэтому самолеты вернулись на базу, заправились, и уже через полчаса над районом образовалось достаточно плотное покрытие авиаразведчиков — на каждый самолет приходился участок примерно двадцать на двадцать километров, да мы еще добавили три У-2 — Шторьхи действовали на дальних дистанциях, где немцы могли принять их за свои самолеты, а У-2, как однозначно 'вражеские' для немцев, действовали по ближним квадратам, чтобы в случае, если на них накинутся немецкие истребители, они могли бы выйти из-под атаки над своей территорией, ну или хотя бы летчикам не придется пробираться десятки километров.
Но первым немецкую танковую колонну обнаружил все-таки Шторьх, который летел на север, в назначенный ему квадрат наблюдения. Тут-то и выяснилось, что немцы, похоже, ускорили движение — они уже прошли расчетную точку нашей засады и бойко двигались на юг. Более того — они разминутся с нашей колонной, двигавшейся на север по параллельной дороге. После некоторого ступора из штаба операции пошли приказы — развернуть колонну, двигаться на юго-запад, догнать, атаковать с тыла. Бронепехотная рота, к которой относились эти приказы, резко дала по газам, невзирая на экономию моторесурса и бензина — мехводы перешли на третью, а местами и на четвертую передачу, молясь лишь о том, чтобы техника выдержала. Пехоту, сидевшую на броне, мотало на ухабах из стороны в сторону. Трое свалились-таки с машин, и лишь увеличенный интервал движения позволил избежать трагедий — либо бойцы успевали вовремя убраться с пути колонны, либо сами мехводы их объезжали по другой полосе дороги.
Техника не выдерживала — то одна, то другая машина останавливались на дороге. Через полчаса спешного марша колонна потеряла три самоходки на базе Т-26 и один Т-34. Но они успели. Впереди нашей колонны двигался дозор из трофейного мотоцикла и трофейного же бронетранспортера, и когда они выехали на сходящуюся дорогу, немцы приняли их за своих — они так и ехали вперед, не сбавляя темпа, лишь один из мотоциклов с коляской отвернул направо и стал приближаться к нашей колонне. Колонну постоянно информировал Шторьх, что крутился неподалеку от немцев, но так, чтобы не слишком часто попадаться на глаза, поэтому к моменту встречи наши уже подтянули свою колонну, так что на поле выезжали почти слитной массой, с дистанцией между машинами десять-пятнадцать метров. Первые машины еще проезжали немного вперед по полю, и только когда из леса показалась уже середина, начали заворачивать в сторону немцев. Дорога, по которой двигались немцы, шла наискосок, поэтому колонны постепенно сближались. Немецкие мотоциклисты, что были посланы разузнать — кто это пожаловал — ехали все медленнее и медленнее — если мотоцикл и бронетранспортер, ехавшие впереди неизвестной колонны, были еще как-то знакомы, как и тройка, шедшая следом, то дальше шли какие-то непонятные механизмы — похожие одновременно и на Штуги-3, только с длинными стволами, и вроде бы на чешские танки, и даже на польские, хотя ... — 'Это русские !!!' — мотоциклисты наконец рассмотрели звезды на бортах наших самоходок и танков, что выворачивали в сторону немецкой колонны, но было уже поздно — началась орудийная стрельба. Точнее — расстрел.
Между нами и немцами было довольно ровное поле, изредка поросшее кустарником и совсем редкими деревцами. Расстояние — двести-пятьсот метров, погода — солнечная. Идеальные условия. И наши танкисты воспользовались ими по полной. Первые же выстрелы выдрали из немецкой колонны ее голову, хвост и середину — залп и шести стволов, потом еще, и затем сразу же еще один — на дороге разверзся ад. Вся немецкая колонна длиной чуть больше километра заполыхала. Подбитые танки в последнем движении разворачивало поперек дороги, следовавшие за ними пытались объехать неожиданное препятствие и почти сразу тоже получали в борт или корму, а те, кто поворачивал в нашу сторону, жили лишь ненамного дольше -лобовая броня четверок, да и троек, если они были уже с дополнительно наваренными листами, еще могла выдержать бронебойные калибра 76,2 миллиметра, если те прилетали под углом, пока танк не развернулся к нам, но как только он разворачивался — шансов у него уже не было — даже дивизионки тридцатого года на таких дистанциях брали немца с первого попадания ... хотя почему 'даже' ? ствол-то у них — как и у УСВ, которые предназначались в том числе и против танков. Ну, некоторые, кому попало в угол башни, еще как-то продолжали двигаться, но лишь до следующего снаряда.
Две минуты — и четырнадцать танков застыли на дороге чадящими тушами. Еще с десяток грузовиков горело по обочинам, разметанные осколочными снарядами. Три бронетранспортера также уткнулись либо во впереди идущий танк, либо в кювет — за это была ответственна тридцатисемимиллиметровка, которая увязалась с нашей колонной — все-равно им надо тренироваться в маршах, быстрый ход колонны не предполагался, поэтому успеют за ней на своих лошадках, а лишний ствол, даже такой хлипкий, в принципе не помешает — даже если отвлечет немецких наблюдателей — все будет толк. Так что командование благодушно сказало 'Разрешаю' — и молодежь, радостно подхватив пушку и лошадей, пристроилась в хвосте колонны.
Вот когда колонна развернулась на другой маршрут и ускорилась, этот комсомольский расчет трофейного орудия, следовавший в конце колонны на конной тяге, поначалу несколько подотстал, но потом, когда колонна слегка притормозила, подтягивая свое тело перед прыжком, они ее нагнали и, оставив загнанных лошадей в лесу, выкатили свою пукалку на опушку, откуда и стали садить по легкой бронетехнике и автомобилям — для таких целей мощности орудия хватало. Потом, когда целей стало меньше, молодость и задор заставили комсомольцев подхватить свою пушчонку чуть ли не подмышку и переместиться с ней по полю вперед метров на триста — пятиминутный забег через кустарник, высокую траву и несколько промоин, остался для немцев, пытавшихся выйти из-под обстрела более серьезными калибрами, незамеченным.
А комсомольцы вышли во фланг и очень удачно всадили в борт сначала четверке, затем чешскому танку, и затем до кучи — еще одному бронетранспортеру. Расстреляв по ним одиннадцать из взятых с собой чуть ли не за пазуху пятнадцати снарядов, молодежный коллектив начал откатываться обратно. Тут-то им и пришлось натерпеться страху — часть немцев сумела отойти назад по дороге, а затем они стали заворачивать в сторону леса, чтобы укрыться от обстрела — тут-то на глаза им и попались комсомольцы со своей пушкой.
Те сначала даже не поняли, что по ним стреляют — вокруг стояла плотная стрельба, снаряды с грохотом разрывали воздух при встрече с техникой и грунтом, поэтому усилившийся свист пуль поначалу был незаметен, только вот все чаще стали раздаваться щелчки пуль по щиту орудия, у командира снесло пилотку, наводчик получил пулей по каске, заряжающий — так тот вообще вдруг обнаружил глубокую царапину на предплечье. Стало страшно. Они-то думали, что страшно было, когда их обстреливали боевыми на полигоне, но нет — тогда они сидели в окопе или ползли под колючей проволокой, натянутой на кольях, и знали, что инструктора берут повыше, чтобы напугать, но не ранить. И тогда они были действительно напуганы, но остались целы. Теперь же их могли убить, причем — взаправду, а не криком инструктора 'Сидоров ! Убит ! Ну куда тебя, черта, понесло по вершине холма ?!? Что, не мог пройти по склону, где тебя не достанут ? Вот дурень ! Учи вас, учи ...'. И откуда могут убить — было непонятно. Казалось, что сам воздух вокруг рождает быстро летящие пули, что они вдруг конденсируются из ничего и все норовят попасть в тело. Насмерть. И уже пятьсот килограммов пушки не казались детской забавой, уже появлялись мысли бросить ее и спасаться бегством, вот только эти чертовы инструктора за недели тренировок вбили в голову 'попал под обстрел — замри ! слейся с землей ! перетекай по ней все ниже и ниже !'. И комсомольцы стекали по рельефу все ниже и ниже, уходя из-под обстрела и утаскивая за собой и пушчонку, которая, как оказалось, была еще и прикрытием — они даже умудрились выпустить один снаряд по месту, где, как им показалось, работает пулемет — да разве разберешь снизу, когда линия взгляда стелется вдоль самой земли, мало того что неровной, так еще и заросшей травой и кустарником. Эх, скорее бы на самоходку — там и повыше, и под броней. Но — мечты мечтами, а молодежь постепенно вышла из-под обстрела, стекла в небольшую рытвинку, а тут и самоходки с пехотой, перестроившись для атаки на фланг, начали давить остатки немцев, так что тем стало не до комсомольского орудийного расчета. Выжили, и даже не обделались.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
