Мир Лернера Или Земля-2

— Анклавы этнических объединений, типа нашего, раскиданы по планете за тысячи километров друг от друга. Взаимных претензий у нас нет и нам делить нечего. Это к тому, Корецки, что ни со славянами, ни с испанцами нам воевать незачем. И еще, военнослужащих мы не делим по национальным признакам на германцев, русских или швейцарцев. Любой, замеченный в религиозной или националистической неприязни, у нас даже капралом не станет. (Генерал ошибается, по крайней мере, одного фашиствующего унтер-офицера, доводилось встречать.)

— Большая честь, Корецки, служить в нашей армии, — он остановился напротив меня, и я встал по стойке 'смирно', — Мы подтвердим ваше звание гауптмана и предлагаем поступить на службу в наши вооруженные силы. Служить будете здесь же, при штабе, обещаю серьезный карьерный рост.

— Герр генерал, это слишком большая честь для меня. План моего десятилетнего пребывания здесь, уже составлен, служба в армии там не предусмотрена. Прошу простить, герр генерал, но поменять свое решение не могу. Если доверите, в случае нападения агрессора, готов командовать мотострелковым отделением, взводом, ротой, батальоном или разведподразделением любого состава. Готов стать в строй рядовым бойцом.

— Вы не понимаете, Корецки, какие перспективы открываются перед офицером. Начиная с того, что вы получите очень высокое денежное и вещевое довольствие, станете своим в высшем обществе города и, заканчивая значительными налоговыми льготами, — он замолчал на минуту и уставился мне в переносицу.

Солдату перебивать генерала не положено, поэтому, молча стоял и слушал. Понимаю, по большому счету он прав, это совсем другой мир, здесь совсем другие люди, которые попали на эту планету не от хорошей жизни. А что человек хочет получить от этой самой жизни? Конечно, здоровье, счастье и успех. Значит, от подобного предложения любой другой вряд ли бы отказывался. Да я бы и сам сейчас, после некоторых разъяснений, не отказался, если бы грудь не грел жизняк, стоимостью чуть больше миллиона. Кроме того, работая в агентстве Шахова, привык к определенному уровню свободы выбора и самостоятельности в действиях. Да и подспудно, не хотелось служить в этой армии, и все!

Не дождавшись моей реакции, генерал спросил:

— Вы хотите жить в Вене?

— Так точно, герр генерал.

— Прочтите это, — он подошел к столу и подвинул ко мне стандартный листик с каким-то текстом.

Крупным шрифтом выделялось верхнее слово 'Клятва'. Далее шли слова, под каждым из которых подписался бы любой нормальный мужчина. Речь шла об обязательствах по защите общества от внешнего агрессора, об воинском долге, чести солдата, исполнении приказов, а также ответственности за предательство и нарушение клятвы. Ни о каком государстве, нации и народности речи не было, и слава Богу: никакое государство не защищал бы, кроме своей Родины.

Вытащил из кармана ручку, вписал в свободные графы имя, фамилию и поставил подпись.

— Хорошо, герр ГАУПТМАН, звание вам подтверждаем и даем полную свободу, — генерал уселся за стол и что-то стал писать на листочке, затем, продолжил, — Сроком, на одиннадцать месяцев в году. Свободы! Но один месяц, вы будете работать здесь, на армию и общество в котором живете, — постучал пальцем по столу, — Ясно?

— Герр генерал, насколько мне известно, резервистов призывают один раз в три или пять лет?

— Вы — не все, — он повернулся к боковому столику и нажал кнопку коммутатора, дождавшись от секретаря: 'Слушаю, мой генерал', велел ей войти.

Наверное, такой полустроевой, полуженской походке научиться сложно. Ее форменный мундир с юбкой до колен, изящно подчеркивал все изгибы тела. Захватывало даже то, как она приставила начищенные сапожки, щелкнув каблуками и выдвинув вперед красивую грудь, держа в руках блокнот и ручку. Именно в тот миг она меня заинтересовала, как женщина. Захотелось ею обладать, ради нее делать какие-нибудь глупости. Да, должен отметить, что заинтересовать мужчину и запудрить ему мозги, она умела. Помню, уловил короткую ухмылку майора, но ее суть постиг несколько позже: ваш покорный слуга сам подсел на сиейный крючок. Слава Богу, что ненадолго, по всем делам разобрался быстро, после первого же перепихона (именно так, иначе просто назвать нельзя).

— Кхе-кхе, — закашлялся генерал, — Пишите, Эльза. Гауптман Пауль Питер Корецки, зачислен в штат резерва Объединенного штаба, в отдел майора Здунека на должность командира группы егерей. Скажите, пусть изготовят жетон. Необходимо дать соответствующее объявление в газету 'Венский вестник'. Заявку на льготы в мэрию оформить, как на кадрового офицера. И включите в список для регулярного оформления приглашений на все неофициальные приемы и официальные рауты, в которых участвуют офицеры нашего штаба. И ... все. Кхе-кхе. Ясно?

— Яволь, мой генерал, — глядя преданными глазами, отчеканила штабс-унтер-офицер.

— Идите, — смотрел ей в след, пока не закрылась дверь в приемную, затем, обратился к майору, — Фриц, организуй прибытие двух десятков резервистов из своего списка. С понедельника, и на полтора месяца. А вы, гауптман, дайте предложение по вооружению, оснащению и технике. Ясно?

— Так точно.

— И, Фриц, выдай Паулю диск с уставами, пусть ...вспомнит некоторые моменты.

Глава 2

Майор Здунек, который в объединенном штабе был единственным офицером, курирующим вопросы разведки, был очень доволен моим назначением. Теперь же, в случае боевых действий, он будет оперировать не только разведданными бригад, но и сможет организовать собственные рейды.

— Герр майор, а что мне с ними делать, с бойцами?

— Как что? А что вы делали, будучи командиром погранподразделения? Для начала, делайте тоже самое. Заказ на все необходимое подавайте под эти же задачи.

Пока готовили списки резервистов и их вызов на сборы, у меня было пять свободных дней. Не мудрствуя долго, заявил своим будущим бойцам по два комплекта зимнего бундесверовского обмундирования (один комплект Здунек-жлоб вычеркнул, так как после сборов они его не возвращают), по три комплекта нательного белья и сапоги. Все это они получат по прибытию.

Оружие отбирал лично на складе Венской бригады. Автоматическое стрелковое, брал под триста восьмой калибр: семнадцать штурмовых винтовок НК-417, точно таких, как у меня, плюс гранатометы, и два пулемета: НК-11, с укороченным стволом, оптикой и барабанными магазинами на восемьдесят патронов. Эта модель мне больше всего понравилась. Снайперские винтовки специально брал самозарядные, одну — FN SCAR, с длинным прецезионным стволом, вторую — крупнокалиберную, американскую BARRETT ХМ-550. По пистолетам тоже ничего не выдумывал, отложил девятнадцать единиц Глок-17 и две — автоматические Глок-18, с магазинами на тридцать один патрон для вооружения снайперов.

Там же на складе, наложил лапу на четыре шведских снегохода, типа маленького крытого броневика на шесть бойцов, и автоматическим крупнокалиберным пулеметом на крыше с электронным управлением из салона. Широкое лобовое стекло из четырех секций, давало хороший обзор, и тоже было бронировано. Хотя, говорят, бронебойную пулю Лапуа-Магнум, совершенно не держит.

Описываю так подробно, потому, что все это, хоть и будет использоваться редко, но останется за моим подразделением на все ближайшие годы. Сборы егерей решили проводить раз в год для каждой бригады отдельно и только в зимнее время. Летние сборы будут проводиться один раз каждый четвертый год.

И боеприпасы, конечно, тоже набрал. Выстрелов дали всего по три десятка на брата, а по патронам, только на снайперские установили определенные ограничения, остальные же, на удивление, не пожадничали. Полтора месяца постреляем нормально.

Командование дало добро, что в казарме жить не буду, а как и все офицеры — дома. Дождавшись Марту с работы, пошли смотреть двухкомнатную меблированную квартиру, которую решили снять на полгода. Договорились этим летом присмотреть и выкупить частный домик, это будет в перерасчете на десять лет аренды, не намного дороже.

Квартира была в этом же доме, в соседнем парадном, на третьем этаже. Большая комната здесь тоже была совмещена, через барную стойку с кухней, но спальня — отдельно. Мебель была стандартной, местного производства. Впрочем, ничего дополнительно покупать не планировали, за исключением домашнего кинотеатра, комплектов различной посуды и хорошей кофеварки.

Ник, который, от нечего делать, торчал у нас целыми днями, решил переоформить договор аренды однокомнатной квартиры с Марты на себя, и перебраться с отеля, поближе к нам. Тем более, что конюшня, где содержались мои лошади, была совсем рядом и место для его Ики, можно было найти.

Между прочим, квартиры в средней ценовой политике, спросом пользовались и в свободной сдаче находились недолго, поэтому, быстро оформив договор, освободили Нику квартиру и в тот же вечер переехали. Торговый центр работал допоздна, так что уже к полуночи могли смотреть местный телеканал, ночью спать на новой, но пропаренной утюгом постели, а утром Марта в постель (впервые в жизни) получила чашечку капучино.

Что делает человека счастливым? Да, маленькие радости, которые доставлять, порой, совершенно не обременительно. Вот и Марта, счастливая — до упадения. Вчера, например, возвращался домой из стрельбища и, проезжая мимо цветочного магазина, за три единицы денег купил одну красную розу, правда, дополнительно к ней докупил узкую, высокую вазу. В-общем, мелочь, которая забрала у меня пару минут времени. А вечером эта роза, находясь на комоде у входа в квартиру, встречала хозяйку. Как охарактеризовать ее эмоции, которые на меня хлынули, не знаю, ничего подобного раньше не ощущал. Впрочем, раньше вообще никаких эмоций ТАК не ощущал, эмпатических способностей не было.

Еще в эти дни часто ездил на стрельбище и помогал пацанам выезжать лошадей. Кстати, Марта загорелась набраться опыта в верховой езде и распираемый от гордости Ванька, назначенный учителем, ее тренировал и обучал уходу.

В тот день на пострелялках встретил Генриха с пукалкой под пистолетный патрон. Наблюдая со стороны, обратил внимание на его выдержку, плавность движений и точность боя. Он специально стрелял в сторонке под сильным боковым ветром, результаты, на удивление, были хорошими. Молодец, имеет определенный потенциал, снайпера из него можно было бы воспитать. В отношении будущего этого парня, у меня стали формироваться определенные мысли.

Возвращались вместе, он выезжал одну из скаковых. Проезжали мимо его дома, он должен был оставить карабин, пообедать и завезти обед Ваньке. Получил приглашение войти и, с удовольствием согласился, надо же посмотреть, как живет мой будущий (правда, он еще об этом не знает) человек.

Домик стоял недалеко от центра города, но примыкал к какому-то заснеженному пустырю, гектаров пять-шесть.

— А почему здесь такой угол, никто на участке ничего не построил? — спросил у него.

— Там болото и ручей, никому он не нужен. Возле порта много участков, хоть и далеко от центра, но там все строятся. А папа поставил здесь дом, потому, что сразу за болотом заводь, там у нас лодка и там рыбы много. Мы даже сейчас, подо льдом, щуку ловим. Большууую.

Домик из красного кирпича был двухэтажным, аккуратным, островерхим, но не большим, чисто в альпийском стиле. Катался когда-то с друзьями на лыжах и такую архитектуру встречал там сплошь и рядом. Да и здесь, на этой планете тоже, большинство именно так строит. За невысоким штакетником виднелся убраный от снега дворик; сад был немолодой, но ветви расчищены. Рядом стояла какая-то хозпостройка, видно, сарайчик или конюшня.

Мы спешились, и Генрих открыл ворота, лошадей подвели к коновязи и отпустили подпруги. Карат закосил на меня глазом, мол, куда это ты, хозяин, меня привел, в незнакомое место? В окне увидел движение, кто-то выглядывал.

В прихожей лежал затертый, но чистенький коврик; в комнате мебель была далеко не новой, с оббитыми, но подкрашенными углами. Чувствовалось, что достатка в этом доме нет, однако, общее впечатление от увиденного, было благоприятным.

Нас встретила миловидная женщина, лет сорока, чем-то похожа на мою старшую сестру Машу, но очень бледная и слишком тощая. Одета была в халат, типа кимоно и домашние туфли, взглянула на меня насторожено. В этот дом, видно, посторонние заходят редко.

— Мама! Мама! Это — герр Пауль. Герр Пауль! А это — моя мама.

В ее глазах возникло понимание и она, вдруг, улыбнулась.

— Анна, — представилась, стеснительно оправив кимоно, — Простите великодушно за внешний вид, не надеялась, что нас посетит столь достойный господин, очень приятно познакомиться. Дети так много хорошего о вас говорят.

— Оставьте церемонии, госпожа Анна, мне самому приятно познакомиться с мамой этих хороших ребят.

— Мама! Кушать давай! — бесцеремонно крикнул Генрих из комнаты, где слышался звук текущей воды.

Мы вымыли руки, и она усадила нас за стол, очень переживала, что, возможно, ее стряпню и кушать не захочу. Если бы безалаберный сын предупредил заранее, она бы мол, запекла кусочек мяса.

На обед подали рыбный суп (не уха) и щуку тушенную, с овощами. Что говорить, опытная хозяйка, все — очень вкусно, о чем заявил и искренне поблагодарил.

— Госпожа Анна, — все же решил свои идеи начать претворять в жизнь, — Как вы смотрите на то, что мы призовем Генриха на полтора месяца в армию?

— Генриха? — она на меня испуганно взглянула, а сам Генрих, недоверчиво глядя, замер со стаканом компота в руках, — Так он же еще маленький ребенок, ему только семнадцать с половиной, до призыва еще полтора года.

— Эту проблему постараюсь решить. А вы знаете, госпожа Анна, что ваш маленький ребенок готовится этой весной отправиться в Дикое поле, совершенно не подготовленный, где случиться может всякое?

— Знаю, — огорченно кивнула она, — Это из-за меня, из-за моей болезни.

— Почему это не подготовлен, да я..., — Возмущенно начал Генрих, но пришлось его прервать.

— Отставить, к твоему сведению, даже за полтора месяца, но армия многое может дать. Тем более, командовать парадом буду лично.

— Да я совсем не против, буду только счастлив, если меня призовут, но мне надо работать... мамина болезнь.

— Эту проблему тоже можно решить.

— Как?! — воскликнули одновременно, — Вы не знаете, герр Пауль, денег нужно — очень много.

— Знаю, мне Иан говорил. Помогу.

За столом стало абсолютно тихо, все надолго замолчали и только переглядывались между собой.

— А что взамен? — в конце концов, спросила Анна, но насторожено на меня смотрели оба. Ведь их уже жизнь хорошо поломала, они прекрасно знают, что никто просто так не даст и одну деньгу, а здесь — целых восемьдесят тысяч!

— Ничего материального: ответственное отношение, добрая воля и честное слово ваших трудолюбивых парней. Хочу взять над ними шефство, они мне нравятся. Не переживайте, — чувствуя не проходящую настороженность хозяйки и возрастающее радостное возбуждение Генриха, поднял открытые ладони вверх, — Плохому — не научу и глупостям потакать не буду. По крайней мере, с паршивым карабином и на старой кляче, на которую он собирает деньги, в Дикое поле точно не отпущу. Если они только захотят, смогут и долг мне вернуть и на достойную жизнь заработать и... маму замуж выдать.