— И ведь, даже магия тут не поможет, уж сильно вас много, — зализывая послушно закрывавшиеся и исчезавшие царапины, проворчала она, хмуро разглядывая замерший перед нею целый сонм тварей. — Ага, знаю!

Как же трудно оказалось припомнить и найти это одно-единственное, так и приплясывающее на кончике языка, но вертляво ускользавшее слово! И всё же, его удалось поймать и тут же выкрикнуть в черноту:

— Кысь! Ты мне сейчас очень нужна.

Что тут началось, это надо было видеть. Или нет, лучше не видеть. Отвернуться и забыть как приснившийся после слишком плотного ужина кошмар... ибо вынырнувшая из темноты адская кошка никак домашней мурлыкой не являлась. Её светящихся клыков и когтей устрашился бы и матёрый волчара, а одного только злорадного гортанного мява хватило, чтобы по спине с удалым гиканьем промчалась вприпрыжку стая мурашей.

Ну, что делать порядочной и хорошо воспитанной представительнице семейства кошачьих (из почтенной семьи) при виде грызунов, ту учить никак не надо. Наверное, иные умения впитываются ещё с молоком матери... воинственно задрав торчком куцый хвост, рысь азартно прыгнула вперёд.

Её стремительных движений и ударов зачастую даже не было видно — но кровавые ошмётки от крысиного воинства полетели так, что приходилось то и дело утирать лицо, глаза и даже отплёвываться от тёплых солоноватых брызг. Сдались те далеко не сразу, то и дело набрасывались на отважную охотницу толпами с разных сторон. И остались бы от Кисы одни рожки (впрочем, откуда?) да ножки, но вновь поднялись опустившиеся было в бессилии клинок и магия — и в свою очередь вгрызлись в этих мерзких тварей.

Наверное, именно сдвоенный штурм унд дранг и решил исход дела. Самоё пространство завывало и стонало под таким натиском, и в какой-то момент огромная стая дрогнула. Отпрянула назад, взвыла пискляво и тонко — и сразу взвилась вихрем. Он закружился с воем, взметнулся ввысь, чтобы тут же бессильно опасть мелкой, серой, сразу же исчезнувшей пылью.

— Уфф, это была славная битва — правда, Кысь?

Рысь ещё некоторое время недоверчиво зыркала в стороны пылающими жёлтыми глазищами, принюхивалась и протяжно порыкивала. И всё же, вздыбленная щёткой шёрстка на спине постепенно улеглась. Спасительница крутнулась на месте, зябко поджимая под себя замёрзшие лапки, басовито взвыла — и одни прыжком сиганула на плечо. Ох и тяжёлая, спасительница ты моя...

— Ух-х, как же я по тебе соскучилась!

Оказалось так здорово вновь почувствовать эту грубовато-мягкую и тёплую шёрстку, щекотнувшие в ухо усы-вибриссы, а на щеке словно наждачной шкуркой теранувшее ощущение языка! А главное — надёжное ощущение друга рядом.

С другой стороны, как-то смущала невесть откуда появившаяся мыслишка, что втравливать Кысь в это приключение, из которого вовсе не обязательно возможно и выпутаться, было как-то не совсем по-дружески.

Но в ответ на осторожный вопрос по этому поводу рысь приятно и привычно разлеглась на шее-плечах и даже тихонько замурчала. А во взгляде её так и намеревавших уснуть глаз читалось простое и незамысловатое: заткнись, а? Так я тебя и брошу, жди!

Хм, хотелось бы ещё и немного определённости по поводу вот этого тебя — но, нельзя же иметь сразу всё? И вот с этим и подобными ему философическими вопросами, от которых так и трещала голова, пришлось тащиться по этой морозюке дальше...

То, что издали казалось гигантским, перегородившим вселенную надвое зеркалом, при ближайшем рассмотрении им же и оказалось. Хоть и навевало не очень приятные и весёлые мысли типа зачем? и кто? — но всё же, на ощупь выявилось твёрдым, холодным и неподатливым. Зеркало, оно и в Африке зеркало... а кто такая, кстати, эта Африка, и с чем её едят?

И всё же, она не спешила поднимать навстречу своему второму Я приопущенные ресницы и взор. С сомнением разглядывала вон те босые, извозюканные и замёрзшие до синевы ноги напротив. Вообще-то, ничего ножки, даже в таком виде. Отчего-то воображение что-то там дорисовывало ещё, и в конце концов, она решилась ему довериться.

Ба! На ногах у той нахалки напротив оказались мягкие и высокие меховые сапожки с ботфортами. Наверняка даже с носочками — чистыми. Хотя... судя по уютному тёплому ощущению, на своих лапках тоже.

Дальше пошло проще. Штанишки — пусть не меховые, но с начёсом. Э-э, нет, надо сначала ещё что-то под низ, на попу — а то какая-то там чертовски важная Наталия Сергеевна опять ворчать будет. Вот, теперь совсем другое дело — кстати, та стерва напротив тоже оказалась довольна.

Поясок из железных колец, в котором оказались и лишние боковые, затруднений не вызвал. Заодно удалось определить в них шпагу и волшебный жезл из одуванчика — и наконец-то заполучить обе руки свободными.

— Так, а что бы наверх?

Идея с воздушно-розовым открытым нечто из одних кружавчиков оказалась отвергнута с ходу. С шикарным манто из элегантного серебристо-чёрного меха — тоже (ну просто не моё это!) В конце концов, удалось остановиться на вполне приемлемой интернационально-незапоминающегося облика джинсовой куртке с овчиной подкладкой. И хотя проснувшаяся на плечах Кысь немного по тому поводу повозмущалась, всё же удалось её согнать с шеи и напялить на себя шёлковую блузку и куртку. Положить опять на место рысь и наконец-то насладиться устойчивым теплом...

И лишь когда на руках оказались длинные, по локоть, чёрные лайковые перчатки со щёгольскими заклёпками смерть рокера, а в карманах тех немного непонятных вещиц, для которых те наверняка и предназначены — только тогда любопытству было позволено поднять ресницы совсем и посмотреть в лицо напротив. Смутно знакомое, довольно симпатичное и слегка задиристое. Снисходительно улыбнувшись, кареглазая и почти блондинистая деваха с той стороны зеркала достала из кармашка волшебную палочку-парфюм и легонько осенила себя вольной импровизацией на тему Christian Dior. Хм, а ведь, ничего смотрится эта стервочка-фехтовальщица, правда?

Рысь на той стороне недоумённо принюхалась спросонья по сторонам, затем в сомнении дёрнула коротким хвостом, фыркнула привередливо — и тут же в шею толкнула тугая струя тёплого воздуха.

— Ах, это же и есть... ну привет, гоблинская сучка по прозвищу леди Джейн!

Воспоминания мягко ударили в голову, придя все разом. Не то, чтобы это оказалось неприятным... мир или что там оно вокруг, ощутимо вздрогнул и покачнулся.

Женька зачем-то потрогала себя за тёплое и вполне реальное ухо, почесала под с готовностью подставленной мордочкой рысь и счастливо улыбнулась. Это уже вовсе не кое-что — осознать себя. Пусть даже и неизвестно где, но зато вполне дружащей с головой.

— Ну, и что теперь?

Проломиться, пройти или проскользнуть в или сквозь это зеркало не удавалось. С каким-то космическим холодом блондинка напротив скользила под восприятием, отталкивала от себя. А идея покромсать её клинком по здравом размышлении показалась тоже кощунством — как бы тут, ма шер, не вышло вовсе даже наоборот: вон та стервочка с той стороны саму тебя шпагой не пописала и не проломилась сюда...

Наконец, Женька со вздохом сдалась. В последний раз она огляделась по сторонам и с безнадёгой вздохнула. И что она только здесь делает?

— Ладно... Тимка, вытаскивай меня отсюда!

Блин, надо было б хоть насторожиться или с духом заранее собраться. Эти все колдуны откровенно спятили, верно вам говорю — закружившаяся и улетевшая прочь чёрная пустыня с разрезавшим её надвое зеркалом вызвала откровенно тошнотворное ощущение, будто тут кое-кого буднично и безразлично выворачивают наизнанку. И, побарахтавшись в попытках удержать внутри себя взбунтовавшуюся в желудке пустоту, Женька как-то незаметно для себя самой соскользнула в бархатно-чёрное и зыбкое ничто...

— Нет, это издевательство какое-то — у всех дети как дети, и лишь мои Суворовы оба просто наказание господне! — долетело гневное из-за приотворённой двери.

Наверное, каждая мать хоть раз да роняла подобную сентенцию, в тот миг казавшуюся ей единственно возможной истиной. Зато на самом деле — угу, щас! Потом сама же за своих киндеров глаза кому хочешь выцарапает... Женька стояла на второй дворцовой галерее под дверью своих покоев и самым банальным образом подслушивала.

Что ж, пусть не всегда окружающим следует знать твои мысли — но вот возможностью подслушать их собственные пренебрегать не стоит.

И что бы по тому поводу ни думал замерший у лестницы вниз гвардейский стражник, лицо выдавало солдата, как говорится, с головой — вытянувшееся в удивлении, оно безошибочно позволяло думать о его неодобрении.

— Госпожа Императрисса, — голос её величества Королевы звучал тише и с явно проскальзывающими в нём умиротворяющими нотками. — Ну теперь-то вы понимаете, насколько трудно, почти невозможно нам продлить род? Пока что лишь двое из пяти...

Улыбнувшаяся Женька сделала в сторону солдата покаянное лицо и неслышно прикрыла распахнутую было дверь в свои покои, где Хуанита в любой миг могла одарить кружечкой молока и уже готовой к безмятежному сну постелью. Правда, Кысь с самого начала виновато муркнула и неслышно скользнула внутрь — но оно и понятно, там свои двое пушистиков-несмышлят маму ждут... Но раз так — гудящие от усталости ноги в несколько шагов принесли свою обладательницу к лестнице.

— Послушай служивый, — в сомнении протянула Женька, старательно пытаясь сообразить: чего же ей хочется больше — спать или всё-таки сначала поесть? — Если я пришла к себе, а тут дома поджидает засада, что лучше всего сделать?

Наверное, задаваемые Суворовами вопросы и в самом деле как-то благотворно влияют на умственные способности туповатых по определению служак. Пожалуй, именно потому лицо молодого ещё солдата мгновенно просияло.

— Ваше высочество — так ведь, коль лиса забралась в курятник, значит, свою собственную нору без присмотра оставила?

Что-то там ещё такое хитрое виднелось на этой полускрытой тенью от лёгкого шлема физиономии, но по некотором рассуждении намёк показался Женьке весьма хорошим.

— Передашь командиру моё удовольствие и ходатайство о повышении в звании, — проронила она и, старательно сдерживая зевоту, неслышно поспешила по переходам и анфиладам дворца. Уже на ходу она обернулась невидимостью, и лишь чуть потревоженные огоньки свечей и факелов отмечали её путь.

Наверное, повара на королевских кухнях сразу обнаружили исчезновение вот этого нежнейшего, тушёного в белом вине цыплёнка — ум-м, какая вкуснятина! И именно потому за спиной удалявшейся Женьки поднялась лёгкая паника? Но двое солдат на перекрёстке, хоть и заметили скользившую мимо них тень, но сразу же, старательно и понимающе сделали отсутствующие морды чайником. Коль леди Джейн обретается где-то тут, оно будет самое благоразумное.

— Спасибо, парни, — благоухающее деликатесной курочкой невидимое нечто ласково чмокнуло обоих в бритые до синевы щёки и столь же бесшумно исчезло по направлению к внутренним покоям.

Притаившемуся в нише напротив дворцовому магу так не повезло — но его Женька, по правде говоря, и не заметила. Что ж, за служебное рвение иной раз тоже приходится расплачиваться... Чуть поплутав меж дверей и статуй, она в каком-то уже обволакивающем голову сытом тумане всё же вычислила здоровенный, в белых и голубых шелках будуар Королевы. Ох ничего себе! Вот эта кроватка обнаружилась размерами поболе, чем ожидалась сама комнатка, зато та... прямо тебе Байконур какой-то, блин!

— Надеюсь, эта августейшая стерва поймёт всё правильно?

Первый сапог наконец оставил ногу и полетел в сторону молча стоявшего у дверей беломраморного нимфа, на шее которого уже висел стальных колец поясок с оружием. Второму так не повезло — руки устало уронили его на ковёр почти у самой шикарной, под шёлково-кисейным балдахином кровати. Эстеты они тут, право!

— И не воспримет как грязный намёк? — Женька почти наощупь дотащилась на четвереньках даже не до подушек — уже на середине широкой постели руки её подломились, и она лицом уткнулась в шершавое, златотканое с узорами покрывало.

Какая дрянь эта ваша заливная рыба!

И осталось лишь накрыться чем-то наощупь к себе притянутым, чуть дрогнуть этак симптоматично лапками и мгновенно провалиться в самый блаженный, какой только и можно себе представить, отдых — сон на роскошном ложе в будуаре королевы...

Высасывать что-то из пальца — занятие, сообщу вам, бесполезное и в высшей степени неблагодарное. Но вот добывать похожим образом самый лучший и восхитительный в мире крем от девичьих прыщей оказалось весьма забавно. И всё же, не успела. Какая-то нежная сила, сопротивляться которой не было ни малейшего желания, опрокинула её. Язычок ласково оккупировал неприметный бугорок у входа в Ущелье Грёз — и быстро привёл ситуацию к обоюдному восторгу...

В какой миг это произошло, проснувшаяся вдруг Женька не знала. Прошла всего-то пара часов, если судить по чутко и безостановочно цокающим внутри, прилежно натренированным часам. Всё так же еле слышно потрескивала пара магических имитаций свечей по сторонам кровати, где-то на краю вселенной перекликались часовые и разводящие. Пришла и ушла Кысь, деликатно обнюхав старшую подругу и зыркнув наглыми жёлтыми глазищами.

И всё же, не шелохнувшая ни даже кончиком пальца Женька насторожилась, чувствуя как заколотилось вдруг сердце. И право, всё-таки стоило чуть-чуть приподнять ресницы в извечной женской хитрости, чтоб из-под их прикрытия, сквозь ещё застящий взор полусонный туман рассмотреть, как стоявший у дверей прекрасный нимф шевельнулся...

Или фавн? В общем, этот Аполлон с Купидоном в одном флаконе потрогал отозвавшийся еле слышным звяканьем поясок на своём беломраморном собрате и ступил в комнату. Его бесшумные шаги не разбудили бы и чутко задремавшую мышь — однако, затрепетавшую девчонку в буквальном смысле обдало жаром с ног до головы. Вот же ж сладкий чёртушка... И лишь когда в неслышном токе воздуха вся постель чуть шевельнулась, приняв на себя тяжесть ещё одного тела, только тогда Женька полностью смежила ресницы, и еле заметная улыбка чуть раздвинула уголки пересохших от волнения губ.

Он пришёл. Как же сладко оказалось осознавать эту простую до дрожи где-то внутри истину: он — пришёл. Вернулся, а всё остальное, право, такая мелочь и ерунда!

— Тимка... простишь ли ты меня когда-нибудь? — а руки сами собой нашли и притянули себя к этому единственному в мире парню, от которого сладко ныло сердце и затвердевала в ожидании грудь.

— Женька... я был такой дурак... — ох дьявол, как же сладко пылает лицо под этими лёгкими и будоражащими поцелуями! — Мне даже и в голову не пришло подумать, что ведь ты из другого мира и попросту не знаешь...

Дальнейшие слова стали попросту невозможными. Да и ненужными, пожалуй, когда говорят два неистово стучащих друг навстречу другу сердца. Что ж, тогда оставим на время этих двоих, эту сладкую парочку — ведь нам более приличествует скромность и деликатность?

И перенесёмся, пожалуй, в чуть другое место на второй галерее...