И она стала искать. Честно, прилежно. И довольно быстро нашла, что окружающая ее тьма не однородна, а имеет какуюто не вполне понятную, но все же структуру. Структура эта обнаруживалась в разнице температур. Впрочем, даже найдя этот феномен, Лика не была до конца уверена, что правильно определила тот единственный качественный признак, который смогла "ощутить". Была ли это и в самом деле температура — измерение на шкале тепло/холодно — или это было чтото другое, что она лишь восприняла, возможно, по ошибке, как температуру? Ответа на этот вопрос у нее не было, но и вопрос, если подумать, был пока неактуален. Однако ухватив идею, Лика ее уже не отпустила.

"Прислушиваясь" к своим ощущениям, она вдруг поняла, что, сама того не замечая, уже построила для себя модель своего пространства и своего времени. Она интуитивно поместила себя в центре некоторой карты "мира во тьме", где соответственно возникли верх и низ, где Тьма разделилась на левую и правую части, а также на ту Тьму, что лежала перед Ликой, и ту Тьму, которая оставалась позади нее. И, как только она определилась в пространстве, она поняла, что задача эта заняла у нее очень много времени, но сколько именно, и чего — минут, дней или лет?— Лика сказать пока не могла. Зато она "учуяла" несколько самостоятельных источников тепла, которые и стали новыми ориентирами в исследуемом ею мире. Один из этих источников, находившийся впереди и слева от нее, был особенно силен. Он буквально "освещал" тьму своим теплом. И Лика потянулась к нему, интуитивно чувствуя, что все это неспроста. И сразу же оказалась рядом с источником, что, между прочим, указывало на то, что в этом мире возможно было и движение.

Пятно невероятного жара, заставившего корчиться от невыносимой боли ее несуществующее тело, неожиданно заняло все пространство перед Ликой. Ей было очень больно, но она заставила себя терпеть, потому что это было всетаки чтото, после того как не было ничего, и еще потому, что она поняла — а как и почему, она не знала,— что этот жар может быть важен для нее и в других — "знать бы еще каких" — отношениях.

Удивительно, но боль вернула Лике ее тело. Ненадолго, как выяснилось, но пока Лика приближалась к пышущей жаром стене — а как, кстати? Ведь она не шла и не ползла,— и потом, когда она "проходила" сквозь стену черного пламени, сквозь жар, подобный дыханию огнедышащей печи, захлебываясь немым воплем, она чувствовала свое страдающее тело.

Затем все кончилось. Исчезла боль. Исчезло ощущение тела, но зато пришел свет. Лика оказалась внутри наполненного жидким светом — квинтэссенцией света, если точнее,— подобия трубы или чегото очень на трубу похожего. Свет подхватил Лику, невесомую, снова бестелесную, но тем не менее существующую, ощущающую себя, и понес вперед, туда, где...

Это была дверь. Обыкновенная оббитая черным дерматином дверь, каких было множество в Ленинграде ее детства.

"Как же я ее открою?— отстраненно подумала Лика, рассматривая (чем?) эту дверь.— Ведь у меня нет рук".

Но, как оказалось, она беспокоилась напрасно. Дверь открылась сама, и поток света, как морская волна, вынес Лику в новое неведомое пространство, которое, впрочем, трудно было рассмотреть, так как жидкий, овеществленный свет заполнял его полностью. Наличие какогото объема лишь угадывалось гдето за пределом нестерпимого сияния. Но неожиданно волна света схлынула, и Лика осталась стоять в длинном плохо освещенном и сильно захламленном коридоре большой, и по всей видимости, коммунальной квартиры. По обе стороны коридора имелись двери, а свет теперь шел только от тусклого плафона под высоким потолком. Лика сделала осторожный шаг вперед и поняла, что у нее снова есть ноги. Она посмотрела на них, и вид своих собственных ног чрезвычайно ее удивил, хотя она и не могла бы с определенностью сказать, что именно она ожидала увидеть, и почему то, что она увидела, так ее удивило. А увидела она две тощие ножки в белых облупленных на носках детских туфельках, торчащие изпод голубого, в белый горошек, платьица до колен.

Пожав плечами, Лика подошла к первой из дверей — это была рассохшаяся щелястая дверь по левой стороне коридора — и потянула за ручку. Ручка двери — на самом деле это была простая железная скоба — находилась почти на уровне ее глаз, и, хотя дверь была не заперта. Лике пришлось приложить немалое усилие, чтобы ее открыть. За дверью открылась огромная комната, стены которой были сплошь покрыты телевизионными экранами, на каждом из которых отображалась своя картинка. Войдя в комнату и встав посередине, Лика с интересом стала рассматривать эти "телевизоры", пытаясь понять, что за фильмы по ним идут. Очень скоро она обнаружила, что когда сосредотачиваешься на какомто из экранов, то не только чтото видишь, но и начинаешь слышать сопутствующие изображению звуки.

Посмотрев немного это странное кино, Лика поняла, что все без исключения экраны "передают изображение", поступающее в реальном времени с камер системы внутреннего контроля большого космического корабля, крейсера или даже линкора.

"Линейный крейсер класса "Атр", Атр — ныне вымерший крупный хищник семейства кошачьих, Западный Ахан.

"Адмирал Иййш" — поняла Лика".

В ее памяти неведомо откуда всплыли чертежисхемы "Атров", огромных боевых кораблей, составлявших ядро ударных сил флота империи.

"Какой империи?" — удивилась Лика, но ответа не было. Вернее, был, но такой ответ — все равно что его отсутствие.

"Аханской".

В рубке крейсера находилась только ночная вахта, потому что бортовое время было 00:12. В коридорах и отсеках было пусто, зато в каютах и кубриках было довольно много людей. Некоторые спали, другие еще нет. А в одной из кают третьей жилой палубы — "Помещение 3/18 А. И что это значит?" — на узкой койке неподвижно лежала женщина, которую звали королева Нор ("Это такая сказка?"). Глаза женщины были открыты, но они ничего не видели и никуда не смотрели. Рядом с постелью на металлическом треножнике лежал каменный шар, а в кресле рядом с треножником сидел человек в военной форме и дремал.

"Капитан второго ранга,— поняла Лика.— Значит, флотский".

Все это чтото означало, было както связано именно с нею, но как, и почему, и в чем тут дело, Лике было совершенно непонятно. Она долго рассматривала королеву Нор, которая казалась мертвой, но мертвой, как решила Лика, всетаки не была. Она посмотрела на шар, вставленный в узкий стальной обруч, и на капитана второго ранга, спавшего, сидя в кресле, но так ничего и не поняла. Королева была красива и несчастна; шар был сделан из невзрачного серого камня. "Песчаник, как в Саблино,— подумала Лика.— А где это Саблино? Это где пещеры?". Офицер был уставший, небритый и потный. Это все, что она смогла понять. Подполковнику надо было бы принять душ и лечь в нормальную постель, а не сидеть здесь, в кресле; но, вероятно, у него были веские причины делать не то, что правильно, а то, что должно.

"Что значит должно?" — спросила она себя, но смысл этого слова так и остался для Лики неясным.

От этих мыслей ее отвлекло какоето шевеление, возникшее на многих экранах сразу и, значит, в нескольких отсеках крейсера. Но Лику это не смутило, и она безошибочно выбрала экран, на который почемуто не обратила внимания раньше. За ним не было отсека, а как за окном в иной мир, сияли звездные узоры. Звезды... космос.

"Шестой сектор,— поняла Лика.— Крейсер совершил один среднедальний прыжок из системы Богомола и сейчас находится в окрестностях звезды Сайяс. Система необитаема".

Одна из звезд, не родная для узора местных созвездий, привлекла ее внимание.

"Тяжелый крейсер класса "Гепард" и два фрегата сопровождения",— узнала она.

-Вы знаете, чей это борт?— спросил на одном из экранов высокий черноволосый контрадмирал у краснолицего капитана первого ранга.

-Знаю. И опасаюсь. Она может перехватить нас в разгонной фазе и...

-Может,— согласился контрадмирал.— Если уже знает, но как раз в этом я не уверен.

-В чем именно вы не уверены, адмирал?

-В том, что она знает.

-Тогда...

-Тогда я могу попробовать переподчинить ее себе.

-Это ценный приз.

-Весьма. Завидуете?

-Не то чтобы да. Я ведь знаю свое место, но надеюсь, что и я не буду обделен при разделе имущества.

-Не волнуйтесь, капитан,— усмехнулся контрадмирал.— Империя богата. На всех хватит.

Лика пожала плечами и отвернулась. Разговор двух военных был ей совершенно неинтересен. Она даже не поняла, о чем они говорят, и почему именно их разговор — один из многих, протекавших сейчас во множестве помещений крейсера,— привлек ее внимание.

"Я маленькая девочка,— сказала она себе.— Играю и пою".

Стишок показался ей смутно знакомым. Ктото очень давно напевал его. Кто? Где? Когда?

"Там еще стреляли, мне кажется,— припомнила она.— Но кто этот Сталин, которого я не видела, но люблю?"

"У Феди странный юмор,— решила она и задумалась.— А кто такой Федя? И что такое..."

Лика вышла из зала с телевизорами, и дверь за ней захлопнулась. В коридоре ничего не изменилось. "А что должно было измениться?" Только жужжала гдето у пыльного потолочного плафона потерявшая свой путь муха. Лика по диагонали пересекла коридор, обойдя заодно какойто темный тяжелый предмет, стоящий у стены,— "Комод? Это называется комод?" — и подошла ко второй двери.

Оббитая лопнувшим коричневым дерматином, с торчащей из прорех серой ватой, дверь легко подалась и распахнулась в открытый космос.

"А мама говорила, что здесь нельзя дышать,— удивилась Лика, вываливаясь в пронизанное светом звезд ничто.— Безвоздушное пространство".

Космос был неохватно огромен и сказочно красив. Он окружал Лику со всех сторон, бесконечный, равнодушный и невообразимо прекрасный. Звезды — холодные елочные игрушки всех цветов и всех размеров — образовывали фантастические узоры, в которых ищущий глаз мог найти все что угодно, любую фигуру и любой образ. Все, что могло подсказать человеку его воображение, уже существовало, спрятанное в Рисунках созвездий. Лика увидела кукол и зверей, людей и цветы, а еще она увидела маленькую далекую звездочку, пульсирующую, как доброе желтое сердечко, зовущую ее, приглашающую, ждущую.

Лика потянулась к звезде — "Это ведь солнышко, да?" — и сразу же оказалась рядом с ней. Ну почти рядом.

Там, где парила Лика, вполне ощущалось теплое живое дыхание огромного и неслыханно красивого огненного цветка. Но жарко не было. Лика осмотрелась, легко перемещаясь из стороны в сторону, и нашла, что все это похоже на картинку из книжки "Астрономия для детей", которую подарил ей папа. Ну, один из пап. Возможно, что даже настоящий.

"Солнце и планеты Солнечной системы". Так, помоему".

Впрочем, приглядевшись внимательнее, она увидела, что здесь все это выглядело гораздо красивее. Просто дух захватывало от зрелища несущихся сквозь космос планет, освещенных мощным потоком света, изливающимся из пылающего косматого шара.

"Солнце!" — сказала она себе, и в голосе ее, если бы он у нее, конечно, был, звучало сейчас восхищение, граничащее с потрясением.

Но на восторги не оказалось времени, потому что она увидела коечто еще. Чтото, чего не было в ее замечательной книжке с картинками. Оказывается, каждая из планет, вращающихся вокруг солнца,— они были похожи на шары, окрашенные в разные, но неяркие цвета,— существовала в нескольких экземплярах. "Так, кажется. Я правильно говорю? Экземплярах?" — Так, что Солнечная система предстала перед Ликой чемто вроде прозрачной матрешки, все вставленные друг в друга части которой тоже имели разную окраску. Не то чтобы цвета голубой, фиолетовый, красный или зеленый были отчетливыми. Они были мягкими и даже как бы прозрачными, или, вернее, призрачными, но все равно их можно было уловить, а, уловив, и отделить с их помощью один "слой" от другого. Одну сферу от другой, в которую вставлена первая, и от еще другой, которая вставлена в нее. Примерно так. Но что это должно было означать, Лика не знала и не понимала. Она была восхищена и озадачена, но чувства ее были сейчас слабыми, мысли легкими и короткими, как у Буратино, и внимание Лики не могло ни на чем сосредоточиться на достаточно продолжительное время.

Ну что, в самомто деле! Матрешка как матрешка. Что она, матрешек не видела? Видела. Просто эта была очень красивой и необычной. Но вокруг было множество других, не менее интересных вещей, и Лика уже переключилась на "тропинки". Она даже не задумалась о том, откуда взялось это странное слово, но слово пришло и встало на свое место. "Как влитое". Тропинки тянулись через весь невообразимо огромный, непостижимый и не поддающийся измерению космос. Они приходили откудато из полной неизвестности или, напротив, из какихто вполне известных мест, со Сче например,— "Сче? Это где?" — или с Тхолана — "Что такое Черная Гора?" — и кудато уходили, на Ча Ратай например.

"Ратай?" — воспоминание было легким, почти неощутимым, и не задержалось в ее сознании, только коснулось его, как перышком пощекотало, и исчезло. А Лика уже думала о другом. Снова возвратившись взглядом к размножившимся ни с того ни с сего планетам.

"А которая из них Земля?" — спросила она себя и поняла, что не помнит, третьей или четвертой стоит Земля после Солнца. Впрочем, ктото, кто знал и понимал больше ее, хотя и находился внутри нее самой — ведь большето никого здесь не было,— сразу же указал ей на тот голубой шарик внутри розовой — пятой или шестой сферы сверху,— который, должно быть, и был Землей. Лике сразу же захотелось на Землю. "Домой!" И она уже привычно потянулась к облюбованному ею шарику. И шарик двинулся ей навстречу, вырастая в шар, стремительно превращающийся в планету, закрывающую собой наконец весь звездный простор. И несясь навстречу Земле,— или это Земля неслась навстречу Лике?— Лика отметила краем сознания, без осознания, впрочем, и без понимания, огромное множество разнообразных "вещей" и подробностей, которые появились или, может быть, проявились по пути и исчезли, канув в ее память, как в черный провал. Без следа. Но и это лежало уже вне ее интересов.

Удивление, испытанное Ликой по пути "домой", пошло ей на пользу. Настроение быстро улучшалось, а приключение становилось все более интересным, и Лика начала чувствовать себя Алисой, провалившейся в кроличью нору. С радостным визгом и замиранием сердца, как на американских горках, она ухнула вниз и понеслась сквозь "плотные слои атмосферы".

"А это что еще такое?— спросила она себя.— И почему они плотные?"

Она метеором пронеслась сквозь облака, и перед ней на мгновение открылся захватывающий вид сверху. Это мгновение, как и положено мгновению, было кратким мигом, но, с другой стороны, оно было Длинным Мгновением. Вид сверху, с высоты птичьего полета, был потрясающим, но имелось в нем нечто странное, на что, однако, Лика внимания не обратила. Вернее, она приняла это как нечто само собой разумеющееся. Ей и в голову не пришло, что видеть Землю, и, похоже, не одну Землю, а несколько Земель сразу со всех сторон невозможно. Но это были такие мелочи, которые ею совершенно игнорировались. Гораздо интереснее были яркие переливчатые звезды, пульсировавшие, как маленькие и большие сердца, в самых невероятных и неожиданных местах. "Живой" изумруд плоского неясных очертаний Камня сиял сквозь толщу земли и песка в лесу у Порога, и в его лучах нежился маленький причудливый замок Домика в Нигде.