Короли в изгнании

Лика застрелила из разрядника еще одного морпеха, увидела, как погиб ее гвардеец, сожженный лазерным огнем со штурмовика, и выстрелила по штурмовику из захваченного ею минутой раньше тяжелого бластера. Даже тяжелый бластер бессилен перед броней штурмовика типа "Коршун", но штурмовик находился слишком близко к ней, и вспышка бластера, повидимому, испугала пилота, и тот, забыв, что надежно защищен сверхпрочной многослойной броней, резко бросил машину в сторону. Происходи это в обычной, не боевой, обстановке, вычислитель "Коршуна" среагировал бы на стремительно приближающуюся сзади сбоку скалу и увел бы штурмовик вверх, но сейчас системы принудительной безопасности полетов были, повидимому, отключены, чтобы не мешать пилоту, и "Коршун" с грохотом врезался в некстати оказавшийся на его пути камень.

К сожалению, времени, чтобы любоваться зрелищем рушащегося на землю штурмовика, у Лики не было. Она неожиданно оказалась в гуще боя, развернувшегося между морпехами и гвардейцами. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: и "охотники" и гвардейцы искали именно ее — одни, чтобы убить, другие, чтобы спасти. Так что рано или поздно, но все они должны были собраться вместе, вокруг нее. Вот они и собрались.

Ночную тьму разорвали десятки вспышек и рукотворных молний. Стреляли и из разрядников, и из ручных лазеров, и из бластеров. Лика стремительно перемещалась среди деревьев, стремясь держаться в темноте, и наносила редкие, но всегда смертельные удары. Она снова переживала сладостное и страшное ощущение безграничной мощи и скорости, она снова — пусть и на краткий миг ("Ничего себе миг! Три минуты сорок семь секунд, однако!") стала тем монстром, которого и сама боялась, но которого в глубине души больше монстром не считала. Перестала считать. Она была валькирией, а валькирии... Но додумать мысль она не успела.

Внезапно железная тяжесть навалилась на нее, сковывая тело, как если бы оно оказалось сделано из быстро застывающей раскаленной стали. Последним инстинктивным движением Лика вскинула голову, взгляд ее охватил кипящий вокруг нее бой, и все кончилось. В ее сознание вошла великая Ночь.

История первая

ХРОНИКА ПОРАЖЕНИЯ

Великие вещи, две, как одна:

Редьярд Киплинг

Джон Мильтон. Потерянный рай

Дж. Байрон. Паломничество ЧайльдГарольда

Глава 4

КЛОПОВНИК

Шестой день второй декады месяца птиц

В 00:03 его неожиданно вызвал Йёю. Хотя как сказать. Возможно, что этот вызов был вполне ожидаем.

-Да,— сказал Виктор.

-Это...

-Я узнал ваш код, Рыбак. Чтото случилось?

-Да, пожалуй. У меня возникло нехорошее ощущение.

Механический голос не передавал интонаций Йёю, но Виктор, казалось, слышал эти интонации герцога, как если бы Йёю находился сейчас прямо перед ним.

-Рад за вас,— раздраженно бросил он, зная, что Йёю о его выходке все равно не узнает.— У меня такое ощущение с утра.— Виктор посмотрел на проекцию и добавил: — Вчерашнего.

-У меня возникли подозрения,— уточнил Йёю.

-А у меня уже есть доказательства,— печально ответил Виктор.

-Позвонки, Позвонки — прозвище членов политической организации "Становой Хребет".

— предположил Йёю.

-Наверняка,— подтвердил Виктор.

-Мы можем чтото предпринять?— спросил Йёю.

-Сейчас и здесь практически ничего,— честно ответил Виктор, лучше когонибудь другого представлявший, что сейчас творилось на планете.— Комбинация примитивная, но эффективная до крайности. Сидеть на горе и смотреть на схватку двух тигров в долине...

-Красивый образ,— отметил Йёю.— Это ваше?

-Нет, но вы его не знаете,— усмехнулся Виктор, мимолетно подумав, что афористичный стиль Председателя Мао мог бы быть вполне оценен именно герцогом Йёю.— Я только не понимаю, как на это клюнули ратай. Собственно, изза ратай мы и проиграли.

-Да, это интересный вопрос,— согласился Йёю.— Что будем делать?

-Вот что, Рыбак.— Виктор уже знал, что делать. Уже несколько часов знал.— Я, как вы понимаете, отвлекаться сейчас не могу.

-Понимаю.

-Вот и славно. Свяжитесь с нашим общим другом — вы понимаете?— и поставьте его в известность. И вот еще что, найдите нам борт. Чтонибудь неброское, в тихом месте. Ну вы сами понимаете. Завтра к вечеру или послезавтра утром, я полагаю, можно будет прорваться. Надо только пересидеть первый шквал.

-Я вас понял,— ответил Йёю.— Только смотрите не затягивайте. Геройствовать уже практически незачем.

-Не беспокойтесь, Рыбак, не затяну.

-У вас, конечно, не было вестей от...

Виктор очень ясно представил сейчас Йёю и мысленно покачал головой.

"Вот же змеюка подколодная,— почти с восхищением подумал он.— Крутит мужиком, как... А он ее любит".

-Увы,— сказал Виктор вслух. Настроение у него разом упало ниже нуля, потому что вопрос Йёю заставил его вспомнить о том, о чем Виктор запрещал себе думать весь вчерашний день.— Но я надеюсь, что мы опередим события.

-Я тоже,— ответил из своей берлоги Йёю и отключился.

"Йфф!— Виктор едва не застонал от сжавшей сердце тоски.— Йфф, девочка моя! Где же тебя носит, б... флотская?!"

Он с трудом сдержался, чтобы не заскрежетать зубами от бессилия, от неспособности вмешаться в события, которые происходили сейчас, или произошли вчера, или еще только произойдут гдето там, вне атмосферы Тхолана, в черной бездне Великого Ничто, которое меряет великанскими прыжками крошечная мушка тяжелого крейсера "Гепард 47". Ему стоило немалых усилий подавить приступ черной тоски, обрушившейся на него вместе с вопросом Йёю, но он справился, как справлялся всегда и со всем. Он тяжело посмотрел на проекции, висевшие перед ним, вздохнул глубоко и вернулся к делам.

Последние десять часов — или около того — Виктор провел в Колонне, в которой его и его измученных людей ожидало нечто большее, чем резервный узел связи. Он ведь хотел всего лишь спрятаться в надежном и неожиданном месте. И в этом смысле Колонна представлялась совершенно роскошным решением для всех назревших проблем, в особенности учитывая то, что в ней размещался "Парадиз" со всеми его чудесами науки и техники. Потому и прорывался Виктор к Колонне, не жалея людей и рискуя так, как можно рисковать только во время войны, когда не рисковать — непозволительная роскошь. Однако действительность превзошла любые ожидания, любые предположения, даже самые смелые из них, потому что, как оказалось, именно в Колонне и прятался полумифический "Клоповник", о местоположении которого не знал никто. А Бюро — вот ведь как!— находилось в прямом смысле под задом у императора. Оно затаилось в одном из боковых ответвлений центрального столба, и именно охрана Бюро так качественно взяла в оборот людей Виктора, когда те все же проникли внутрь Колонны. Впрочем, обнаружить Бюро было недостаточно. Это было, если хотите, только полдела. А дело заключалось в том, что "Клоповник" имел совершенно особый статус, и здесь сотрудников штаба Виктора, вне зависимости от того, какие звания они носили, могли ожидать любые неожиданности, вплоть до очень больших неприятностей, потому что, как ни крути, а Бюро являлось личной собственностью императора. И вот это последнее обстоятельство определяло все остальное. Но снова, как случилось уже пару раз в течение этого гадкого дня, не было бы счастья, да несчастье помогло. Смерть императора, о которой в "Клоповнике" уже знали, и то, что Виктор был зятем премьерминистра, по всей видимости, тоже уже покойного, и то, что, как выяснилось, Виктор был лично знаком с главой Бюро, бароном Счёо, сыграло большую роль, чем все коды доступа и права главкома. Блат сильнее Совнаркома, как говаривали в далекие уже годы в одной отдельно взятой стране. Ну а в империи, где все типы отношений давно и скрупулезно кодифицированы — три тысячи лет не шутка, а факт истории,— так вот, в империи личные связи были силой не меньшей, а большей, чем в иных местах.

Так что все опятьтаки решалось на личном уровне. Виктор посмотрел в глаза барону. Счёо ответно вгляделся в глаза Виктора, затем улыбнулся улыбкой, обозначавшей уважение и понимание, пригласил Виктора в свой кабинет и предложил сигару и бренди. Ни от того, ни от другого Виктор не отказался. Последний раз он курил в первые минуты войны, а пил — ночью накануне ее начала. Еще в довоенное, можно сказать, время.

Они переговорили коротко и поняли друг друга правильно. Если без фанаберии и павлиньих боев, деваться им обоим было некуда, а империя, как ни крути, зависла в прыжке над пропастью. Барон Счёо согласился, что в данных обстоятельствах будет правильным, если Бюро станет работать вместе со штабом Виктора. В сущности, барон был готов воссоздать Виктору его повыбитый в боях штаб за счет своих людей и ресурсов, но, в свою очередь, категорически потребовал, чтобы до окончания сражения — чем бы оно ни закончилось — никто из людей Виктора не покидал Колонны. Требование было справедливым, и Виктор согласился с ним безоговорочно. Вопервых, потому, что сила была на стороне Бюро — какойто неведомый спецназ ("Управление таможенных сборов?!— удивился Виктор.— Кто бы мог подумать?!"); и, вовторых, потому еще, что причин вылезать из Колонны ни у кого просто не было, во всяком случае, у Виктора их не было точно.

Итак, с 14:07 у Виктора снова были работоспособный штаб и связь, и, следовательно, он мог, как это и предполагалось довоенными планами, руководить сражением за Тхолан в режиме реального времени. Однако, оказавшись в привычной обстановке, в хорошо оборудованном и эффективно работающем командном центре, Виктор сразу почувствовал всю меру усталости, вызванной не только и не столько физическими нагрузками, выпавшими на его долю в первые часы войны, сколько огромным нервным напряжением, боевым стрессом, если хотите. Но, с другой стороны, опустив свой зад в удобное кресло перед командноаналитическим пультом, Виктор почувствовал и вполне закономерный прилив сил.

"Ничего, еще не вечер!— сказал он себе твердо.— Игра только начинается, и мы еще поглядим, кто из нас родился в Сочи!"

Вестовой подал ему большую чашку крепкого и очень сладкого кофе, то есть того, что в империи сходило за кофе, и, закурив любезно предложенную ему бароном Счёо сигару, Виктор углубился в изучение ситуации, какой она представлялась отсюда, из "Клоповника", методично собиравшего всю доступную информацию в течение всего прошедшего дня. Естественно, он не вдавался в подробности — некогда было, но коекакие выводы из беглого обзора накопленного массива данных всетаки сделал.

Ситуация на 14:30 отражала положение тактического пата, достигнутого к этому моменту аханками и ратай. С одной стороны, ратай смогли удивить и упредить аханков. В известной мере, разумеется, но всетаки. Впрочем, и аханки проявили и незаурядное упорство, и характер при отражении внезапной атаки. Кроме того, аханки были дома, а ресурсы империи были колоссальны.

Итак, на первом этапе, то есть в первые утренние часы, ратай, совершив, казалось бы, невозможное, смогли прорваться к Тхолану. Связав Флот Метрополии боем, они одновременно начали высадку десанта, и в целом преуспели, преодолев сопротивление планетарных сил обороны. При этом, как и следовало ожидать, ратай понесли чудовищные потери, однако и их удары по аханским штабам, базам ПКО и центрам дислокации были поразительно эффективны. И эта эффективность, вкупе с самим фактом прорыва в сердце империи, заставляла заподозрить неладное.

"Да, без предательства здесь не обошлось",— не в первый раз за этот длинный день признал Виктор.

Сомнений у него уже не было, были вопросы, на которые стоило — он чувствовал, что это критически важно,— найти ответы. Однако с ответами дело обстояло гораздо хуже, чем с вопросами. Как всегда, впрочем. Как обычно.

Всего ратай высадили четыре десантные армии и, ведя непрерывный бой с аханками, нуждались, что естественно, в постоянных подкреплениях. Последние подкрепления, однако, прибыли к ним в 11:10. С тех пор с орбиты осуществлялась лишь спорадическая огневая поддержка, но новых десантов не было. Объяснений этому могло быть два. Или ратай не смогли пропихнуть резервы через нежданнонегаданно для них захлопнувшуюся "дверцу", или они с самого начала знали, что им будет предоставлен шанс лишь на одинединственный удар. Второе предположение казалось невероятным. Не самоубийцы же они на самомто деле? И не полные идиоты, насколько смог убедиться Виктор на собственном опыте. Тем не менее и такой вариант сбрасывать со счетов полностью не следовало. Гибель правящей династии и огромные потери в командной цепочке империи коечего стоили. Но тогда непонятно было, почему ратай не применили ядерного оружия. Вот уж что могло полностью решить поставленную задачу — если, конечно, планы ратай были именно таковы — так это хороший и решительный Армагеддон. Но противник на это не пошел. Почему? И что — черт их всех подери!— им нужно в Черной Горе?

"Или,— размышлял он,— они просчитались. Надеялись подбросить подкрепления, но не смогли реализовать свой план".

К сожалению, он не знал, каким маршрутом они достигли Тхолана, но догадывался, что хитрость ратай, пусть и с опозданием, была раскрыта, и какойто из флотов империи перерезал их коммуникации. Следствий из этого предположения было опять же два. Первое, ему предстоит теперь иметь дело только с теми силами ратай, которые успели высадиться на планету, и второе — помощь придет, но не к противнику, а к аханкам, то есть к нему. Вот такие следствия ему нравились гораздо больше. Оба нравились.

Теперь, решив для себя главные на данный момент вопросы, он мог действовать не только в тактической плоскости, но и в стратегической. Стратегия же, как он понимал ее сейчас, у него могла быть одна: изматывать ратай, сохраняя при этом все, что еще можно было сохранить из инфраструктуры имперской столицы.

К 15:00, вчерне разобравшись в ситуации, он наметил несколько ключевых пунктов, в которых ратай нельзя было оставить ни единого шанса. Туда Виктор и начал стягивать подкрепления — развертывающиеся на ходу части резервистов, одновременно начав формировать и штурмовые колонны, которые, по его замыслу, должны были ближе к ночи начать решительное контрнаступление с целью блокировать и уничтожить наиболее крупные группировки врага. И все это приходилось делать в условиях ни на секунду не ослабевавшего сражения, кипевшего кровью как минимум в двух десятках наиболее важных районов планеты. Столичная область была лишь одним из таких мест, и практически вся превратилась в поле боя уже несколько часов назад.

Смотреть на Тхолан без содрогания было нельзя. Сейчас, казалось, уже вся столица была охвачена огнем, и небо над ней стало черным от плотных клубов дыма. Бой шел везде — на земле и в воздухе, в подземных коммуникациях и в верхних слоях атмосферы. Тут и там вспухали шапки колоссальных разрывов. Рушились здания, стены пламени поглощали великолепные парки и священные рощи, боевые машины кружили над корчащимся в агонии городом, как духи мести, нанося ракетные удары и погибая в безумных атаках. И гдето в этой огненной купели сражались живые, во всяком случае, пока еще живые люди: аханки и ратай.