Путь Дракона

Первым, что сказал мне, открывший глаза дракон, было:

— Я сохраню твои тайны, маленькая принцесса.

Больше мы к этому вопросу не возвращались, иногда, когда тебе что-то обещают, нужно просто верить. Тем более, что сейчас проблемы вставали куда более насущные и животрепещущие.

Глава тринадцатая

Если хочется сказать что-то умное, лучше промолчать. Вдруг собеседник скажет тоже самое, а у дураков, как известно, мысли сходятся.

Военный совет на четверых состоялся в столовой. Дейсвингу срочно потребовались мозги Леди Ониксии, а они на тот момент были заняты изучением сонетов Лорда Нефариана, в результате чего, на совет были телепортированы оба, в весьма интересной позе, и в минимуме одежды. Дейсвинг как всегда забыл "постучаться". И как они его терпят?

— Значит, наездники на драконах... немыслимо. Как Алекстраза смогла опуститься до такого? — прекрасное лицо Ониксии исказила болезненная гримаса.

— А что "такого", дорогая? — поинтересовалась я. — Меня же Лорд на себе возил, пока Пушистика к этому делу не приставил.

— Что такого? Начать с того, что опускаться до уровня лошади, существу разумному, как минимум стыдно. Я уж не говорю о драконе, и не надо тут делать хитрое лицо и вставлять свою любимую фразочку о том, кто искренне считает себя высшей расой. А по поводу тебя... Для сравнения: Каэр, я имею ввиду достаточно сильную особь мужского пола, вполне может донести на руках женщину до кровати, или же вынести раненого друга с поля боя — это не зазорно. Но как ты отнесешься к своему собрату, который выбрал для себя участь ездового животного?

— Мда... С трудом представляю. Но, факт остается фактом, идея драконьих наездников-магов не просто хороша, великолепна. Если мы не ответим тем же, удержать замок будет не легко, а про экспансию вообще говорить не придется.

— Никогда, — спокойно произнес Лорд Дэйсвинг. — Алекстраза может сходить с ума так, как ей больше нравиться, но честь и достоинство черного дракона замараны не будут.

— А если воспринимать мага на спине дракона не как наездника, а как обычное оружие? Тогда честь не пострадает, — договаривая эту фразу, я уже жалела о том, что ее начала, с таким возмущением на меня глянули все трое.

— Ониксия, как там поживает твой спиногрыз с его летательными машинами? — спросил Дейсвинг у дочери.

— Неплохо... — она задумалась. — Но это не вариант.

— Почему?

— Хоть разработка и идет очень быстрыми темами, до окончательного внедрения готового аппарата минимум несколько месяцев. Потом доводка, массовый выпуск и обучение пилотов. Это еще несколько месяцев.

— А что самое важное в данном вопросе, — вставил Нефариан. — У нас нет ни магов, ни пилотов.

— Ни магов, ни пилотов, ты сказал... — задумалась Ониксия. — Милый, ты просто военный гений.

— Не понимаю, о чем ты. — растерялся Нефариан.

— Ну, смотри, драконий наездник будет вынужден одновременно исполнять три вещи. Управлять драконом, колдовать, и стараться не свалиться с него. Все-таки, мы не ездовые животные и удержаться на нас в воздухе не слишком легко, особенно, когда начинаются фигуры высшего пилотажа. В результате, эффективность такой связки ужасающе низка. То же самое относится и к летательному аппарату, управляемому магом. Но, никто нам не мешает сделать двухместного летуна, тогда пилоты смогут заниматься своим делом, а маги, прочно привязанные на своем месте, колдовать, не отвлекаясь на всякие мелочи. Просто и гениально.

— Да, дорогая. Но у нас нет не пилотов ни магов, — слегка повысил голос Нефариан.

— Будут, — ответил ему Дейсвинг.

— Откуда? Род черных драконов никогда не опускался до сотрудничества с леодами.

— Опускался? — хмыкнул Дейсвинг. — А кто готовит вино, которое ты сейчас пьешь, сын мой? И варит сыр, которым ты его закусываешь? Кто пишет, столь возлюбленные моей дщерью книги? Неужели все это делает наш весьма малочисленный и занятый военными упражнениями род?

— Нет, но, отец, одно дело использовать их, как и весь остальной, принадлежащий нам мир, другое — признать, что мы нуждаемся в сотрудничестве.

— Нуждаемся? Я не вижу причин не использовать их магов и воинов, так же как и не вижу причин, отказываться от их вина. И за первое и за второе намерен платить звонкою монетой. Леди Итинь, — обернулся он ко мне. — Пришло ваше время действовать. Завтра вы отправляетесь в путешествие. Задача номер раз, разыскать ваших друзей. Когда соберете команду, вызовете меня, я приму их в гнездо. Дальнейшие инструкции получите по месту. Все свободны, до утра отдыхать.

Глава четырнадцатая

О свободе слагают стихи и поют песни. За нее сражаются и умирают. Но, почему-то, никто толком не может сказать, что же это такое.

Пушистик донес меня до ближайшей к Каляве заставы, где мою светлость ожидал шикарный жеребец рыжей масти. На поясе бренчал набитый гульдами и серинами кошель, за спиной болталась в чехле из кожи виверна гитара, на шее, увы, аллор. По легенде, я — бродячий менестрель, взбалмошная, не способная на военные действия и до жути талантливая каэрская дамочка. Талант этот во мне, как ни странно, открыл лорд Дейсвинг. С тех пор, как моя династия пала, и до момента поселения в драконьем замке, петь мне было откровенно некогда, а играть не на чем. Да и не до песен, когда вокруг тебя рушится мир и умирают леоды, так я думала. Оказалось, ошибалась. Драконий лорд, как выяснилось, был изрядным знатоком и ценителем музыки. Узрев мою способность складывать песни налету, которая, вкупе с эмпатией, позволяла спеть именно то, что было необходимо услышать присутствующим, он три часа возносил дифирамбы моему таланту и еще столько же вываливал в помоях мой чахлый интеллект, чтоб не расслаблялась. По его словам, и перед боем, и после битвы, и даже во время оной, хороший менестрель куда ценнее сотни жрецов, ибо способен излечить не тело, но душу, вселить надежду в сердца целой армии и нагнать страху на врагов. Пока Дейсвинг, вышагивая по кабинету, менторским тоном излагал свои взгляды на музыку, я делала вид, что внимательно его слушаю, а сама вспоминала огненные пасти и рычание на грани ультразвука. Ох, сенсей, сенсей, не знали вы действительной войны на уничтожение, только вот рисковать здоровьем и говорить Вам об этом я не собираюсь. В общем, менестрель так менестрель. Эта роль, по крайней мере, дает мне полную свободу передвижения и возможность посещать злачные места. А что еще надо, чтоб найти старых друзей? Мужской костюм, сменивший привычную сутану, правда, неудобен (и зачем мужики придумали эти штаны?), но ничего, как сказала, горестно вздохнув, Ониксия, красоту ничем не испортишь. Даже разлука с Хаккаром меня уже не так гнетет. Привыкла. Согревает знание того, что ему хорошо, он сыт, занят делом, и время от времени поглядывает на меня своим заботливым отческим взором. А что еще надо? Разве что его вечных, язвительных реплик и критики в мой адрес не хватает, но без этого я как-нибудь переживу, не маленькая уже.

* * *

Так свободна я или нет? И что же она есть, эта свобода?

Раннее детство: ..."Изволит ли госпожа откушать?" "Наследной принцессе не подобает брать хлеб руками, извольте магией", "Ваше высочество, слезьте с дерева, вы ведете себя как последний эледар"...

Юность: ..."Дорогая, во время танцев обрати внимание на Лорда Элистана, весьма достойный молодой человек", "Госпожа, зачем вы взяли в руки этот плебейский инструмент? Вас ждет арфа", "Дочь моя, что ты нашла в этом огороднике? Во дворце есть куда более интересные мужчины"...

Да уж... судя по воспоминаниям, в детстве я и спать ложилась по чужой воле. Тяжеловато быть наследной принцессой — няньки и воспитатель, желая угодить матери, контролируют каждый шаг, а мать только и думает, как выгоднее разменять тебя в своей шахматной партии. А что потом?..

Третья война, время вольных отрядов, основные армии Даркорра уже разбиты на голову, мы, как умеем, ведем партизанскую борьбу с демонами, пытаясь, если не вернуть назад потерянный мир, то, как минимум, испортить жизнь оккупантам: ..."Уходим!" — "Айзек!!!" — "Уходим, я сказал!" — "Да подожди ты. Воскрешу, и вместе пойдем", — "Нет времени, сейчас нас всех накроет", — Сильная рука подхватывает орущую меня на плечо и уносит от тела орка, с которым еще вчера мы до беспамятства надирались пивом.... "Я поеду в Огран, искать родных", — "Никуда ты не поедешь, там сейчас кровавая каша", — "Ты не понимаешь, там может быть моя семья", — "Значит, им не повезло..." На следующий день после этого разговора, Огран исчез с лица земли...

На войне немного свободы. Есть приказ вожака, и его надо исполнять. Свободолюбивые и непокорные умирают в первую очередь, но это не страшно. Куда хуже то, что по их вине часто умирают товарищи.

Сейчас: "Ты будешь делать то, что мне от тебя нужно", — "А если я не хочу"? — "Будешь делать через не хочу". — "Не буду". — "Придется, у тебя нет выбора".

А у меня хоть когда то был выбор? В голове прошелестел насмешливый голос подружки-ассасинки: "Выбор есть всегда, даже если тебя съели". Ирония судьбы. В конце концов, ее действительно съели. Что-то изрядно туго у меня с выбором. Почему-то, всегда приходится выбирать между молотом и наковальней. Даже сейчас. Теоретически, я обеспечена всем необходимым, за меня есть кому заступиться, и у меня интересная, я бы даже сказала, захватывающая работа. А практически — я в рабстве у тирана. Выходит, моя свобода — это всего лишь право выбирать себе наиболее комфортные условия рабства? Да уж... Мечта... А как же остальные? Неужто только я отличаюсь таким глобальным "везением"? Вряд ли. Ремесленник, ведущий тихую спокойную жизнь, железными цепями привязан к своей мастерской. Пока работает, есть еда, а значит жив. Крестьянин в рабстве у своего поля. Даже орки-разгильдяи из той хижины в Пылевых Топях, где я так весело развлеклась, кажется, целую жизнь назад, и те в рабстве у собственного страха да у бутылки с самогонкой. Кто же из нас свободен? Да и есть ли она, эта свобода? Или это всего лишь очередная иллюзия, позволяющая не бояться рабства? Да, сейчас плохо и больно, зато потом... Мысль о том, что "потом" не наступит никогда, мы старательно гоним от себя поганой метлой. Об этом думать запрещено. Смертельно опасно.

Что-то позитивизма во мне осталось не слишком много. Сказывается отсутствие положительного влияния друзей. Поправим.

* * *

Угостив коня морковкой и потрепав по холке, я добилась благосклонного позволения влезть на спину. К слову сказать, каэры ездят без седла, уздечки и шпор. Зачем насиловать животное, если с ним можно полюбовно договориться? За это скакуны платят нам самой искренней благодарностью: не пытаются сбросить, не кусаются, да и прочие проявления лошадиного характера держат при себе. Рыжий без приключений довез меня до Калявы. С тех пор, как я ушла охотиться на дракона, прошло чуть больше года. Городок претерпел существенные изменения. Стены вытянулись ввысь и обросли дрекольем, народу на улицах заметно поубавилось, зато строительного мусора стало куда как больше, не слышно было детских голосов, смеха, болтовни досужих кумушек. Весь вид Калявы кричал о военном положении. На стене городской ратуши висел огромный плакат:

"Разыскивается!!! Только живой. Исчадье другого мира, жрица ложного бога Хаккара. Любому предоставившему информацию о местонахождении этой бестии награда в сто гульдов. Предоставившему саму жрицу — награда десять тысяч гульдов. Каждому, кто посмеет оказать проклятой помощь, или скроет информацию о ней — смертная казнь. Особые приметы ..."

Ого. Хорошо же я у них поперек горла торчу. Одно утешает, рожа, намалеванная на плакате, ничего общего с моим личиком не имеет, а значит, пока на шее болтается Аллор, я в полной безопасности.

Покачав головой, я зашла в ближайший трактир, поесть и узнать последние новости.

В трактире было многолеодно, но не шумно и не весело. Сидящие за столами мрачные воины молча наливались самогонкой. Я присела за чудом оказавшийся свободным столик и заказала обед.

Не успела я проглотить содержимое тарелки, как на стол с треском бухнулась полная до краев кружка.

— Эй, девка, ты гитару для красоты таскаешь, или что-нибудь слабать можешь? — Спросила нависшая надо мною орочья фигура.

— Что-нибудь могу, — спокойно ответила я.

— Ну, так слабай подушевнее — и выпивка твоя.

Такие правила. Кто заказывает музыку, тот ставит выпивку. Ох, сопьюсь я на такой работе. Точно сопьюсь.

Я взяла гитару, тронула струны, принюхалась. Злость, отчаяние, безнадежность. Кого ты потерял, дядька? Кто из тех, кто дышал с тобою в унисон, теперь стынет на погосте? Не знаю, да мне и не надо этого знать, что бы спеть для тебя.

Тропою нечестной, звериной тропой,

Идем мы бездумно как скот на убой.

Мелькают зарницы, сливаются лица,

А мысль лишь одна — как вернуться домой.

Вы все порешали за нас, что могли,

Заранее в жертву богам принесли.

А мы что хотели? И что не успели?

Не зная что завтра споет горн войны.

Мой друг улыбался вчера, а сейчас

Слепой командир отдал страшный приказ.

Теперь его тело лежит уж без дела,

А богу плевать, он решает за нас.

Тихие переливы струн тонули в омуте молчания. Тишина дышала, тишина ждала, тишина внимала. И осталась в одиночестве в тот миг, когда угас последний аккорд. На бесконечно долгую секунду. Потом тишина взорвалась звоном разлетевшейся о стену кружки.

— Суки! — рявкнул орк. — Бездушные суки. Мы для них мясо, они давным-давно нас похоронили заживо, а теперь бросают в пекло и плевать, сколькими трупами завалена их дорога. Из всего моего отряда выжил только я. Понимаешь? Из десяти хороших парней, только я умудрился сохранить свою шкуру. Кому до этого есть дело? Спасибо, подруга. Полегчало мне. Жаль, тем, кто лежит, уже легче не станет.

— Заткнулся бы ты, Раг, — Донеслось с дальнего столика. — Или хочешь проблем с жрецами? Чтоб из вашей десятки выживших не осталось вовсе?

— Уж не ты ли меня сдашь, Грег?

— Фильтруй базар, парень. Здесь крыс нет, но и у стен есть уши. Да и ты, менестрелька, думай, о чем поешь. На жертвеннике кувыркаться не так весело, как с мужиком в постели.

Я сделала большие глаза.

— С каких пор жрецам есть дело до песен?

— С тех самых, как в мир пришло зло, и богам для победы над ним нужно много мяса. Леоды у нас, видишь ли, бесплатные, этих в жертву принесут — новых бабы нарожают. Блин, нужно или меньше пить, или больше затыкаться. Спой-ка нам, менестрелька, что-нибудь веселенькое, для снятия депресняка. Много хороших парней вчера к богам отправилось, но мы-то живы.