1. Квест Империя

— А как я буду по крышам прыгать?

— А зачем тебе прыгать по крышам?

— Мне не зачем, но когда эти ребята меня вычислят, придется.

— Какие ребята?

— Плохие, Лика. Плохие парни, знаешь?

— Ты ничего мне не говорил про плохих парней.

— Разве?

— Ты мне вообще ничего не объяснил.

— Объясню. Позже. Вот закончим ...

— Значит — Сказала Лика — есть плохие парни, и ты им зачем-то нужен.

— Не нужен. В этом-то все и дело, что на хрен я им не нужен. Пришьют как пса подзаборного, и все.

— Помнится, ты мне говорил, что дело не в тебе?

— Верно. Я свое отжил. Тебя они тоже убьют, а потом ... Потом, Лика, всем станет очень плохо. Ты мне поверь! Так плохо, Лика, что они нам с тобой, то есть, покойникам, позавидуют.

— И ты ...

— Я попробую помешать. Должен попробовать.

— Макс очнись! Тебе 96 лет.

— В этом то и штука, детка, что мне 96, в этом-то весь цимес, как говаривал незабвенный Лева Пеньковский под Гвадалахарой.

— Не поняла.

— Ну, Лева, он был, между прочим, нью-йоркским адвокатом, так говорил.

— Я не про Леву, я про тебя. В чем тут цимес?

— А! Цимес в том, что мне силы нужны, а их и нет. Вот мы и варим, как последние придурки, средство против немощи.

— Ты знаешь рецепт такого средства?

— Знаю. — Макс не шутил. Сейчас, точно нет.

— Так какого хрена?! — Не удержалась Лика.

— Угомонись. Отвечаю по пунктам. Первое и главное. Это индивидуальное средство. Кроме меня, никому никакого счастья от него не будет, одни хлопоты родственникам по случаю скоропостижных похорон.

— Хорошо. Допустим. А почему ты сам им не воспользовался? Ну, раньше. Ты же старый и больной. Я ведь ...

— Раньше было нельзя..

— Что значит нельзя? — Искренне удивилась Лика

— Нельзя. С прописной буквы. — Непонятно объяснил Макс.

— А теперь, что стало можно?

— Теперь нужно.

— Почему?

— Потому что приказ такой вышел.

Лика ошарашено смотрела на Макса и не могла отделаться от мысли, что весь этот бред, как бы фантастично он ни звучал, является отражением самой что ни наесть объективной реальности. Поэтому, взяв себя в руки, она попросила:

— Приляг хоть на пол часа, а то помрешь раньше, чем эликсир твой поспеет.

— Хорошо. — Согласился Макс. — Лягу. У нас есть целых два часа.

Глава вторая. Сезон охоты.

Будильник, встроенный в электронные часы Макса, разбудил Лику в половине седьмого. Макс еще спал. Трели будильника не произвели на него никакого очевидного действия. Лика прислушалась, в тайне, опасаясь худшего, но старик дышал ровно. Что бы они ни сварили в самодельной алхимической машине Макса, эликсир этот ядом не был. Во всяком случае, он не был ядом немедленного действия. Прошло уже более 12 часов (12 часов и 32 минуты, если быть точным) с того момента, как он проглотил щепотку серого, неаппетитного на вид, порошка, запив его диетической колой из одноразового стаканчика. "Похоже, что пронесло" — подумала Лика, вставая и натягивая джинсы и майку.

Процесс синтезирования "живой воды", оказавшейся, на поверку, сухим порошком, завершился накануне под утро. К этому времени они уже перебрались из отеля в "свой" домик, и пытались (Лика пыталась) наладить в нем подобие нормальной жизни. В доме была кое-какая мебель, но спать приходилось на чем попало. Макс спал на одном продавленном и порванном диване, Лика на другом, не менее пострадавшем в прошлой своей жизни. Спасибо хоть белье догадались купить. Питались тоже незатейливо, используя одноразовую пластмассовую посуду.

Переезд совершился по всем канонам остросюжетного детектива. Выписавшись из отеля, они на такси отправились в аэропорт Кеннеди. Выгрузившись около терминала, из которого отправлялись рейсы на Израиль, и, дождавшись пока доставивший их таксист не уберется с места действия, они (Лика, естественно) нагрузили свои чемоданы на тележку и отправились в долгое (темп ходьбы Макса) пешее путешествие вдоль терминалов. Отдалившись от начальной точки на приличное расстояние, они вышли к автобусной остановке, и здесь Лика оставила Макса вместе с чемоданами, а сама, взяв такси, отправилась обратно в город. У нее взяло почти четыре часа, чтобы добраться до стоянки, на которой они оставили свою машину, и уже на машине вернуться в аэропорт и найти Макса, все также сидящего на автобусной остановке. Макс пил колу и курил. Кажется, он был вполне доволен жизнью.

— Извини. — Сказала Лика. — Быстрее никак не получалось.

— Пустяки. — Ответил Макс. — Ты просто никогда не сидела в засадах.

По дороге в Нью Джерси, они заехали в какой-то мол, и купили там несколько комплектов белья, пару подушек, и нехитрую кухонную утварь "на пару дней". Этим они и обходились.

Итак, накануне синтез был закончен, но Макс решил не спешить с приемом своего зелья, а сначала прибраться в доме. Агрегаты были разобраны и свалены в картонные коробки вместе с оставшейся, после производства "живой воды", бытовой и пищевой химией и прочим мусором. Лика вывезла все это подальше от дома, с трудом, но нашла контейнер для мусора и все это выбросила. Потом они пообедали в ресторане ("Китайская кухня не роскошь, а палеотив" — Пробурчал Макс), и только после этого, Макс, наконец, принял свой хваленый эликсир. Лика была настроена скептично, но спорить не стала, Макс умел быть убедительным. Теперь прошло уже 12 часов, и он был жив, что уже было хорошо. Правда, почти все это время он спал, но сон был нормальным, и тревожиться из-за этого было, по мнению Лики, преждевременно.

Она умылась, сделала себе кофе (кипяток и растворимый Нестле) и устроилась рядом с Максом. Макс спал. Никаких видимых изменений в нем не произошло, и Лика начинала думать, что вся эта история с живой водой, была, если не бредом старого маразматика, так, в лучшем случае, пустыми хлопотами. Может быть, он и знал когда-то какой-то секретный рецепт (кто их знает этих коминтерновцев, может и вправду на Лубянке умели делать то, что и теперь никто не умеет), но, если он и знал что-то когда-то, то теперь забыл и сварил что-то другое. Хорошо еще, что не яд. Вот было бы здорово оказаться в Нью-Йорке с трупом отравленного старика на руках. Она даже похолодела вся, когда представила себе весь этот ужас, и поняла, вдруг, что все эти дни действовала, как полная дура. Поддавшись не мерянному обаянию Макса, его уверенной властности, она совершала совершенно безумные, порой, бессмысленные, а порой, и опасные поступки, не подвергая их сомнению (ну, почти) и, не думая о последствиях.

Уйдя в горестные мысли о своей дурацкой жизни, Лика не заметила, что Макс уже проснулся.

— Доброе утро, красавица! — Сказал он. — Как спалось, почивалось?

— Спасибо, ужасно. — Угрюмо ответила она. — Ты то как? А то выпил вчера неизвестно что ...

— Расстроилась? — Перебил ее Макс.

— Расстроилась. — Призналась Лика. — Ты представь только, я тут ...

— Не надо. — Попросил Макс. — Ты же видишь, я жив.

Он посмотрел на часы. Было уже половина одиннадцатого.

— Что-то я заспался. Пора и честь знать. — С этими словами, Макс встал со своей импровизированной постели и начал одеваться. У Лики перехватило дыхание. Она знала Макса уже семь месяцев и видела, как он встает и как одевается, но сейчас она видела нечто иное. Макс двигался так, как будто ему было не 96 лет, а лет, скажем, пятьдесят, и он, ко всему, находился в хорошей физической форме. Это было невероятно, невозможно, немыслимо, но это было. Это совершалось перед ней, у нее на глазах, с той обыденной простотой, с которой совершаются обычные вещи. Но в том-то и дело, что это не было обычным и привычным. Это было чудо, и по другому это называться не могло.

Перехватив ее взгляд, Макс печально улыбнулся и сказал:

— А ты думала, что у старика не все дома?

— Ну ... — Сказала Лика.

— Можешь не продолжать. — Сказал Макс. — Я все понимаю. Это, действительно, противоречит законам природы.

Он помолчал секунду, как бы раздумывая о чем-то, и добавил, глядя Лике прямо в глаза:

— Не обижайся, девочка. Я тебе все объясню. Но не сейчас. Просто, еще рано. Я и сам не все понимаю. Вот разберусь с тем, что происходит на самом деле, и тебе все объясню. А пока прими, как данность, я в своем уме, и то, что мы делаем, делается не зря. Всему есть причины. Договорились?

— Договорились.

— Ну, вот и славно. А теперь, поехали.

— Куда?

— Прежде всего, нам надо позавтракать. А потом ... Потом полетим в Европу.

— Куда?

— Пока, не важно. Куда будет ближайший рейс, туда и двинем. Да, и вот еще что. Вещей у нас многовато. Так что давай отберем самое необходимое, а по дороге купим пару небольших дорожных сумок. Надо нам мобильность повысить.

— А как же вещи?

— Здесь оставим. Если все будет в порядке, потом заберем. А если нет, то нет.

И они поехали.

Ххх

На этот раз они летели в бизнес классе, и шампанского им не предложили. Впрочем, Макс с видимым аппетитом съел весь предложенный им обед, выпил бутылочку красного вина ("так себе винцо, но за неимением лучшего ..."), а затем еще две порции виски ("Бурбон, все тот же Бурбон"). Теперь он спал. А вот Лика почти ничего не съела и даже думать о еде не могла. Не помогла и водка. Уснуть тоже не получилось.

Еще раз, взглянув на безмятежно спящего Макса, она в который раз поразилась тому, что произошедшие перемены совершенно не коснулись его внешнего облика. Как был глубокий старик, так стариком и выглядел. Это, если подумать, и спасло им жизнь.

Лика встала и прошла в туалет. Большинство пассажиров спали, и около туалетов очереди не наблюдалось. Закрыв за собой дверь, Лика стянула через голову блузку, и, наконец, смогла увидеть в зеркале то, что чувствовала все эти часы. Зрелище было малоприятное. На правом предплечье небольшие синяки указывали на силу хватки пальцев Максовой руки. Когда эти типы приблизились к ним почти вплотную, шедший до этого в своей обычной манере (медленная шаркающая походка очень старого человека) Макс вдруг резко перехватил ее руку и швырнул Лику в сторону, под колеса припаркованных автомобилей. Кровоподтеки на левом плече, на груди, и боль в левой ноге и ягодицах (смотреть, что там, она не стала) в подробностях рассказывали о ее приземлении. Уже из-под колес, она и увидела финал схватки. Двое лежали в разных позах, а третьему Макс как раз сворачивал голову. Раздался вполне понятный врачу хруст, и еще один плохой парень лег сломанной куклой на заляпанный машинным маслом бетонный пол подземной парковки. Вот и купили сумки, называется. Разлетевшиеся пакеты с покупками валялись тут же.

Лика выбралась из-под машины, встала и увидела, что Макс занимается очень странным делом. Он не обыскивал лежащих (убитых — констатировала Лика с поразившим ее саму спокойствием), хотя, и обыскивал тоже (но как-то между делом), а осматривал. Вот именно, что осматривал: ощупывал, рассматривал руки, заглядывал в мертвые глаза.

— Ничего не понимаю. — Сказал он выпрямившись. — Или это ошибка, или я чего-то не понял.

— Что значит ошибка? Ты хочешь сказать, что убил ...

— Тех, кого и следовало. — Закончил за нее Макс, кивнув на пистолеты и ножи, валявшиеся тут же. — Но это просто гангстеры.

— А кого ждал ты? — С замиранием сердца спросила Лика.

— Я ждал спецназ. — Спокойно ответил Макс. — Пойдем. Нечего нам здесь торчать.

И они пошли. На этот раз, быстро. Оказывается, Макс мог ходить и так. Теперь мог. А Лике ничего другого и не оставалось, кроме как поспешать за ним. Но по пути с парковки ("Машину оставим здесь", как нечто само собой разумеющееся, бросил Макс); и на улице, где, пропустив несколько такси, Макс выхватил из потока машин то, которое, видимо, посчитал подходящим ("Детектив какой-то, и только" — устало подумала Лика); и в машине (таксист оказался эфиопом, и Макс, как ни в чем не бывало, стал расспрашивать его о жизни в Эритрее), Лика, раз за разом, переживала схватку в подземелье. Теперь, задним числом, она вспомнила, что увидела этих троих издали; увидела, но не обратила на них никакого внимания. Трое хорошо одетых белых мужчин идут, разговаривая о чем-то своем, к машине. Что здесь особенного? Ровным счетом ничего. Потом они сближаются, она успевает ощутить сошедшиеся на ней заинтересованные взгляды всех троих, и ... Резкая боль в руке, толчок, стремительный полет и падение под колеса стоящих сбоку машин (Лика вспомнила запах отработанного бензина, ударивший в нос, и поморщилась). Сколько все это продолжалось? Считанные секунды. Но за эти секунды Макс убил двоих и взял в смертельный захват третьего. Такое возможно? Да, разумеется, если ты — Стивен Сегаль. А если ты старик, девяноста шести лет от роду? Значит, что? Значит все-таки эликсир (ну, порошок, конечно, серый противного вида порошок, а никакой не эликсир, но все равно пусть будет ЭЛЕКСИР) реальность? Зелье действует?

— Хорошо, что действует. — Подумала Лика, снова надевая блузку.

У тех троих под пиджаками было оружие: огромные пистолеты (или это были маленькие автоматы?), такие элегантные на вид, эстетичные, но смертельно опасные. Носят ли простые американцы на себе столько оружия? А не столько? Она вспомнила лежащий в лужице черной жирной воды нож, и кастет, откатившийся под колесо машины, из-под которой она вылезала. А вот, кстати, и вопрос на миллион долларов, как говорят эти самые, ни чем кроме кредиток, не вооруженные американцы: неужели боевые навыки не исчезают? Допустим, когда-то Макс, действительно, умел делать такие вещи. Как он сказал? Учился в университете и еще кое-где? Наверное, в какой-нибудь специальной школе НКВД ... Но ведь это было 70 лет назад. Сколько лет он уже не дерется, не стреляет, не суперменствует? 30 лет? Сорок? Пятьдесят? И что, так сразу все и вернулось? Бред! Ненаучная фантастика, вот как это называется. Но ведь, факт. Или нет?

Вот именно! Лика чувствовала что, как любимая ею Алиса, попала в самое настоящее зазеркалье, в мир, который, по ее недавнему еще мнению, существует только на экранах кинотеатров и на страницах триллеров. Она ошибалась.

Все это нью-йоркское приключение, начавшееся со шведского ругательства, брошенного в раздражении Максом, было сюр и гиперреализм в одном голливудском флаконе. В Нью-Йорке было жарко и душно. Высокая влажность превращала горячий воздух в подобие густого сиропа, и Лике казалось, что они плывут сквозь этот тяжелый и вязкий нью-йоркский воздух, но что они делают, для чего и почему, было ей, по-прежнему, неизвестно, и их бег по раскаленному городу воспринимался ею, как дурной, тяжелый сон; сон неразборчивый, бессмысленный, непонятный, но расцвеченный неожиданно яркими, сверхреалистичными эпизодами, такими же, впрочем, не понятными, как и все прочее.

Они брали такси и ехали в Квинс, и бродили там, в Квинсе, как будто не зная, чем заняться. Но потом Макс вдруг звонил из уличного таксофона и говорил с кем-то на иврите. Потом они снова ехали, но уже на метро, и Макс опять звонил кому-то уже из Бруклина, и говорил при этом по-английски. На Манхеттен они добирались на автобусе, но только затем, чтобы пересечь его на такси (от 44-й улицы до башен-близнецов), и на тридцать восьмом этаже левого близнеца, Макс долго беседовал на иврите в вперемежку с английским с моложавым мужчиной в очках в тонкой золой оправе. От МТЦ они ехали на такси с тремя пересадками, на метро, и, снова, на такси, и Макс успел, между делом, созвониться с еще двумя абонентами (все время из уличных автоматов), с которыми говорил на иврите и по-английски, соответственно. А еще он посетил с краткими визитами нью-йоркские конторы банков Хапоалим и Сафра.