Дорога менестреля. Альтернативное окончание.

Настырная молодка мгновенно смешалась, покраснела и, промямлив что-то невнятное, исчезла.

Зато теперь ей будет о чем почесать язычком на следующем привале — бедные влюбленные, сбежавшие в Дикие Земли от суровых родителей... Да к завтрашнему вечеру нам весь обоз сочувствовать будет: женщины-то уж точно.

— Совсем она тебя заболтала? — озабоченно спросил Карис.

— Ничего, — я запустила ложку в салат. — Пищу для сплетен она получила, глядишь, больше никто не пристанет с ненужными расспросами.

'Ари...'

'Да, солнышко?'

'Мне сегодня ночью нужно будет уйти', — я прикусила губу, ожидая его ответа.

'Надолго?' — Карис отложил вилку.

'На пару часов'.

'Тебя подождать?'

'Нет, не надо'.

...Прогулка вышла отменной — вернувшись, я спала как убитая. А утром меня ждал неприятный подарок: женские дни.

Они всегда проходили тяжело — часть платы за второй облик, а представив, как буду весь день трястись в седле, я чуть не взвыла. Но ничего не поделаешь — из-за таких пустяков никто три дня ждать не будет.

В полное уныние меня вогнала погода: зловредные тучи нависали над головой жгутами непромытой овечьей шерсти, и едва дождавшись, когда обоз тронется, принялись снова поливать нас дождем.

К обеду я готова была выть и, стиснув зубы, думала об одном — как не свалиться с лошади.

— Солнышко, что с тобой? — Карис все-таки заметил.

— Ничего страшного, — не оборачиваясь, бросила я. — Скоро пройдет.

— Конечно, — Карис направил Ветра вплотную к Белке, перекрыв дорогу.

Лошадка тут же остановилась. Карис, не тратя времени на разговоры, перетащил меня к себе, закрепив поводья Белки на задней луке седла Ветра.

— Ты хоть приняла что-нибудь? — вздохнул Карис, вытягивая из седельной сумки плащ.

— Да, — выдавила я. — Как ты узнал?

— Солнышко, — Карис накинул плащ на плечи, укутывая нас обоих. — Я же не слепой и не дурак. Ты каждый месяц три дня ходишь вареная, как морковка для салата.

— Морковка? — вяло переспросила я. Сил не было даже разозлиться как следует.

— Моя любимая морковка, — Карис чмокнул меня в макушку. — Самая любимая. Поспи, если сможешь.

Следующие два дня слились в сплошной полусон. Наглотавшись зелий по самые уши, я откровенно дремала, прижавшись к Карису и просыпаясь только на привалах. К концу третьего дня вся женская половина обоза просто испепеляла нас взглядами: меня — завистливо-враждебными, Кариса — умиленно-восторженными.

Еще бы — их-то мужья, небось, со смертного одра поднимут, чтобы поесть приготовили, а мне всего и дел было, что сидя на пеньке, в котелке помешивать — Карис прекрасно управлялся сам.

Четвертый день выдался туманным. Выбравшись из ютты, (1) я словно в кувшин с молоком окунулась, в двух шагах ничего не видно. Но для оборотня это не помеха, особенно, если хочется в кустики.

Вернувшись к ютте, я взяла ведра и отправилась за водой, стоит попутчикам проснуться — тут же все озеро перебаламутят.

Но умная мысль, как оказалось, пришла не только ко мне.

Выбрав укромный уголок, я умылась и уже почти набрала второе ведро, когда за спиной раздались шаги. Оборачиваться не хотелось — Лиссена или Лисса, была приятельницей Кории и такой же неутомимой сплетницей. Да еще и старшей дочерью в большой семье, мечтавшей удачно выйти замуж.

— Утро доброе, Дара.

— Утро доброе, а тебе что-то не спится, — вытянув полное ведро, я мягко поставила его на траву.

— Да вот решила по воду сходить. Все меньше работы.

Подхватив ведра, я уже собралась уйти, как вдруг услышала:

— Дара, зельем не поделишься?

— Каким зельем? — я недоуменно взглянула на девушку. Ей бы вместо Лиссы Мышкой зваться: маленькая, востроносая, волосы, как лен, а вот глаза кошачьи — зеленые.

— Которым мужа приворожила, — глядя в землю, выдавила Лисса.

— И кто же тебе такое сказал? — вкрадчиво, чтобы не спугнуть, спросила я.

— Сама додумалась, — девушка покраснела, как помидор, и принялась торопливо объяснять: — Он от тебя ни на шаг не отходит, смотрит так... так... да еще и женской работой не брезгует.

— Поделюсь, — улыбнулась я. — Мужа нужно любить, верить в него и помогать во всем. Тогда никакой приворот не нужен.

Лисса изумленно приоткрыла рот, она явно ждала чего-то совсем другого — заклинания или заговора, а я, воспользовавшись её растерянностью, бесшумно ускользнула в туман.

Карис уже развел костер и сворачивал ютту, но обернулся сразу, стоило только показаться на тропинке.

— Доброе утро, солнышко.

— Доброе утро, милый.

Опустив ведра на землю, я шагнула вперед, прильнула к нему и обняла. Маленький мирок в кольце рук — только для нас двоих.

'Который очень легко разрушить', — холодной змеёй промелькнула мысль.

Я невольно вздрогнула.

— Тебе плохо? — сразу забеспокоился Карис.

— Не бери в голову, — отмахнулась я. — Просто мысли. Все хорошо. Сегодня сама поеду.

— А сможешь? — его ладонь коснулась щеки.

— Смогу, — я улыбнулась. — Ты такой заботливый, что меня уже кое-кто в ведьмы записал.

— Как?

— Лисса у озера встретилась. Просила поделиться зельем, которым я тебя приворожила.

— Вот глупая, — слегка усмехнулся Карис. — И что ты ей сказала?

— Что мужа нужно любить, — мурлыкнула я, обнимая его за шею. — И заботиться. Так что заканчивай с юттой, а я приготовлю завтрак. Ты же голодный.

— Есть немного, — но едва заметная хрипотца в голосе ясно говорила о том, что проголодался Карис по кое-чему другому. Я с неохотой разомкнула объятия и отошла к костру.

Очень вовремя — котелок призывно забулькал, напоминая, что из одной воды завтрака не получится. И надо бы добавить что-то посытнее — скажем, гречу с мелко нарубленным мясом.

Обоз постепенно просыпался. Сонную тишину поляны сначала нарушили голоса, плеск воды, потом вплелось потрескивание пламени и звяканье посуды.

— Тебе полить? — я отвлеклась от котелка.

— Полей, — Карис закинул за плечо амулет 'меченого'. — А я подумал, ты скажешь: 'Надень рубашку, а то замерзнешь'.

— И скажу, но вовсе не потому, что замерзнешь, — я наклонила кувшин и вода тонкой струйкой скользнула в подставленные ладони. — Незачем чужим женщинам на моего мужа пялиться. Они в тебе скоро дырку взглядами проделают.

Карис чуть слышно хмыкнул, глянув на меня из-под полотенца. Стер с лица последние капли, и влажная ткань обвилась вокруг талии, совсем, как тогда.

— Пусти, — я попыталась отодвинуться.

— Не пущу, пока не поцелуешь, — зеленые глаза искрились весельем. Карис придвинулся вплотную, не отпуская меня, чуть наклонился...

...и мир исчез в пьянящем вкусе полыни и мёда. Кажется, я что-то уронила, но это уже не важно...

— Ой! — сдавленный писк и глухой удар. Оторвавшись от Кариса, я обернулась.

В конце прогалины, между двумя почти целиком золотистыми, с редкими вкраплениями зелени, березками стояла Лисса. У ног ошеломленной девушки, смотревшей на нас круглыми глазами, валялось ведро, а разлившаяся вода уже подбиралась к её башмакам.

— Тебе плохо? — осторожно спросила я.

Девушка, залившись румянцем, подхватила ведро и метнулась прочь, только кончик косы мелькнул.

— Как некстати, — вздохнул Карис, выпуская меня.

— Больше чем некстати, — заметила я. — Их повозка совсем в другой стороне стоит. Наверное, не поверила, что никакого зелья у меня нет и решила проверить.

Еще и растреплет про наше неприличное поведение, итак уже все косятся.

— Что такое по-настоящему неприличное поведение, я тебе ночью покажу, — обронил Карис, надевая рубашку.

— А может, наоборот? — я уже сняла котелок с огня и зачерпнула немного каши, попробовать на соль. В самый раз.

— Может, — Карис разлил по кружкам отвар и выложил на чистое полотенце нарезанный хлеб.

Позавтракали мы быстро и собрались тоже. А вот к Белке я подошла очень неохотно, но тут же одернула себя: 'Что-то ты, Дара, совсем разленилась'.

Карис не стал бы возражать, если бы я и дальше с ним ехала, но не стоит испытывать терпение попутчиц. А то решит какая-нибудь предприимчивая девица настоящий приворот на нём опробовать.

Карис чуть придержал Ветра, пропуская Белку вперед, он с самого начала прикрывал меня, а я не спорила — если ему так спокойнее, пусть.

И, стелясь небеленым рушником под копыта лошадей, дорога опять побежала вслед за солнцем...

— Солнышко, как ты? — поравнявшись с Дарой, Карис обеспокоенно взглянул на неё.

К концу третьей недели вначале казавшееся увлекательным, особенно ребятне, путешествие превратилось в череду однообразных утомительных дней.

— Все хорошо, — Дара улыбнулась, — когда ты рядом. Да и осталось уже недолго.

— Сама видела? — почти неслышно спросил Карис.

— Нет, волки рассказали, — так же тихо ответила Дара. — Завтра к обеду до реки доберемся. А там... кто знает...

По её лицу, мимолетно, как рябь по воде, пробежала тень.

Мысли у них, Карис чувствовал, были схожие. Уйти из труппы удалось тихо, но что на новом месте ждет? Узнать их, не смотря на надежные бумаги, все-таки могли. И Кариса это беспокоило, да и Дару, судя по всему, тоже.

'Все будет хорошо, солнышко'.

Ему очень хотелось обнять любимую, но с этим приходилось подождать до привала. Пока что мужчина лишь сжал протянутую руку, и Дара ответила благодарной улыбкой.

'Я тебя люблю...'

От этих слов все тревоги сразу показались мелкими и пустыми, осталось лишь желание поднять ее на руки и закружить — легкую, теплую, родную...

'И я тебя люблю, солнышко'.

До привала на ночлег осталось не так много времени — солнце уже раскрасило небо в алые и золотые цвета, усталые лошади фыркали, тянули головы к сухой траве у обочин, к мелким озерцам луж. Это заметил не только Карис — ехавший во главе обоза купец властно махнул рукой, отправляя пару молодых слуг на поиски подходящего места. Наверняка скоро вернутся, полянок тут предостаточно, выбирай любую. Не то чтобы тракт был нахоженным, но запустения не ощущалось — несколько раз им навстречу попадались такие же обозы, и тогда купцы обменивались то приветствиями, то колкостями — видно, не со всеми отношения были гладкие.

Парнишки-слуги правда вернулись быстро, и спустя некоторое время обоз остановился на поляне, где нашлись остатки больших кострищ.

Едва спустившись с седла, Карис поймал Дару в крепкие объятия, прижал к себе. Она понимающе улыбнулась, но попыталась отстраниться:

— На нас люди смотрят, любимый..., — а руки, словно сами собой, легли ему на плечи.

— Пусть завидуют, — отмахнулся он, перебирая ее волосы, нежно коснулся губами бьющейся жилки на виске...

— Эй, голубки! — весело крикнула Левена, жена одного из охранников — женщина вспыльчивая, горячего нрава, но добродушная. — Вы про большой костер-то слышали? Обычаи нарушать не след. Лошадей отпускайте и приходите к нам, как сумерки упадут.

Дара улыбнулась ей и несколько смущенно пожала плечами.

— Нам разве это нужно? — она посмотрела на Кариса.

Тот покачал головой:

— Как хочешь.

Дара задумчиво потянулась к подпругам седла, Карис тоже повернулся к лошади.

Сумерки наступили незаметно. Вот только путники расседлали лошадей и отнесли вещи в укромный уголок, подальше от остальных — а уже, погляди-ка, небо густого темного цвета, и первые звезды показались. На поляне разожгли большой, весело взметнувшийся вверх, к небу, костер, у которого постепенно собрались все путешественники. Кто-то о чем-то разговаривал, кто-то молча смотрел в огонь.

Завтра все будет иначе, — понял Карис. Переходя границу, они становятся словно другими людьми. Кто-то обретает новую жизнь, кто-то становится более осторожным и внимательным. Даже привычный ко всему купец сейчас подкладывал дрова в костер и с легкой улыбкой прислушивался к разговорам вокруг, внимательно оглядываясь.

Наверное, для него переход границы значит что-то свое.

Тихо запел негромкий женский голос.

Гори светлым пламенем, храни ночку ясную, (2)

Возьми все желания, неси к небесам...

И сидящие у костра подхватили, вплетая голоса в сиреневый сумрак, расцвеченный искрами:

Тропою нехоженой, дорогой опасною,

Ты к цели заветной веди, свет-звезда!

Пусть дождь и снег, пусть разбойничье логово —

Я ведь дойду, доскачу, доберусь...

Всеми путями, трудными, легкими,

Я за тобою пойду.

Вынесу, выстою, выберусь —

Я своего добьюсь.

Земли чужие, дали бескрайние —

Что ожидает за этой чертой?

Пусть же хранят небеса благодатные

Всех моих спутников!

Пусть берегут путь твой и мой...

— Старая песня... — прошептала Дара, беря Кариса за руку. — Пойдем к ним?

— Пойдем, — согласился он. — Только петь не будем.

Она кивнула и тихо призналась:

— Иногда трудно удержаться... Но послушать вот так — внутри тепло становится.

Они незаметно присоединились к кружку у костра. Тесниться на бревне или на чужой телеге не хотелось, и Карис накрыл своим плащом охапку свежих веток.

Дара тут же протянула руки к огню, любуясь багряно-золотыми переливами. Карис обнял ее за плечи и прикрыл глаза, слушая, как вокруг сильными, чуть хриплыми с дороги голосами выводят новые и новые песни.

Дара прижалась к нему, опустив голову на плечо, и неожиданно затихла — кажется, уснула.

Карис осторожно подхватил девушку, устраивая у себя на коленях. Дара уютно свернулась в кольце его рук, тепло дыша в шею, и Карис не заметил, как убаюкивая её, задремал и сам.

Полусон прогнало ощущение чужого пристального взгляда.

Открыв глаза и размяв слегка затекшую шею, Карис огляделся. Ничего странного, попутчики разбились на небольшие кружки: главы семейств деловито толковали о предстоящей переправе, женщины беззлобно перемывали косточки всем подряд.

Ребятня носилась кругами, играя в догонялки, а молодежь, и вовсе, забыв об усталости, затеяла пляски, разведя чуть поодаль свой костерок.

Но смутное беспокойство не проходило. Оглядев пестрый людской муравейник еще раз, Карис выделил светловолосого парня лет двадцати. Тот сидел на бортике телеги, как раз напротив, и смотрел на Дару — задумчиво, слегка оценивающе. Карис напрягся, поймал взгляд юноши и ответил ему холодной улыбкой.

— Ари?..

Дара заворочалась, приоткрыла глаза.

— Что-то не так?

— Все нормально, — ответил Карис, не отрывая взгляда от наглеца. — У тебя и тут поклонники есть, оказывается.

— Да? — она фыркнула, осторожно приподнялась, посмотрела туда же, куда и Карис. — О...

Несколько секунд Дара смотрела в глаза молодому незнакомцу, после чего тот кивнул и отвернулся. Она снова повернулась к любимому, улыбнулась, глядя на его напряженное лицо:

— Не волнуйся, — Дара легко поцеловала его в губы. — Это не поклонник... Видишь? — рядом с нахалом появился еще один парень, чуть постарше, но заметное сходство яснее всяких слов говорило о близком родстве. — Эти двое тоже оборотни, одиночки. Почувствовали...

— Ясно.

Карис не хотел больше спрашивать. Если Дара говорит, что все нормально, значит, так и есть. В дела стаи лучше не вмешиваться, даже если ты муж волчицы...