Колчак. Вторая попытка

Маргарите Колчак уже минуло полтора года, то есть, как бы говорить она уже начала, но несведущий человек в её языке разбирался с трудом.

— Ись — папа писёй! — радостно прощебетала кроха, вскочила в кроватке и, лучезарно улыбаясь, протянула руки к отцу. Что означало "ись" Александр не понял, но немедленно подхватил на руки кучерявого ангелочка, который просто светился от счастья.

— Здравствуй, доченька, как поспала?

Просто удивительно, до чего приятно пахнут маленькие дети. Даже когда они едят не только молоко и прочие до невозможности диетические продукты. Колчак просто зажмурился от удовольствия, вдыхая запах детской кожи, когда прижал к себе девочку.

— Хассе пая, — мурлыкнула дочь, крепко обхватывая нежными ручками папину шею. — Пи-пи!

— Ну, тогда иди к маме, — протянула руки Софья. — Давай, давай! Папа никуда не денется, пойдём со мной "пи-пи".

— Папа! — просто удивительно как быстро меняются детские эмоции и выражение милых мордашек вместе с этим. Крошка, кажется, уже была готова расплакаться.

— Мне с тобой нельзя, доченька, — улыбнулся Александр. — Но я тебя жду здесь, обещаю!

И тут же вспомнилось, что этой крохе осталось жить всего-ничего — меньше чем через год простудится и умрёт. Так что этого тоже допустить нельзя...

— Добрый день, Александр Васильевич! Не ждали вас, — в дверях появилась достаточно миловидная женщина лет пятидесяти. Та самая Тереза, которая испекла те самые булочки к кофе. Говорила дама с лёгким акцентом, но настолько лёгким, что совершенно невозможно было понять, какой язык для неё родной — немецкий, польский и ещё какой-то. Явно не французский.

Рядом с нею на полу стояли две небольших корзинки, из которых торчало столько всевозможной зелени, что казалось, будто укроп, петрушка, лук, кинза и всякая прочая флора собирались устроить фейерверк из своих листьев и побегов. Явно на какой-нибудь местный рынок ходила за припасами...

— Здравствуйте, Тереза Генриховна!

— Какими судьбами к нам?

— Неисповедимы пути морского офицера. Буду вашим гостем ещё как минимум неделю.

— Очень рада. Обед через полчаса. Ничего особенного не обещаю, но на ваших кораблях этим вряд ли угощали.

— Интригуете? А чем?

— Интригую, — улыбнулась в ответ экономка. — Поэтому не скажу. А где Софья Фёдоровна?

— Вышла с Марго по женским делам, — улыбнулся каперанг.

— Понимаю. Тогда вам, Ростислав, придётся помочь женщине принести продукты на кухню.

Александр, мазанув взглядом по корзинам, интенсивно захотел возразить, что пятилетнему ребёнку, пусть он даже и представитель мужского пола, ни одну из них не уволочь. Но сын, до этого времени молча державшийся за папину штанину, бодро затопал к Терезе, внимательно рассмотрел содержимое ближайшей корзины, цапнул оттуда пучок редиски, и гордо понёс его на кухню.

— Разрешите, остальное отнесу я?

— Премного обяжете, Александр Васильевич, — слегка удивилась "домоправительница".

А обед, действительно, не разочаровал: окрошка была восхитительной, и даже сквозь вкус зелени чувствовалось, что квас превосходный, а осетрину припущенную в белом вине, которую подали на второе Колчак всегда обожал.. Ну и клубника со взбитыми сливками на десерт. Да, на флоте вряд ли так покормят, даже в салоне командующего. Тем более такого командующего как Эссен — этот вообще из командного котла "Рюрика" питался, что сказывалось и на качестве завтраков-обедов-ужинов всех матросов флагманского крейсера...

— Папа, на лодочке!.. — Ростислав смотрел на отца умоляющими глазами, он уже был готов к осуществлению своей маленькой детской мечты — переодет в матросский костюмчик, с синим трёхполосым гюйсом*.

— Разумеется, юнга! — встал из-за стола Колчак. — Сударыня, вы с нами?

— Разумеется, мой капитан, — улыбнулась Софья. — Только сначала Маргариту уложу.

— Не беспокойтесь, Софья Фёдоровна, — вмешалась Тереза. — Ростислав Александрович мне сегодня помог, и ему очень хочется в море. Надеюсь, вы доверите дочь мне?

— Конечно. Спасибо, Тереза Генриховна.

*Гюйс — сленговое название большого матросского темно-синего форменного воротника с тремя белыми полосами.

* * *

Сынуля подготовился солидно — даже бескозырку с ленточкой приготовил, ну просто настоящий моряк вышагивал рядом с капитаном первого ранга. Двигались неторопливо, то есть Александр вёл жену спокойно, под руку, слегка трепеща внутри, чувствуя прикосновение её груди к своей руке, а вот Колчак-младший нарезал круг за кругом вокруг родителей.

Владелец проката лодок явно служил раньше на флоте, ибо, увидев подходящего капитана первого ранга, машинально вытянулся во фрунт и чуть ли не дёрнул руку к отсутствующей бескозырке:

— Здравия желаю вашему высокоблагородию!

— Добрый день! — Колчак на всякий случай даже козырнул. — Хочу попросить у вас ял, семью покатать. Сколько стоить будет?

— Так, двугривенный, ваше высокоблагородие.

Немало, кстати. Матрос получал на Балтике меньше двух рублей в месяц. Но, учитывая капвложения данного владельца лодочной станции, сезонность его заработка и случайность оного — не так уж и много.

— Держи! Где служил?

— На "Жемчуге", ваше высокоблагородие. В Цусиме на нём побывал. Матрос первой статьи гальванёр Прохор Усатов.

— Держи ещё полтинник, гальванёр. Только... — каперанг зашептал что-то на ухо бывшему матросу.

— Сделаем, ваше высокоблагородие! — хозяин лодочной станции просто расцвёл в улыбке. — Как не сделать? Да с нашим удовольствием! Минут с пяток только подождите...

Через пять минут к пирсу подгребла шлюпка со слегка трепетавшим на корме Андреевским флагом. Небольшим. Но флагом. Андреевским. Вернее, его подобием — белый бумажный прямоугольник с косым синим крестом. Поднять на прогулочной лодке реальный военно-морской флаг было чревато каторгой для владельца. Ну да кто увидит?

— Лодочка! — лицо Ростислава излучало непередаваемый восторг. Мальчишка просто рвался на борт.

— Стоять, юнга! — делано-сурово бросил "старший по званию". — Первым на корабль заходит его командир.

Колчак спокойно спустился в ялик, не забыв церемонно отдать честь флагу. Прохор, вручив вёсла каперангу, выбрался на пирс. И флагу козырнуть тоже не забыл, разумеется.

До маленького Ростислава это дошло — сообразительным пацан оказался: прежде чем шагнуть в "лодочку", мальчишка церемонно вытянулся и чётко поднёс ладошку к бескозырке.

— Все на борт! Сначала женщины.

Колчак помог спуститься в ял жене, потом принял сына, уселся за вёсла. Поехали! В смысле: "пошли".

— Счастливого плаванья! — помахал с пирса картузом бывший матрос.

Невероятно приятно катать кого-нибудь на лодке. Особенно женщину, которую любишь. Однако, черпая лопастями вёсел воду Финского залива, Александр в мыслях своих был не здесь — снова и снова приходилось мучаться на предмет того, что делать дальше.

Допустим, Эссен всё-таки поверит. (А если этого не допустить — просто вешаться впору).

В общем, берём как аксиому: командующий Балтфлотом поверил и готов содействовать. Что дальше? Судьба войны решается на суше и только на суше, даже если произойдёт чудо, и удастся грохнуть заглянувший на Балтику германский дредноут — это прибавит славы, но почти не прибавит пользы. Чёрт с ней, с Флотилией северного океана — нечего там броненосцам делать "Аскольда", "Жемчуга" (не забыть спасти) и миноносцев за глаза хватит. И нечего японцам за возвращение трофеев платить: пусть "Полтава", "Пересвет" и даже "Варяг" останутся им. Соответствующие миллионы, пожалуйста, винтовками, пулемётами и патронами. И снарядами.

Армии Самсонова не помочь — никто из генералов всерьёз не воспримет советы ни капитана первого ранга, ни самого Эссена. Предложить передать в армию с пару десятков радиостанций с шифровальщиками? — Абсурд.

"Гебен"! А вот это серьёзно. Если англичане поймают в Средиземном море адмирала Сушона, то Турция почти наверняка не вступит в войну. Ну, если не просто поймают, а ещё и потопят...

Без "Гебена" и "Бреслау" Чёрное море превращается во внутреннее озеро Российской Империи. А серьёзных железных дорог у турок на Анатолийском полуострове нет, и их Кавказская армия окажется гарантированно отрезанной от снабжения. А русский Черноморский флот пренадёжнейше заблокирует снабжение по морю.

Турки не дураки, и прекрасно это понимают...

А вот это уже серьёзно: если Турция не вступит в войну, то и проливы открыты, и корпуса Кавказской армии долбанут по колбасникам. Болгария, Греция, Италия и Румыния вполне могут вступить в войну раньше, причём именно на стороне Антанты...

"Гебен" — это действительно главное. Это всего Ютландского сражения стоит...

Открытые для транспортных судов Босфор и Дарданеллы, это почти гарантия выигранной войны — поставки боеприпасов от союзников и их поддержка российским сырьём и провиантом дорогого стоят. И срочно вбухивать миллионы для строительства Романова на Мурмане и железной дороги между ним и Питером не будет необходимости...

— Капитан! — прервал мысли Колчака голос супруги. — Поаккуратнее!

Действительно, задумавшись, каперанг зацепил лопастью весла только гребень волны, и щедро окатил брызгами своих жену и ребёнка. Надо сказать, что Ростислав был только счастлив: он получил сегодня не только солёный ветер, но и солёные брызги, начинал чувствовать себя настоящим морским волком — будет чем похвастаться перед друзьями!

— Прошу прощения, дорогая — неизбежные на море случайности — мы именно в море, а не на питерском пруду. И не обещаю, что подобное не повторится. А как ты, юнга?

— Всё в порядке, господин капитан! — бодро отозвался Ростислав. — Готов выполнить любое ваше приказание...

— Приказ один: сидеть на банке и охранять женщину на нашем корабле!

-Есть, капитан!

Когда причалили к пирсу, Прохор помог выбраться на доски как Софье Фёдоровне, так и Ростиславу (всё-таки не слишком простым оказалось для мальчика первое испытание морем).

Далее ужин, на который Тереза Генриховна приготовила тушёного кролика и пирог с ревенем, а потом...

Александр давно уже соскучился по женскому телу, которое прижималось бы к нему. Анна Тимирева... Всё! Забыть! Вычеркнуть из памяти навсегда!!

А в том, что Софья в Смольном институте изучала не только правила этикета, танцы и прочее, но и общалась с подругами-смольнянками, Колчак убедился в первую же неделю после свадьбы.* Здесь сошлось: и мужчина и женщина понимали, что супружеское ложе предназначено не только для продолжения рода...

— Саня, ты никогда не был таким страстным и нежным, — усталым голосом прошептала Софья. — Спасибо тебе. Я в раю!

— Люблю тебя, родная. А "спасибо" здесь излишне — я ведь тоже...

— Ты зануда, любимый! Спим!..

* Институт строго оберегал младенческую непорочность своих воспитанниц. Она считалась основой высокой нравственности. В стремлении оставить институток в неведении относительно греховных страстей и пороков воспитатели доходили до форменных курьезов: иногда седьмую заповедь даже заклеивали бумажкой, чтобы воспитанницы вообще не знали, о чем здесь идет речь. Варлам Шаламов писал и об особых изданиях классиков для институток, в которых "было больше многоточий, чем текста": "Выброшенные места были собраны в особый последний том издания, который ученицы могли купить лишь по окончании института. Вот этот то последний том и представлял собой для институток предмет особого вожделения. Так девицы увлекались художественной литературой, зная "на зубок" последний том классика

* * *

Оставшиеся дни Колчак проводил в своём кабинете, ему очень хотелось предстать перед Эссеном не с пустыми руками, а с конкретной "бумагой". А дальше — пусть как хочет: доверять, не доверять...

И марались чернилами листы, про "Гебен" с "Бреслау", про "Жемчуг", про противогазы, о минных постановках во вражеских акваториях, о необходимости донести до подводников, что они не средство обороны, а сторона нападающая... И прочее, и прочее, и прочее...

Так прошли две недели, пока, наконец, не произошло...

Произошло то, что позволило Ярославу Гашеку начать свой бессмертный роман словами: "Убили Фердинанда-то нашего!.."

Да, эрцгерцога Франца-Фердинанда (отличавшегося, кстати, конкретной русофилией) застрелил в в БОСНИЙСКОМ (Принадлежавшем Австро-Венгрии) Сараево сербский студент Гаврило Принцип. Он, надо сказать, был не первым среди покушавшихся — сначала метнул в наследника престола свою гранату Неделько Чабринович, но промахнулся.

Эрцгерцог продолжил свой путь, словно упорно нарывался на пулю. Её и получил. И жена его такую же получила.

Австрия немедленно выставила ультиматум Сербии. Он как будто был заготовлен заранее.*

* * *

— Саш, представляешь: убили австрийского эрцгерцога! — Софья держала в руках свежую газету. — Это невообразимо! Зачем?

— Это война, Сонечка, — мрачно озвучил Колчак.

— Ну, ты уж слишком...

— Поверь мне — война.

Софья Фёдоровна пристально посмотрела на мужа.

— Уверен?

— Более чем. К сожалению...

На следующее же утро на дачу прибыл Альтфатер — кавторанг, который был весьма и весьма дружен не только с самим Колчаком, но и с его семьёй.

— Всё хорошеете, Софья Фёдоровна!

— Вашими молитвами, Василий Михайлович, — поднялась навстречу гостю хозяйка дома. — Судя по неприкрытой лести, вы прибыли, чтобы увезти моего мужа.

— Увы, но это так.

— Здравствуй, Василий! — зашёл в комнату Колчак. — Каким ветром к нам?

— Исключительно попутным, Александр Васильевич, — улыбнулся кавторанг. — Здравствуйте!

— Рад видеть! Чем обязаны визитом?

Мужчины пожали друг другу руки.

— Желанию Эссена. Представь, говорит, пред мои светлые очи капитана первого ранга Колчака в кратчайшие сроки.

— Вот прямо так и сказал?

— Ну, не буквально... Я прибыл на "Прытком" — самом скоростном из миноносцев флота. Не считая "Новика", конечно. Это о чём-то говорит?

— Говорит...

— И я говорю, — вмешалась Софья: Никуда я вас без обеда не отпущу, Василий Михайлович, подождёт ваш Эссен лишний час.

Альтфатеру осталось только сдаться. А уха, фрикасе из курицы и пирожки с земляникой, которые мастерски приготовила Тереза Генриховна, действительно оказались выше всяких похвал.

— Успокойте меня, Василий Михайлович, — обратилась Софья к Альтфатеру за кофе. — Саша уверяет, что из-за этого убийства эрцгерцога в Боснии будет война. Это правда?

— Ты серьёзно? — удивлённо посмотрел тот на Колчака. — Какая война? Из-за чего? Австрийский подданный застрелил австрийского наследника престола. Кому австрияки могут выставить претензии?

— Убийца — серб.

— И что? — рассмеялся кавторанг. — Мало ли национальностей проживает в "лоскутной империи" Франца-Иосифа. Если бы это оказался мадьяр, Вена объявила бы войну Будапешту? Не беспокойтесь, дорогая Софья Фёдоровна, войны не будет — она сейчас никому не нужна.

— Поживём — увидим, — мрачно буркнул Колчак. — Нам пора.

— Разумеется! — поднялся со стула посланник командующего. — Благодарю за радушный приём, Софья Фёдоровна, обед был превосходен, ради него не обидно будет и выволочку от Эссена получить. До свидания. Честь имею!