Фанфик по Гарри Поттеру: Мы, аристократы - 6

— Даже так? — я усмехнулся. — Тогда, наверное, самое время устранять эти притеснения, против которых вы боролись? Только не забудьте упомянуть, что это делается для народа и ради народа и что это огромное достижение государственности — разрешить народу мощные заклинания и чары. Которые у него как не получались, так и не получатся.

— Да, — согласился Люциус. — Так и придётся перенимать уловки у маглов, которые не забывают публично напоминать, что любой гражданин страны у них может стать президентом или промышленным магнатом. А начнём мы с установления собственной государственности — сейчас это очень модно у маглов, особенно в Восточной Европе. Распишем, какие плюсы это нам даст, о минусах, само собой, умолчим. Да и вряд ли они вообще будут, а если появятся, это решаемо.

— На сепаратизм нацелились? — хмыкнул я. — А какой в этом смысл, если маглы нами, в общем-то, и не командуют? Или я чего-то не знаю?

— Не командуют, да, но Совет Лордов удобнее всего восстанавливать под этим предлогом. При полном отделении от британских маглов нам понадобится собственное верховное правительство, а не как сейчас, без нормальной законодательной власти. Тогда мы наконец-то приведем законодательство в порядок, сейчас в нём слишком много магловской, не работающей у нас ерунды.

— И кого вы предполагаете ввести в Совет Лордов?

— Всех глав чистокровных магических родов, с магической силой на уровне Лорда и выше, согласно родовым гобеленам.

— Простых магов вы не берёте в расчёт?

— Мы считаем, что если за магом не стоит род, он способен легко увлечься какими-нибудь анархическими идеями, которые пойдут во вред семейному населению, являющемуся опорой любого государства. А если маг недостаточно силён, в его интересах магия будет не на первом месте. Возможно, когда-нибудь эти критерии будут пересмотрены, но сейчас нам важнее всего сохранение магии и увеличение численности магов.

— Убедительные доводы, поддерживаю. Народ не обидится?

— Дать им хлеба и зрелищ, как в античной республике... — Малфой взял паузу на размышления. — Если у народа это будет, народ и не вспомнит, кто им правит. Маги не голодают, на то они и маги, но им нужен какой-нибудь центр развлечений, а то ведь нет ничего, кроме дурацких вредилок Зонко. И доход он принесёт, будет чем зарплату в Министерстве платить... место вот только бы подыскать подходящее и ответственного за проект.

— Если хотя бы через два года, я рекомендовал бы знакомого вам Финч-Флетчли. Этот парень далеко пойдёт.

— Проталкиваешь свою креатуру? — прищурился на меня Люциус.

— Джастин не мой, он свой собственный, у нас условно-союзные отношения, не заверенные магически. Драко он над собой не потерпел, меня он тоже не потерпит, а Лонгботтома вы знаете. Я на самом деле говорю в интересах Британии, такие люди стране нужны. Чья-либо пешка такой воз не свезёт — что не протупит, то прозевает.

Лицо Малфоя расслабилось, в глазах засветилось одобрение.

— Раньше, чем через два года, и не получится, — прикинул он. — Сначала нужно удержать власть, а потом уже вкладываться в государственный бизнес. Я учту твою рекомендацию, Гарри, а ты пока сориентируй Финч-Флетчли в эту сферу. Чтобы через два года у него уже и опыт был, и наработки.

В этом весь Люциус, в первую очередь он — человек дела. Он не станет обижаться, если обижаться невыгодно, а палец в рот ему по-любому не клади, хоть с обидой, хоть без неё.

— Я подумаю, как это лучше сделать, — пообещал я, — Хотелось бы получить статистику переписи населения, её отсутствие очень мешало нам при выборе бизнеса.

Люциус кивнул и сделал запись в блокноте на своём столе.

— Это понадобится не только тебе, займёмся этим сразу же, как всё уляжется, — сказал он, закончив писать. — Так, планами я с тобой поделился, появятся идеи — высказывай. Теперь ещё одно дело, не срочное, но раз уж мы встретились... Гарри, после гибели гомункула метки не исчезли. Можешь ты высказать свои соображения?

Нарочитая небрежность слов Малфоя только подтвердила, что это и есть главная причина встречи. По сути, до этого не было сказано ничего, что было бы нужно ему — напротив, он словно бы отчитывался передо мной, хотя и не должен был.

— А они должны были исчезнуть? — невинно поинтересовался я.

— Все наши эксперты единодушно утверждают, что подобного рода заклинания полностью исчезают после гибели наложившего их мага.

— Если метка побледнела, как в прошлый раз — значит, у Риддла остались ещё хоркруксы.

— Нет, не побледнела, — в голосе Люциуса промелькнул оттенок тщательно скрываемой тревоги. — Она вообще не изменилась, Гарри.

Мне мгновенно вспомнилось, как я противостоял внедрению личности хоркрукса после гибели гомункула. В конце первого курса было похоже, но не так тяжело — ментальный удар такой силы тогда попросту убил бы меня. Означало ли это, что ко мне вернулся не только кусок души, но и ещё кое-какие подарки?

— Гарри? — поторопил меня Люциус. Я, действительно, слишком затянул с ответом.

— Тогда это означает, что где-то есть настоящий, — осторожно ответил я.

— Но как? — нервно воскликнул он. — Кого же ты убил там, в Министерстве? Кто же тогда управлял людьми через метки?!

— Гомункул, наверное, тоже это мог. Спросите селвиновцев, делал ли он это.

— Уже обсуждали — он мог влиять на метки. И влиял. Кто же тогда за ним стоял, не сам ли Дамблдор? Но Дамблдор тоже мёртв!

— Я считаю, что если этот некто оставался в тени, он был слишком слаб, чтобы объявиться публично. Поэтому, если убрать метки, он окажется без рычагов воздействия и не будет опасен настолько, чтобы не разобраться с ним в случае чего. Скажите, кому удалить метки, и я удалю. Только, как вы помните, сначала нужно отключить их на полгода, чтобы снять без осложнений.

Облегчение Малфоя было чуть ли не осязаемым. Похоже, я сходу предложил ему то, к чему он затруднялся подступиться.

— Это было бы замечательно, Гарри. Ты опять будешь делать это скрытно?

— Нет, зачем? Ситуация изменилась. Я повзрослел, враги повержены, а всей стране и так уже несколько лет известно, что я тоже змееуст.

Да и пусть знают, кому они обязаны избавлением от меток.

— Тогда, Гарри, я извещу тебя, когда это понадобится, — сказал он с неподдельным дружелюбием.

Чувствовалось, что он чего-то опасался и теперь перестал — благодаря своей малой эмоциональности я легко ощущал и точно оценивал эмоции других существ. Да, не только людей.

— Конечно, — я кивнул себе на руку со связным браслетом. — Обращайтесь в любое время, когда я не сплю и не на экзаменах.

Идейных селвиновцев оказалось не так уж и много. Трое главарей, включая самого Ксавьера, и десятка два из ближнего круга, остальные присоединились за деньги и прочие выгоды. Всем им дали от трёх до пяти лет условно — за малейшую провинность в течение этого срока, включая агитацию, всем им грозил Азкабан. Такой мягкий приговор они получили по договорённости с победителями, таким образом заручившимися их лояльностью.

Метки я отключил всем, за кого попросил Люциус — где-то около трети участников заговора, остальные то ли не удостоились, то ли это была какая-то политическая игра Малфоя. Я познакомился с каждым лично, в том числе и с Ксавьером Селвином. Практически ровесник века, старше Тома Риддла и его школьных единомышленников, немногим моложе Дамблдора и Гриндевальда, Селвин-старший вырос на их юношеских идеях. Жёсткий, резкий, беспощадный, почти что бескомпромиссный — на компромисс с Малфоем он всё-таки пошёл — глава рода Селвинов не был человеком, легко меняющим свои убеждения. Грязнокровок он презирал, маглов считал слабаками и ничтожествами, не учитывая, что со времён его юности прошло почти сто лет и что современные маглы, может, и такие же ничтожества, но совсем по-другому и в других условиях. Благополучие они себе создали и воевать они умеют.

Ко мне он, как ни странно, отнёсся позитивно. Ну, насколько Селвин-старший вообще был способен к хорошему отношению. Видимо, зачлось, что я избавил его и его соратников от позора — иначе, как позором, подобную пляску под дудку Дамблдора и не назовёшь. Он дотошно выспросил подробности моего участия в интриге, чуть ли не вывернув меня наизнанку — я был достаточно откровенен, потому что многое уже незачем было скрывать. При этом он тщательно приглядывался ко мне и выспрашивал мои политические взгляды — и, похоже, итог его удовлетворил.

Ксавьер Селвин был последним в группе, которой я в тот вечер отключал метки. Когда он наконец распрощался с нами в каминной, а я, облегчённо выдохнув, тоже стал прощаться с хозяевами, Люциус вдруг попросил меня задержаться.

— Садись, Гарри, — кивнул он на кресло, когда мы поднялись в кабинет. — С метками, я считаю, пока достаточно, но нам нужно обсудить ещё кое-что.

— Я вас слушаю, Люциус, — сказал я, когда мы уселись.

— Тут кое-что прояснилось про убийство Скримджера, — заговорил Малфой, аккуратно подбирая слова. Его лицо выглядело расслабленным, но острый взгляд из-под полуопущенных век оставался на мне, отслеживая малейшую реакцию. — Это оказался один из приверженцев Тёмного Лорда. Не совсем из селвиновцев, он действовал сам по себе, хотя и поддерживал их.

— Это имеет значение?

— Да, имеет. Из-за этого он не участвовал в нападении на Министерство и не подпал под правосудие. Но тем не менее это он убил Скримджера и кое-кого ещё.

— Всё-таки Крауч? — загадочных убийств больше не было, поэтому нетрудно было догадаться, что под "кое-кем" имелись в виду Амелия Боунс и Эмелина Вэнс.

— Ты это знаешь? — удивился Люциус.

— Догадался. Вариантов на самом деле очень немного.

— Если ты его уже подозревал, тем лучше. Ситуация... как бы это сказать... щекотливая. С одной стороны — три убийства. С другой — Крауч неоценимо помог нам, устранив три ключевые фигуры Дамблдора, которые нам нельзя было трогать и которые очень мешали бы нам сейчас.

— Ясно. И сейчас вы в затруднении — казнить или наградить? — спросил я напрямик.

— С этим у меня затруднения нет. Но мне очень важно твоё отношение к Краучу.

— Я-то тут причём вообще?

— С Краучем всё непросто. Когда ты узнаешь об его участии во всей этой истории, ты можешь сильно его не одобрить, а ты, сам знаешь — весьма способный молодой человек, поэтому последствия будут катастрофическими.

— Если вы про убийства... — я пожал плечами, — эти люди мне никто, а Крауч, действительно, очень помог нам. Война есть война.

— Нет, всё намного хуже... — Люциус устало вздохнул.

— Да говорите уже, мне вообще не свойственно быть опрометчивым.

— Я на это и надеюсь. Ладно, Гарри — дело в том, что это он организовал твоё попадание в турнир. Подбросил ту самую, четвёртую записку.

— Ничего страшного, я тогда сам этого захотел и попал в турнир по своей записке. Что ещё?

— Это он похитил Невилла в конце третьего тура, чтобы доставить к Петтигрю, и наложил портальное заклинание на кубок турнира.

Люциус замолчал, не спуская с меня настороженного взгляда.

— Тогда погиб не я, но пытался он убить меня, — констатировал я.

Люциус кивнул.

— Он пытался дважды, — сообщил он чуть спустя. — Это он взял мадам Помфри под Империо.

Вот и выяснилось, кто хотел моей смерти в чемпионате...

— А иглу в яйце тоже отравил он?

— Нет, это уже кто-то другой, Барти ничего не говорил мне об этом. Сейчас он очень раскаивается, что пытался убить тебя.

— Даже "Барти"? — быстро же они сговорились.

— Это не тот Крауч, на которого ты думаешь. Это его сын, мы были хорошо знакомы прежде. При Лорде. Его отец ради последней просьбы своей умирающей жены вытащил его из Азкабана и держал под Империо, а позапрошлым летом оплошал. Власть у них в семье переменилась и место старшего Крауча теперь занимает младший, под обороткой. Он очень предан Лорду — и сейчас тоже — поэтому и взялся за его воскрешение. А ты был причиной гибели его кумира.

— Как вы его разоблачили?

— Во время путча, когда гражданских задержали и обыскали, у Крауча нашли оборотное зелье. Когда действие зелья закончилось, Барти опознали. Он ни в чём не отпирался, потому что работал на тот же результат, что и мы все.

— И что заставило его раскаяться насчёт меня?

— Гомункул не был Лордом, и Барти как-то это учуял, поэтому не присоединился к селвиновцам. Он всегда был слишком впечатлительным. Всё пережитое не могло не отразиться на его рассудке, и сейчас он, по-моему, слегка сумасшедший. Тем не менее он почти два года проработал вместо отца и никто его не заподозрил. В целом он очень умный, даже гениальный, учился в Слизерине, двенадцать экзаменов СОВ сдал на "превосходно" и с работой справляется на ту же оценку. Такой человек в Министерстве нам очень нужен, но если вы с ним не поладите... сейчас его судьба зависит от тебя, Гарри.

— Если он сумасшедший, какие могут быть гарантии, что у него снова не бзикнет, даже если он раскаивается?

— Гарри, дело в том, что сейчас он считает Лордом... тем самым... тебя и ничего другого слышать не хочет. И если бы ты немного подыграл ему... — увидев, что я нахмурился — специально, чтобы он заметил — Люциус поспешно добавил: — Я не заставляю обманывать, но можно же недоговаривать или возражать неубедительно? Барти точно останется при своём мнении, никто из селвиновцев, с кем он успел пообщаться на эту тему, разубедить его не смог.

— С ними он, значит, своим мнением поделился...

— Я же говорю — он немного сдвинутый. И если ты на него повлияешь, это для всех будет лучше, чем сажать его в Азкабан.

— Для начала мне нужно взглянуть на этого Барти и оценить, насколько он сумасшедший. Хотя бы под предлогом снятия метки.

— Он не хочет расставаться с меткой, и было бы замечательно, если бы ты убедил его снять её. Барти жаждет встретиться с тобой, но я не мог согласиться, не предупредив тебя.

— А где он сейчас?

— У Греев, взаперти. Мой особняк построен сравнительно недавно, здесь нет темниц для сильных магов, а отправлять Барти к Селвину или его людям я не рискнул, мало ли что, с его сдвигом на тебе. Греи всё-таки выступали на нашей стороне и застенки у них — надёжнее не бывает.

Встречу Люциус назначил уже на следующий вечер. Глава Отдела Международных Отношений скоро месяц, как не появлялся на работе, про него объявили, что он пострадал при путче и находится дома на излечении, но с должностью пора уже было что-то решать. Малфой не хотел подпускать к ней Крауча-старшего, в случае моего отказа от Барти он собирался предать их историю гласности и отправить обоих в Азкабан. С этим проблем не предвиделось, ибо было за что.

Если же я признавал Крауча-младшего дееспособным, проблема законным путём не решалась. Возвращать Барти на должность под личиной его отца было неприемлемым — слишком велика была угроза разоблачения, для нового правительства такой скандал мог оказаться фатальным. Нужно было исхитриться и придумать легенду, которая позволяла бы отмазать Барти в Визенгамоте и отодвинуть подальше его отца, по возможности без крайних мер вроде Азкабана или несчастного случая. Но здесь уже пусть Люциус думает — в конце концов, это нужно не мне, а ему.