-ЗАТКНИСЬ!— Спустя еще секунду стрела сорвалась с тетивы Артемиды,— ЭТО НЕ МОЕ ИМЯ! ТРИСТАР АМОРЕ МИО!
Спустя еще секунду монструозный выстрел разорвал тишину ночного неба, однако, как и множество раз до того — ушел в пустоту.
-Ну почему же?— ушел в сторону от выстрела с издевательской легкостью Баал,— Мне всегда казалось, что разница между Римским и Греческим пантеоном так мала... Или же дело в том, что ты не желаешь брать на себя грехи Калигулы?
-ТРИСТАР АМОРЕ МИО!— это было просто невероятно — раз за разом Артемида могла использовать свой Благородный Фантазм — один, два, пять, десять раз. Даже без учета нечеловеческой траты маны на подобное деяния — это было просто невозможно с точки зрения нормального обывателя. Благородный Фантазм, воплощенная легенда Слуги, просто не была создана для того, чтобы применять ее подобно обычной атаке — раз за разом, с легкостью обращая свою легенду в реальность, подобно ремесленнику, раз за разом воспроизводящим в реальность великий шедевр. Это было просто невозможно. Это было оскорбление самому понятию Благородного Фантазма. Словно попытка раз за разом рассказать легенду Слуги только для того, чтобы закончив рассказ — приняться за него вновь. Это было издевательством над самим понятием Таинства, что лежало в основе самого Благородного Фантазма. Словно фарс, превращающий кристаллизованное чудо Слуги в не более, чем базарный трюк.
-ТРИСТАР АМОРЕ МИО!— и все же Артемида продолжала атаковать именно таким образом, раз за разом, словно бы насмехаясь над тем, с каким пиететом относились Слуги к своим Благородным Фантазмам,— ТРИСТАР АМОРЕ МИО!
-Но, если так подумать,— Баал лишь продолжал говорить, практически перестав атаковать. Медее хотелось бы тешить себя мыслью о том, что связано это было с тем, что постоянное использование Благородного Фантазма Артемиды заставило Баал перейти в глухую оборону, но судя по тому, с какой легкостью тот продолжал просто телепортироваться из-под атак Артемиды — это было бы не более, чем наивным самообманом,— Помимо соотнесения богинь — я вижу и еще одну пареллель. Ох, эта безумная любовь...
-ТРИСТАР АМОРЕ МИО! ТРИСТАР АМОРЕ МИО! ТРИСТАР АМОРЕ МИО!— Артемида была подобно бесновавшему зверю. От благородной, улыбчивой, прекрасной беловолосой девушки не осталось и следа — в ярко-голубых глазах Артемиды плескалась только ненависть и звериная ярость, ее волосы мягкого белого цвета развевались на ветру от каждой выпущенной стрелы, сама ее осанка и поза изменились, предав ей сходства с диким зверем.
-Действительно, Диана, что свела с ума благородного воина-императора,— Баал притворно задумчиво наклонил в сторону голову,— И Артемида, так жестоко и грубо посмеявшаяся над Орионом... Сходство на лицо, не так ли?
-НЕ СМЕЙ СМЕЯТЬСЯ НАД МОИМ ВОЗЛЮБЛЕННЫМ!— даже голос Артемиды изменился, превратившись в рык разъяренной львицы,— ТРИСТАР АМОРЕ МИО!
-Ох, боюсь, даже мне не удастся придумать шутки над ним более злой, чем твоя, Артемида,— Баал улыбнулся, после чего взгляд его скользнул по валявшемуся невдалеке плюшевому медведю, что уже не мог даже сдвинуться с места, и лишь бессильно трепыхался, не пытаясь даже открыть рта,— Великий охотник, величайший, я бы даже сказал — превращенный в жалкое посмешище. Злое издевательство, прикрытое маской любви — ненависть принявшая столь нездоровую форму, как страсть... Даже среди демонов мне редко доводилось встретить кого-то столь же жестокого, как ты.
-ТРИСТАР АМОРЕ МИО!— рев Артемиды мог бы заставить стекло вокруг нее в сотнях метров лопнуть из-за одной ее громкости — даже Медее пришлось прикрыть уши для того, чтобы не оглохнуть. Однако Баал лишь, легко уйдя от еще одной атаки, продолжил разговор.
-Действительно, даже твой Благородный Фантазм — какое извращенное понимание любви, хм...— задумчиво Баал перевел взгляд на руки Артемиды,— Ведь это не Благородный Фантазм в прямом смысле этого слова. Не легенда, воплощенная в реальность, не миф и не оружие. Это в прямом смысле твоя любовь к Ориону. О, любовь, великая вещь, что создает миры и цивилизации — и также легко рушит их!
Каждая атака Артемиды уходила мимо, но это не заботило Артемиду. Забыв о всяческом достоинстве и навыках, о том, что когда-то она была грациозной богиней охоты, великой непорочной девой, Артемида опустилась до уровня бешеного животного, бросающегося раз за разом на своего противника в безумной попытке причинить хотя бы тысячную долю той боли, через которую прошла она — и Орион.
-Ведь действительно,— Баал только вздохнул,— Благородный Фантазм что в прямом смысле черпает силу из любви. О, какое благородство!
Артемида, атаковала вновь, но Баалу было все равно. Медея была уверена, что даже если бы каждая стрела Артемиды нашла свою цель, разрывая Баала на части, тот лишь продолжил бы говорить.
-Действительно, Благородный Фантазм что в прямом смысле черпает свою силу из твоей любви к Ориону,— Баал улыбнулся,— В таком случае, можно сказать — что страдания Ориона сейчас выгодны тебе. Только и только тебе.
Артемида била вновь и вновь, каждый раз с безумным остервенением загнанного в угол зверя, но Баалу было все равно.
-Действительно, мое заклятие,— Баал повел рукой в воздухе, уклоняясь от очередной атаки,— Оно причиняет самую сильную боль, что только возможно. Каждый нерв, каждая клеточка тела, каждая частица бытия, каждая мысль разума замещается на боль. Совершенное пыточное заклятие, что способно сломать любого. О, тебе оно не нравилось, совершенно не нравилось. И что же предложил Орион?
-О, моя дорогая,— голос Баала изменился — став значительно более высоким и писклявым, имитирующим голос, что мог бы быть у плюшевой игрушки в каком-нибудь детском мультфильме,— Я пожертвую собой! Я приму всю невыразимую боль, ведь я люблю тебя!
Баал, вытянув руки вперед картинно втянул воздух, будто бы собираясь расплакаться, после чего расхохотался,— Похоже на правду?
-СДОХНИСДОХНИСДОХНИСДОХНИСДОХНИ!— Это была даже не законченная мысль, сколько просто чистая эмоция облеченная в безумный крик ярости. Медея понимала, что у нее не было шанса вывести Артемиду из этого состояния. Нет, не было бы странно если бы подобное событие навсегда оставило свой след на Артемиде, след, что она бы пронесла через каждый свой призыв — в прошлом и будущем.
-Но ведь тебе было выгодно это,— Баал улыбнулся,— Избавиться от боли, что терзала тебя... И никто не осудит тебя — возлюбленный жертвует собой, защищая свою возлюбленную — какой классический романтический сюжет! И возлюбленная мстит — со всей своей болью и яростью — ведь от жертвы ее возлюбленного ее любовь к нему лишь растет — и так она способна раз за разом являть миру Чудо, Благородный Фантазм, воплощенную любовь свою...
Артемида на секунду остановилась, словно бы слова Баала наконец-то нанесли ей последний смертельный удар.
-Даже сейчас ты упиваешься страданиями своего возлюбленного Ориона,— улыбнулся мгновенно Баал,— Ведь боль есть зерно любви, зерно драмы — и не случайно чаще всего миф Ориона описывает, что он был Артемидой не возлюблен, а убит.
Спустя секунду Артемида бросила свой лук на землю и бросилась вперед.
Этому не было никакого логического оправдания. Этомы не было никакой адекватной причины. Вся сила Артемиды была сконцентрирована лишь в ее луке — и сражение в ближнем бою было обречено больше, чем любое другое. Иными словами, это была абсолютно самоубийственная атака.
Баал ухмыльнулся.
Это была атака отчаяния. Это была безумная агония сломавшегося от слов демона разума. Это была финальная жертва Артемиды.
Баал улыбнулся, подняв руку вновь — после чего вдруг замер.
Артемида сблизилась для ближнего боя — но прежде чем ее кулак смог бы врезаться в тело Баала — тот лишь телепортировался в сторону, после чего мгновенно сменил тон. Его жестокий, упивающийся болью Артемиды голос сменился на едва заинтересованный, словно бы кто-то резко дернул рубильник.
-Сражение закончено,— Баал улыбнулся, после чего послал взгляд сперва Артемиде — потом Медее,— Начнем знакомство заново?
От произнесенных слов воздух казалось бы замер — даже частицы пыли, медленно опускающиеся на землю замерли в воздухе — прежде чем Медея осознала сказанное.
-Что?— та лишь непонимающе взглянула на Баала.
-Мастер уже захватил все, что хотел, и победил всех, кого хотел,— Баал улыбнулся,— Так что смысла в нашем сражении больше нет. Присоединяйтесь, у нас есть печеньки.
-Ха?— Медея моргнула,— Как...
-РАРГХ!— Артемида лишь бросилась вперед, однако Баал, еще секунду назад наслаждавшийся тянущейся игрой в кошки-мышки вытянул руку вперед.
-Ну, нет так нет,— улыбнулся Баал,— Адское пекло.
Спустя секунду тело Артемиды объяло пламя. Это было настолько быстро, что Медея даже не успела осознать произошедшего. Просто мгновенно взвившийся язык пламени словно бы скользнул по телу Артемиды. И так, где пламя яркого красного цвета коснулось плоти Артемиды не осталось ни пепла, ни кости, ни плоти. Ничего.
Спустя секунду пламя, захватив Артемиду полностью, исчезло столь же быстро, сколь это было возможно, не оставив от той даже упоминания.
-Ох, люблю эту способность!— улыбнулся Баал произошедшему, после чего, взглянув на Медею, покачал головой,— Планковская температура, ограниченная лишь одним объектом. Такое редко увидишь в реальности, не так ли?
Медея, услышав подобное, замерла.
-Ох, смотрю, ты не спешишь атаковать меня?— Баал улыбнулся молчаливому стоянию Медеи,— Мудрый выбор! Я знал, что ты мне понравилась не только по внешним признакам.
После этих слов Баал телепортировался вновь, оказавшись рядом с обмякшей плюшевой игрушкой и, наклонившись поднял ту с земли.
-Боль уничтожила любую его возможность реагировать на окружающий мир,— Баал вздохнул, после чего покачал головой,— И я не могу положить живое внутрь, хм, как же быть, как же быть... Ах да! Мороз Джудекки.
Спустя секунду ледяной кокон намерз вокруг тела Ориона, после чего, спустя секунду перед Баалом возникла черная воронка. Баал, не обращая на то внимания, лишь бросил в воронку кусок льда с вмороженным внутрь телом Ориона, после чего развернулся к Медее,— Подарю как-нибудь маленькой девочке. Все же, даже мне, демону, не чужда любовь к детям.
После этого, поднявшись, Баал потянулся чуть, после чего бросил на Медею взгляд,— Так что, идем?
Медея, медленно покачнувшись, все еще не осознавая столь быстрой смены ориентиров перед ней, произнесла,— Я обязательно найду способ тебя убить.
-Каким же Императором Демонов я буду, если у меня даже не будет верного заместителя, пытающегося меня убить?— насмешливо хмыкнул Баал, после чего протянул девушке руку,— Но этим можно будет заняться и потом. Пока же — идем, я бы не советовал заставлять Мастера ждать.
* * *
Трояс Трагойдия — Благородный Фантазм Ахиллеса, его верная колесница, запряженная тремя лошадьми. Две бессмертные божественные лошади Посейдона, Ксантос и Балиус и любимец самого Ахиллеса, Педасос. Его великолепная колесница, что была подобна молнии в скорости и целой армии в силе. Это было не средство передвижения — это было оружие, направленное на уничтожение врага на своем пути. Один из пяти Благородных Фантазмов Ахиллеса.
К сожалению, даже эта сила была бесполезна против Каинавель. Хотя недооценивать силу колесницы Ахиллеса было нельзя — даже когда дело касалось великого героя Греции способности Каинавель не давали никакой двузначности в трактовке эффекта произошедшего. Если этот Благородный Фантазм был ранга А — и, к сожалению, колесница Ахиллеса была этого ранга — его воздействие будет отменено.
Дромеус Кометис — "Ахиллес, быстрейший герой из всех". В отличие от других Благородных Фантазмов — сила Каинавель была не властна над этой способностью. Хотя способность Каинавель и могла подавить любой Благородный Фантазм слишком низкого ранга направленный против нее — эта сила не была направлена на нанесение урона — на причинение разрушений. В каком-то смысле это было не более, чем усилением, бафом если угодно, способным радикально повысить скорость Ахиллеса. И, как известно согласно простым законам физики — если два тела одинаковы во всех параметрах, но одно из них в два раза быстрее второго — то количество энергии выделившейся при столкновении двух тел будет также отличаться в два раза.
Ахиллеус Космос — подарок Ахиллесу, его прекрасный щит, подобный несокрушимому бастиону в его руках. Выкованный Гефестом в подарок Ахиллесу этот мир был не просто полосой железа в его руках — согласно преданию, Гефест заковал по велению Посейдона целый мир в этот щит — мир, в котором мог бы жить и сам Ахиллес, если бы того пожелал. Это была не абсолютная защита — если можно было считать целый мир закованный в один щит не абсолютным — но переоценить защиту подобного Благородного Фантазма было сложно. Однако, в отличии от Гефеста или Посейдона, что лишь создали щит, в руках Ахиллеса тот обрел свою новую силу.
Конечно, щит воплощающий в себе силу целого мира мог стать непреодолимой стеной на пути любой атаки. Но Ахиллес, стремящийся в битву юнец, не желал щита. Благословленный его матерью, обладавший непробиваемой кожей, Ахиллес не видел свой щит в качестве достойной защиты — и даже если бы он не был благословлен своей несокрушимой защитой — Ахиллес был не из тех, кто предпочитал отсиживаться за своим щитом, предпочитая ждать очередной атаки от противника. Поэтому щит, орудие защиты, стало в его руках оружием нападения.
Да, в его щит был закован целый мир — и поэтому, впервые взглянув на свой щит Ахиллес задумался. Что, если он использует всю мощь мира заключенного в его щит не для того, чтобы принять на него атаку врага? Что если он обрушит всю мощь заключенного внутри мира на врага?
В конце концов, это не стало никакой концептуальной атакой или потрясающей воображение метафорой на легенду Ахиллеса. Нет. Он просто мог сконцентрировать всю защиту, даруемую щитом, всю мощь сокрытого внутри мира — после чего высвободить это в одном ударе, вложив каждую крупицу его силы в лишь одну атаку.
Одну монструозно сильную атаку.
И пусть Благородный Фантазм Ахиллеса не сильно превосходил его иные способности — этого было достаточно для того, чтобы превзойти способности Каинавель.
Однако, даже так исход сражения не был предрешен.
Да, автоматическое подавление атак Каинавель перестало действовать на Благородный Фантазм Ахиллеса стоило ему только перейти через некую критическую черту силы, однако это не значило что Каинавель осталась беззащитна. Подобно тому, как сам Ахиллес хранил на себе печать его божественности, подобно Божественной Руке Геракла, подобно могуществу иных непобедимых Слуг, Каинавель обладала множеством способностей, что делали ее убийство весьма неблагодарным занятием. Даже могущественнейшая атака Ахиллеса была, пусть и неприятным, но все же не смертельным для нее сюрпризом.
Но Ахиллес не просто ударил своим Благородным Фантазмом в Каинавель.
Трояс Трагойдия и Дромеус Кометис. Божественная колесница и легенда о быстрейшем Слуге на свете.
