О моем отце А.С.Эйгенсоне

В общем, его вспоминают не все и не всегда. Но вспоминают. Ему посвящено немало теплых строк в уже упоминавшихся Исторических Очерках к 45-летию института, т.е, в 2001 году. В 2002 году провели Научно-практическую конференцию "Нефтепереработка и нефтехимия-2002", посвященную его 90-летию, и несколько докладов, действительно, имеют отношение именно к его работам, их прошлому и нынешнему значению.

Надо сказать, не скрывая, что когда я побывал в в Уфе, встретился с институтским руководством и вообще "головкой" и сказал о своем желании поместить отцовские работы в Сети, так это было принято "на ура", выражена готовность помочь в оцифровке текста и редактировании. Договорились. Я оставил тексты, деньги на работу и уехал. На том и кончилось. Доллары взяли и совсем ничего не сделали. Нуль. Но тут даже и обижаться смешно, разве на себя за простодушие. Это уж такой обычай в современных российских ВУЗах и исследовательских конторах: пришедшие из-за рубежа по грантам деньги рассматриваются, в подавляющем большинстве случаев, не как плата за какую-то конкретную работу, а как дань, которой обязан Остальной Мир на поддержание образа жизни, достойного российских ученых. Забудем. Тем более, что я уже с некоторым скрипом освоил все эти программы и, в конце концов, все сделал сам.

Но вернемся к Александру Сергеевичу. Возникла было у него идея — пойти в Уфимский нефтяной институт преподавать. Тем более, так уже было, когда в первые годы этого ВУЗа он читал там "Процессы и Аппараты". Были у него там ученики, которых не стоило стесняться. Давно все они стали докторами наук, профессорами и руководителями производства. У него была хорошая, на мой вкус идея: сделать курс лекций по типовым ситуациям, трудностям, возникающим на реальном производстве, и по путям "разруливания" этих трудностей. Уж опыта у него хватало!

Скажу, что и я, хоть и не могу всерьез считать себя учеником своего отца, пользовался иногда копилкой его знания реальной, некнижной технологии. Ну, к примеру, еще в первый год своей работы после возвращения из армии оказался я в длинной командировке в Горьком, на тамошней опытной базе ВНИИ НП. Говорю как-то с отцом по медугородному телефону и жалуюсь, что ректификационная колонна на пилотной установке не работает. А когда я выражаю местным товарищам, свое недовольство, так они мне с гордость собщают, что эта колонна вообще уникальная — на ней давление вверху выше, чем внизу. Отец мне говорит: "Штаны", — "Какие штаны?" — "Обыкновенные. Монтажники забыли", — "Ну, а давление?" — "Тут совсем просто, как это они не умеют? Поменяйте местами манометры. Один из них сбился". — Действительно, оказалось хоть и не штаны, но рукавица, забытая монтажником и перекрывшая узенькую восьмисантиметровую колонку. И с манометром все так. Пришлось сменить. Были еще случаи, не такие простые. Но понятно, что кроме обычного пути обучения на личных ссадинах и синяках можно бы и поучить чему-то молодого специалиста еще на школьной скамье. А то ведь очень явно видно, что с уходом с профессорской кафедры практиков, совмещающих преподавание с работой на заводах и в НИИ, заменой их на подготовленных в том же ВУЗе гомункулусов с докторскими дипломами уровень выпускаемых высшим образованием инженеров неуклонно снижался все последние полвека.

Но ничего из этого не получилось. Институтские кадры всячески выражали восторг от перспективы прихода Александра Сергеевича в аудитории, от возможности работать рядом с ним. И параллельно бегали в деканат и ректорат, стараясь не допустить этого ужасного события. Их можно понять. Допустим, он работает рядом с ними. Он — преподаватель, учитель молодежи, которому есть что этой молодежи передать. А они тогда кто?

Дома все же он просидел недолго. Через семь месяцев он уже работает старшим научным сотрудником в институте ВНИИСПТНефть. Это НИИ по транспорту и хранению нефти. Когда-то он образовался из соответствующего отдела как раз БашНИИ НП. Нынче он тоже переименовался, называется ИПТЭР — Институт Проблем Транспорта Энергоресурсов и подчиняется, конечно же, той самой местной Академии Наук. Тоже можно понять.

Работал отец сэнээсом в отделе, который занимался определением потерь нефти при добыче, транспорте и хранении нефти и разработкой предложений по снижению этих потерь, ездил иногда в командировки, но, конечно, нечасто. Возраст, все-таки. В основном, конечно, расчеты. Ну, для инженера-математика тут была его стихия. Но была возможность и позаниматься теми расчетами, той теорией, которая стала его основным, делом до конца жизни. О них чуть позже.

Ему, в общем, нравилось. Начальнические понты, которые тогда, а еще больше в последующие годы, были главным "по жизни" для многих, его не так уж интересовали. Добираться из дома недалеко. Четверть часа на трамвае, а исчезновения персональной машины с водителем, мечтой и основой жизни большинства советских руководителей, он почти и не заметил, как мне кажется. Работа довольно интересная, есть место и некоторое время для упомянутых "хотелочных" расчетов. Зарплата ... ну, в общем, его устраивало. Я несколько раз тогда заезжал в этот институт в своих командировках из Нижневартовска — вид у него был, скорее, довольный. В обеденный перерыв он и еще несколько коллег регулярно ходили в ресторан гостиницы "Россия" за несколько кварталов. Я пару раз участвовал. Ну, конечно, они там не только ели. Такой вот локальный пир остроумия, на котором все блистали, но, конечно, А.С. правил бал.

Среди прочего, А.С. "на ходу" подсказал мне объяснение одной чрезвычайно мучившей самотлорских нефтяников проблемы.. Речь идет о "канавочной" или "ключевой" коррозии. Система сбора нефти, газа и воды с нескольких тысяч скважин Самотлора на полтора десятка площадок подготовки — это было тысячи полторы труб диаметром от двухдюймовой до метровой. И вот они начали рваться. Причем все по одному образцу — их рвало и разворачивало по нижней образующей с длиной разрывов в несколько метров. Ну, то, что в трубе, при этом выплескивается на болото. Пару лет назад на Аляска из-за одного такого порыва, где вылилось на тундру полторы тонны нефти, Бритиш Петролеум на полгода остановило добычу в своем секторе. У нас, конечно, до таких ужасов не доходило. Вылилось и вылилось, ну, заругают, может быть, руководство промысла на партхозактиве.

Ну, уж бог с ней с окружающей средой, но выполнение плана! Трубы рвутся, приходится все время их перекрывать, ремонтировать, а во многие места и на болотоходе не всегда проедешь. Производственники к своему ЦНИЛу — центральной лаборатории объединения, те к специалистам по коррозии ... нет понимания, откуда оно берется на этой нижней образующей и что делать. Среди прочего жаловались и мне. Привезли спил неразорвавшейся, но сильно прокорродировавшей трубы. Действительно, в разрезе получается немного похоже на скважину замка. Круглая труба снаружи и круглая внутри и снизу как будто пропил шириной с сантиметр и глубиной миллиметров четыре-пять. Если глубже — труба рвется. И вот что характерно — пропил, прокорродировавшая зона чистая, без рыхлой пленки продуктов коррозии, как в других случаях. А почему так — непонятно. И я не знаю.

А тут я был по делу в Уфе и рассказал, среди прочего, и эту историю. Оказалось, что А.С. уже что-то слышал об этой истории от своего коллеги, молодого завлаба М.Г., который часто летал в Нижневартовск как бы для защиты труб от коррозии, но скорей — для изготовления кандидатской диссертации тамошнему главному инженеру объединения нефтяников. Но не обратил особенного внимания.

А я ему начал рассказывать, как много головной боли у эксплуатационников от этих диковинных повреждений. И о том, что никаких разумных объяснений не получается. Вот и у меня была теория, но не получается, нет хорошего объяснения, а значит — непонятно, как с этим бороться. "Ну, и что ты предполагал?"

Предполагал я, исходя из характера порывов, что дело связано как-то с гидравликой потока в трубе. Тут идут вместе газ, вода и нефть. При тех скоростях, какие есть в реальности в системе нефтесбора, режим течения смеси может быть или пробковый, или расслоенный. Ну, пробковый — все понятно из названия. То полным сечением идет газ, то жидкость, с длиной пробок в десятки, а бывает, что и в сотни метров. Никаких особых повреждений именно на нижней образующей тут ожидать не приходится. А при расслоенном режиме на опускных участках жидкость идет понизу, газ поверху, а на подъемных образуются т.н. "застойные зоны". Там по поверхности газом гонит большие волны вперед, а по низу то, что не перебросилось через местный максимум профиля, стекает вниз.

Я просчитал режим для нескольких известных мне порывов — получалось, что именно такой — расслоенный с застойными зонами. Но все равно непонятно. Почему вот этот характер порывов, эта "канавка" понизу. Застойная-то зона покрывает собой половину сечения — так и коррозия должна идти больше в нижней половине трубы. Но не таким же узким пропилом? Нет у меня ответа. И ни у кого на тот момент.

Александр Сергеевич заинтересовался, задумался. Но и у него ответа нет.

А на следующий день, когда я уже собираюсь ехать в аэропорт, он мне говорит: "Знаешь, это, наверное, не коррозия, а эрозия". Я и рот открыл. А он мне объяасняет, как всегда с рисунком, что тут происходит по его мнению. Действительно, весь низ трубы покрывается продуктами коррозии, в основном — сульфидом железа. Но этот слой замедляет дальнейшую коррозию, просто за счет замедления диффузии. А по самому дну трубы ездит с волнами туда-сюда песочек, который вынесен потоком из скважины и который я, конечно, наблюдал много раз. Песок еще раза в четыре тяжелей, чем жидкая водонефтяная эмульсия и ездит, конечно, как раз по нижней образующей. Продукты коррозии рыхлые — песок их легко счищает, обнажает металл трубы и там снова быстро идет коррозия. И так до того момента, когда глубина канавки больше критической, а оставшаяся непрокорродировавшей толщина трубы — меньше критической. Тогда и рвется.

Ну, все понятно и правдоподобно. И происходить так должно именно на подъемных участках там где режим расслоенный. Ну, приехал я в Нижневартовск, рассказал тамошним коррозионистам и помогавшему им уфимцу — коллеге отца. Сказал, чтобы за дальнейшими разъяснениями обращались к Эйгенсону-старшему. И забыл, своей работы было — выше ушей.

Через примерно год случайно выяснилось, что с Александром Сергеевичем больше никто разговора не заводил — видимо, решили, что и так все ясно. Зато расчеты сделаны для всех порывов, оказалось, что везде так — подъемные участки и расслоенный режим. Выпущена методика определения опасных участков, обзор и статья. Но А.С.Эйгенсона там нигде нету, как-то забылось о нем, а зато везде появился в авторах тот самый главный инженер, который за этот год стал уже начальником объединения нефтяников. И пошла эта работа ему в кандидатскую, можно сказать, в виде украшения. А у коррозиониста в виде подарка за большую помощь объединению по защите от порывов образовался автомобиль — черная "Волга". Ну — нравы советской науки ... .

Я более эту историю рассказал к тому, что и далеких от него ранее делах вроде транспорта нефти и газа отцовский колоссальный опыт и незабытые фундаментальные знания вполне давали хороший урожай. Все-таки, окончательно он там не прижился. Через два с половиной года, в феврале 1981 года он перешел, тоже сэнээсом в тот самый УфНИИ нефтяной промышленности, в котором он работал с 1947-го по 1954-й год, откуда он уходил главным инженером на взорвавшийся 417-й завод. Это из отдела переработки нефти УфНИИ он и создал в 1956-м свой БашНИИ НП.

Конечно, тут, были и минусы. В этот институт надо ехать городским, плохо работающим транспортом сорок минут. В семьдесят лет не так удобно. Правда, тут отец стал работать неполную неделю, три дня вместо пяти. То есть, на самом деле надо бы сказать — "ходить на работу". Потому, что и в остальные дни он проводил большую часть дня за письменным столом. Исполнилась его мечта: его официальная работа и работа его "для себя" полностью совпадали. Теперь он пришел в отдел по исследованию пластовых флюидов, т.е, нефти, газа и подстилающей их воды. Но, видимо, настало время объяснить, что же это за его "работа для души".

Еще в студенческие времена на кафедре у Анания Трегубова Александр Сергеевич увлекся расчетами процессов и свойств нефти и нефтепродуктов. Среди первых же его печатных работ еще на третьем и четвертом курсах есть и разработки методик расчета ректификации, и новые номограммы для таких расчетов. Позже были эмпирические формулы для определения молекулярного веса нефтепродуктов, эти его данные попали в самый известный учебник по по технологии переработки нефти. В АзНИИ НП он начал было заниматься разработкой матмодели молекулярно-весового распределения нефтяных фракций, но не довел ... . Стало не до этого. Война, работа на заводах, совнархоз, организация БашНИИ НП, новые процессы переработки нефти.

И вот, когда его на скаку высадили из директоров, чуть ли не впервые в жизни образовалось сколько-то свободное время, чтобы заняться чем-то не совсем пожарным. Тогда он и вспомнил об этой модели. Чтобы было понятно, приведем график. Если по оси ординат поместить температуру кипения фракции, или ее молекулярный вес, а по оси абсцисс выход этих фракций на нефть, то получается примерно то, что мы видим на картинке.

Да ничего пока. Кривая Гаусса описывает бесчисленное множество распределений в природе, от роста новобранцев до ошибки при измерениях каких-то величин и до молекулярной массы полимеров. Величина подчиняется нормальному распределению, когда она подвержена влиянию огромного числа случайных помех.

Скажем, так можно описать и молекулярные веса углеводородов во фракциях, полученных перегонкой нефти или многими процессами ее каталитической переработки, именно, как результат отклонений при их получении. Стоп, тут уже интересно. Значит — гауссовское распределение весов и температур в нефти связано с ее образованием? А это — один из главных вопросов, имеюших отношение к ближайшему будущему человечества.

Дело в том, что существует две основных гипотезы по происхождению нефти. На стороне биогенеза, т.е. образования месторождений нефти и природного газа каталитическими и биохимическими превращениями останков древних организмов — В.И.Вернадский, И.Н.Губкин, К.Энглер, А.В.Фрост и подавляющее большинство современных геологов-нефтяников во всем мире. На стороне абиогенеза, т.е. синтеза углеводородов земной коры из неорганических компонентов глубинного происхождения авторитеты великих химиков Н.Бертло, Д.И.Менделеева, авторитетных геологов Н.А.Кудрявцева и В.Б.Порфирьева, знаменитых астрофизиков Фреда Хойла и Томаса Голда и т.д.

Но, если нефть образовалась разложением органики, ее количество очень ограничено, не так уж больше, чем человек уже добыл. И искать ее надо только в осадочных породах, отложившихся за время существования жизни на Земле. Так и ищут. Именно на основании этого известный американский геофизик д-р Хабберт напророчил еще в 1956 году, что невдолге (он полагал, что в 1995 году) мировая нефтедобыча пройдет свой максимум и быстро начнет падать, что быстро разрушит нашу техническую цивилизацию. Мир не стоит на месте и нынче его последователи относят этот пик уже на конец 2020-х годов, но считают неотвратимым.