Падение Снежного Занавеса 2. Визит в Ссср

— Это одна из наших экспедиционных машин, — пояснил удивлённому академику товарищ Ланн. — После угасания Снежного Занавеса узкоспециализированная экспедиционная техника так и осталась на балансе НИИ, вот её и используем для разных нужд по мере надобности.стоящих на балансе организации. Для включения в график перевозок рейса пассажирского мотовагона надо подавать заявку, руководству НИИ проще было свою машину за вами послать.

Большой тягач тронулся неожиданно плавно и бесшумно, Капица вообще не услышал шума двигателя. Проехав открытые вахтёром ворота, машина плавно покатилась по хорошо укатанной гравийке, набирая скорость. Младший пони был хорошим водителем, и пока гостя из СССР угощали ягодным чаем с булочками, быстро домчал их машину до ворот НИИ. Академик увидел обычный, привычного вида бетонный забор, КПП с широкими железными воротами и явно старинную, но аккуратно начищенную и отполированную бронзовую табличку «НИИ Сверхнизких температур. Основан во 2 году от начала блокады». Над воротами какие-то умники повесили огромную неоновую вывеску, на которой была надпись вполне понятным русским шрифтом: «Добро пожаловать в Морозильник!»

В то же время шрифт на бронзовой табличке выглядел архаичным, такого Пётр Леонидович не видел ни среди многочисленных указателей на грузовом терминале, ни на обложках журналов, замеченных им на столике в пассажирском трейлере.

— Блокады? — слегка удивлённо уточнил академик.

— Когда город и прилегающую область тысячу лет назад отделило от остальной Эквестрии Снежным Занавесом, долгое время считалось, что это король Сомбра установил магическую блокаду, — пояснил Ланн. — Собственно, вначале так оно и было, но позже сотрудникам института удалось выяснить, что Сомбра использовал при создании Занавеса способности Вендиго. Это особые магические существа, питающиеся злобой и ненавистью и генерирующие холод.

При упоминании магии академик недоверчиво хмыкнул, но вслух ничего говорить не стал.

— Конечно, тысячу лет назад наше учреждение ещё не называлось НИИ, — добавил товарищ Тарак. — Сначала это был отдел изучения Снежного Занавеса при Сталлионградском университете, и только позднее он постепенно разросся до полноценного НИИ. Сейчас наш институт — один из нескольких ведущих НИИ Сталлионграда.

Тягач проехал КПП и въехал на территорию. Глядя в окно, академик очень сильно удивился увиденному. Территория НИИ была просто огромной, забор по обе стороны уходил за горизонт, а на видимом пространстве были широко раскиданы здания самого разного размера. От вполне обычных двух-трёхэтажных кирпичных корпусов коридорной системы как в советских НИИ, до какого-то гигантского здания вдали, огороженного тремя рядами сетчатого забора и полосатыми столбами с красными проблесковыми маячками сверху.

— Это лаборатория моделирования эффектов Снежного Занавеса, — пояснил товарищ Ланн, кивнув в сторону огромного здания. — Когда там проводятся эксперименты, находиться рядом может быть опасно. Мало ли в системах защиты появится «брешь», когда все генераторы излучений и эффекторы полей запустятся на полную мощность. Командно-измерительный бункер имеет усиленную защиту и оператора-единорога, а вот всем прочим ближе пяти километров во время работы установки лучше не приближаться, во избежание тяжкого вреда здоровью.

То, каким будничным тоном было это сказано, и намёки на некие генераторы излучений и эффекторы полей, создающие физические эффекты, откровенно не полезные для здоровья и использующиеся для проведения каких-то экспериментов в циклопического вида лаборатории, вызвали у академика Капицы не только огромный научный интерес, но и даже некоторые мурашки по коже. Чем же эти серьёзные разноцветные лошадки там занимаются?

Гостю из СССР первым делом выдали ID-карту, которая тут использовалась как гибрид «кошелька» с пропуском, а потом повели на познавательную экскурсию в музей НИИ.

— Чтобы лучше понять, чем здесь мы здесь занимаемся сейчас, мы покажем вам, с чего всё начиналось. Так сказать, чтобы окунуться в историю, припасть к первоисточникам и увидеть перспективу, — пояснил ему товарищ Тарак.

Музей оказался большим, и буквально через пять минут после начала экскурсии Пётр Леонидович уже смог в полной мере оценить чёрный юмор создателей неоновой вывески на въезде, и понял, почему руководство НИИ терпело эту, как он думал, «самодеятельность», как оказалось, веками. «Снежный Занавес» оказался страшным, но в то же время чудовищно интересным объектом для комплексных исследований. Одно то, что в центральной области стационарной снежной бури температура падала настолько, что из воздуха начинала конденсироваться углекислота... И при этом «злые чудеса» не только корежили привычную термодинамику, но делали ещё много чего невероятного внутри «Снежного Занавеса».

Знакомясь с историей исследования Снежного Занавеса, академик Капица быстро проникся масштабами и серьёзностью решаемых в НИИ задач.

— За время работы института мы разработали несколько видов эффективных утеплителей, они широко применяются в народном хозяйстве Республики, — рассказали ему Ланн и Тарак. — По мере развития техники мы столкнулись с очень неприятным эффектом хрупкости и ломкости обычных сталей при морозах ниже минус 60 градусов. Пришлось создавать специальные стали, способные работать при глубоком охлаждении.

Также мы проводим исследование поведения других конструкционных сплавов и материалов при глубоком охлаждении, разрабатываем методики расчётов температурных деформаций при охлаждении и обратном нагреве, чтобы механизмы не заклинивали или вовсе не разрушались при сжатии-расширении деталей из разных материалов. Практически все наши разработки широко применяются в народном хозяйстве республики.

— А как так получилось, что у вас и у нас так много общего и в культуре, и в языке и в науке? — задал не дававший ему покоя вопрос Капица. — Вы говорите по-русски, у многих сталлионградских пони русские имена и фамилии, и даже температурная шкала у вас такая же, как у нас?

— Хороший вопрос! — ответил Ланн. — Нам и самим хотелось бы это узнать.

— Так было всегда, сколько себя помню, пони вокруг всегда говорили так, как сейчас, — добавил Тарак. — Правда, у нас этот язык называется сталлионградским. Первоначально мы говорили на эквестрийском, а сталлионградский сначала был своего рода «языком науки». На нём были написаны первые учебники и велось обучение школьников и студентов, так как тогда в эквестрийском в принципе не существовало многих научных терминов и понятий. По мере распространения грамотности «язык науки» всё чаще употреблялся в быту, и постепенно все сталлионградские пони перешли на него. Мы сами очень удивились, узнав, что существует целая огромная страна в совершенно другом мире, где существа, совсем непохожие на пони, говорят на нашем языке. А температурная шкала — это же очевидно: вода наиболее распространённое вещество в природе. Интервал между её точками кипения и замерзания при нормальном атмосферном давлении достаточно большой, чтобы его можно было разделить на 100 частей и получить шкалу для измерений с точностью, необходимой и достаточной для большинства прикладных применений.

Далее сопровождающие рассказали Петру Леонидовичу об истории разработки и строительства эффективных холодильных машин, с целью получения всё более низких температур для испытаний созданных конструкций и моделирования процессов внутри Снежного Занавеса. Хорошо знакомый с холодильной техникой академик легко разобрался в схемах функционирования показанных ему образцов и осознал, что пони пришли сначала к аналогу «машины Линдера», а после создали и свой вариант турбодетандера, который позволил наладить дешёвое массовое производство того же жидкого кислорода для металлургии.

— Это, как вы понимаете, был важнейший научный прорыв, прежде всего, для использования в чёрной металлургии, — продолжил рассказ Ван Тарак. — До этого нам приходилось плавить чугун в доменных печах и затем переплавлять его в сталь в регенеративной пламенной печи.

— У нас такие печи называют мартеновскими, по фамилии изобретателя, — кивнул Капица.

— Вы наверняка знаете, что процесс плавки в такой печи длился около 9 часов, хотя позже его удалось сократить до 5 часов, к тому же регенеративные печи приходится постоянно ремонтировать после каждой плавки. Доменные печи требовали подогрева воздуха для дутья до высоких температур и потребляли огромное количество коксующегося угля, по возу в час, а крупные печи — ещё больше, — рассказывал Тарак. — Также была проблема высокого содержания азота и фосфора в получаемых сталях. Экспериментальным путём была доказана возможность снизить содержание фосфора при помощи введения ферромарганца, но с марганцевыми рудами республике не повезло, хотя железная руда и коксующийся уголь были найдены в достаточном количестве.

Появление способа производства жидкого кислорода позволило перевести доменный процесс на кислородное дутьё без подогрева и заменить передел чугуна в сталь в регенеративных печах плавкой в кислородных конвертерах. Конвертерная плавка намного быстрее, она проходит в течение десятков минут, и при этом конвертер разогревается сам, за счёт проходящих в нём экзотермических реакций, без сжигания дополнительного топлива. Переход на кислородно-конвертерное производство стали позволил в несколько раз увеличить объёмы стали, выплавляемой в республике, и обеспечил устойчивый промышленный рост.

— Ещё раз с удивлением убеждаюсь, насколько близкими путями шло ваше и наше технологическое развитие, — заметил Пётр Леонидович. — Вы начали на несколько сотен лет раньше, но как-то у вас всё медленно происходило. У нас первые плавки кислородно-конвертерным способом были проведены в 1933-36 годах, но промышленное его освоение началось только с середины 50-х, практически, ещё 10 лет не прошло, хотя я разработал турбодетандер ещё в конце 30-х.

— Вы разработали турбодетандер? — удивлённо переспросил Ван Тарак.

— Да, но его широкому повсеместному внедрению сначала помешала война, а затем — политические интриги в высшем руководстве страны, — посетовал Капица. — Только с конца 1953 года мне удалось вернуться к активной научной деятельности. (http://vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/KAPITZA/OXYGEN.HTM)

Ланн и Тарак многозначительно переглянулись. После небольшой паузы пони продолжили экскурсию, но теперь смотрели на академика с величайшим уважением, при этом немало его смущая.

Имея возможность сжижать газы, пони постепенно прошли путь от жидкого воздуха, выделения из него жидкого кислорода, азота и благородных газов, до гелиевых температур, где логично открыли явление сверхпроводимости, которое уже несколько десятилетий исследовали. Академику Капице было очень интересно ознакомиться с уже полученными ими результатами, как теоретическими и исследовательскими, так и практическими. За годы исследований пони смогли разработать материалы, сплавы и конструкции, позволившие создавать сверхпроводящие магниты, которые работали при охлаждении жидким азотом. Они использовались для исследований сверхсильных магнитных полей. Например, Петру Леонидовичу показали забавный опыт с лягушкой, левитирующей в магнитном поле мощностью около 20 Тесла. Также сверхпроводящие магнитные системы использовались в ускорителях, применяемых физиками для проведения экспериментов с частицами высоких энергий.

В исследованиях и практическом применении сверхпроводимости пони действительно серьёзно опережали людей. Да, размах их работ был не так велик, как в СССР, но оборудование было намного более совершенным, а научные материалы были накоплены на много десятилетий вперёд. Причем Пётр Леонидович не удержался и даже несколько раз вступил в научную дискуссию с местными копытными коллегами, местами весьма горячую и сопровождающуюся длиннющими формулами, написанными мелом на школьной доске. Физика и письменная запись формул в Сталлионградской Республике оказались удивительно похожими на советские, будто пони когда-то учились по советским учебникам, а после двигали науку вперёд уже сами, но на основе русской научной базы.

Пони же, узнав, что перед ними изобретатель турбодетандера из человеческого мира, вовсю расспрашивали его, рассчитывая использовать полученные знания для совершенствования своей кислородной техники, в чём честно признались академику:

— Поймите правильно, мы не пытаемся выведать советские секреты, за ваши технологии мы готовы и будем расплачиваться нашими, — заверил Капицу доктор Ланн. — Мы стремимся к взаимовыгодному сотрудничеству с Советским Союзом. Свою холодильную технику мы совершенствуем уже в течение столетий, и все наши наработки по её улучшению передадим вам, как только наши и ваши лидеры договорятся о направлениях и порядке сотрудничества.

К концу первого дня академик Капица был вынужден признаться сам себе — с этими пони было не просто приятно и интересно работать, но главное — у них было чему поучиться, и среди них были учёные, не уступающие ему по знаниям и опыту.

Быт тоже был налажен просто отлично. Столовая с прекрасным трёхразовым питанием, вполне съедобным и вкусным для людей, в меню даже были блюда из рыбы, а не только вегетарианские. Небольшие буфеты, где можно попить чаю, промочив горло после бурной дискуссии, удобные чистые туалеты. Всё необходимое для жизни было на территории учреждений.

А ещё тут были разъездные электрические машинки с закрытой кабиной, защищающей от непогоды, и простейшим ручным управлением — рукоятка, задающая направление движения и две педали, ускорение и тормоз. Ручное управление машинкой страховал автоматический автопилот, не позволяющий зарулить «не туда» даже намеренно. Очень удобно, чтобы не шлёпать пару километров от одного корпуса НИИ до другого, особенно в непогоду. Сел и поехал, оставил машинку на специальной стоянке под навесом и пошёл по делам, а вечером на закате, либо разрядив аккумулятор, эти машинки сами разъезжались по специальным гаражам к зарядным устройствам. Причём советскому академику показали схему их системы управления, которая оказалась неожиданной простой, не требующей встроенной ЭВМ для своей работы, но очень продуманной и эффективной.

(Тележка — помесь робота КИН, заводского электрокара, гольф-мобильчика и цехового транспортного робота, ездящего по светлой полосе или индукционному кабелю. Вся начинка вполне примитивная и может быть собрана на реле и транзисторах МП39, кроме силовых драйверов моторов, конечно.)

После обеда Ланн и Тарак показали гостю лабораторию эффектов Снежного Занавеса. Основной её частью был огромный кольцевой аэродинамический тоннель, где моделировалась скорость ветра. Это была, по сути, аэродинамическая труба замкнутого контура, работавшая при температурах сжижения углекислоты. В неё были встроены артефакты-генераторы эффектов, происходящих в Занавесе, и прочие системы, моделирующие условия и процессы в нём.

Капицу впечатлили мощнейшие холодильники, используемые для понижения температуры, устройства, формирующие переохлаждённый снег и различные другие «эффекторы», как называли их сопровождающие пони. Внутренние объёмы кольцевого тоннеля были герметичны и изолированы от внешней среды.