Носорог

А.В. ДЕМЧЕНКО

НОСОРОГ

ПРОЛОГ

Эта история началась поздним вечером, в ничем не примечательной квартире обычного доходного дома в Рестэнде, когда стоявшие на каминной полке в гостиной, бронзовые часы, украшенные скульптурой восточной красавицы с кувшином в руках, звонким боем отметили наступление девятого часа. За окном царила промозглая поздняя осень, окунувшая улицы Тувра в непроглядный туман, плотный настолько, что свет газовых фонарей оказался не в силах дотянуться до земли, и пламя, бьющееся в стеклянных клетках на вершинах вычурных фонарных столбов, словно растворялось в мутном белёсом мареве. В такую погоду стоит пробыть на улице хотя бы полчаса, и одежда тяжелеет, становясь неприятно сырой, грозя своим хозяевам скорой инфлюэнцей, а полы даже самого плотного шерстяного пальто начинают "плакать" редкими каплями мутной воды.

Хозяин квартиры совсем не желал испытать все прелести туврской осени на себе, и благоразумно коротал этот вечер дома, в кресле у камина, под глоток горячего чая, сдобренного толикой терпкого "тернового" бальзама, листая новую книгу молодого, но уже известного писателя. На диво бойкого и живого пера, стоит отметить... хоть автор и иностранец.

Нет, читатель вовсе не был снобом, и не считал, что цивилизация кончается на рейде Дортмута, хотя, в силу своего опыта и имел некоторые основания для подобного мнения... Но нет, просто, книга, которую он с таким интересом листал, повествовала о традициях родной страны, какими их увидел тот самый автор-иностранец. И это, действительно, было интересно...

— Гейс, к вам посетитель. — Неслышно появившийся на пороге, дворецкий подал хозяину дома серебряный поднос, на котором одиноко белел прямоугольник визитной карточки.

Хозяин квартиры не торопясь отложил на столик книгу, не забыв заложить нужную страницу, сплетёной из кожи антилопы закладкой, также не спеша вытащил из жилетного кармана и нацепил на нос пенсне в тонкой серебряной оправе, и лишь после этого взял в руки принесённую ему карточку.

Прочитав значившееся на ней имя, набранное слишком мелким и чересчур затейливым шрифтом, он пожевал губами в коротком раздумье и, глянув на дворецкого поверх стёкол пенсне, кивнул.

— Проси. Узнаем, что на этот раз понадобилось нашей доблестной полиции от отставного военного врача, — еле слышно хмыкнув, проговорил он.

Здесь, стоило бы уделить внимание личности хозяина квартиры. Худощавый человек, лет тридцати пяти-сорока, с обветренным жёстким лицом, на котором, правда, время от времени появлялась открытая улыбка, совершенно разрушавшая первое впечатление о её обладателе, обычно выглядевшем весьма суровым человеком, взгляд которого, многие знавшие его люди оценивали не иначе, как пустой и холодный. Впрочем, каким еще может быть взгляд человека, без малого десять лет штопавшего дырки от пуль, рваные, резаные и колотые раны солдат в колониях, там, где мир — понятие настолько хрупкое, что даже самое это слово звучит крайне редко. Из боязни испортить его, не иначе... как порой усмехался сам воюющий доктор, вспоминая суеверия некоторых своих предков, переселившихся в зелёные долины Шотта с Северных островов, ещё в те времена, когда Империи в этих местах и в помине не было, а была лишь россыпь мелких королевств, то оборонявшихся от набегов северян, то воевавших друг с другом за заливной лужок или деревеньку в пять домов.

Но служба в экспедиционном корпусе Его Величества осталась для доктора позади, оставив на память лёгкую хромоту да небольшой пенсион, и военный врач, капитан Трой Ф. Дорвич, став гражданским человеком, впервые в жизни оказался озадачен вопросом, с которым прежде никогда не сталкивался. Где жить?

При выходе в отставку, он, как ветеран, получил от командования открытый билет на Королевские линии, предъявив который в кассах любого имперского порта, воздушного ли, морского, мог отправиться по своему выбору, либо в Новые владения Короны, либо в бывшую метрополию. По недолгому размышлению, доктор Дорвич решил выбрать старый добрый Тувор — "Сердце Империи", как выспренно именовали прежнюю столицу в газетах... или "Каменный мешок", как предпочитали называть его служившие с доктором офицеры и солдаты из Нового света, хоть раз бывавшие в прежней столице.

Не то, что бы доктор Дорвич так уж мечтал о тихой и размеренной жизни в Тувре, но, подсчитав имеющиеся и доступные финансы, состоявшие из пенсиона и небольшого дохода от родительского имения, и сравнив получившуюся сумму с ценами в двух столицах, почерпнутые из разговоров с солдатами, он пришел к выводу, что жизнь в Старом Тувре обойдется ему куда дешевле, чем в Новых владениях. О возвращении же в родовое имение, Дорвич и не помышлял.

От одного воспоминания о доме вечно кишащем заглядывающими "на огонёк" родственниками, а пуще того, родственницами, почтенного доктора медицины ощутимо передёргивало. А потому, ему достаточно было того, что дворецкий Капс еженедельно списывался с управляющим, и от имени хозяина отдавал тому указания, благо, и сам слуга был родом из тех же мест, и прекрасно знал все тонкости деревенской жизни.

И вот, доктор Трой Ф. Дорвич уже пять лет проживает в Тувре, в тихом и спокойном районе Рестэнд. С утра ведёт необременительную практику, к двум часам пополудни заканчивает приём и отправляется в клуб "Уоргрэйв", где собираются такие же как он, ветераны из сиддских колоний. Там он обедает в компании отставного полковника лёгкой кавалерии Блаттона — немногословного и саркастичного полуальва, и артиллерийского капитана Верденнаура из легендарного Второго огневого, квадратного и громогласного, как и положено истому гному. После обеда — карты или бильярд, беседы на отвлечённые темы со знакомыми офицерами и сержантами, единственным ограничением на которые были... колонии.

Здесь никто и никогда не говорит о Сидде, не рассказывает баек о службе и не вспоминает погибших, хотя мраморная доска с выбитыми на ней именами, по слухам расположенная в часовне, во внутреннем дворике здания клуба, содержалась в идеальной чистоте, и время от времени пополнялась новыми именами. "По слухам", потому как сам Дорвич в той часовне ни разу не был. А при встрече с приходящим для отправления службы викарием, лишь сухо раскланивается с бывшим уоррент-сержантом Восемнадцатого пехотного полка, и тот отвечает ему с той же молчаливой холодностью. Разве что иногда, с уст викария срывается совсем не пастырское солёное словцо в адрес почтенного доктора, но такое обычно бывает лишь после того, как отслужив в часовне, бывший уоррент пропускает стаканчик-другой горячительного в буфете клуба.

Ужинает доктор Дорвич обычно дома, не позже восьми вечера, после чего, если позволяет погода, отправляется на прогулку, либо устраивается в гостиной у камина, с книгой, чаем и "вечной", никогда не выпиваемой до дна рюмкой "тернового" бальзама из запасов, пополняемых за счёт посылок из имения.

Так было и сегодня, когда чтение очередного произведения многословного пикардийца было прервано появлением дворецкого Капса с сообщением о визите полиции.

— Доброго вечера, доктор, — приведённый дворецким, инспектор — одышливый, но весьма шустрый толстячок с роскошными бакенбардами и располагающей физиономией доброго дядюшки, решительно пересёк гостиную и, походя бросив шляпу-котелок и перчатки на стол, остановился в двух шагах от кресла, в котором сидел Дорвич, заставив того задрать голову, чтобы взглянуть в лицо возвышающегося над ним гостя. Надо признать, иного шанса заставить доктора смотреть на него снизу вверх, у инспектора и не было. Ввиду наследия хафлингов, проявившегося в нём нехарактерно сильно для квартерона, ростом инспектор едва ли дотягивал до пяти стоп, тогда как хозяин дома превосходил его более чем на голову в самом прямом смысле этого выражения.

Впрочем, эта невежливость инспектора полиции не произвела на хозяина дома никакого впечатления. Доктор Дорвич вообще был снисходителен к чужим слабостям. А потому, в ответ он лишь покачал головой и, бросив короткий взгляд на заляпанные грязью ботинки и брюки гостя, указал ему на кресло напротив.

— Доброго вечера, инспектор Джейсс. Присаживайтесь поближе к огню, согрейтесь. Погода нынче премерзейшая, бегая целый день по улицам и простудиться недолго, уж поверьте врачу, — проговорил Дорвич и повернулся к дворецкому, скользнувшему к столу и явно нацелившемуся на шляпу и перчатки гостя, которые тот не соблаговолил отдать ему при входе. — Капс, подайте инспектору чаю с бальзамом.

— Благодарю вас, доктор, — благодарно кивнув, улыбнулся гость, с пыхтением устраиваясь в кресле. — На улице и в самом деле, ж-жуть как холодно. А я целый день на ногах. То ограбление в Пампербэй, то налёт на почтовую станцию в Блэкхилл, потом массовая драка в Дортмутских доках... такое впечатление, что все преступники разом решили выйти сегодня на промысел!

— Очевидно не все, раз вам удалось выкроить время и навестить ипподром, а? — улыбнулся доктор.

— Даже не буду спрашивать, как вы догадались, — после небольшой паузы фыркнул инспектор.

— Скажем так, вам давно следовало бы избавиться от привычки прятать букмекерские квитанции в шляпу, инспектор, — Дорвич поднял со стола выпавшие из котелка гостя бумажки характерного голубоватого цвета. Джейсс сконфуженно вздохнул, и доктор решил сменить тему. — Итак, что вас привело в мой дом... сегодня?

— Совершенно странный случай, доктор! — всплеснув руками, инспектор с готовностью переключился на другую тему. — Вы же знаете, со всеми инициативами нашего Парламента, у Шоттского двора, вообще, и вашего покорного слуги, в частности, изрядно прибавилось головной боли. Чего стоит один билль о свободном поселении в землях метрополии! Стоило Его величеству утвердить этот драххов документ, как поток переселенцев из колоний, буквально захлестнул наш старый добрый Тувор. И ладно бы, сюда ехали законопослушные обыватели, так ведь нет! Им и в колониях живётся неплохо, а в мой город устремились совершеннейшие лишенцы! Бандиты, воры, попрошайки и мошенники всех мастей... верите ли, только вчера вечером мой помощник закончил подготовку отчёта для Королевской комиссии, где чёрным по белому написано о росте числа преступлений в Тувре и связи этой отвратительной тенденции с прибывающими в порт транспортами из колоний! А сегодня, лишь по результатам одной только массовой драки в Дортмутских доках нами было задержано более пятидесяти субъектов, из которых тридцать восемь прибыли в Тувор из драхховых колоний! И это я ещё не считаю сбежавших с места происшествия!

— Понимаю ваше возмущение, инспектор, и, поверьте, всецело его разделяю, — невозмутимо выслушав собеседника, доктор Дорвич вклинился в его полную искреннего возмущения речь, как раз в тот момент, когда гость на миг прервался, чтобы отдышаться и сделать глоток чая. — Но от меня-то вам что нужно?

— Пф, — инспектор отставил в сторону чашку и, нервно расправив широкой ладонью пышные бакенбарды, шумно выдохнул. — Простите, доктор. Накипело, да... Собственно, я к вам пришёл как к известному знатоку, забывшему о колониях больше, чем когда-либо знал любой из наших кабинетных учёных.

— Вы мне льстите, инспектор, — едва заметно дёрнул краешком губ Дорвич.

— Если только самую капельку, гейс, — развёл руками его собеседник. — Видите ли, в результате этой драхховой стычки в доках, пострадало несколько разумных. Мои люди, разумеется, доставили их в Госпиталь Святого Лукка, но там возникли некоторые сложности с составлением протоколов. Мы оказались не в состоянии опросить одного из пострадавших, поскольку этот синий бедолага не говорит ни на одном известном наречии! Да к драхху! Мы даже не смогли определить по его внешнему виду, к какой расе принадлежит это "чудо". Вот тут я и вспомнил о вас, доктор Дорвич. Вы же известный полиглот и знаток народов, населяющих восточные земли. Может быть, сумеете разговорить наш "подарок"?

— Сейчас? — Дорвич покосился на окно, за которым, в полной темноте наступившей ночи шумел ливень и грохотал гром, и перевёл скептический взгляд на собеседника. А когда тот энергично кивнул, печально вздохнул.

Часть 1. О, этот дивный новый мир!

Глава 1. Добрый вечер, господа

"Голубое ухо, голубое брюхо, голубой чубчик, как дела голубчик?" М-да, ну, чубчика на этой лысой башке и в помине нет, как, собственно, и вообще, какого-либо волосяного покрова на теле... за исключением ресниц, а вот в остальном... Я отвернулся от зеркала и, потерев голубой лапищей голубой же лоб, со вздохом побрёл обратно к скрипучей койке с тощим матрацем, на котором я и очнулся каких-то полчаса назад.

Поймав себя на мысли, что сижу на краю застеленной ветхим бельём постели, и задумчиво рассматриваю свои новые руки, продолжая мычать песенку из старого советского мультика, я тряхнул головой и попытался выругаться. Результат... "специфический". Внушительный частокол зубов, которым может похвастаться моё новое тело, должно быть великолепно подходит для разгрызания костей, но вот говорить с этакими кусалками... М-да, мечта логопеда, чтоб её!

Нервный хохоток, вырвавшийся из глотки помимо моей воли, заставил сжать кулаки так, что плоские, но чрезвычайно острые и прочные пластины ногтей до боли впились в ладони и... ну, в принципе, чего-то такого следовало ожидать. Если кожа у нынешнего моего тела, насыщенного голубого цвета, то что уж говорить о цвете крови?

Ха! Видели бы меня испанские гранды, навек бы зареклись хвастаться цветом текущей в их жилах жидкости. Нет, не могу сказать, что моя нынешняя фигура или морда лица возьмут первое место на конкурсе уродов, но человеческим это тело точно не назовёшь, даже если сделать скидку на цвет кожи, размеры туши и особенности её строения. Да и лицо странное. Не чужое даже — ч у ж д о е. Слишком тяжёлая челюсть, слишком мощные надбровные дуги. Глазки маленькие, глубоко посаженные. Так глубоко, что их синий цвет не сразу-то и различишь. Скулы? О такие можно камни отёсывать. Уши торчком стоят и нет, не как у эльфа какого, а скорее уж, как у бегемота в атаке. И нос! О да, нос, это феерия! Курносый, но с широкими, "негритянскими" ноздрями и словно проклюнувшимся на переносице рогом. Хм, вот интересно, у этого тела, случаем, в предках носорог не затесался? Хищный, ага... судя по зубкам. Чёрт, вот же чушь в голову лезет!

Я улёгся на жалобно скрипнувшую под моим немалым весом панцирную кровать и, прикрыв глаза, чтоб их не резал бьющий в окно свет уличного фонаря, попытался вспомнить события, что привели меня к нынешнему... состоянию. А вспоминалось хреново.

В голове крутились какие-то рваные образы и звуки, слова незнакомого рычащего языка перемежались с вполне понятной, человеческой речью, а виды знакомых, кажущихся родными улиц какого-то огромного города, мешались с воспоминаниями о не менее родных заснеженных горах. Образы наслаивались друг на друга, вызывая недоумение, непонимание... и ярость пополам с дикой тоской. От такой непередаваемой смеси эмоций, моя несчастная голова начала трещать, словно спелый арбуз в руках торговца. Из горла вырвался низкий вибрирующий рык и... я отключился. Снова.

Пробуждение было похоже на первое, как две капли воды. Тот же дурно побеленный потолок над головой, тот же резкий запах хлорки от постельного белья, та же убогая обстановка... и те же лица. Впрочем, вру. Помимо двух застывших истуканами мордоворотов в старомодных чёрных мундирах, и мечущегося по комнате, что-то невнятно лопочущего толстячка с бакенбардами, которого я уже видел сегодня перед тем, как отрубиться в первый раз, на этот раз, в гости пожаловал ещё один господин. Подтянутый высокий... джентльмен, иначе не скажешь. Худощавый, с явно военной выправкой, рыжеусый гость с интересом косился в мою сторону, но делал вид, что внимательно слушает толстячка. А тот всё разорялся, выстреливая по сотне слов в минуту. Наконец, его спутник не выдержал и, одной короткой фразой прервав речь своего знакомца, кивком указал ему на меня. А толку-то? Я и утром не понимал, чего он там бормочет, сомневаюсь, что за прошедшие несколько часов, что-то изменилось.

Толстяк, очевидно, тоже помнил фиаско, которое постигло и его самого и его людей, когда они пытались меня о чём-то расспрашивать в прошлый раз, потому как в ответ на реплику рыжеусого, он лишь фыркнул и изобразил рукой жест, который я интерпретировал как: "он весь ваш".

И действительно, рыжеусый подхватил стоявший у стены старый стул и, поставив его в метре от моей кровати, с удобством, и я бы даже сказал, неким облегчением устроился на нём. Хромота... и судя по всему не врождённая. Но вот с тростью гость управляется привычно... Значит, болячка старая, и с неудобством от неё он давно смирился. Учитываем относительную молодость гостя, плюсуем его военную выправку и, с вероятностью в восемьдесят процентов можем утверждать, что болячка эта была занесена чем-то железно-кусачим. Боевое ранение, иначе говоря.

А это значит... что? Здесь ещё не умеют проводить комплексное восстановление тканей. Или, оно попросту не по карману сидящему напротив меня человеку. Что вряд ли, учитывая старомодный, но явно новый, сшитый по фигуре костюм-тройку из натуральной шерсти, золотые запонки и несуразную, но золотую же, цепочку жилетных часов, вкупе с вычурной, явно недешёвой тростью, серебристый набалдашник которой тоже может похвастаться золочёной отделкой.

В общем, как ни неприятно было бы утверждать, но одним только подменённым телом, мои проблемы не ограничиваются. Внешний вид гостей, привычка с которой они носят неудобную на мой взгляд, старомодную одежду, общий вид помещения в котором я нахожусь... да, чёрт возьми, даже вид за окном, всё это не просто говорит, вопит о том, что я нахожусь не только в чужом теле, но и в чужом мире. И вот это уже совсем плохо. Или нет?

С удивлением поймав себя на мысли, что меня совершенно не трогает сей мудрёный факт, я уставился на рыжеусого, решившего привлечь моё внимание щелчком пальцев перед лицом. Моим лицом.

В ответ, я щёлкнул зубами. Негромко, но явственно. Истуканы у двери напряглись, а толстячок в бакенбардах выдал очередную пулемётную очередь из доброй полусотни слов. Рыжеусый же, лишь чуть отпрянул, но даже не изменился в лице. Хорошая выдержка, я бы так не смог.

Что-то успокаивающе сказав своему спутнику, бывший военный смерил меня полным любопытства взглядом и, с очевидным напряжением положив ногу на ногу, выдал зубодробительно щёлкающий набор звуков, в котором я, к своему величайшему удивлению, смог уловить что-то... почти внятное. Подвигав челюстью, я попытался поймать это ускользающее чувство понимания и кое-как прорычал-прощёлкал приветствие-представление, споткнувшись на своём имени. Ну... не знаю я, как меня здесь зовут. И что хуже, не помню, как звали раньше. В смысле, дома... в смысле... Дьявольщина!

Уж не знаю, что такого высмотрел в моей крайне невыразительной физиономии, рыжеусый, но он состроил сочувственное выражение лица и, похлопав меня по плечу, обернулся к выжидающе застывшему на месте толстячку. Бросив тому пару фраз, гость отмахнулся от очередного словесного обстрела своего знакомца и, покачав головой, кивнул тому на дверь. Толстяк потеребил свои бакенбарды, тихо, но очевидно совершенно непечатно выразился и, пожав плечами, вышел вон. А следом за ним, комнату покинули и охранники.

— Ты... себя... знаешь? Помнишь? — проскрипел-прощёлкал рыжеусый, вновь обернувшись ко мне.

— Мало... ничего... — отозвался я на том же странном наречии. И определить, кому из нас было сложнее говорить, я бы не смог. Мой собеседник явно имел слишком мало практики в общении на, наверное, родном для этого тела, языке. А у меня... у меня были лишь обрывки знаний, к которым я и обратиться-то толком не мог без того, чтобы не получить укол резкой боли в затылок.

— Вообще... чёрный... что-то? — здесь я уже спасовал. Разобрать этот набор звуков было выше моих нынешних возможностей. Так что, я даже не стал делать вид, будто пытаюсь понять, что именно говорит мой собеседник. Просто ткнул в свою голову пальцем и сморщил физиономию как мог. А мог плохо. С мимикой у этого тела полный швах.

Тем не менее, рыжеусому этого хватило. Он понимающе покивал и, резко поднявшись с места, шагнул к двери. Распахнув её, гость что-то резко пролаял куда-то в коридор, и уже через несколько секунд в комнату ввалился облачённый в серый костюм господин, с тощей папкой в руках.

Отобрав у визитёра папку, рыжеусый, не обращая никакого внимания на его тихое блеянье, принялся перелистывать принесённые ему документы и, явно наткнувшись на что-то важное, ткнул в одну из бумаг пальцем, одновременно что-то зло выговаривая своему собеседнику. Тот бледнел, краснел, но огрызнуться даже и не подумал. Наоборот, выслушав рыжеусого, визитёр подхватился и, что-то быстро протараторив, скрылся из виду. Рыжеусый же, недовольно покачав головой, обернулся ко мне.

— Удар.. камень в голову... потеря знания... память. Лечить. Ты не драться.

Ну, в принципе, как-то так и было, да. По крайней мере, те немногие образы, что не вызывают у меня головной боли, говорят о какой-то драке в толпе. Потом была тьма... и очнулся я уже здесь, в госпитале, если я правильно понял то, что успел рассмотреть, когда пришёл в себя в этой комнате в прошлый раз. Тогда, тот самый дядька в сером костюме, что только что выскочил за дверь, пытался меня осмотреть, а мордовороты в мундирах ему мешали своими попытками меня же допросить. Потом явился толстяк с бакенбардами, вопросы посыпались как из рога изобилия, и доктор окончательно плюнул на попытки выполнить свою работу. За что сейчас и расплатился выговором от рыжеусого. Чем тогда дело закончилось, я понятия не имею. Отрубился.

— Я нет драться. Вы — лечить, — коряво согласился я, и через несколько секунд в комнате стало тесно от набившихся в неё людей... и нелюдей. Оказывается, я не один здесь такой странный!

Хех, даже легче стало, как увидел одну из здешних медсестричек. Высокая, ладная, но явно не по-человечески скроенная. Слишком гибкая, слишком изящная, да и кошачьи зрачки... м-да.

Рыжеусый командовал персоналом, как генерал армией. А сунувшегося было толстячка, выпроводил одной короткой, но о-очень экспрессивной тирадой. И могу поспорить, цензурными в ней были разве что предлоги!

Впрочем, долго наблюдать за творящейся вокруг суетой, у меня не вышло. Рыжеусый принял из руки кошачьеглазой медсестры в белоснежном балахоне, доисторический стеклянный шприц с прозрачной жидкостью и, ободряюще улыбнувшись, с размаху всадил толстенную иглу куда-то мне под ключицу. И мир померк. Опять!

* * *

— Итак, доктор, что вы можете мне поведать об этом... субъекте? — осведомился инспектор Джейсс, когда Дорвич, наконец, вышел из палаты, где вокруг синекожего нелюдя продолжал суетиться персонал госпиталя.

Доктор Дорвич извлёк из кармана золочёный портсигар, задумчиво покрутил его в руках и, глубоко вздохнув, поманил неугомонного полицейского за собой.

— Жутко хочу курить, инспектор, а в здании это запрещено, — проговорил он и, звонко цокая металлической набойкой на трости, повёл старого знакомого к выходу. Накинув на плечи протянутое гардеробщиком пальто, Дорвич благодарно кивнул старику и, выйдя на крыльцо госпитального здания, щелчком пальцев запалил зажатую в зубах ароматную папиросу. Покорно молчавший всё это время, инспектор Джейсс не выдержал.

— Ну же, доктор! — рыкнул он, отчего Дорвич еле сдержал усмешку. Ну уж очень потешно выглядел рычащий потомок хафлингов с огромной сигарой в зубах.

— Успокойтесь, друг мой, — проговорил врач. — Не надо нервничать, у вас и так был не самый простой день! А если вы не возьмёте себя в руки, то я могу вам гарантировать весьма скорый и совершенно неотвратимый апоплексический удар. Слово врача.

— Доктор-р Дор-рвич! — бакенбарды инспектора воинственно встопорщились, а в интонациях явно послышалась угроза.

— Инспектор, возьмите себя в руки! — рявкнул в ответ тот. — Или я пропишу вам успокаивающие пилюли, и лично буду просить гейду Джейсс проследить за тем, чтобы вы принимали их в положенное время!

Инспектора Лероя Ламмела Джейсса можно было назвать самонадеянным, самоуверенным и даже, иногда, самодуром. Но житейской смётки, он был не лишён, как и определённой, свойственной большинству потомков хафлингов, доли чутья на неприятности. И не его вина, что порой эти самые неприятности сулили ему не бандиты и воры Тувра, а недовольство гейды Лерой Джейсс.

Супруга инспектора Шоттского двора была дамой правильных взглядов и превыше всего в своей замужней жизни ставила благополучие семьи и домашний уют. Но если благодаря её командным навыкам, передавшимся гейде Джейсс, очевидно, от покойного батюшки, полковника и губернатора Лидской провинции, дом инспектора, стараниями вышколеных слуг, находился в идеальном состоянии, то с благополучием семьи всё было не так безоблачно. И больше всего в этом смысле, почтенную гейду Джейсс беспокоило здоровье драгоценного супруга, за состоянием которого она следила со вниманием коршуна, наблюдающего за птичьим двором, и готова была биться за него... даже с самим инспектором. Точнее, в первую очередь с инспектором Джейссом, который, по её мнению, относился к своему здоровью непозволительно наплевательски.

Не удивительно, что упоминание доктором Дорвичем в одном предложении здоровья инспектора, пилюль и супруги, заставило почтенного гейса Джейсса взять себя в руки и молча дождаться того момента, когда его собеседник, наконец, расправится со своей папиросой и сам начнёт разговор о голубокожем гиганте, вокруг которого до сих пор царила совершенно необъяснимая суета.

— Итак, что я имею вам сообщить о нашем... субъекте, — убедившись, что словоохотливый инспектор молчит и готов наконец внимательно и, самое главное, не перебивая слушать приглашённого им же специалиста, доктор Дорвич затушил окурок и, выбросив его в стоящую у входа в госпиталь урну, продолжил: — Он, несомненно, прибыл в Тувор издалека. Как уж этого юношу занесло в Дортмутские доки, я не скажу. Не знаю...

— Юношу? — изумился господин Джейсс. — Вот этот вот громила, по-вашему, юноша?!

— Инспектор, — с намёком протянул Дорвич. Тот вздохнул и махнул рукой, мол, продолжайте, я молчу. И доктор продолжил: — итак, сей молодой огр, к вашему сведению, никак не мог быть вовлечён в драку в доках... иначе как волей случая. Потому как ни слова не понимает на лэнгри, а, следовательно, и подбить его на участие в драке никому не удалось бы.

— А если... — осторожно начал инспектор, но его собеседник лишь покачал головой.

— Нет, гейс Джейсс. За деньги он драться тоже не стал бы. Точнее, в этом случае, он почти гарантированно проломил бы голову тому, кто предложил бы ему подобный... заработок.

— Не понял, — помотал головой инспектор, отчего его бакенбарды заколыхались, словно упустившие ветер паруса.

— Народ, к которому относится этот юноша, весьма щепетилен в некоторых вопросах. В частности, драка для них — способ самоутверждения и определения места в иерархии их общества, — попытался объяснить доктор, но, заметив недоумённый взгляд собеседника, зашёл с другой стороны. — Иными словами, предложить им деньги за драку, всё равно что попытаться купить вечер в обществе девицы из гентри.

— Доктор, — с укоризной произнёс инспектор, как и все представители того самого гентри, чрезвычайно остро реагирующий на скабрезности, даже такие завуалированные.

— Уж простите старого солдата, — усмехнулся в ответ тот. — Но вы же поняли, что я хотел сказать?

— Разумеется, — вздохнул инспектор. — Но это не значит, что мне по нраву подобные... намёки. Ладно, оставим это. Вас всё равно не переделать... Вернёмся к нашему субъекту. Доктор, я, разумеется, доверяю вам и вашим знаниям, но одного только утверждения даже такого знатока как вы, что некто не мог принимать участия в противоправном деянии лишь потому, что... да по какой угодно причине, судье будет совершенно недостаточно. Мне необходимо допросить этого синекожего, а вы, как я успел убедиться, умеете говорить на его трескучем наречии. Вы же понимаете, что я хочу сказать?

— Понимаю, — с улыбкой принял обратную шпильку доктор Дорвич. — Но думается мне, это будет очень непросто.

— Почему же? — нахмурился Джейсс.

— Во-первых, потому, что я не настолько хорошо знаю это наречие, как вам могло показаться. А во-вторых... боюсь, наш юный огр сейчас знает свой язык не лучше меня, — развёл руками врач.

— Что за чушь?! — вспылил инспектор, но заметив взгляд Дорвича, постарался взять себя в руки. — Издеваетесь?

— Ничуть, — покачал головой тот. — В драке юноша получил очень сильный удар по голове, что, кстати, отражено в заметках госпитального хирурга. И этот удар, судя по наблюдаемым мною реакциям, повлёк за собой потерю памяти. Частичную, но... весьма тяжёлую. И если бы ваши добберы не мешали врачам госпиталя делать своё дело, возможно сейчас проблема была бы уже решена. Увы, но эликсир Памяти следует применять не позже чем через шесть часов после получения травмы. Только в этом случае, есть надежда, что пациент полностью восстановит свои знания и память. В нашем же случае...

— Доктор, вы же шутите, да?

— Ни в коей мере. Не издеваюсь и не шучу, — резко ответил тот, но почти тут же смягчил тон. — Инспектор, я понимаю, что в вашей ситуации... с учётом позиции, занимаемой Кабинетом и парламентской комиссией, количество гостей метрополии, привлечённых к ответственности за уголовные преступления, играет решающую роль, но поверьте, этот молодой огр не участник драки, а её жертва. Да и не только её, а?

— Доктор Дорвич, вы... — потомок хафлингов совершенно верно понял то, о чём не сказал его собеседник... и тяжело вздохнул. — Драхх с вами. Делайте с этим синим, что хотите! Но если я, хоть когда-нибудь услышу об этом субъекте или, того хуже, он попадётся моим добберам на горячем... Доктор, вы меня знаете.

— Благодарю вас, инспектор, — расцвёл в искренней улыбке его собеседник. — Наука, в моём лице, не забудет ваше великодушие, ручаюсь.

— Вы ещё пообещайте взять меня в соавторы вашей будущей монографии по этому случаю, — фыркнул Джейсс.

Глава 2. Подсчёт активов

В свою квартиру в Рестэнде, доктор Дорвич вернулся далеко за полночь, но вопреки ожиданиям верного Капса, настроение у хозяина было великолепным. Мурлыкающий какой-то затейливый восточный мотив, довольный и явно чем-то взбудораженный, отставной врач являл собой настолько удивительное зрелище, что слуга даже забыл взять у него плащ и шляпу. Те так и полетели на стол в гостиной, куда доктор Дорвич ворвался вихрем, напрочь забыв о своей хромоте!

— Гейс, прикажете подать чаю? — осведомился Капс, не смотря на удивление, сумевший сохранить невозмутимое выражение лица, как и положено дворецкому приличного дома.

— Чай? — доктор на миг замер и, ловко крутанув в ладони тяжёлую трость, усмехнулся. — Нет, Капс. К драхху чай! Подай бутылку монтрёза... ту, что прислал полковник Пибоди в благодарность за лечение его супруги в прошлом триместре.

— Сию секунду, гейс, — подхватив со стола шляпу и плащ, слуга кивнул и скрылся в буфетной, чтобы уже через минуту вернуться в гостиную с затребованным хозяином напитком. Разумеется, Капс не забыл добавить к крепкому франконскому миндаль и сыр. Конечно, следовало бы дополнить закуски сухой иггерийской ветчиной, но... увы, как раз её-то в запасах и не оказалось.

Укорив себя за непредусмотрительность, дворецкий поставил поднос на столик рядом с камином, в кресле у которого предпочитал проводить вечера его хозяин, не преминув доложить тому о своём упущении. Но занятый перелистыванием многочисленных справочников и словарей, стоящих на книжных полках в углу, доктор Дорвич отмахнулся в ответ на слова своего слуги.

— Закажешь в лавке завтра, — пробормотал он, откладывая один из толстенных словарей, и берясь за следующий. Но, быстро пролистав несколько страниц, недовольно цокнул. — И здесь нет. Да, Капс!

— Слушаю? — замерший у дверей, дворецкий обернулся.

— Драхх с ней, с ветчиной. Будет — хорошо, нет и не надо. Главное, зайди с утра в букинистическую лавку мэтра Тарди, и сообщи ему, что управляющий прислал нам бочонок того самого бальзама, что ему так понравился.

— Разумеется, гейс. Однако, осмелюсь спросить, какой именно бочонок прислал нам Ларс? Вёдерный или трёхвёдерный? — осведомился дворецкий.

— Полный, Капс, — оторвавшись от перелистывания очередного обитого кожей и украшенного золотым тиснением тома, ответил хозяин. — Мы же не хотим обидеть уважаемого мэтра, подарив ему початую ёмкость?

— Значит, трёхвёдерный. Будет исполнено, гейс, — с лёгким, почти незаметным вздохом констатировал слуга, что не укрылось от вроде бы увлечённого своим делом доктора.

— Не переживай, дружище, — улыбнулся он, сверкнув стёклами пенсне. — Месяц на исходе, а значит, не позднее чем через неделю Ларс пришлёт очередную посылку для пополнения наших запасов.

— Осмелюсь заметить, гейс, если бы он не сделал этого сегодня, то через неделю у нас в запасе было бы уже два трёхвёдерных бочонка, — заметил дворецкий и, прежде чем хозяин вновь начал намекать на якобы прогрессирующую прижимистость своего слуги, кивнул в сторону подноса с монтрёзом и закусками. — Ваше франконское, гейс.

— Да-да, благодарю, Капс. Ты свободен. Лёгких сновидений, — вздохнув вслед за своим дворецким, доктор махнул ему рукой.

— И вам хорошей ночи, гейс, — отозвался тот и, коротко кивнув, вновь скрылся за дверью в буфетную. Желать своему хозяину, как это принято, лёгких сновидений, дворецкий не стал. Какой в этом смысл, если по всем признакам, доктор намерен посвятить эту ночь своему хобби, то есть, очередным лингвистическим исследованиям?

Замерев у массивного поставца, Капс бросил взгляд на уже закрывшуюся дверь в гостиную и решительно сменил направление движения. Вместо собственной спальни, дворецкий направился на кухню. Пусть это и не его вотчина, а приходящей кухарки, но та появится в квартире не раньше восьми часов утра, а бодрящий эликсир вполне может понадобиться хозяину раньше. Даже наверняка понадобится. Не мальчик уже, всё-таки, чтобы сутками не спать... пусть сам доктор и считает иначе. Как бы то ни было, от фиала бодрящего эликсира утром он точно не откажется.

Заглянув по пути в кладовку, Капс извлёк из неё внушающий уважение своими габаритами и добротностью, кожаный саквояж с полукруглой крышкой и, проверив на месте его содержимое, продолжил путь на кухню. Щелчком пальцев отправив в зев плиты небольшой огонёк, тут же воспламенивший горючий камень, сложенный там на утро, дворецкий водрузил на "зубы" конфорки извлечённый из саквояжа миниатюрный котелок и, расставив на рабочем столе склянки с необходимыми ингредиентами, приступил к изготовлению зелья. Конечно, Капс не дипломированный зельевар, но в приготовлении некоторых эликсиров и декоктов может дать фору и профессионалам...

Ну а пока дворецкий был занят заботами о своём хозяине, а тот перерывал свою домашнюю библиотеку в поисках нужных сведений, причина всей этой суеты тоже не сидела без дела.

* * *

Череда этих включений-отключений меня изрядно достала, так что, придя в очередной раз в сознание и убедившись, что вокруг глубокая ночь, а значит, рядом нет каких-нибудь наблюдателей или просто любопытных, что могут поднять шум или позвать очередную команду докторов, которая вновь отправит меня в забытьё, я сполз с койки и... первым делом, попытался освоиться с телом. Помня, как меня мотыляло из стороны в сторону при прошлом пробуждении, я предположил, что виной тому было не только моё помрачнённое состояние, но и изменившиеся пропорции тела, а, следовательно, и центр тяжести. И оказался прав.

Добрых полчаса я ковылял по комнате, изредка раздражённо поглядывая на собственное отражение, то и дело мелькавшее в маленьком зеркале, висящем в углу над жестяным рукомойником. Собственно, поводов для раздражения было два. Первый, это моя голубая, едрит мадрид, рожа, а второй... сам факт, что я видел это отражение в зеркале, при том, что на улице царит ночь, шторы задёрнуты и свет в комнате не горит! А что будет, если его зажечь?

Убедившись, что ноги меня держат достаточно надёжно, и каждый шаг не грозит падением, я подошёл к ведущей в коридор двери и, осторожно надавив на показавшуюся какой-то неудобно маленькой, дверную ручку, осторожно выглянул в коридор. Не сказать, что здесь было значительно светлее, чем в "моей" комнате, но всё же, горящий где-то в конце коридора одинокий ночник чуть разгонял темноту... ну, должен был разгонять её, по идее. Я как-то разницы не заметил. Равно, как и наличия людей в коридоре. А вот когда вернулся в комнату и добрался до старомодного поворотного выключателя...

Мля! Ослепительный свет от единственной лампочки, резанул по глазам так, что я еле задавил рвущиеся из глотки ругательства... или рёв? В общем, закрыв слезящиеся глаза и сдавленно булькнув что-то неопределённо матерное, я нашарил лапой чёртов выключатель, и комната вновь погрузилась в блаженную темноту.

Наощупь добравшись до рукомойника, зверски загудевшего, стоило открыть, опять показавшийся неудобно мелким, вентиль, я плеснул в глаза едва тёплой водой и, смыв с лица жгучие слёзы, кое-как проморгался и рискнул наконец открыть глаза. И снова та же петрушка. Несмотря на непроглядную, казалось бы, темень, я прекрасно видел и комнату, и всю её обстановку. И не смутными силуэтами, как должно было быть, а вполне в цвете... пусть его гамма и казалась несколько более блеклой, по сравнению с привычной мне... точнее, моему прошлому телу.

Собственно, вывод из всего этого идиотского приключения следовал только один: я не просто оказался чёрт знает где и непонятно в чьём теле. Бывший носитель этого голубого "костюма" был существом определённо ночным... либо это следствие той самой травмы головы, что вроде как диагностировал рыжеусый врач.

Раздвинув тяжёлые, пахнущие пылью шторы, я вернулся к своей узкой скрипучей койке, осторожно уселся на её край и, подперев ладонью квадратный подбородок, удививший, кстати, мягкостью кожи, уставился на пейзаж за окном. Не то, чтобы вид был таким уж захватывающим, ночная улица, она и есть ночная улица, но кое-какие детали давали достаточно пищи для размышлений. Газовые фонари, например, или брусчатая мостовая, по которой однажды даже процокал копытами какой-то экипаж...

Я перевёл взгляд на тускло блеснувшую стеклом лампочку, болтающуюся на витом проводе под потолком моей комнаты, и пожал плечами. Электричество в доме, газовое освещение на улице... а учитывая ещё и гужевой транспорт, здесь, очевидно, являющийся вполне обыденным делом, можно сделать пусть предварительный, но вполне оправданный вывод об уровне развития здешней цивилизации. Хотя, конечно, не всё так однозначно.

Ту же крытую коляску под управлением засыпающего возницы, тащила вовсе не лошадь, а что-то чешуйчато-зубастое, больше похожее на длинноногую ящерицу с обрубленным хвостом, а сияющий множеством огней дирижабль, проплывший в затянутом тучами небе, был слишком велик даже для этих воздушных кораблей, если, конечно, я правильно смог привязать его габариты к видимым ориентирам. А если вспомнить моё прошлое "включение" и кошачьеглазую медсестру, с лёгкостью левитировавшую в руки доктора какие-то склянки, то вопрос об уровне развития здешней цивилизации становится куда сложнее. Расы, опять же... ну, допустим, в моём прошлом, отличий между негроидами и монголоидами было, пожалуй, даже больше, чем между тем же рыжеусым полиглотом и медсестрой с кошачьими глазами, но... Да уж, это самое "но" отражается в зеркале каждый раз, как я к нему подхожу. Голубая морда с проклюнувшимся из переносицы рогом и зубастой пастью монстрика из дешёвого ужастика... Это как-то...

Как я ни старался отрешиться от вопросов, что ещё днём вызывали у меня натуральную мигрень, всё равно к ним вернулся. Как я сюда попал? Кто я?... Чёрт!

Прострелившая виски, острая боль заставила откинуться на жалобно скрипнувшую кровать. Я обхватил голову руками и принялся мысленно твердить таблицу умножения. Не помогло. Перешёл на умножение двузначных чисел и, спустя минуту, боль всё же отступила. Но кое-что изменилось. В памяти, словно кто-то приоткрыл заслонку, и мутные образы гор и каких-то городов стали отчётливее, а вместе с ними пришло понимание... осознание? Нет, скорее, всё же, знание. Вернулась часть тех знаний, что имелись у прежнего владельца этого синекожего тела, и не только. Эмоций почти не было, но теперь, пожалуй, я бы смог объясниться с рыжеусым полиглотом куда лучше. Да и с прежними соотечественниками, кажется, смог бы поговорить. Хоть как-то.

На пробу попытался проговорить вслух названия окружавших меня предметов, скривился от собственной рычащей шепелявости, но самое главное, понял, что чётко могу разделить свой "новый" язык и "прежний". А уж понять, какой из них первый, какой второй, проблемы не составило. На своём языке, это синекожее тело говорит куда отчётливее и понятнее, нежели на моём. В смысле... Ай, и так понятно!

То есть, получается, что при разговоре, я точно не перепутаю, на каком языке говорить. Уже неплохо. Правда, никакой личной информации в голове так и не появилось, но... не всё же сразу, верно? Главное, память возвращается. И это хорошо, глядишь, через год-другой и вспомню свою жизнь, точнее, обе... Если раньше не сойду с ума от этих приступов.

Облегчённо вздохнув, я поднялся с многострадальной койки, покрутил головой, разминая шею и, бросив взгляд на бугрящиеся немалыми мышцами, руки, упал на кулаки. Отжимания пошли легко и непринуждённо. Этому телу, словно бы вовсе неведомо было понятие "усталость". На третьей сотне "толканий планеты", как говорил... кто-то, мне просто надоело это монотонное действо и я, легко оттолкнувшись ладонями от пола, оказался на ногах. Любопытно. Что-то я слишком удивлён таким результатом проверки. Раньше я так не мог? Стоп-стоп-стоп. Думаем в другую сторону! А что ещё я могу? Во-от, другое дело. Сейчас и проверим.

Убедившись, что боль не собирается превращать мой мозг в равномерно взбитый мусс, я облегчённо вздохнул и окинул комнату взглядом, в поисках чего-нибудь, что могло бы заменить мне спортивный инвентарь. Но кроме койки, рукомойника и монструозного шкафа, здесь больше ничего не было. Впрочем, есть ещё чугунная "гармошка" отопительной батареи...

Я хотел было использовать её в качестве упора для классического упражнения на пресс, но едва попытался его выполнить, как раздавшийся откуда-то из стены тихий хруст заставил прекратить эксперимент. Вытащив ноги из-под батареи, я вгляделся в места её крепления и порадовался своему чуткому слуху. Боюсь, не остановись я, и сейчас комнату заливало бы горячей водой... ну или не очень горячей, как я понял, потрогав едва тёплую чугуняку.

Вот, кстати, интересный момент: учитывая голые ветви дерьевьев в маленьком скверике, что виден из окна моей комнаты, и низкие облака, то и дело плачущие мутной моросью, погодка на улице должна быть весьма и весьма прохладной. Батареи же в здании едва-едва тёплые, а я одет... ну, чёрные семейники по колено тоже же можно назвать одеждой, верно? Тем не менее, несмотря на столь "летнюю" форму одежды, холода я не ощущаю. Совсем. Выходит, моё нынешнее тело привычно не только к ночному образу жизни, но и к низким температурам? Интересно.

Почувствовав приближение очередного приступа, я чертыхнулся и вновь принялся осматриваться в поисках чего-нибудь, что отвлечёт меня от опасных вопросов. Первой на глаза попалась койка, но и этот эксперимент не задался. Подняв её двумя руками и осознав, что практически не ощущаю веса железной кровати, вернул её на место и... поднял одной рукой. За ножку. Тьфу ты!

Покосился на шкаф, но тот выглядел настолько старым и обшарпанным, что казалось, ткни его пальцем и он сам развалится. Рисковать не стал, уроню, разобью, выставят счёт за порушенную мебель, а я кошелёк в других семейниках оставил. Конфуз выйдет.

А вот заглянуть внутрь не помешает. Мало ли, вдруг там есть что-нибудь интересное? Штаны этого тела, например... то есть, мои, конечно. Раз уж занесло в этот синий ужас, придётся смириться с мыслью, что теперь это и есть моё тело. Другого-то всё равно не помню.

А вспомню? Так, то когда ещё будет, глядишь, я к тому времени уже и к нынешнему телу попривыкну. Тем более, что кое-какие плюсы уже определены. Силушка та же, например. Ну уверен я, что в прежнем теле, такие фокусы как поднимание железной кровати за одну ножку, одной же рукой, были мне не доступны. Морозостойкость, опять же. Тоже плюс немалый. Не люблю холод... точнее, не люблю мёрзнуть. О! Никак личная информация пош... Дьявольщина!

Кое-как избавившись от очередного укола боли, я перевёл дух и, потерев вновь заслезившиеся глаза, тряхнул головой, вновь возвращаясь к подсчёту плюсов и минусов своего нынешнего положения, по возможности, без обращения к сбоящей памяти. Всё что угодно, лишь бы успокоить ноющую голову!

Минусы? Есть и они, куда ж без них-то? Вот зрение подкачало, но, это, опять-таки, как посмотреть. Ночью мне теперь и без всяких фонарей светло, а то, что свет глаза режет, так затемнённые очки ещё никто не отменял. Даже если они ещё не изобретены. Кстати, насчёт памяти о прошлом теле, я в чём-то не прав. Судя по тому, что сам факт возможной необходимости носить очки меня не беспокоит, раньше хорошим зрением я похвастаться не мог. Стоп. Не думать!

В общем, не такое уж плохое тело мне досталось. Если бы ещё не его цвет и страхолюдность морды... но, не бывает так, чтобы абсолютно всё было хорошо. А если и бывает, то только во снах. Хм, а может быть я сплю? Ну да, и не могу понять, то ли я мудрец, которому грезится, что он бабочка, то ли бабочка, которой снится, что она мудрец. Голубенькая такая, зубастая бабочка, ага! Эх, да что уж теперь...

Убедившись, что даже отголоски боли исчезли, а разум вновь стал ясным и мысли прекратили скакать как бешеные белки, так и норовя окунуть в очередной приступ, я поднялся с пола и, успокоив сбившееся дыхание, направился-таки к шкафу, призывно приоткрывшему перекошенную дверцу.

И ведь прав я был! Внутри лежали аккуратно сложенные на полке шмотки, а внизу стояли монструозные ботинки. Старые, из задубевшей от времени кожи, но вполне целые и даже с одинаковыми шнурками. А самое главное, мне они оказались впору, что, учитывая сорок последний размер обувки, только укрепило меня в мысли, что вещи в шкафу не забыты каким-нибудь растяпистым постояльцем, обитавшим в этой комнате до меня, а принадлежат именно этому телу. А ведь когда рассматривал серые клетчатые штаны, лежавшие на одной из полок, я было решил, что ошибся. Уж больно короткими они мне казались... да и были таковыми. Ну, что это за выбрык моды, едва прикрывающий колени? Они же чуть длиннее моих семейников!

Тем не менее, надев всё найденное, я вынужден был признать... моё. В смысле, одёжка пришлась впору. И бесформенная кепка, и застиранная льняная рубаха, и те же короткие штаны на подтяжках, как оказалось, застёгивающиеся под коленом на пару пуговиц, и шерстяные гольфы неопределённо серого цвета. Налезло всё, как родное, и ощущалась одежда удобно, несмотря на свой откровенно мешковатый, неказистый вид.

Кепку я, впрочем, вернул обратно в шкаф. Негоже в помещении в головном уборе расхаживать... по крайней мере, так мне кажется. Хотя, некоторая опасная двойственность в ощущениях имеется. Чую, если начать разбираться, чьё именно это мнение, меня прежнего, или меня нынешнего, приступ не заставит себя ждать. А значит, ну его на фиг!

Кое-как рассмотрев своё отражение в том огрызке зеркала, что красовался над умывальником, я покрутил носом и, со вздохом вынужден был признать, что теперь от выхода на разведку меня ничто не удерживает. То есть отмазаться от прогулки по дому ввиду отсутствия нормальной одежды, уже не получится. А значит... значит, нечего время терять. Ночь, она не вечная, а я боюсь, когда проснутся местные обитатели, чёрта с два мне кто-то позволит шастать по зданию. Как бы в комнате этой не заперли...

Оказавшись перед дверью, я глубоко, словно перед погружением под воду, вдохнул и, аккуратно повернув ручку, выскользнул в коридор. Получилось на удивление ладно, хотя, учитывая габариты моей синей туши... м-да уж!

Тем не менее, пока я не пытался контролировать каждый шаг, тело вело себя и двигалось, словно заправский вор-домушник. Мягко, плавно... и несмотря на явно немалый вес, бесшумно! И это было тем удивительнее, что старый рассохшийся деревянный настил, под моими ногами просто обязан был скрипеть, словно какие-нибудь "соловьиные полы". Главное, не мешать... и не думать о том, откуда мне известно об этих самых полах! Не думать, зар-раза!

На минуту мне пришлось замереть, привалившись к крашеной в отвратительный коричневый цвет стене коридора. А стоило боли, на этот раз милосердно короткой, отступить, как взбунтовался желудок. До этого не подававший признаков жизни, этот проглот вдруг заявил, что хочет жрать. Не перекусить, не поесть... а именно, жрать! И чем больше, тем лучше.

Накативший голод был настолько внезапным, что я даже опешил. Но уже через секунду, мой нос, словно сам собой втянул в себя воздух и, уловив направление с которого доносился слабый, почти неощутимый запах чего-то съедобного, проклюнувшимся рогом указал: "туда!". Наверное, я мог бы перетерпеть этот неожиданный приступ голода, но чёрт возьми! Кто знает, когда в этой богадельне завтрак, и кто сказал, что он мне, вообще, достанется? А посему, к дьяволу вежливость. Я хочу есть, и я поем. А кому это не нравится... ну, он может попытаться высказать своё неудовольствие мне в лицо. Всё равно, я здешней мовы не знаю.

Глава 3. Чудные открытия

Я ожидал не этого. Вот совсем не этого. Кухня, буфет, склад провизии... да хоть погреб с подгнившими копченьями! Но не это же!

Осторожно, но плотно прикрыв обитую металлом дверь прозекторской, я тяжело вздохнул и, почесав затылок, пошлёпал в обратный путь. Определённо, ТАКИЕ гастрономические предпочтения моего нового тела следует отнести к отрицательным моментам. Очень-очень-очень отрицательным. Вот, совсем. Эх.

Я скривился, вспомнив картину, только что увиденную мною в подвальном помещении госпиталя, оказавшемся банальным моргом... и тут же постарался отогнать эту мысль, чтобы заткнуть заурчавший от голода живот. Ну да, если уж быть совсем честным, то перекосило меня вовсе не от вида лежащих на столах трупов, а именно от реакции моего тела на них. Оно же, зараза, чуть слюну не пустило! Гадость какая.

Остаётся надеяться, что меня не будет воротить от нормальной еды. Иначе, боюсь, жизнь в этом голубом "костюмчике" будет очень короткой... Да, я лучше от голода сдохну, чем перейду на диету из человечины! Бр-р.

В "свою" палату я добрался без приключений. Никто меня не заметил, никто не остановил, так что, оказавшись в знакомой комнате, я скинул одежду и, автоматически сложив её в шкаф, рухнул на узкую койку... и уставился бездумным взглядом в потолок. Осознание привычек этого тела дало мне по мозгам едва ли не серьёзнее, чем тот камень, что выбил его прошлого хозяина вон, так что в своём нынешнем сомнабулическом состоянии я провалялся в постели до самого утреннего обхода. И только появление в палате давешнего доктора в сером костюме, сопровождаемого кошачьеглазой медсестрой в длиннополой белой накидке и таком же платке, кое-как вывело меня из ступора. Правда, для этого врачу пришлось приложить немало усилий. Бедолага добрые четверть часа махал вокруг меня руками, окатывая вспышками света, перемежаемыми потоками то тёплого, то холодного воздуха, но в конце концов, всё-таки привёл меня в нормальное сознание. По крайней мере, мысли под толстой лобной костью забегали шустрее, да и тягостное отвращение исчезло. Растворилось, словно кусок сахара в горячем чае.

Глянув мне в глаза, доктор облегчённо вздохнул и, устало опустившись на край моей постели, дрожащей рукой стёр со лба выступивший обильный пот.

Пробурчав что-то невнятное, он с ожиданием уставился на меня. А я что? Пожал плечами, всей физиомордией изобразив непонимание. Глянул в зеркало за спиной доктора и понял: не получилось. Морда как была невыразительным кирпичом, так им и осталась. Глаза? Да их под нависшими бровями и не разглядеть толком.

С мимикой, выходит, швах. Ну, натурально, медведь. Или носорог... у тех тоже, говорят, по морде намерения не прочесть. Кто говорит? Да... не-не-не, вспоминать не буду, а то опять скрутит.

Один плюс в этих приступах, после каждого какой-то кусочек воспоминаний всплывает. Вот только чаще всего, почему-то, прежних, не этого тела. Эх...

Очевидно, доктор понял, что собеседник из меня не очень и, вздохнув, поднялся с койки. Снова что-то пробурчав, на этот раз с любопытством посвёркивающей глазками медсестре и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, вышел из палаты. Кошкоглазая глянула на меня и, удивительно грациозно пожав плечами, тоже подалась на выход, лишь прочирикав что-то на прощание. Но споткнулась взглядом о мою непонимающуюю физиономию и, смутившись, исчезла за дверью. Только хвост мелькнул. Во как... они тут ещё и хвостатые, оказывается!

Еле удержавшись от того, чтобы пощупать собственный афедрон на предмет поиска такого же атавизма, я мысленно напомнил себе, что никаких дополнительных конечностей у моего тела нет и, с облегчением фыркнув, вновь поднялся с кровати.

Доковыляв до окна, уставился на сереющий за стеклом пейзаж городской улочки и застыл на месте. А что ещё делать-то? Идти-бежать? Куда, зачем? Языка не понимаю, писать по-здешнему не умею... вон, закорючки на вывеске тому свидетели. Одна надежда, что вчерашний рыжеус появится, хоть как-то с кем-то объясниться смогу. А он, как мне кажется, появится непременно. Уж очень заинтересованный вид был у того доктора. Значит, вывод один: ждать.

Впрочем, у окна я проторчал совсем недолго. Хлопнула дверь палаты и через порог, прогрохотав жестянками, вкатилась высокая тележка с судками. Вот только толкала её не давешняя кошачьеглазая медсестра, а обширная, и очень невысокая тётка. Из тех, что легче перепрыгнуть, чем обойти.

Короткие толстые пальцы женщины, ловко и привычно снарядили поднос, плюхнули в жестяную миску половник жиденького супчика из судка, после чего водрузили мой завтрак на тумбочку у кровати и... всё. Буркнув что-то себе под нос, сия особа с грохотом выкатила тележку прочь из комнаты и, захлопнув ногой дверь, погремела куда-то дальше по коридору. М-да уж... "Больной, просыпайтесь, пора снотворное пить"...

К подносу с едой я подходил с некоторой опаской. Ну а что? После ночного похода, кто его знает, как отреагирует этот организм на "нормальную" еду? Ну и, да, была у меня ещё одна опаска... в том смысле, что если моя туша, сама по себе, не вызывает какого-то чрезмерного удивления у местных, а среди них, к тому же, водятся такие вот дамочки с кошачьими глазками и хвостиками, то... да кто его знает, из чего сделан мой нынешний завтрак? Может быть, в этом мире, скармливание умерших вот таким вот голубым товарищам — норма?

Но накрутил я себя зря. Как ни принюхивался к жидкому супчику и тощей, словно подошва котлете с гарниром из каких-то бобов, того характерного запаха, что привёл меня в прозекторскую, я так и не почуял. Вздохнул и, кое-как ухватив слишком маленькую для моих загребущих лап ложку, осторожно попробовал парующее варево.

Ну что я могу сказать... Очевидно, отвратная кормёжка, это константа для больниц во всех мирах. Суп и на вид не отличался густотой, а по вкусу и вовсе походил на горячую воду, в которой сполоснули какие-то овощи, чем и ограничились. Котлета, правда, немного поправила дело, в ней даже вкус мяса чувствовался, хотя и изрядно разбавленный чем-то мучнистым, но хоть не противным. Вполне съедобная штука вышла. А вот бобы я съесть не смог. Запихнул было одну ложку в рот, решившись послать мнение недовольного организма куда подальше, и еле смог проглотить её содержимое. Меня от этой гадости чуть наизнанку не вывернуло!

Вывод: с растительной пищей, мой новый организм не дружит так же, как я "не дружу" с мертвечиной. Эх, чую, трудненько мне придётся. Мясо, это, конечно, вкусно и даже полезно, если не обжираться им до заворота кишок, разумеется. Но у него есть один несомненный минус: дорогое, сволочь! По крайней мере, так говорит мне мой прошлый опыт. А тело у меня нынче немаленькое, и чтобы прокормить его мясом, деньги, чую, придётся грести лопатой. Кто бы мне её ещё выдал, хм... желательно, вместе с той самой кучей денег, которую и надо загрести.

И снова потянулось время ожидания. Я попытался было выйти из палаты, просто чтобы не сидеть в четырёх стенах, но, появившаяся словно из ниоткуда, коллега кошачьеглазой, правда, совершенно человеческого вида, с недовольным бурчанием вернула меня в комнату. Молодая совсем девчонка, но такая строгая, куда деваться! И ведь видно было, что она меня боится, но тем не менее, встала на пути и даже пальцем погрозила, как ребёнку. Наблюдая, как эта пигалица, ростом мне по локоть, изображая командира, указывает на дверь моей палаты и почти толкает в её сторону, я чуть не рассмеялся. Ну, право же! Такая милаха!

Каюсь, позволив отконвоировать себя обратно в палату, я не удержался и, уже стоя у распахнутой двери, осторожно погладил "строгую воспитательницу" по голове, отчего та охнула и, на миг присев, вдруг сорвалась с места. Шурх, и нет её! Мне даже показалось, что за этой девчонкой светящийся след остался. Или не показалось?

Заметив, как медсестричка с опаской выглядывает из-за стойки в конце коридора, я развёл руками и, улыбнувшись не разжимая губ, чтоб не напугать её ещё больше, вернулся в "свою" комнату. Взгляд невольно упал на зеркало над рукомойником, и я чуть не сплюнул. То-то девчонка так побледнела в ответ на мою улыбку. Порадуй меня кто такой гримасой, я бы кирпичный завод открыл, наверное. Ну, нафиг! Всё, больше не улыбаюсь. По крайней мере, симпатичным мне разумным.

Настроение, и без того, пребывавшее где-то в районе точки замерзания, моментально упало до абсолютного нуля. Что это такое, я не знаю, но... а, нет. Уже знаю. На уроках физики проходил, в школе. А толку-то? Где та школа, и те уроки? Нет этого ничего. Морок, мираж... чтоб его! И не будет, судя по всему. Никогда.

Осознание, что вся прожитая, с трудом и болью вспоминаемая жизнь осталась в ином мире, вместе с друзьями и знакомыми, может быть, даже, семьёй и любимыми, прошлось по сердцу тупым ножом и... странным, совершенно неуместным облегчением. Может быть и к лучшему, что я почти ничего не помню? И не надо мне это вспоминать?

Обернувшись на скрип закрывающейся двери, я успел увидеть стоящую в проёме хвостатую медсестру, сверлившую меня взглядом горящих зелёным светом глаз... и мягко осел на пол. Веки закрылись сами собой и сознание окунулось в вязкую тьму. Разве что, сверкнула где-то на периферии мысль-догадка о причинах присутствия этой "кошки" при каждом моём приходе в сознание.

Да достали! Сколько можно-то?! Включают-выключают, словно я не живое существо, а робот какой-то! Вот, опять, открыл глаза, любуюсь потолком. Взгляд в окно — вечер. Рядом бурчат серокостюмный с рыжеусым, и кошка тут же хвостом крутит. Дать бы ей по тыковке за издевательства... так ведь расплескаю же.

— Ты в себе? — на этот раз речь рыжеусого, заметившего что я пришёл в себя, показалась мне куда более связной.

— Нет, в теле какого-то голубокожего урода, — прощёлкал я в ответ и...

— Самокритично, — неожиданно ухмыльнулся рыжеусый, а я понял, что говорит-то он всё на том же непонятном наречии, на котором общался с коллегой, а уже его голос дублируется на знакомом мне трескучем языке. И звук этот идёт из висящего на шее рыжеусого, металлического медальона.

— А мне такую цацку можно? — спросил я, осознав увиденное. И для верности даже пальцем ткнул в тот самый медальон. Ну а что? Толковая же вещица!

— Пятнадцать либр, и он твой, — не скрывая насмешки, проговорил рыжеусый. И судя по тому, как вытянулись лица серокостюмного доктора и медсестры-отключалки, названная цена была не просто высокой, заоблачной.

— Запишите на мой счёт, целитель, — протрещал я, оскалившись во все свои сорок с лишним зубов. Врач с медсестрой тут же подались назад, и в глазах кошачьеглазой вновь зажёгся знакомый зелёный огонёк. Вот, не хватало мне ещё раз отключиться!

— Всё-таки, турс, — прищурился рыжий, оказавшийся единственным из гостей, что никак не отреагировал на мою улыбку. — Огры так не говорят. Слишком тупы.

— Кто? — не понял я.

— Ты, — пожал он плечами.

— Эм-м... стесняюсь спросить, это диагноз или приговор? — почесав пятернёй затылок, осведомился я, в очередной раз отметив, насколько расширился мой словарный запас, по сравнению с прошлой встречей. Рыжеусый же фыркнул и расхохотался. В голос. Коллеги смотрели на доктора с изрядной долей изумления, а он всё никак не мог отсмеяться. Наконец, справившись с собой, рыжий промокнул белоснежным платком глаза и вроде бы успокоился.

— Это название твоей расы. Турсы, они же горные великаны, это несколько малых народностей, проживающих, преимущественно, в горных районах Тебрета. Редкие гости в наших краях, — пояснил он и тут же вынужден был отвлечься на вопросы возбуждённых его состоянием серокостюмного и "отключалки". К моему удивлению, перевод тут же прекратился, и о чём они говорили, я не мог понять даже по репликам самого рыжего.

— Извините, я вам не мешаю? — не выдержав их болтовни, спросил я.

— Ничуть, — нагло отмахнулся от меня рыжеусый, и на этот раз я его понял. Впрочем, стоило ему вернуться к разговору с коллегами, как перевод вновь отрубился.

— Замечательно, может быть тогда объясните несчастному турсу, кто он, как сюда попал, и что с ним, то есть, со мной будет дальше? — перекрывая своим трескучим рыком голоса "гостей", спросил я. От этого рёва в окнах задрожали стёкла, а я едва успел прикрыться подушкой от метнувшей в меня зелёную молнию кошачьеглазой. Ага, вот прямо из глаз и метнула... указка лазерная. Тоже мне, анестезиолог, чтоб её!

Подушка заискрила и от неё, кажется, потянуло палёным. Зато я цел остался, и даже не отключился. Уже прогресс, м-да.

— Не стоит так нервничать, молодой турс, — совершенно спокойным голосом произнёс рыжеусый. — Позвольте, я закончу беседу с коллегами, а потом мы с вами поговорим обо всём происшедшем. Без нервов и криков.

— Ну, хоть так, — проворчал я, разглядывая спасшую на этот раз моё сознание, плоскую подушку, на серой наволочке которой, обнаружилось небольшое, но явственное обожжённое пятно. А если бы в меня попала? Я посмотрел на кошачьеглазую и та, словно смутившись, поёжилась и отвела взгляд в сторону. Мило.

Эта пантомима не осталась незамеченной докторами, потому как те неожиданно замолкли. Рыжий отобрал у меня подушку, покрутил её в руках... и оба доктора уставились на медсестру.

— Гейда Бродди... дыр-мыр-тыр-дыр... быр-гыр-зыр-быр... — забормотали они чуть ли не одновременно. Вот только укоризны в их словах не было ни на грамм. Скорее уж, больше походило на то, что эти два павлина вдруг дружно принялись с чем-то поздравлять опешившую "отключалку". Так и воркуют, так и воркуют... Стоп. Язык я их точно не понимаю, а вот эмоции, которыми фонтанирует эта троица, оказывается, ощущаю и очень неплохо. Хм, вот интересно, это у меня врождённое или приобретённое после удара? Или, может, вообще, бонус от вселения?

Чёрт, хоть записывай все эти "плюсы-минусы". А ведь, пожалуй, и придётся. Своё тело и его возможности нужно знать и, главное, уметь ими пользоваться.

От планов по плотному исследованию собственных умений и способностей меня отвлёк всё тот же рыжий. Он, наконец, закончил беседовать с коллегами и, выпроводив их за дверь, застыл передо мной, постукивая металлической рукоятью трости по ладони.

— Итак, молодой турс, — протянул он, не сводя с меня изучающего взгляда, — у нас обоих имеется друг к другу масса вопросов. Не так ли?

— Не спорю, — развёл я руками. — Хотя, считаю, что будь у меня в распоряжении такой вот медальон, и как минимум от половины своих вопросов, я бы вас избавил.

— Да, было бы славно, если бы у вас имелся такой амулет, — согласно кивнул рыжеусый. — Но, увы, у вас его нет, как нет и денег на его приобретение. Или, может быть, вы вспомнили, где храните свои сокровища?

Сарказм в интонациях доктора не уловил бы только полный идиот. А я себя таковым не считаю... по крайней мере, до получения доказательств.

— Я и имя-то своё не помню, — буркнул в ответ и не удержался, ткнув пальцем в сторону собеседника. — Как, между прочим, мне неизвестно и ваше имя, уважаемый.

— О, и верно! — кивнул тот, не обратив никакого внимания на мой откровенно невежливый жест. — Моё имя — Трой Дорвич. Уважаемый целитель, познающий новое учитель... нет, не так. В языке вашего народа, по-моему, просто нет нужных слов. Всё же, хоть турсы и находятся на куда более высокой ступени развития общества, чем тупые огры, но у них, то есть, у вас, отсутствуют подобные... титулы... звания? Драхх! Прав был мэтр Тарди, эта игрушка несовершенна!

Дорвич попытался всё же объяснить мне свой статус. И ведь сумел. Правда, здесь есть и моя заслуга. В прошлой жизни, кажется, такое понятие как "доктор медицины" мне встречалось, так что понять, что за словесную конструкцию пытался донести до меня собеседник, было несложно. Ну, не очень сложно, скажем так.

— Желаете изучить мою потерю памяти? — сделал я логичное умозаключение, когда мы с доктором всё же поняли друг друга.

— Что? А, ваша амнезия, — Дорвич вздохнул. — Увы, это не моё направление. Я, знаете ли, больше занимаюсь хворями телесными, а не болезнями разума. Это, вообще, очень... тёмное дело.

— Тёмное? — не понял я.

— Мастеров, разбирающихся в болезнях духа и разума у нас совсем немного, да и самих знаний о таких болезнях недостаточно, — пояснил мой собеседник. А я облегчённо вздохнул. Слово "тёмный" всё же было употреблено в значении незнания, а не запрета, как какой-нибудь жутко тёмной магии. А что? Кто знает, как у них тут обстоят дела с Волдемортами и прочими Сауронами?! Магия же...

— Понятно, — протянул я. — Тогда, в чём ваш интерес доктор Дорвич?

Слово "доктор" я произнёс на лэнгри, родном языке моего визави, которое успел выучить, пока он пытался объяснить его значение.

— Язык, юный турс, — развёл руками тот и пояснил: — Я, видите ли, как и всякий добропорядочный гентри, помимо работы по профессии, имею небольшое увлечение. Так вышло, что почти десять лет своей жизни я провёл в восточных колониях империи, где, волей-неволей, пристрастился к изучению языков различных народов. Среди них было и наречие огров, созданий дурных и агрессивных. Язык их чрезвычайно беден и насчитывает едва ли больше пары тысяч слов, но... происхождение своё, он ведёт от языка турсов. По крайней мере, так утверждали те источники, что я имел возможность изучить в колониях. И судя по тому, как мы ведём с вами беседу, источники не врали. Я бы хотел изучить ваш язык, молодой турс.

— А медальон? — не понял я. — Разве тот, кто его сделал, не может обучить вас моему языку?

— О! — Дорвич махнул рукой. — Если бы всё было так просто. Сей амулет, к моему сожалению, неспособен на такое. Он, всего лишь... передаёт вам мои мысли, переводя их в удобную и понятную вам форму. Не более.

— Но я же слышу понятную речь, — нахмурился я.

— Разумеется, — кивнул доктор. — А я слышу через него вашу речь, и она мне тоже понятна. Но это не значит, что медальон ПЕРЕВОДИТ нам наречия друг друга. Не могу объяснить... не хватит слов. Но, вот это, как раз, и есть наглядная демонстрация недостатков амулета. Он может помочь выучить язык, если носящий его уже хоть немного понимает наречие собеседника. В противном случае, медальону просто не к чему... привязаться, наверное. Ему не от чего отталкиваться, считывая образы в разуме собеседников. Понятно?

— Более или менее, — я кивнул. Не сказать, что я точно понял то, что хотел донести до меня Дорвич, но тот факт, что мечта быстро освоить здешний язык, помахала мне ручкой, осознал. Жаль, конечно, но с другой стороны... — Доктор Дорвич, полагаю, вы хотите предложить мне научить вас моему родному наречию. А в ответ...

— Я научу вас лэнгри, — закончил за меня доктор. Неплохо, конечно, но мало.

— Интересное предложение, — я перевёл взгляд на окно, краем глаза продолжая наблюдать за собеседником, а когда тот, судя по выражению лица, понял, что просто не будет, договорил: — боюсь, только, что времени на это самое обучение у нас будет очень немного. Сомневаюсь, что в госпитале меня продержат достаточно долго, чтобы мы успели обменяться знаниями, даже с учётом помощи вашего... амулета. После же выхода отсюда, боюсь, у меня просто не будет времени. Нужно будет искать работу, какой-то заработок. Понимаете?

— Не огр, точно не огр, — пробормотал доктор Дорвич с тяжёлым, и вполне понятным вздохом.

Глава 4. Маленькие радости

Либры, кварты, короны, гроты, паны... фарты, чтоб их! А, ещё и скеллинги, или бобы, если по-простому. Они аккурат меж коронами и гротами расположились. И эта денежная система вызывает у меня недовольство... нет, даже отторжение. То ли избыточностью своей, то ли странным соотношением монет, понять которое нельзя, можно только запомнить... и всё равно велик риск запутаться. Ещё бы! Четыре фарта равны одному пану. Ладно, пусть. В одном гроте четыре пана. Логично. Сколько гротов в скеллинге? Четыре? Как бы не так. Их три! Почему? Потому что один скеллинг равен двенадцати панам. Логика? Не, не слышали. Может быть, дальше проще? Ха! Тщетные надежды. Нет, в одной либре, или как её ещё здесь называют — в паунде, ровно четыре кварты. А в кварте... пять бобов-скеллингов. Не четыре, не три. Пять скеллингов... или две короны. То есть, одна корона, это два с половиной скеллинга. О, а ведь есть ещё одна денежная единица, соверном зовётся. Золотая монета для крупных денежных расчётов, как поведал мне доктор Дорвич. И нет, в ней не четыре либры-паунда, не пять и не три. И даже не двенадцать. В ней, та-дам! Двадцать один скеллинг ровно. То есть, паунд и один боб. Ну бред же!

Радует только одно, некоторые из названных монет нашли приют в моих доселе пустых карманах. Да, не золотые соверны и не паунды-либры и даже не кварты, но серебряные скеллинги тоже неплохи. Даже если часть из них бренчит медной мелочью. Один бобик в день. Ровно столько я выбил из рыжеусого доктора за занятия по изучению языков. И скажу я, это было непросто. Поначалу-то, господин Дорвич был уверен, что мне будет достаточно обмена знаниями. В смысле, он учит турсское наречие, я, соответственно, изучаю-"вспоминаю" лэнгри, и всё на этом. Но мне удалось доказать ему неоправданность таких надежд. Торговались мы недолго, но весьма ожесточённо, и в результате пришли к компромиссу в виде скеллинга за занятие в пользу бедных беспамятных синекожих сирот. Так что сейчас, спустя неделю, в моём распоряжении имеется целых семь скеллингов. Между прочим, среднее недельное жалованье туврского мастерового, если верить утверждению всё того же Дорвича. Не бог весть что, конечно, но лучше, чем ничего. А учитывая, что в госпитале эти деньги тратить просто не на что, можно сказать, начало накоплению стартового капитала положено.

Правда, судя по обрывкам речей медсестёр и врачей, долго эта лафа не продлится. Ещё пара-тройка дней и меня выпнут из сего богоугодного заведения пинком под зад. После чего придётся озаботиться поиском жилья, еды и прочих благ цивилизации. Да и наши с доктором Дорвичем занятия тоже не затянутся на долгий срок. Уже сейчас, спустя всего неделю после начала учёбы, рыжеусый, благодаря свойствам своего амулета, довольно уверенно трещит на туррском, как и моё понимание лэнгри растёт с каждым днём. Вот с речью хуже. Язык у этого синекожего тела какой-то дубовый, еле ворочается. Зато с чтением нет никаких проблем. Стоило мне выучить местный двадцатишестибуквенный алфавит, как проблема с опознанием вывесок и даже чтением газет отпала, будто её и не было. Нет, попадаются, конечно, в текстах незнакомые слова, но уроки с Дорвичем и его амулетом, быстро стирают эти "белые пятна", чему, кстати, сам рыжеусый немало удивлён. По его словам, ни у турсов, ни, тем более, у огров, своей письменности не было и нет, а артефакт мэтра Тарди совершенно не предназначен для обучения письму. Из этого, доктор сделал совершенно логичный вывод, тем не менее, изрядно удививший персонал госпиталя, а именно: их синекожий пациент, умел читать и писать ещё до злополучной стычки в порту, и сейчас лишь вспоминает забытое.

Честно говоря, тогда я не понял, что именно так удивило госпитальных врачей в словах их рыжеусого коллеги, но, когда истёк срок моего "заключения" и я оказался на улицах Тувра, осознал... Безграмотность! В том же припортовом Граунде, куда меня привёл поиск доступного жилья, даже просто умеющих читать разумных, нужно искать днём с фонарём. А лучше, с корабельным прожектором. Вот тогда-то мне и стало понятно удивление персонала госпиталя. Если уж коренные жители недавней столицы империи не могут похвастать умением читать, то ожидать грамотности от не умеющего говорить "на нормальном языке" юного синекожего дикаря, и вовсе было бы странно.

Мне же, почему-то, дикостью казалось обратное. Чтение и письмо были для меня так же естественны, как умение говорить. И я откровенно не понимал, как можно жить в городе, работать на производстве, и при этом не уметь прочесть название вывески торговой лавки или объявление на доске фабричной конторы!

М-да, уж кому мычать об умении говорить, как не мне? Этот лэнгри, драхх бы его драл, совершенно не предназначен для нормальных турсов. Или язык синекожих слишком неповоротлив для имперского наречия? Наверное, всё же, второе более верно. Не зря же, речь турсов больше похожа на гортанное рычание вперемешку с щёлканьем и скрежетом... Нет, кое-как общаться на лэнгри я научился. Но не Цицерон, да... кем бы он ни был. Говорю с трудом и огромным напряжением, лицевые мышцы, явно не предназначенные для таких экзерсисов, болеть начинают уже через пару-тройку предложений. Посему, пришлось учиться говорить коротко, но ёмко. Фактически, генеральскими тостами... кем бы тот генерал ни был. Эх, память моя!

И ведь всё равно, даже в таком виде, речь моя больше напоминает мычание умственно отсталого. А уж если попытаюсь сказать что-то быстро... у-у-у! Тут даже привыкший к своеобразности моего произношения, доктор Дорвич пасует. В общем, с коммуникацией у меня по-прежнему всё не ах. Но делать нечего. Из больницы меня выперли ровно через две недели после того как кошачьеглазая медсестра попыталась прожечь мою подушку взглядом... и шагнула на очередную ступень мастерства в искусстве магии. Да, именно с этим достижением её тогда и поздравляли доктора.

В кармане у меня бренчат почти три кварты скеллингами и панами, в руке бумажный свёрток с невеликим, невесть как появившимся имуществом, вроде куска мыла, мочала и смены белья, за спиной захлопнувшаяся калитка бокового входа в госпиталь, а передо мной извилистый лабиринт узких, мощёных брусчаткой улиц, зажатых меж высоких, тянущихся вверх кирпичных зданий. Тувор — старая столица Закатной империи. Её "Сердце". Она же, бывшая метрополия или, попросту, "Каменный мешок".

Поёжившись не столько от холода, которого практически не чувствовал, сколько от неуютного ощущения чужих взглядов, я поглубже натянул на лоб бесформенную кепку, козырёк которой хоть как-то защищал глаза от лучей не яркого, но всё же доставляющего определённое неудобство света здешнего солнца, и, вздохнув, сделал первый шаг в новую жизнь... и едва успел увернуться от выметнувшегося из-за поворота экипажа. Промчавшись мимо, он обдал меня терпким запахом дёгтя и неожиданно аппетитным ароматом... явно исходившим от тянувших закрытую коляску ящероподобных "рысаков". Ну... они, хотя бы, не разумны. И то хлеб!

М-да. Дубль два. Покрутив головой и убедившись, что транспорта, желающего сбить зазевавшегося пешехода в пределах видимости не наблюдается, я почти бегом пересёк мостовую и, отыскав взглядом вывеску с названием улицы, удовлетворённо кивнул и решительно потопал вперёд. Если судить по описанию, данному мне больничным истопником, топать до нужного адреса придётся довольно долго, но куда деваться? Нанять каб? Вот уж на фиг! За стандартный грот в нужный район меня никто не повезёт, как уверял всё тот же истопник-хобгоблин Обби, с которым за последнюю неделю жизни в госпитале, я неплохо сдружился. А платить больше не стану уже я сам. Денег мало, а мне ещё нужно жильё снять, да и о пропитании позаботиться. В общем, придётся добираться до Граунда ножками, ну да они у меня крепкие, выдержат.

Шагая по описанному старым хобгоблином маршруту, я вовсю крутил головой, с любопытством рассматривая улицы, дома и лавки, порой пытаясь определить, к какой из многочисленных рас этого мира относится тот или иной прохожий. А их тут много. Альвы и цверги, хафлинги и хобгоблины, кобольды и драу... на их фоне, обычные люди должны были бы потеряться и давно вымереть. Ан нет. Человек и здесь оказался той ещё живучей скотиной. Не такие талантливые в магии, как альвы или драу, люди взяли своё универсальностью в Искусстве, не столь сильные в обращении с металлами, как гномы или цверги, они обошли подземных мастеров в хитроумной механике и науках, не такие пронырливые как хафлинги или те же хобгоблины, они обыграли конкурентов за счёт широкого охвата в торговых делах и полного отсутствия каких-либо ограничений в торговле с иными расами. Не такие сильные как орки, люди противопоставили мощным степным бойцам, хорошо отлаженную военную машину... и выгрызли себе место под солнцем.

Неудивительно, что в старой столице Закатной империи, каждый четвёртый встреченный мною пешеход относится к этой шустрой расе. А вот своих нынешних соплеменников, я по пути не встретил. Ни одного. Что, собственно, и следовало ожидать. Доктор Дорвич, в ходе наших бесед просвещавший меня о реалиях этого мира, прямо утверждал, что встретить в Тувре турса или огра, практически невозможно. Теперь я имел возможность убедиться в этом лично. Да и удивлённые взгляды прохожих, которые я ловил на себе, недвусмысленно давали понять, что представители моего племени для них в диковинку.

Искомый район встретил меня грохотом, доносящимся из-за высокой кирпичной ограды, отделяющей его, судя по всему, от территории порта, и странным сочетанием запахов. Пахло озоном, углём и... навозом. И никакого запаха моря. Впрочем, смесь уже имеющихся ароматов была настолько ядрёной, что это было совсем неудивительно.

По Граунду пришлось изрядно покружить. В отличие от вполне благопристойного Рестэнда и чуть менее добропорядочного Восточного района, через которые мне пришлось пройти, прежде чем я добрался до припортового Граунда, здесь ни о каких вывесках с названиями улиц речи не шло. Да что там, тут и на лавках названий днём с огнём не увидишь, одни грубые картинки с изображением предмета торговли, почему-то стойко ассоциирующиеся у меня с неким "средневековьем". Впрочем, старый Обби дал вполне ясное описание и приметы, по которым можно сориентироваться на местности, так что, мне даже скорость не пришлось сбавлять. И уже через четверть часа я оказался на окраине Граунда, фактически на самой его границе с районом Дортмутских доков, обозначенной железнодорожными путями, по которым, то и дело оглашая окрестности свистом и гудками, изрыгая дым и пар, грохотали огромные паровозы, тянущие за собой вереницы грузовых вагонов.

Шум порта, гул в доках, паровозные гудки... шумное местечко этот самый Граунд. С другой стороны, а что я хотел от самого дешёвого района Тувра?! Парки, променады и утопающие в зелени садов особняки, это не здесь. Это на Западной стороне, в Хиллэнде или Белтрайне. Но туда меня не пустят. Не по Сеньке шапка, как говорится... говорится где-то и кем-то.

Поморщившись от короткого укола боли, я тряхнул головой и, оглядевшись по сторонам, направился к невысокому трёхэтажному дому, идеально подходящему под описание хобгоблина Обби. Кажется, нашёл.

Или меня нашли?

Стоило только миновать приметную башенку, служившую мне ориентиром на местности, как из-за угла навстречу вывернула компания из трёх ребятишек. Морды зеленоватые, клыки выпирают, ростом повыше меня, но ненамного... Орки. Одеты так же непритязательно, можно сказать, шмотки у них из того же бутика, что и мои.

Вышли и остановились. Стоим, смотрим. Я молчу, они молчат. Подождав несколько секунд, но так и не дождавшись ни слова ни жеста от моих визави, я пожал плечами и шагнул с тротуара на мостовую, намереваясь обойти эти три столба.

Зеленухи переглянулись и один из них заступил мне дорогу. Двое других остались на месте, но явственно напружинились.

— Живучий, с-с... — сплюнул под ноги, "центральный"... ну, пусть будет верблюд, под молчаливый кивок стоящего чуть в стороне, третьего приятеля, лопоухого и, кажется, чуть косоглазого. О как. Интересное начало.

— Далеко собрался, убогий? — рыкнул преградивший мне путь молодой орк. Ну, я так думаю, что он молодой. Морщин нет, рожа гладкая... а так, кто его знает, сколько ему лет.

Смерив взглядом эту несвятую троицу, я вздохнул и, махнув рукой в сторону нужного мне здания, сделал ещё шаг в сторону. Вотще. Говорливый оппонент повторил моё действие.

— А он всё такой же молчун, да Абер? Может, добьём придурка, чтоб не мучился? — повернулся он к своему плюющемуся приятелю. Опа! Они меня знают?! Интересно. Но... не сейчас.

Разговаривать с ними? С моей-то дикцией? Да и ребятки настроены явно враждебно... К драхху!

Шустрый "шлагбаум" не успел отвернуться от "верблюда". Не размениваясь на болтовню, я сложил ладонь лодочкой, и от души влепил говорливому по уху, отправляя его в нокдаун. Пригнулся, уходя от размашистого удара, метнувшегося ко мне лопоухого. Поворот, рывок и локоть влетает ему в грудь, заставляя противника с хрипом сложиться пополам. Шаг в сторону и, улыбнувшись во все сорок зубов прямо в лицо опешившему "верблюду", с силой луплю его лбом в переносицу. Секунда, другая, и орк подрубленым деревом падает на брусчатку.

Тихое бурчание и металлический лязг отвлекли меня от созерцания этой картины. Повернувшись на звук, вижу поднимающегося с земли "говорливого", бормочущего что-то угрожающее в мой адрес. В руке у него внушительный свинорез... Не, ребята, так дело не пойдёт! Удар ногой в голову опрокинул не успевшего очухаться орка наземь. На этот раз точно вырубил. Поворот, и... лопоухому прилетает такой же удар, как тот, что сбил с ног "говорливого" в первый раз. Только сейчас бью обеими руками по ушам. Вот теперь порядок. Все трое отдыхают...

Помявшись, огляделся по сторонам, но, не заметив ни одного прохожего поблизости, всё же решаюсь. Обыск и сбор трофеев много времени не занял... но и богатства особого не принёс. Так, пара гротов, да пяток фартов... ну и ножичек. Нет, не свинокол говорливого, его я закрутил винтом, благо дрянное железо позволяло, да и воткнул меж камней брусчатки, аккурат между ног валяющегося в отрубе владельца. А вот у "верблюда" в кармане отыскался вполне приличный складничок аж с восемью различными приспособами, от кусачек до шила. Удобная штучка, и недешёвая, если я не ошибаюсь. По крайней мере, перламутровые накладки на это намекают.

Подняв с земли уроненый мною свёрток с вещами, я придирчиво его осмотрел и, не обнаружив повреждений, двинулся к своей цели, гостеприимно распахнувшей чугунные створки ворот, ведущих в арку, прорезанную точно по центру фасада здания.

Миновав гулкий арочный проход, я оказался во внутреннем дворе дома и, оглядевшись, шагнул к одному из трёх подъездов, левому. Обби говорил, именно там находится квартира управляющего.

Так оно и оказалось. Тяжёлая входная дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной, и я очутился в довольно просторном и на удивление ухоженном холле. А вот и квартира номер один. Сюда.

Пошарив взглядом по косяку в поисках звонка, и не обнаружив его, я фыркнул и, хлопнув себя ладонью по лбу, взялся за висящий по центру двери, литой молоточек. Осторожно постучал им по латунной площадке и сделал шаг назад, чтобы не нависать над хозяином квартиры, когда он откроет дверь.

И правильно сделал. Управляющий домом оказался таким же хобгоблином как и Обби, а они не отличаются высоким ростом. Некоторые хафлинги и то выше... по крайней мере, так утверждал доктор Дорвич.

Управляющий, хоть и был сед, как и его соплеменник, работающий истопником в госпитале, но куда как менее морщинист, а значит, значительно моложе. Зато сварлив не меньше Обби.

— Кто таков? Чего надо? — прокаркал хобгоблин, с силой втянув воздух крючковатым носом.

Вздохнув, я сосредоточился и постарался как можно внятнее ответить на вопрос. Управляющий выслушал моё мычание почти спокойно. После чего смерил меня взглядом, чему-то задумчиво кивнул и махнул рукой.

— Понял. Ты — тот самый огр, за которого просил дядюшка Об, — проговорил он. — Условия известны?

Я кивнул.

— Оплата еженедельно. Просрочек быть не должно. Это понятно? — раздельно и чётко спросил управляющий. Словно с ребёнком говорит... или с идиотом.

— Понятно, — коротко кивнул ему в ответ.

— Ла-адно, — окинув меня недоверчивым взглядом, с явным сомнением в голосе протянул хобгоблин и, на миг скрывшись за дверью, протянул мне ключ с шаром-брелоком, на котором красовалось число шестнадцать. — Держи. Дальний подъезд, квартира на последнем этаже, справа от лестницы. Шестнадцатый номер... Так. Правила! Баб не водить, не шуметь, морды соседям не бить. Уголь можешь покупать у меня. Два пана за мешок. Стой!

— А? — уже протянув руку, чтобы взять ключ, я вопросительно уставился на управляющего.

— Деньги за первую неделю, — потребовал он. Я кивнул и, нашарив в кармане монеты, выудил три скеллинга. Подумал, и, добавив к ним ещё три, протянул деньги собеседнику.

— За две недели, — проскрежетал я, справившись кое-как с непослушным языком. Хобгоблин приподнял бровь и, довольно хмыкнув, смахнул монеты с моей ладони, другой рукой вложив в неё ключ.

— Хм, может быть я об этом и не пожалею, — пробурчал он, но уже через миг, от довольной ухмылки на его лице не осталось и следа. Управляющий нахмурил кустистые брови, сморщил острый шнобель и, махнув рукой в сторону двери, проскрипел: — ну, чего встал? Вали к себе. И чтоб две недели я о тебе не слышал! Да, громила... не дай боги, соседи нажалуются, вылетишь отсюда, как пробка из бутылки. И денег не верну. Это ясно?

— Так точно, — гаркнул я в ответ.

— Уй! Идиот... — схватившись руками за уши, проскрежетал хобгоблин и... захлопнул дверь квартиры прямо перед моим носом. Вот и поговорили.

Квартира... ну, да. Не дворец и не особняк. И даже не пентхаус... что бы ни называлось этим словом, моё новое жильё точно им не являлось. Уверен. Прихожей нет, войдя в квартиру, я сразу оказался в комнате. Небольшой и давно не видевшей ремонта, но сухой и без каких-либо признаков плесени или ещё какой гадости. С мебелью негусто. Слева от двери обшарпанная вешалка, справа — не менее древний шкаф, по-моему, близнец того, что стоял в "моей" палате в госпитале. У высокого, но узкого окна в стене напротив входа, старое кресло с изрядно подранной обивкой, под ногами скрипучий дощатый пол. Освещение... газовое. Ну, хоть не свечное, и то хлеб. У стены слева — просторный, но очень пожилой диван с высокой, обитой местами потрескавшейся кожей спинкой, в стене напротив — зев камина, в котором установлена чугунная печка. Батарей не вижу, значит, это замена центральному отоплению. Рядом дверь в соседнее помещение. Что ж, полюбопытствуем.

Вторая комната лишь чуть меньше первой. Но загромождена куда серьёзнее. Здесь нашлось место ещё одной печке с варочными кольцами, рукомойнику и выгороженому углу с массивным чугунным унитазом и... ванной. Правда, душа нет, но... Драхх! Вот чего я здесь совсем не ожидал увидеть, так это ванну. А ведь Обби предупреждал, что условия будут королевскими! Я думал, он преувеличивает, но вот поди ж ты! Настоящая ванна! Медная, да... но, после общих душевых в госпитале, это такая мелочь, честное слово!

Обследовав кухню, представлявшую собой стол, буфет с разнокалиберной, явно оставленной прежними съёмщиками, потрёпанной посудой, и вывешенный за окно "холодильный" шкаф, я вернулся к ванной. Включил воду и... чуть разочаровано вздохнул. Теперь стало понятно, почему вместо куда более дешёвого душа, хозяева дома расщедрились на целую ванну. Вода из крана лилась только холодная. Хочешь горячую, грей вёдрами на печке, заливай в медную купель и радуйся.

Что ж, и порадуюсь. Сегодня — точно. Подумать только... собственная ванна. Я в предвкушении.

Глава 5. Рынок? Базар!

Ещё утром третьего дня своего проживания в этом доме, я понял, почему за вполне приличную по местным меркам квартиру, здешний управляющий берёт всего три скеллинга в неделю, хотя такие же "апартаменты" в паре кварталов отсюда, в Граунде, обходятся квартиросъёмщикам вдвое дороже.

И сегодняшний день не стал исключением. Рёв паровозного гудка ворвался в уши, под дребезжание стёкол и треск ходящих ходуном ставен. А следом по полу прокатилась ощутимая вибрация от грохочущего под окнами моей квартиры тяжело гружёного товарного состава, влекомого совершенно монструозным паровозом, высотой в добрых три десятка стоп. М-да, и так каждое утро. Раннее... Зар-раза!

А вечером, ближе к полуночи, если мне не изменяет моё чувство времени, такой же гигантский паровоз потащит череду опустевших вагонов в обратный путь. И вот тогда-то, грохотать будет не в пример громче... правда, дом будет трясти куда меньше.

Наученный горьким опытом, я не стал дожидаться, пока утихнет "будильник" и, поднявшись со скрипучего дивана, занялся гимнастикой. А что делать? Уснуть, пока мимо ползёт эта железная "колбаса", всё равно невозможно, а когда поезд отгрохочет и скроется за кирпичными лабазами, сон уйдёт окончательно. Так чего время зря терять?

Закончив упражнения, призванные привить моему новому телу хоть толику гибкости, я подхватил оставленный с вечера на горячей печке, медный таз с ещё тёплой водой, и потопал в ванную. На "умыться и почистить зубы" мне его с лихвой хватит, а душ... душ я и холодный принять могу. Особенности шкуры позволяют. Собственно, можно было бы и морду вымыть холодной водой, но тёплой всё же приятнее.

Покончив с гигиеническими процедурами, я отправился исполнять следующую часть уже ставшего почти привычным ежеутреннего ритуала. Раскочегарив кухонную плиту, и впервые за неделю умудрившись не уделаться во время этого процесса угольной пылью, я довольно ухмыльнулся и, водрузив на плиту огромную старую сковороду, принялся готовить завтрак. "Холодный" ларь, висящий за окном и предусмотрительно запертый на тяжеленный и очень неудобный замок, защищающий его содержимое от жадных рук некоторых ухарей, не гнушающихся стянуть чужое имущество, даже если оно висит на высоте семи ме... то есть, добрых восьми рядов от земли, поделился со мной шматком сала и полудюжиной яиц. Поводив рогом над почти пустым хранилищем продуктов, я с печалью убедился в необходимости навестить рынок на Круглой площади и, тщательно заперев ларь, закрыл окно, одновременно составляя в уме список предстоящих покупок. А подумать было над чем. В первый же день своей самостоятельной жизни в Тувре, я столкнулся с проблемой хранения продуктов. Так называемый "холодный" ларь, вовсе не был холодильником, память о которых невольно всплыла в моей голове, когда я только-только увидел висящий за окном кухни, массивный деревянный ящик. Хранить продукты сколько-нибудь долго в таком ларе нельзя. Пропадут. По крайней мере, сейчас, осенью — точно. А значит, еду нужно покупать понемногу и часто, чтобы успевать съесть её до того, как она испортится. Мелочь, а неприятно.

Пока яичница с салом шкворчала на сковороде, я успел не только прикинуть перечень необходимых продуктов, но и посчитать нужную для их закупки сумму. Примерную, правда, но тут уж никуда не денешься. Если цены на хлеб, пироги или эль, к примеру, здесь фиксированы даже на рынке, то почему-то за те же сыры, колбасы и сырые продукты, вроде мяса, рыбы или овощей, принято торговаться. А значит, есть шанс сэкономить.

Вообще, стоит признать, что первая неделя моей самостоятельной жизни в этом мире, прошла не без пользы. Пусть мне не удалось найти работу, оплачивающуюся хоть немного дороже учёбы с доктором Дорвичем, но я ведь и цели такой пока не ставил. Зато узнал много интересного из жизни Тувра, точнее, бедной его части. И кое-какие моменты повергли меня в удивление. Магия? Если бы...

Виной тому удивлению — обрывки памяти о прежней жизни, всплывающие в моей голове, и серьёзно конфликтующие с окружающей ныне реальностью. Ну, например, я просто не понимал, как обычная рубаха, сшитая из грубого, чуть ли не домотканного холста может стоить столько же, сколько мясник в лавке просит за четверть свиной туши, то есть, примерно, за тридцать либр мяса. А ботинки? Копия моих говнодавов, новая, разумеется, стоит два паунда, то есть, как целая хрюкотуша! Без головы и ливера, правда. Но сам факт...

Вообще, цены здесь на готовые изделия, даже самого невысокого качества, просто немилосердные. И я, честно говоря, боюсь себе представить, в какую сумму может обойтись заказ приличного костюма, вроде тех, в которых щеголяет доктор Дорвич, у портных в районах вроде Белтрайна или Рестэнда. Особенно, если переводить их цены в "хрюкотуши". Но если бы это касалось только одежды... так ведь нет! Посуда, столовые приборы, мебель... да чуть ли не любой предмет, вышедший из-под косых грабок какого-нибудь криворукого подмастерья, здесь стоит, как крыло от самолёта... чем бы ни была эта штука!

Особенно меня взбесили ложки. Обычные стальные ложки. Вот кто бы мне когда сказал, что на стоимость сего столового прибора можно спокойно прожить пару дней... не поверил бы. Но так есть. А нож?! У меня же глаза на лоб полезли, когда в скобяной лавке я обнаружил точно такой же свинокол, каким меня пытался порезать давешний зеленорожий орк... с ценником в четыре грота! Скеллинг и четыре пана, иными словами. Мра-ак.

И я ещё думал прикупить себе часы... "Простенькие", ага. Наивный. Это в прошлой жизни существовало такое понятие, как дешёвые или "одноразовые" вещи. Здесь же такого и в помине нет. А цены на самые простые карманные "щёлкалки", как их здесь называют, стартуют от трёх паундов. Но у таких часов, не то что стекла на циферблате, у них даже минутной стрелки нет, а завода хватает лишь на двенадцать часов. Да и точность хода грубого механизма, упрятанного в пухлый медный корпус, оставляет желать лучшего. И это за полторы-то хрюкотуши!

Неделю я мотался по Граунду и его окрестностям, избегая лишь Дортмутских доков. Помнил же, каким образом прежний носитель моего нынешнего тела, оказался на госпитальной койке, вот и берёгся. А так, покружил я по Тувору-Тувру изрядно, и местность изучил, и на жителей посмотрел, к здешним нравам да обычаям пригляделся. И не сказать, что всё понял и во всём разобрался, но чуть пообтесался, пообвыкся даже как-то за время своих вылазок, перестал головой как пропеллером крутить, хотя порой и ловил себя на том, что нет-нет, да и скошу любопытный взгляд, то на очередной изыск местной краснокирпичной архитектуры, то на колдовство какого-нибудь лавочника, то на представителя невиданной мною прежде расы-племени... А таких тут хватало. Одними людьми да орками с хобгоблинами, разнообразие здешних жителей не ограничивалось. И если те же хафлинги, скажем, выделялись в толпе лишь своим невеликим ростом, да непременными "трудовыми мозолями" нависающими над пряжками широких поясов, то альвы и драу... Нет, про мужчин ничего не скажу, не мой интерес. Да и смотреть на них я желанием не горел. Одного высокомерно-пренебрежительного взгляда, брошенного на меня каким-то смуглокожим драу хватило, чтобы понять — второго такого я не выдержу, и отвечу. Кулаком в наглую тёмную морду. Умеют же твари оскорбить без слов. А вот женщины остроухих своим видом порой вызывали у меня натуральную оторопь. Красивые они, изящные, но... неживые какие-то. Лица, словно маски каменные. Безэмоциональные, неподвижные, а в глазах пустота. Ни радости, ни печали, ни озабоченности... ничего. Говорю же — скульптуры бездушные. Но красивые, да, этого у них не отнимешь.

И вот что интересно, ни одного альва или драу в Граунде я не встретил. В Рестэнде, когда к доктору Дорвичу на занятия шёл или обратно до дому от него плёлся, встречал. В окрестностях Восточного района они мне навстречу попадались. А вот здесь, в ближайшей округе, ни одного не видел. Такое впечатление, что среди них бедняков попросту нет! Среди людей, орков, хафлингов и тифлингов, бедные есть, а среди альвов и драу — нет. Загадка.

Впрочем, что мне до них? У меня своих проблем хватает. И первая из них... да-да, деньги. Чую, ещё неделя, максимум, и доктор Дорвич прекратит наши занятия, по крайней мере, на постоянной основе. А значит, приток серебра в мои карманы, и без того не очень-то щедрый, и вовсе прекратится. Меня же такая перспектива совсем не радует. Потому, в общем-то, я и бегал всю неделю по округе как укушенный. Искал какую-никакую подработку, заодно и местность изучал. Жаль только, что ничего не нашёл. Лавочники от меня шарахаются, в конторах, как видят, сразу верещат, добберов зовут. В порт и вовсе не пустили. Без объяснений. Хотел уж было вышибалой в какой-нибудь кабак устроиться... дохлый номер. Там уже всё занято, и уступать своё место какому-то новичку никто не собирается.

Собственно, трое таких вышибал мне этот факт и объяснили... ну, попытались, точнее. Дубинки-то я у них сразу отобрал, головами об стену треснул и ушёл. Но наниматься в кабаки Граунда зарёкся. Ещё бы, все трое доброхотов были из разных заведений, причём, именно тех, в которых я о работе и спрашивал. И вот ни на секунду не сомневаюсь, что в остальных припортовых питейнях меня встретят таким же образом, сообща. В общем, подумал я, почесал тыковку, да и отказался от мысли нарываться на ещё одну драку. Ведь кто знает, сколько народу работает в этом профсоюзе вообще, и сколько "вразумителей" они выставят против меня в следующий раз? Ладно, если троих — выдюжу и, возможно, даже без потерь. А если их пятеро будет? А десять? И нужна мне такая лотерея? Хлопот много, а выхлопа едва на пару бобов наберётся. По крайней мере, кроме двух скеллигов мелочью, да трёх добротных дубинок, с поверженных вышибал я ничего не получил. Да и дубинки им оставил... всё ж, рабочий инструмент, куда они без него?

Чем дольше я бегал по Граунду, и чем больше получал отказов, тем чаще начинал косить взглядом в сторону пресловутых Дортмутских доков. И ведь помнил, чем закончился последний поход моего предшественника в ту сторону, но куда деваться-то?

В общем, в начале третьей недели своей свободной жизни в новом теле и мире, я плюнул на все свои опасения и решительно пересёк железнодорожные пути, отделявшие Граунд от доков. И гром не грянул, и молнией меня не шарахнуло. Да, собственно, и ничего другого не произошло. Более того, мне пришлось изрядно поплутать по пустынным проездам меж высоких глухих кирпичных заборов, прежде чем я наткнулся на первого прохожего. Впрочем, разговаривать он со мной не пожелал. Торопившийся куда-то мастеровой, то ли кобольд, то ли просто очень худой цверг с редкой бородёнкой, лишь смерил меня недовольным взглядом и, сбежав на другую сторону улицы, почесал прежним маршрутом. Молча. Шустрый такой, я даже вопроса задать не успел! Только рот открыл, глядь, а мой несостоявшийся собеседник уже по противоположной стороне улицы пылит. Ну, не гоняться же мне за ним? Плюнул, да и двинулся дальше. В конце концов, это же не последний живой обитатель доков, верно?

Петлять по здешним закоулкам мне пришлось долго. Часа два потратил, но, в конце концов, добрался до более оживлённых мест. Плутал-петлял и, наконец, выпетлял, причём весьма неожиданно для самого себя. Ну да удивляться тут нечему. Несмотря на пустынные улицы, шума от заводских цехов в доках хватало, так что услышать гам оживлённой площади, издалека было невозможно. Всё перекрывал грохот механизмов и гул машин, прячущихся за высокими кирпичными заборами. Вот так и вышло, что вывернув из-за угла очередного лабаза, я внезапно оказался у края огромной площади, заставленной какими-то палатками, навесами и прилавками, меж которых сновали толпы самого разного люда. Этакий стихийный рынок в окружении суровых индустриальных зданий, дымящих многочисленными сигарами труб и невозмутимо глядящих подслеповато-пыльными окнами на суету бурлящей площади.

Честно говоря, расположение этого базара поначалу меня весьма сильно удивило. Ну в самом деле, кто будет разворачивать торговлю среди заводских цехов и складов? Но, внимательно осмотревшись, вынужден был признать свою неправоту. Судя по всему, в своих петляниях по району доков, я умудрился пройти его насквозь. Потому как на противоположной стороне площади царил уж совсем не индустриальный пейзаж. Никаких тебе высоченных заборов, цехов и лабазов. Нет, там начинался явный лабиринт кривых улочек, застроенных вполне жилыми домами разной степени ветхости... но одинаково чумазых от угольной пыли и сажи. И образованный ими район, взбирающийся по холму куда-то вверх, явно был побольше Граунда. По крайней мере, так казалось отсюда, от самого его подножия. Что ж, и это неплохо. Шансы найти здесь хоть какую-то работу растут.

Следующее, что меня удивило, это речь. Базар гудел и шумел, торговался и ругался на добром десятке самых разных языков, и лэнгри был не самым часто встречающимся среди них. Да и снующие по кривым торговым рядам местные жители далеко не всегда походили на жителей метрополии. Тут и незнакомых рас хватало, да и непривычный для Тувра вид нарядов явно намекал на такой вывод. И каких только одежд здесь не было! На их фоне имперские наряды как-то терялись. Чалма вместо шляпы? Запросто. Сандалии вместо ботинок, не вопрос. Бандана вместо кепки... пожалуйста. Бурнус вместо пиджака? Каких цветов изволите? Столпотворение вавилонское! Эта пёстрая, разноязыкая толпа поначалу меня даже немного напугала. По крайней мере, ту часть моего "я", что досталась от прежнего владельца этого тела, такое множество людей явно заставляло нервничать. Причём настолько, что мне пришлось даже остановиться и потратить пару минут на то, чтобы успокоить невесть с чего застучавшее молотом сердце, прежде чем нырять в круговерть людей и нелюдей, снующих по рынку. Справился, конечно, хотя удивление от такого предательства собственного организма было неприятным, что уж тут говорить...

А потом, так увлёкся осмотром достопримечательностей, что и думать забыл о первой реакции на толчею. И ведь посмотреть здесь действительно было на что. Таких товаров на прочих рынках Тувра мне видать не приходилось. Если только в лавках колониальных товаров, но... кто бы меня в них пустил! Рылом я, видите ли, не вышел, чтоб в такие места захаживать. А здесь, на стихийном рынке, расположившемся в одном из самых непрезентабельных районов старой столицы, пожалуйста. Хотите специй из Сидды или ищите их знаменитые травяные сборы? Вот вам два длиннющих ряда, по которым пройти не прочихавшись невозможно. Ткани из Лиама? Пожалуйста. От ярких расцветок рябит в глазах, а руки сами тянутся к затейливым вышивкам лесных мастериц. Медь и узорчатая сталь из Хинда, поделки из ароматного сандала и прочнейшего самшита из той же Сидды. Благовония из Феейе и притирания со Змеиных островов. И это даже не сотая часть всего, чем здесь торгуют. Совершенно уникальное место.

Но базар, он базар и есть. Хлопать ушами здесь категорически противопоказано, и эту аксиому мне пришлось испытать на себе. Хорошо ещё, что успел почуять как чья-то рука лезет в мой карман, иначе, боюсь, болтавшаяся в нём медь имела все шансы сменить хозяина.

— Яа-ай! — вякнул попытавшийся вывернуться из захвата, чумазый подросток незнакомой мне расы, и звучно клацнул зубами, стоило мне встряхнуть его, чтоб не трепыхался без разрешения. Окинув взглядом оборванца-карманника, безвольно обвисшего в моей руке, словно взятый за химок, нашкодивший кот, я вздохнул и, невольно втянув носом резкий запах, исходящий от "добычи", брезгливо отшвырнул несостоявшегося воришку в сторону. Тот мигом сориентировался и, даже не потрудившись подняться на ноги, как был, на четырёх костях устремился в проход меж двух кособоких, кое-как сколоченных будок торговцев.

Проводив взглядом улепётывающего вора, я фыркнул и, пошкрябав ногтем костяной нарост на переносице, двинулся прежним маршрутом. Нет, запах незадачливого карманника вовсе не был таким уж неприятным, скорее, он вызывал у меня ассоциации с незнакомым экзотическим, но весьма аппетитным блюдом. И я бы, даже, наверное, мог с этим смириться, если бы не желудок, именно в этот момент напомнивший о себе голодным урчанием. Понятное дело, что такой выверт организма не добавил мне положительных эмоций. С другой стороны... а что я должен был сделать с воришкой? Сдать добберам? Так их здесь, по-моему, днём с огнём не найдёшь. Уже полчаса кружу по базару, а ни одного представителя закона ещё не видел. Или, может быть, следовало сломать карманнику руку? Так, боюсь, после такой выходки я бы отсюда далеко не ушёл. Ткнул бы какой-нибудь сердобольный прохожий заточкой в бок, и закончилась бы эта печальная история, не успев начаться. В общем... ну их, такие развлечения.

За размышлениями я не заметил, как миновал условный "медный ряд", и оказался на очередном перекрёстке, где шла бойкая торговля едой. Собственно, как я уже успел заметить, на этом базаре чуть ли не каждый третий перекрёсток являлся эдакой "обжоркой", где столовались не только многочисленные покупатели, но и торговцы из соседних лавок не брезговали прикупить горячего. Вовремя. Надо же как-то перебить встречу с вором? Да и время уже к обеду, а ещё не завтракал... второй раз.

Я высмотрел уличную кухню, хозяина которой покупатели чаще всего называли по имени, а значит, были с ним знакомы... Конечно, не бог весть какая гарантия качественности исходных продуктов и приготовленных блюд, но другой здесь просто нет. На всякий случай, я ещё и принюхался к исходящим от этой кухни ароматам и, не обнаружив в них каких-то неприятных ноток, выудил из кармана пару панов. Их вполне должно хватить на солидный перекус.

Так и вышло. Пусть я не знал названий тех блюд, что шипели и шкворчали у повара на огне, это не помешало мне обзавестись аж двумя бумажными пакетами с весьма приятно пахнущей едой. Достаточно было ткнуть пальцем в заинтересовавшее меня блюдо и продемонстрировать монеты, как повар, с бешеной скоростью измельчавший какое-то мясо огромными, больше похожими на топорики, ножами, тут же отвлёкся от работы и, проследив за моими жестами, с улыбкой кивнул. Короткая скороговорка, брошенная им куда-то в сторону, и рядом возникла невысокая огненно-рыжая девчушка, явно бывшая родственницей хозяина кухни. Может дочь, а может быть и сестра... разница в возрасте между ними была для меня неопределима.

Наряженная в свободный брючный костюм с воротником-стойкой, почему-то определённый мною как "восточный", девица шевельнула кисточками на ушах, сморщила на миг носик-кнопку и, молнией промелькнув меж пышущих жаром казанов, вновь возникла за прилавком. Она слегка настороженно посмотрела на меня и водрузила на стойку два грубых бумажных пакета, от которых одуряюще пахло едой. Мясом!

Один пан, второй... подумав, я попробовал один из маленьких пирожков, которыми был набит первый пакет и, довольно кивнув, выудил из кармана ещё пару фартов. Девица довольно что-то пискнула, и деньги исчезли из моей руки, будто их и не было. А следом исчезла и сама рыжая. Когда, как? Драхх его знает. Вот она есть, фьють, и исчезла.

Мы с поваром обменялись короткими поклонами и я, прихватив пакеты с едой, отправился искать тихое место, где можно было бы спокойно перекусить. Таковое нашлось лишь спустя добрых четверть часа, на краю базара. Как раз там, где начинался лабиринт взбирающихся вверх по холму улиц жилых кварталов Дортмутских доков.

Устроившись на массивной каменной лавке под погашенным ввиду раннего времени газовым фонарём, я извлёк из пакета очередной миниатюрный пирожок и с удовольствием вонзил в него зубы, одновременно наблюдая за базарной суетой, царящей в какой-то дюжине першей от меня. Обедал, смотрел и думал...

Интересное место нашлось на стыке доков и беднейшего района Тувра. Богатое. Слишком богатое для этой части города. Почему торговцы облюбовали именно этот уголок, зачем? Драхх его знает, но базар у них получился шикарный и... вот, нюхом чую, что именно здесь я найду свой приработок. Может быть не сразу, не сейчас и не завтра, но будет именно так. В этом я отчего-то уверен на сто процентов.

Глава 6. Новые знакомства

Было бы наивно надеяться найти работу на так заинтересовавшем меня рынке в первый же день, и я, признаться, и не рассчитывал на такой исход, больше уделив время знакомству с этим странным местом. Да и вернувшись сюда на второй день, я не столько приставал к людям и нелюдям с просьбами о трудоустройстве, сколько наблюдал за торгующими и торгующимися, слушал чужую болтовню... в общем, впитывал в себя здешнюю шумную и суетную, немного безалаберную атмосферу. Зато на третий день мне повезло.

В этот раз я пришёл на Рыночную площадь ранним утром, и застал тот самый момент, когда здешние торговцы только-только начали разворачивать свои прилавки и разгружать привезённые на тачках, тележках и повозках товары. Огляделся по сторонам и понял, что не зря решил наведаться сюда именно сейчас, хотя и сомневался в целесообразности такого решения. Слишком свежа была память о том, как погнали меня мордовороты-грузчики с Круглой площади, когда я попытался наняться к одному из тамошних торговцев. Здесь же... то ли ввиду отсутствия серьёзных объёмов товаров, то ли ещё по какой причине, наёмных грузчиков вообще не было видно, и торговцы как-то сами справлялись с разгрузкой своих товаров и разворачиванием навесов... правда, не все.

Проходя мимо крайнего ряда палаток, я заметил, как молодая, крепенькая, но невысокая, как и все её сородичи, розовощёкая хафла мучается, пытаясь даже не развернуть, а хотя бы просто удержать захлопавшее на ветру, явно слишком тяжёлое для такой малявки, полотно сорвавшегося с крепления навеса. Может быть, если бы рядом был кто-то из её соседей-торговцев, я и не сунулся бы с непрошеной помощью, но дело происходило с "тыловой" стороны крайнего ряда, где девчонку просто не было никому видно. А почему она не крикнула о помощи, понятия не имею, но когда я перехватил из её рук вырывающееся полотнище, и с силой прижал его к вбитой в землю жерди, хафла только тихо с натугой сопела. Молча.

— Вяжи, — прохрипел я. Кажется, лишь сейчас малявка заметила, что кто-то пришёл ей на помощь и взбесившееся полотно больше не пытается улететь в небеса. Она подняла на меня взгляд огромных голубых глаз и...

— Ой! — пискнула девчонка и, отпрыгнув, шлёпнулась на пятую точку, отчего её синее платье и белоснежный передник тут же оказались покрыты рыжей пылью. Ну... а чего ещё следовало ожидать?

Я вздохнул и, наклонившись над зажмурившейся от страха мелочью, осторожно вытащил из её руки зажатый в ней шнур обвязки. В три движения закрепив угол навеса, я покосился на по-прежнему сидящую на земле юную хафлу... аккуратно обошёл её и, закрепив последний оставшийся угол полотна, вернулся на то же место.

— Всё уже... можешь... открыть глаза, — сосредоточившись, кое-как проскрипел я, отчего мелкая ещё больше сжалась. Но уже через секунду до неё, кажется, дошёл смысл моего скрежета, и она осторожно приоткрыла один глаз. Следом распахнулся второй... миг, и девчонка подскочила, словно ужаленная. А я, указав ей на привязанное полотно навеса, наконец, смог выговорить окончание фразы: — принимай работу.

— С-сп... сп-пасибо, — промямлила она, переводя взгляд со своей палатки на меня и обратно. Я кивнул в ответ и, развернувшись, собрался было уйти, когда юная хафла вдруг решительно сжала кулачки и, зажмурившись от собственной храбрости, выпалила: — а ты... ты не мог бы помочь мне разгрузить тележку?

Я было хотел объявить цену, но... брать деньги за помощь ребёнку? Я не скотина. А то, что стоящая передо мной хафла, именно ребёнок... ну, пусть подросток, это я теперь вижу отчётливо. Мог бы и раньше сообразить, но, наверное, слишком яркий солнечный свет помешал сразу разобраться в возрасте девчонки, да и... в конце концов, я ещё не все названия здешних рас выучил, куда мне до умения сходу определять возраст их представителей!

— Веди... помогу... — сообщил я малявке и та, отчего-то мгновенно успокоившись, вдруг расцвела в радостной улыбке и, ухватив меня за руку, потащила за собой в обход палатки.

Рулоны и кипы тканей, отрезы выделанной кожи, сундук с какими-то пуговицами... остававшийся всё это время под присмотром соседей-торговцев, груз в тележке, стоящей откинутым задним бортом к прилавку, грубо сколоченному, но отполированному долгими годами использования до лаковой гладкости, действительно оказался тяжёл для маленькой хафлы, и как она намеревалась управиться с ним сама, я просто не понимаю. Впрочем, меня этот мир силушкой не обидел, так что под командованием вертевшейся у меня под ногами, вдруг ставшей ужасно деловой малявки и бдительным присмотром одного из её соседей, кстати, серьёзно так напрягшегося при виде моей синерожей туши, притащенной откуда-то его неугомонной "подопечной", я управился с размещением её товара меньше чем за четверть часа, чему та была несказанно рада. Настолько, что попыталась всучить мне целый скеллинг за помощь!

Разумеется, я ей тут же его вернул и, выудив из кармана полугрот, продемонстрировал его девчонке, после чего так же демонстративно убрал руки в карманы. Хафла нахмурилась, но один из следивших за нашей вознёй соседей-торговцев, явно понявший мою проблему с разговорной речью, вмешался.

— Он хочет сказать, что такая работа не стоит дороже шести панов, Фари. А за свою помощь, он и вовсе денег не возьмёт. Верно? — торговец повернулся ко мне лицом и я кивнул в ответ. Вот только сама юная хафла была иного мнения.

— Работа может и стоит. А вот помощь в нужную минуту стоит столько, насколько благодарен тот, кому она была оказана, — упрямо вздёрнув подбородок, проговорила Фари, и в эмоциях продавца мелькнуло что-то похожее на смирение. Поня-атно. Упёртая, значит...

Оглядевшись по сторонам, я заметил на прилавке разговорчивого продавца обрывок обёрточной бумаги и свинцовый карандаш. Жестом попросив владельца, изумившегося такой просьбе, я моментально получил требуемое, и наш разговор пошёл куда оживлённее.

— Стоимость работы — есть результат соглашения между нанимателем и работником. Свою цену я назвал, она равна нулю, — стараясь держать хрупкий карандаш как можно нежнее, начеркал я, и продемонстрировал запись Фари. Та нахмурилась.

— Стоимость работы — может быть. Но ты... вы помогли мне, не спрашивая платы, а значит, я вправе определить её сама, — вдруг перейдя на "вы", звонко ответила малявка, прочитав мои почеркушки. Опять за рыбу гроши... Кажется, я согласен с её соседом, Фари, просто упёртый барашек. Блондинисто-голубоглазый, да... А тот, кстати, окинув меня долгим изучающим взглядом, вдруг хмыкнул.

— Извините, гейс, я отвлеку вашу собеседницу. Прошу, не уходите, это займёт буквально одну минуту, — неожиданно вежливо проговорил он, вгоняя меня в оторопь. Только и сообразил плечами пожать.

И было отчего оторопеть. За время пребывания в этой синей шкуре, я как-то привык к грубоватому, а порой и совершенно хамскому обращению окружающих к почти немому громиле. Да что там, даже вроде бы ставший хорошим знакомым, доктор Дорвич, без всякого стеснения принимающий меня в своём доме, нет-нет да "сверкнёт" нотками эдакого снисходительного превосходства в эмоциях. Что уж тут говорить о незнакомых людях и нелюдях. А альвы с драу? У-у... да у меня от их уничижительных взглядов порой так кулаки чешутся! И тут вдруг такое... такая вежливость. С чего бы вдруг, спрашивается?

Но поразмышлять над этим казусом мне толком не дали. Фари вернулась из палатки соседа, а следом за ней подошёл и он сам.

— Гейс... — начала малявка, но, вдруг сделав паузу, вопросительно на меня уставилась.

— Грым, — поняв чего от меня ждут, ответил я, взяв себе в имя слово, не требовавшее от меня никакого напряжения гортани. Одно из немногих... — Не гейс... просто Грым. И... на ты... "вы" — непр-ривычно.

— Грым, — кивнула Фари и, глубоко вдохнув, протараторила явно только что заученный наизусть текст: — Я с благодарностью принимаю твою помощь, но не хочу прослыть скаредой. А поскольку ты отказываешься от платы, хочу предложить тебе в ответ то, в чём, как мне кажется, ты нуждаешься: работу в моей лавке. За озвученную тобой сумму.

Я глянул на ждущую ответа хафлу, покосился на явно дожидающегося того же соседа-торговца... и вновь карандаш пошёл в дело. "Установка палатки, разгрузка тележки — полугрот. Вечером — разбор, упаковка, погрузка — тоже полугрот. Так?"

Прочитав написанное мною, Фари довольно улыбнулась и закивала. Я протянул малявке ладонь, и мы хлопнули по рукам под басистое "свидетельствую" её соседа. Вот и первый мой самостоятельный приработок. А может быть и не один...

Дождавшийся пока мы закончим с "формальностями", сосед-торговец подошёл ближе.

— Грым, а как вы смотрите на то, чтобы заключить такой же договор со мной? — проговорил он. Я в ответ демонстративно почесал пятернёй затылок и заглянул в соседнюю палатку, куда более просторную, чем навес Фари, и уже заставленную товаром. Сундуки, ларцы, ящики... А на прилавке бисер, крючки для плетения, спицы, нитки... Обернулся к хитрому торгашу, явно решившему примазаться к своей мелкой соседке, и радостно улыбнулся. Одним гротом он не отделается. Не милаха хафла, всё же! Торговец побледнел. Чего это он? А, чёрт! Забыл.

Стерев улыбку перекособочившую мою морду так, что она напугала очередного невезучего, я вздохнул и...

— Один грот утром, один — вечером, — черкнув, протянул лист торгашу. Ну а что? Как говорил не помню кто: "пять старушек — уже рубль". А три грота — целый скеллинг! А там, глядишь, и другие торговцы услугу оценят...

Мой будущий работодатель хмыкнул и, оскалившись в ответ на мою улыбку, частоколом собственных игольчатых, совершенно не человеческих кусалок, протянул руку.

— Договор. Фари, свидетельствуешь? — обратился он к хафле и та кивнула. Серьёзно так.

— Договор, — я аккуратно хлопнул по протянутой мне ладони своей лапищей.

— Свидетельствую, — звонко объявила девчонка.

— Замечательно, — начал было торгаш, потирая руки, но я его перебил.

— Я — Грым, а ты?

— О, прошу прощения! Совсем забыл! — экспрессивно хлопнув себя рукой по лбу, воскликнул тот. — Саренс Сонс, бийский лемман. То есть, свободный торговец из Бийе, по-здешнему.

— Гр-рузчик Грым... по-здешнему, — отозвался я, и даже не запнулся ни на едином слове. Сонс расхохотался, его смех подхватила Фари... ну и я не удержался. Впрочем, услышав как задребезжали стёкла в стоящих рядом домах, а в животном ряду завизжали от страха хрюшки, я тут же заткнулся и, глянув на своих побледневших собеседников, развёл руками.

— Особенность строения гортани, осложнённая каким-то магическим воздействием... — удивлённо протянул почти моментально оправившийся Сонс и, окинув меня долгим взглядом, договорил: — не маг... Значит, либо проклятие, либо природное свойство организма.

— Наверное, второе — пожав плечами, проскрежетал я и, осторожно погладив по голове медленно приходящую в себя от испуга малявку, отступил на шаг. — Пойду я, пожалуй...

— Будем ждать тебя на закате, Грым! — неожиданно встрепенувшись, Фари, несмотря на ещё не сошедшую бледность, всё же постаралась улыбнуться. И я кивнул, едва сдержав ответную улыбку. Зацепила меня эта мелочь хафлингская. Чем только, не пойму...

Почувствовав лёгкий предупреждающий укол головной боли, я тут же постарался отвлечься от "неправильного вопроса" и, сделав в памяти зарубку вернуться к нему... когда-нибудь, переключился на более безопасные мысли. Например, с чего вдруг мои новые знакомые в один момент стали такими вежливыми?

Покрутив воспоминания об этом моменте так и сяк, я, кажется, набрёл на ответ... Умение писать. Пусть коряво, пусть о-очень неторопливо, но в мире, где для горожан даже умение читать не является обязательным, способность излагать мысли на бумаге моментально даёт плюс сто к харизме, как говорила... Фари?! Что за бред? А, дьявол!

Словно только и поджидавшая этого момента, боль ударила в виски, отдала эхом в затылок и тут же сжала голову раскалённым обручем. В глазах помутнело, только что такой болезненно-яркий солнечный свет померк, но боли меньше не стало. Тело повело, заштормило, заплетаясь во вдруг ослабевших ногах, я кое-как добрался до ближайшей стены и, опёршись на неё спиной, сполз вниз, марая рубаху о вековые наслоения сажи и угольной пыли на кирпичной кладке.

Приступ прошёл так же внезапно, как и накатил. Не минуло и пяти минут, как превратившая меня в нечто бессильно скулящее, боль исчезла, оставив вместо себя понимание необходимости найти хорошего медика. Мага! В конце концов, тут живут орки, хобгоблины, альвы, цверги и прочие неки... с ушками и хвостиками! Тут есть магия, а значит, должны быть и маги -целители. Иначе, грош-цена этому фэнтази!

Тряхнув головой, я огляделся по сторонам и, убедившись, что в "приютившем" меня тупике нет ни единой живой души... или ещё какой погани, я кое-как водрузил себя на ещё подрагивающие ноги и, глубоко вздохнув, поплёлся домой. До очередной встречи с доктором Дорвичем оставалось всего пара часов, а мне ещё следовало к ней подготовиться... да и душ принять не помешает. Как-то укатал меня этот приступ. Аж до холодного пота.

Вот, кстати, кому и задавать вопросы о магах-целителях, как не доктору медицины? Должен же он что-то о них знать? Заодно, можно будет проконсультироваться... нет, не пойдёт. Ушлый доктор даёт консультации только за звонкую монету. Значит, надо исподволь расспросить его обо всех этих проклятиях, врождённых способностях и прочей мистике. А то вот так рассмеюсь однажды на том же базаре и какой-нибудь отряд боевых бабок на выпасе, с копыт слетит. И примут меня добберы инспектора Джейсса под белы... то есть синие рученьки, да на каторгу и наладят... Хреновая перспективка, как по мне.

Сказано — сделано. И во время обычной уже нашей послеобеденной беседы, я вывалил-таки свои вопросы, на голову рыжеусого сибарита со взглядом убийцы. Начал, правда, из-за угла.

— Способности, говоришь? — задумчиво протянул доктор, потягивая чай с терновым бальзамом, пока я крутил в руках основательную такую, трёхпинтовую кружку чёрного эля, принесённую мне Капсом. Добрейшей души человек, между прочим, хотя физиономия — кирпич кирпичом, как и положено правильному дворецкому. Но я-то чувствую! Да и эль, опять же... чёрный. Вкусный. — Фактически, у каждого разумного в той или иной мере, и у очень многих животных имеются какие-либо способности. Естественный отбор во всей красе, выживают самые приспособленные. А таковыми среди разумных рас оказались лишь имеющие некоторые врождённые магические свойства, позже развившиеся в способности или даже полноценные умения. С животными иначе... нет, бывают, конечно, такие твари, что и архимага попотеть заставят, но чаще всего это либо созданные другими разумными химеры, либо... тупик эволюции. Видишь ли, Грым, зверь не разумен, им движут инстинкты, как присущие, так и приобретённые. А они все сводятся к чему? Оставить сильное потомство. Большое потомство. И способ достижения этой цели прост: нужно быть самым сильным, самым быстрым, самым-самым. Сила природы, её магия, влияющая на развитие всего живого в мире, позволяет достичь этой цели, превращая какого-нибудь обычного льва в нечто бронированное ощетинившееся шипами и способное снести каменную скалу одним ударом. Вопрос, какая самка подойдёт к такому сверхльву? И сможет ли она выносить от него потомство, если приобретённые самцом свойства успели перейти во врождённые?

— Родить ёжика против шерсти? Жуть, — проскрипел я, всячески изображая внимание. Что-что, а лекции читать доктор любит. Так отчего ж не почесать его эго? Глядишь, о чём интересном бесплатно проболтается... — А разумные?

— О, с разумными всё ещё интереснее, — усмехнулся мой собеседник. — Взять тех же... да цвергов, например, с их умением кузнечного дела, которые они гордо именуют магией Первородного Огня.

— А... есть разница? — искренне удивился я.

— Ещё бы! — кивнул Дорвич. — Магия — есть наука, доступная любому разумному. Подчёркиваю, Грым, абсолютно любому разумному. А есть природные магические свойства, способности и умения. Первые — это зачатки вторых, а третье — развитие первого и второго. Ну, возьмём например тех же цвергов. Когда-то на заре времён, некое племя вынуждено было жить в вулканической долине, среди гейзеров и заснеженных гор. Сила природы дала этим несчастным упёртым идиотам некое сопротивление к высоким температурам. Свойство стало врождённым. Впоследствии, один из членов этого племени, обладавший более развитым разумом, чем его соплеменники, обнаружил, что имеющееся у него свойство можно развить до возможности противостоять не только высоким температурам, но и холоду. Так свойство превратилось в тренируемую способность. А спустя ещё какое-то время, потомок этого умника заметил, что хорошо натренированная способность позволяет ему не только легко переносить самый большой диапазон температур, но и влиять на температуру окружающих его предметов, причём, опять же, в очень большом диапазоне и с огромной скоростью. Если напрячься и хорошенько вывернуть мозг наизнанку, разумеется. И вот способность уже превратилась в умение со своими приёмами и хитростями. Понятно?

— То есть, теоретически, я смогу перевести свой устрашающий смех в способность или умение, действующее лишь по моему собственному желанию? — уточнил я. Дорвич на миг задумался, пожевал губами... и уверенно кивнул.

— Несомненно. Кроме того, я почти не сомневаюсь, что этот твой "устрашающий смех" уже является управляемой способностью. Просто, ты пока не можешь вспомнить КАК ею управлять.

— Утешили, — вздохнув, я потёр пальцем переносицу и, чуть не пропоров его проклюнувшимся на ней рогом, зашипел. — Вспомнить было бы хорошо не только это. Доктор, а у вас знакомого мага-целителя нет? Ну, такого, чтоб плюнул-дунул, бац, и я всё помню! А?

— Отчего же, — ехидно ухмыльнулся в усы Дорвич. — Есть у меня такие знакомцы, и не один. А у тебя, друг любезный, найдётся пара тысяч совернов на оплату их труда?

Я аж икнул. Две тысячи совернов! Это ж... две тысячи сто паундов, либр, то бишь. Или сорок две тысячи скеллингов. Грузчиком мне столько не заработать и за сто лет... и за двести не заработать, если при этом ещё что-то есть, носить и пить. Хм, кого бы ограбить?

— Эй-эй! Грым, не надо так на меня смотреть, — всё ещё с улыбкой на устах, но явной тревогой в глазах, произнёс Дорвич, отвлекая меня от меркантильных мыслей. — Поверь, мой синий друг, любая проблема всегда имеет больше одного решения. В конце концов, ты же сам говорил, что после приступов у тебя часто проясняется сознание и ты вспоминаешь всё больше и больше моментов своего прошлого. Так, глядишь, потерпишь, и тебе помощь мага вовсе не понадобится, а?

— Да понял я, понял, — прощёлкал я на турсском и... — Доктор, а не знаете, какие способности имеются у турсов?

— Из достоверно известных — телекинез, — пожал плечами Дорвич. — Что у огров, что у турсов. Правда, у первых, это пока лишь свойство, зато турсы обладают ярко выраженной тренируемой способностью. А что, хочешь попробовать?

Часть 2. На толстых синих мягких лапах

Глава 1. Ученье — свет, неучёных тьма

Мерно тикают часы на каминной полке, бронзовая красавица с кувшином в руках, лукаво смотрит сапфировыми глазами на задумчивого хозяина гостиной, застывшего в кресле с книгой в руке. Едва парит в чашке горячий чай, пока ещё не сдобренный терновым бальзамом, а у дверей каменным изваянием застыл молчаливый дворецкий. Этот вечер в рестэндской квартире доктора Дорвича мало отличался от сотен уже миновавших. Но всё же... всё же, отличался.

— Капс, будь любезен, наведайся завтра к мэтру Тарди. Отдашь ему обучающий артефакт и тетрадь с заметками по его работе... Последнюю найдёшь на моём рабочем столе, — отвлёкшись от размышлений, протянул доктор Дорвич и, отхлебнув из белокипенной фарфоровой чашки, терпкий чай, вновь уставился на горящий в камине огонь. — И не забудь передать ему мою благодарность, а так же надежду на то, что сделанные мною записи позволят улучшить работу его творения.

— Как прикажете, гейс, — кивнул дворецкий, открывая дверь в коридор, но замер на пороге. — Позвольте уточнить?

— Слушаю, — отозвался хозяин дома.

— Этот синекожий господин более не почтит нас своим присутствием? — осведомился Капс,

— Отчего же? — доктор перевёл взгляд на изображающего воплощённую невозмутимость дворецкого, и еле заметно усмехнулся. — Пусть наши занятия турсским языком и закончены, но это не значит, что я более не буду рад видеть Грыма у себя в гостях.

— Как скажете, гейс, — дворецкий неслышно вздохнул. В отличие от самого доктора, Капс относился к новому знакомцу хозяина с изрядным предубеждением. И пусть за тот месяц, что синекожий нелюдь ежедневно посещал доверенную Капсу квартиру в Рестэнде, гигант так ничего не сломал, не разрушил и не украл, но... дикарь же! Кто знает, что ему взбредёт в голову. Так что, новость о том, что хозяин по-прежнему будет рад видеть этого синего в своём доме, дворецкого не обрадовала. Хорошо ещё, что с окончанием их занятий, дикий нелюдь станет реже заглядывать в гости, и, может быть, перестанет, наконец, объедать уважаемого доктора. В конце концов, иберийская сухая ветчина или южно-франконский голубой сыр, это совсем не та еда, к которой дикарям следует тянуть свои синие лапы-лопаты. Подумать только, да он за единственный визит сжирает господских продуктов на полпаунда, не меньше! И ведь доктор даже ничего не говорит по этому поводу. Словно, всё так и должно быть!

Капс вышел из гостиной и, аккуратно прикрыв за собой узкую створку высокой двери, направился в кладовую. Размышления о синем проглоте заставили его задуматься о проверке продуктов и составлении списка покупок. Раз уж завтра ему всё равно предстоит выход в город, то почему бы, заодно, не заглянуть на рынок за пополнением для холодильного ларя?

А тем временем, оставшийся в одиночестве, доктор Дорвич поднялся с кресла и, сделав пару шагов прочь от камина, оказался в "библиотечном" углу гостиной. Высокие, уходящие под самый потолок, книжные шкафы гостеприимно распахнули застеклённые створки дверец, и доктор погрузился в чтение названий на многочисленных корешках книг. Тусклые и яркие, сверкающие помпезным золотом или скромно сияющие чистым серебром, надписи на кожаных, коленкоровых и тканных обложках сменяли одну за другой, а владелец библиотеки всё никак не мог отыскать ту единственную инкунабулу, ради которой и затеял этот просмотр. Но вот, на одной из полок вдруг мелькнула часть знакомого названия, и доктор Дорвич попытался подцепить корешок пухлой книги в старом, изрядно потрёпанном переплёте с осыпающейся с названия позолотой. Неудачно. Несмотря на относительно высокий рост хозяина дома, ему не удалось дотянуться до нужной полки, и пришлось использовать стул-стремянку, когда-то поставленную здесь верным Капсом, как раз для подобных случаев.

Мысленно поблагодарив дворецкого за заботу, доктор взобрался на стремянку и, сняв с полки искомую книгу, аккуратно смахнул с неё несуществующую пыль.

— Вопросы происхождения иных видов и их разнообразие, — с выражением прочёл Дорвич начало длиннющего названия книги и, взвесив её в руке, усмехнулся, — Древность, конечно, несусветная, но и в этом рассаднике мракобесия можно найти зёрна истины... если очень хорошо поискать. Что ж, будем искать.

Хлопнули дверцы шкафа, стремянка отправилась в свой угол, а доктор вернулся в кресло у камина и, долив в чашку горячего чая, погрузился в чтение старинного фолианта, повествующего о представлениях некоторых учёных двух-трёхвековой давности об иных расах и их происхождении. Интересовали доктора Дорвича, разумеется, не все подряд, а лишь одна из описываемых в книге рас. Огры.

Хотелось бы, конечно, найти что-то и про турсов, но, увы, древний писатель совершенно не разделял две этих народности, и Дорвичу оставалось лишь надеяться, что среди собранной автором информации о синекожих гигантах, найдутся не только деревенские побасенки в стиле "чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй", но и хоть сколько-нибудь правдивые сведения о скрытных синекожих жителях гор. Слабый источник, и не менее слабая надежда, да... но других нет, к тому же, доктор имел смелость надеяться, что ввиду уже имеющихся у него знаний об ограх и турсах, почерпнутых в путешествиях, он сможет отделить реальные сведения об этой расе, собранные автором книги, от его же честных заблуждений или откровенных выдумок... которых, надо признать, в этом старом труде было более чем достаточно.

Собственно, именно по этой причине, Дорвич и не полез за книгой сразу, как только познакомился с Грымом. Ему хотелось сначала составить собственное, непредвзятое мнение о представителе редкой расы, а не ловить себя на дурацких ожиданиях, построенных на информации, полученной из такого ненадёжного источника, как старая книга, написанная в те времена, когда любой отправившийся в путешествие обеспеченный бездельник, именовал себя учёным исследователем только потому, что в пути, сходя с ума со скуки, завёл себе дневник.

* * *

Раз скеллинг, два скеллинг... я собрал со стола россыпь серебряных монет и, ссыпав их в прочный кожаный кошель, довольно ухмыльнулся своему отражению в куске мутного зеркала висящего над рукомойником. И было чему порадоваться! Работа на рынке оказалась для меня золотой жилой. Да, Фари и её ушлый сосед платят мне не так много денег, всего-то один серебряный боб в день. Но ведь они не единственные мои клиенты! Их примеру последовали ещё трое торговцев, так что, вот уже вторую неделю мой ежедневный заработок составляет целых три скеллинга, и это, по местным меркам, немало! С этих денег я не только оплачиваю жильё и еду, но и откладываю достаточно для покупки новой одежды, и даже остаётся кое-что в загашнике. Невелик запас, конечно, но здесь у многих нет и такого. По крайней мере, для таких же подёнщиков Граунда, как я сам, мечты о накоплении хоть каких-то денег, так и остаются мечтами... особенно после третьей кружки дешёвого кислого эля, который здесь, по-моему, пьют даже дети.

Казалось бы, в чём проблема? Кто мешал тем же оркам-грузчикам договориться с торговцами на рынке? Никто. Вот только для выполнения той работы, что я легко выполняю в одиночку, орков нужно двое-трое. Грузоподъёмность у них не та, хех. Учитывая же, что оплата останется прежней, конкурентов у меня здесь просто нет. Да и... не факт, что местные так легко возьмут на работу каких-то незнакомых мордоворотов. Вон, те трое торговцев, что последовали примеру Фари и Соренса, целых две недели наблюдали, как я вкалываю на их соседей, и только убедившись, что я честно выполняю принятые обязательства, решились заключить договор, да и тот, чую, лишь до первого косяка.

Как бы то ни было, но результат меня более чем устроил. Работы на четыре часа в день, максимум, а доход... целый паунд в загашнике, это ли не показатель? Жаль только, что к сегодняшнему вечеру от этих денег ничего не останется. Но... так надо.

Я поднялся из-за стола и, придирчиво рассмотрев своё отражение в маленьком зеркале, довольно кивнул. С обновками у меня пока не густо, если не считать твидовый пиджак и новую рубаху, купленные мною на первые скопленные деньги. Зато всю имеющуюся одежду я привёл в порядок. Даже обувь! Ух, сколько сил и времени я убил, прежде чем мне удалось привести задубевшие старые ботинки в божеский вид, кто бы знал! Зато теперь я выгляжу более или менее прилично, а значит, есть шанс, что задуманное мною удастся, и меня не спустят с лестницы... Очень на это надеюсь.

Выглянув в окно, я убедился, что погода по-прежнему радует жителей бывшей метрополии сухостью и, глубоко вдохнув, шагнул к выходу из квартиры. Меня ждал долгий поход в центральную часть города и... новый опыт.

Наверное, стоило всё же взять каб, а не добираться до Централ-Парк пешком, но я, честно говоря, просто пожалел грота. Как бы то ни было, спустя добрый час петляний по старым извилистым улицам Тувра, я-таки добрался до нужного места. Огромное здание, бывшее целью моего похода, утопало в рдяно-золотом облаке облетающей с парковых деревьев листвы, и возвышалось над парком своим огромным куполом, поддерживаемым сотнями массивных гранитных колонн. Имперская архитектура во всём своём великолепии. Монументально, с размахом и без всяких сомнений. Сразу видно, что это здание строили в те времена, когда Тувор был столицей огромной империи, раскинувшейся аж на трёх материках и бессчётном количестве островов.

Замерев на миг у лестницы перед огромнейшим зданием, высокомерно взирающим многочисленными арочными окнами на суетящихся у его подножия "муравьёв", я тяжко вздохнул и потопал вверх по широким ступеням.

"Королевская Публичная Библиотека". Металлические буквы над входом, казались слишком уж внушительными. К тому же, здешняя обслуга явно старалась не за страх, а на совесть, потому как сияли латунные знаки надписи, как медяшка в хозяйстве хорошего боцмана.

Высоченные двери с фацетированным остеклением мягко закрылись за моей спиной, и я оказался в просторном круглом холле, ограждённом мраморной колоннадой, вдоль которой поднималась куда-то вверх под самый витражный купол, украшенная затейливой резьбой мраморная же лестница. Яркие разноцветные пятна солнечного света скользили по светлым стенам и глянцево блестящим каменным плитам пола, создавая впечатление какого-то странного аквариума. Честно говоря, мне пришлось встряхнуться, чтобы сбросить с себя колдовское наваждение и вспомнить, наконец, зачем вообще явился в это место.

— Добрый день... гейс, — бросив на меня короткий взгляд, произнёс стоящий за стойкой подтянутый молодой человек в строгом чёрном костюме. — Рад приветствовать вас в Королевской публичной библиотеке. Чем могу помочь?

— Зд... здравствуйте, — кое-как прохрипел я в ответ и, выудив из кармана пиджака заранее приготовленный блокнот и крепкий столярный карандаш, быстро набросал ответ. Вырвав листок, я подал его посмурневшему собеседнику. Миг, и хмурая складка бровей недовольного брюнета исчезла, будто её и не было.

— Абонемент... — протянул молодой человек, окинув меня недоверчивым взглядом, но... глянув на листок в своей руке, мой собеседник всё же кивнул. — Это будет стоить вам либру за триместр. У вас... гейс, найдётся такая сумма?

— Да, — каркнул я в ответ, выуживая из внутреннего кармана пиджака кошель с монетами.

— Замечательно, — брюнет изогнул губы в лёгком намёке на улыбку и, вытащив из-под стойки стопку бумаг, указал мне на стоящие чуть в стороне высокие столы. — Тогда, прошу! Заполните эти формуляры, после чего я приму у вас оплату и выдам билет читателя.

— Угум, — я кивнул и, забрав со стойки выложенные на неё бумаги, отправился... мучиться. А как ещё назвать процесс заполнения документов металлическим пером?! Да с моими-то грабками... у-у!

Но всё проходит, миновали и мои мучения. Я вернул служителю библиотеки кое-как заполненные, но, между прочим, ни разу не испорченные! формуляры, и тот, пробежав их взглядом, удовлетворённо кивнул.

— Деньги, гейс, — вытащив из-под стола и положив передо мной небольшой металлический прямоугольник, потребовал брюнет. Я вздохнул и принялся выкладывать серебряные монеты на стойку. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать. Двадцать скеллингов, один паунд ровно. Либра.

Служитель повёл металлическим прямоугольником над монетами, и тот тускло сверкнув желтоватым отблеском, вдруг окрасился в салатовый цвет. Брюнет крутанул пластинку в руке и положил её на стойку передо мной. Осторожно взяв артефакт двумя пальцами, я внимательно его осмотрел, но кроме восьмицифрового ряда и герба библиотеки не обнаружил в нём ничего примечательного.

— Ваш билет. Действителен с этого момента и в течение всего следующего триместра, — проговорил служитель. — Вам доступен читальный зал на втором этаже, книги выносить запрещено, но можете получить на руки любую копию. Стоимость копии — два пана, срок жизни — две недели. С основными правилами работы библиотеки можете ознакомиться в читальном зале. Приятного дня.

— Бл...благодар-рю, — отозвался я, пряча свой пропуск в карман пиджака и, кивнув потерявшему ко мне всякий интерес, служителю, потопал к лестнице. Терять время и откладывать знакомство со здешними сокровищами, я не собирался. Уж слишком много всего мне нужно узнать, слишком во многом нужно разобраться, а время... это только кажется, что времени хоть отбавляй. На самом деле, его всегда не хватает, и почему-то чаще всего, на что-то нужное и важное!

Конечно, было бы глупо рассчитывать на то, что я смогу найти нужную информацию в тот же день, как получу доступ к книгам. Но кое-что, отыскать мне всё же удалось. Не бог весть, какие тайны, но всё же... мне пока те тайны и не нужны. А вот кое-какая практически общеизвестная информация, изложенная доступным и понятным языком, специально для таких вот детинушек-сиротинушек, как один синекожий турс, очень даже пригодится.

Так что, утром следующего дня, разобравшись с разгрузкой товаров и установкой навесов, я с удобством устроился на пустом ящике за палаткой своей первой работодательницы и, разложив на скатёрке нехитрую закусь, погрузился в чтение первого из найденных в библиотеке фолиантов. Чтение и опыты. Благо, ничего сложного или чересчур заумного в книге не было, а приведённые примеры, при должном приложении мозгов и усилий, легко получались даже у такого далёкого от мистики существа, как я. Не зря же вчера весь вечер тренировался!

— Гры-ым, — Выглянувшая из-под навеса, Фари легонько дёрнула меня за ухо. Я аккуратно закрыл временную копию книги, сотворённую размножающим артефактом библиотеки и, отложив её в сторону, воззрился на стоящую рядом хафлу.

— М?

— А что ты читаешь? — осведомилась девчонка, бросив любопытный взгляд на отложенную книжку, обёрнутую мной в старую газету. Как сказал мастер, создавший эту копию, в таком виде она проживёт дольше на пару дней, как минимум.

— Книгу, — ощерился я в ответ. Хафла прищурилась и засопела. — Умную. Не для поср-редс-твен-нос-тей. Вот.

— Издеваешься? — проговорила она. Я развёл руками и протянул ей своё чтиво. Мол, и в мыслях не было. Сама же видишь! — Издеваешься.

Но книжку взяла и, развернув газетную "обложку", с удивлением прочла название. Перевела взгляд на меня... вновь посмотрела на обложку.

— Что? — рыкнул я.

— Основы телекинетических воздействий. От врождённого свойства до высшего умения, — вслух прочла Фари и вновь уставилась на меня. — Ты... ты это в самом деле читаешь?!

— Ну... да, — кивнул я в ответ.

— И даже понимаешь, что здесь написано? — всё так же недоверчиво проговорила хафла.

— М-мож-жно по... подумать, это что-то запр-редельное! — фыркнув, скороговоркой выдал я, умудрившись споткнуться лишь пару раз. Прогрессирую, однако. Хотя горло меньше болеть не стало, эх!

— И как, у тебя уже что-то получается? — Фари, кажется, даже и не думала отстать со своими вопросами. — Покажешь? Ну, пожалуйста, Гры-ыым!

Вздохнув, я забрал из рук девчонки полученную в библиотеке копию книжки и, положив её рядом с собой, уставился на чуть ли не подпрыгивающую в ожидании чуда хафлу. Драхх! Какая же она ещё малявка, а! Ну, дитё дитём же... а всё туда же. Взро-ослая... Эх!

Покрутив головой, я увидел валяющийся рядом ржавый гвоздь, размером с мою ладонь и, подняв его с брусчатки, протянул Фари. Та недоумённо покрутила его в руках, и даже попыталась разогнуть. Угу, её ручками только и выпрямлять гвозди толщиной в мой мизинец!

Отобрав у мелкой ржавую железку, положил её себе на ладонь и, прищурившись, мысленно разогнул скрученный "подковкой" гвоздь. Железяка дрогнула и нехотя, осыпаясь ржавчиной, выпрямилась. Медленно, неуверенно, но всё-таки... всё-таки у меня получилось! Фари радостно рассмеялась.

— Руками у тебя вышло бы быстрее, — она ткнула в меня пальцем. Я в ответ пожал плечами. А что говорить-то? Не поспоришь ведь. Пальцами я и в самом деле распрямил бы этот гвоздь быстрее и надёжнее. Но... кто сказал, что так будет всегда? Сегодня гвоздь, через полгода рельс... а судя по тому, как легко мне даётся этот пресловутый телекинез, возможно и быстрее. К тому же, это местные могут гоняться за силой воздействия, сколько им будет угодно. Мне же сейчас интересно другое...

— Фар-ри, — я подкинул гвоздь на ладони и, ухватившись за него с двух сторон, аккуратно потянул. — Смотри...

Хафла послушно уставилась на железяку, неожиданно ставшую податливой в моих руках, как резина... или пластилин, чем бы он ни был. Понятно дело, что просто растянуть кусок железа руками, у меня не получилось бы, но телекинез... телекинез, как я успел выяснить, позволяет проделывать ещё и не такое.

Превращённый без всякого нагрева, в лапшу, гвоздь тянулся и растягивался, послушный моей воле, вытянулся в тонкую, плоскую проволоку и... вдруг свернулся пружинкой. С шорохом и шелестом, она "шагнула" с моей ладони вниз и легла на вторую подставленную руку. И вновь с шорохом потянулась вниз. Шаг. Шаг...

— Дер-ржи, — я протянул изумлённой хафле пружинку. Фари восторженно пискнула, но тут же изобразила полнейшее равнодушие.

— Детская игрушка! — фыркнула она. Пружинка, тем не менее, исчезла в кармане её фартука быстрее, чем я глазом моргнул.

— Уникальная детская игрушка, — воздев палец вверх, провозгласил я. Мелкая улыбнулась и, звонко чмокнув меня в щёку, скрылась в лавке.

— Спасибо, Грым! — донеслось до меня из-под навеса.

— Пож... жалуйста, мелкая, — отозвался я, вновь разворачивая книгу.

— Эй, я не мелкая! — возмущению в лавке не было предела.

— Да-да, ты мин... ми-ни-а-тюр-на-я, — отмахнулся я, погружаясь в чтение.

Глава 2. Обживаемся, обустраиваемся

— И всё же, странные существа эти огры... турсы, — каким-то мечтательным тоном протянул пребывающий в слегка весёлом состоянии доктор Дорвич и, поднявшись со своего уютнейшего кресла, с наслаждением потянулся. Разгружавший поднос с чаем на стол, Капс отвлёкся от своего занятия, и обернулся к хозяину.

— Гейс? — умудрившись вместить в одно слово сразу несколько смыслов, от уточнения, не были ли слова доктора всего лишь риторическим утверждением, до просьбы дать развёрнутое пояснение к своему замечанию, дворецкий приподнял бровь, глядя на Дорвича.

— Да-да, Капс, — кивнул тот, одновременно прикуривая выуженную из портсигара папиросу, — представляешь, я-то грешил на несовершенство амулета, изготовленного мэтром Тарди для нашего эксперимента с Грымом, а выясняется — зря. По крайней мере, если верить книге, точнее, автору Сиддских записок, входящих в её состав, соплеменники нашего любезного гостя отличаются чрезвычайной устойчивостью к ментальным воздействиям. Вот... где же оно? Не то, не то... А, нашёл! "И ни сила более развитого разума, ни понуждение рун, ни колдовской дурман трав и настоев не в силах перебороть естественную глупость сих дикарей..." Учитывая, что автором Сиддских записок выступал известнейший в области ментальных практик, мастер Грейфус из Кхольского университета... — доктор Дорвич скривился и потянулся к стоявшей на столике у кресла рюмке, но обнаружив её пустой, вздохнул и продолжил уже куда более грустным тоном: — между нами, Капс, это был вздорнейший старикашка, да. Эти его теории о происхождении и развитии видов и рас, основанные на варварской вивисекции... Впрочем, чего ещё можно ожидать от грубого саксгота, невесть с чего уверенного, что лишь его соплеменники вправе именоваться настоящими людьми... Ох... да... о чём бишь я?

— О турсе и его "естественной глупости", гейс, — невозмутимо ответил дворецкий, потихоньку прибирая со столика у кресла, пустую рюмку и ставя её на поднос рядом с уже изъятым графином, в котором плескались остатки тернового бальзама.

— Да, точно! Так вот, Капс, несмотря на иные заблуждения, мэтр Грейфус был известнейшим менталистом, вклад которого в науку неоспорим. И если он утверждает, что на представителей турсов и огров практически не действуют ментальные конструкты, как прямого, так и опосредованного типа воздействия, вроде зелий и артефактов, ему можно верить. А значит, придётся мне извиниться перед мэтром Тарди, ведь получается, что проблема со скоростью обучения языку заключалась вовсе не в его артефакте, а в общей...

— Естественной глупости турса, гейс, — понимающе кивнул Капс и доктор укоризненно покачал головой. Для него не было секретом странное предубеждение дворецкого в отношении Грыма.

— Общей ус-устойчивости турсов и огров к воздействиям подобного рода, — Дорвич погрозил ничуть не смутившемуся Капсу пальцем. — Так вот... завтра же отнесёшь мэтру...

— Осмелюсь доложить, гейс, но терновый бальзам закончился, — перебил его слуга, а когда доктор попытался что-то сказать, поспешил добавить: — даже тот, что управляющий прислал двумя неделями ранее.

— Монтрёз от полковника Пибоди? — после недолгой паузы произнёс доктор, недовольно пожевав губами.

— Последнюю бутылку вы третьего дня презентовали инспектору Джейссу в честь его награждения, — водружая графин с бальзамом на пустой поднос, проговорил Капс. — Могу предложить передать мэтру Тарди коробку сигар, что вы выиграли в клубе у капитана Уойза из Второй кавалерийской бригады.

— Не люблю сигары, — скривился Дорвич, падая в любимое кресло.

— Я помню, гейс, — кивнул дворецкий. — Зато мэтр Тарди их любит.

— Что ж, — доктор устало махнул рукой и, зевнув, прикрыл глаза, — если он их любит... Не забудь только объяснить, в честь чего такая ще-едро-ость...

— Не сомневайтесь, гейс, всё будет сделано в лучшем виде, — заверил хозяина дворецкий и, накрыв "уставшего" доктора шоттским пледом, тихо вышел из комнаты, стараясь не звенеть посудой на подносе.

— Он ещё писал, что ог-хр-ры умеют превращаться в камень... но это уж совершеннейшая чушь... — пробормотал доктор Дорвич сквозь сон.

* * *

Очередное утро очередного выходного дня. Единственного на неделе, но не мне жаловаться. С моим-то рабочим графиком, это не проблема. Хотя в прошлой жизни, как мне удалось вспомнить после очередного приступа, обычным делом считались два выходных на пять рабочих дней. Но право слово! Для этого приходилось работать, как минимум, по восемь-девять часов в день, я же тружусь в худшем случае четыре часа в день, и имею заработок, как у хорошего мастерового в Граунде или даже Брэкбридже! Но им-то приходится вкалывать по десять-двенадцать часов в день, да и доход делить с сидящими на шее домочадцами. Я же... в общем, неплохо устроился. Если бы ещё не драхховы поезда грохочущие под окнами по утрам. Эх! Нет в жизни счастья, ха!

Правда, сегодняшний выходной таким считать нельзя. Обещал помочь Фари в доставке из порта и разгрузке очередной партии тканей и кожи на склад её семьи в Пампербэй. Не бесплатно, разумеется... а значит, на этой неделе выходных у меня нет вовсе. Настоящий трудяжка!

А если серьёзно, то за столь "насыщенный" трудовой график я должен бы благодарить собственное тело, и его врождённую предрасположенность к телекинезу. Пусть он довольно странен, если не сказать убог, по сравнению с умениями представителей иных рас, описания которых я неоднократно встречал в библиотечных книгах, но без него мне пришлось бы намного хуже. Именно телекинез, пусть и ограниченный предметами, с которыми я контактирую телом, помогает мне в моей работе грузчика.

Поднять заваленную кожами и рулонами ткани телегу, ухватившись за борт? Нет ничего проще... для меня и моего скромного таланта. А ведь если бы подобный фокус попытался провернуть, скажем так, "обычный" силач, телега просто развалилась бы, не выдержав веса груза. Ну или, как минимум, лишилась того борта, за который её попытались бы приподнять. В моём же случае, всё гладко. Послушный воле, телекинез просто подхватывает всю телегу целиком, будто какой-то невидимый гигант поднимает её в пригоршне. И никаких аварий.

Да, мой телекинез странный. Я могу мять металл пальцами как пластилин, могу раздавить в труху пядевый деревянный брус, могу сжать кусок гранита словно губку, после чего он осыплется с моей ладони мелким крошевом... а могу одним движением пальца нанести на кусок базальта тончайшую резьбу... ну, смогу... когда-нибудь. Надеюсь. Потому как дальше кривых царапин разной степени глубины и чёткости, я пока не добрался. Но у меня всё впереди... по крайней мере, с каждым разом рисунки на камне у меня получаются всё чётче и точнее, пусть и не отличаются затейливостью или изяществом. Но с моими мозгами, честно говоря, я и ровному кружочку или квадратику, вырезанным в камне, радуюсь, как ребёнок. После чего слушаю хихиканье забавляющейся моим видом Фари... или ловлю на себе удивлённо-презрительные взгляды прохожих. Ну да, синекожий гигант, радостно гыгыкающий над какими-то камешками, выглядит, конечно... сомнительно. Зато, куда понятнее, чем тот же большой дурак с книгой в руках. Да и вообще, какое мне дело до посторонних? Главное, что упражнения с каждым разом получаются проще и лучше, а мнение окружающих... да драхх бы с ним!

И ведь не сказать, что проблема в контроле сил или чём-то ещё таком... магическом, а значит, напрочь мне непонятном. Нет, здесь всё дело в воображении. Чем чётче представляемый рисунок на предмете, тем лучше будет результат. Так написано в тех книгах, что я по-прежнему таскаю из библиотеки и читаю, спрятавшись за навесом торговой палатки милахи-хафлы, чтоб не вводить случайных прохожих в когнитивный диссонанс от вида читающего огра. И у меня нет повода не доверять написанному. Получается, ведь. Пусть от этих попыток скрипят и плавятся мои мозги синего носорога, явно не предназначенные для столь творческой работы, но ежедневные занятия дают свой результат и откровенно меня радуют. Даже сейчас, всего через три недели после начала занятий телекинезом, я вижу насколько проще с каждым разом мне даются манипуляции с мелкими воздействиями, вроде той же резьбы по камню. А уж если сравнивать с первыми опытами, у-у! Земля и небо!

А ведь помимо них есть и кое-что другое. Так, оказавшиеся по случаю у меня в руках, "щёлкалки" Саренса Сонса, вставшие намертво, по утверждению их хозяина, после одной лёгкой манипуляции пошли вновь. А я всего лишь "вытряхнул" из них то, что мешало пружине развернуться. Просто почувствовал, как "звенит" металлический завиток, не в силах сдвинуть места застрявшие шестерёнки, а те тоненько, но напряжённо гудят, зажатые стопорящим их мусором... ну и одним посылом, вымел из механизма лишнее, только пыль из-под откинувшейся крышки полетела. Правда, поняв, что именно сотворил, я не стал хвастать открывшимся умением, а вместо этого, на всякий случай изобразил дикаря. То бишь, демонстративно тряхнул уже идущие часы и, прислонив их к уху, довольно прогудел-прохрустел: "Ш-ч-чёлкают". Всё!

Сонс тут же выхватил у меня из рук свои ходики, и скрылся в лавке. Правда, через пару минут вновь вышел на улицу, гордо сверкая массивной серебряной цепочкой перетянувшей его отсутствующее пузо от кармана жилета до пуговицы. И даже спасибо не сказал... у-у, варвар!

Тряхнув головой, я попытался избавиться от не вовремя накативших воспоминаний. Не вышло. Пришлось лезть под холодный душ. А вот это помогло, даже несмотря на то, что моему телу в принципе плевать на низкие температуры. Но голову освежил, а это главное! Вымывшись, я выбрался из-под гудящей лейки, наскоро вытерся огромным пушистым полотенцем, честно мною купленным аж за два грота у всё той же Фари, и потопал в изрядно выстывшую за ночь комнату, одеваться.

Открыв скрипучую дверцу старинного шкафа, где лежали мои невеликие пожитки, я окинул взглядом полупустые полки и потянулся за рабочей одеждой. Всё-таки, сегодня меня ждёт именно работа, а не очередной визит в библиотеку, где стоит выглядеть прилично, чтоб не выгнали даже несмотря на наличие оплаченного пропуска, так что мой единственный "выходной костюм" потерпит до возвращения. А пока... шерстяные гольфы в шоттскую чёрно-зелёную клетку, коричневые короткие штаны, застёгивающиеся на пуговицы под коленом, просторная холщовая рубаха и крепкая куртка из коричневой кожи поверх неё. Прочные старые ботинки на нижние лапы, жёсткие перчатки с крагами — на верхние. Вот я и готов к работе. А, чуть не забыл! Ещё кепка-восьмиклинка, чтобы прикрыть мою синюю лысину, и защитить от солнечного света глаза. Если, конечно, в этот унылый зимний день, солнце соизволит выглянуть из перины низких серых туч, заволокших небеса. Вот теперь, я точно готов к выходу... и надеюсь, не опоздаю к месту встречи с моей мелкой работодательницей.

Словно в подтверждение моих опасений, в зимней утренней тьме за окном раздался пронзительный гудок поезда, а следом дом задрожал от проходящего мимо него грузового состава, вползающего на территорию Дортмутского порта. О как! Стоит поторопиться!

Я вышел из квартиры и, со всей тщательностью заперев дверь, устремился вниз по лестнице. Часов у меня нет, но если судить по грохочущему за стеной паровому "будильнику", до встречи с Фари осталось не больше получаса, за который мне следует успеть пересечь половину района доков, и добраться почти до самой вершины Граундс-хайл, где расположился квартал хафлингов и, в частности, дом семьи Берриоз, как оказалось, весьма известных в Тувре торговцев тканями, к которой относится и моя мелкая работодательница.

Через тёмный по раннему времени, район доков я почти бежал, и точно так же бегом пересёк пустую ввиду выходного дня рыночную площадь. Остался последний рывок, вверх по холму Граунд. Пять минут резвого бега мимо редких освещённых леденцовым светом окон зданий, обступивших взбирающуюся вверх улицу, лёгкая отдышка, и я на месте. У дома Берриозов уже стоит огромная, запряжённая парой чаберсов-тяжеловозов, повозка, а на её облучке кутается в не по размеру огромный тяжёлый шерстяной плащ Фари. Только нос усыпанный серебристыми конопушками торчит наружу.

— З-замёрзла? — услышав мой вопрос, хафла с писком подпрыгнула на месте, а уже через секунду мне в плечо прилетел удар маленьким, но удивительно крепким кулачком.

— Напугал! — надулась мелкая, потирая ушибленную об меня руку, но тут же улыбнулась. — Вот как у тебя так получается, а?! Ты же здоровый, как гора, Грым! А я тебя до последнего момента не видела!

— А чтоб ты увидела с головой спрятавшись в дедов-то плащ, Фари?! — хохотнул ломающимся баском, сидящий на перилах крыльца и с самым довольным видом посасывающий длиннющий чубук трубки, молодой хафлинг. Такой же белобрысый и серебристо-конопатый, как и его соплеменница. Впрочем, а как ещё может выглядеть её родной брат? Заметив мой взгляд, он махнул рукой с зажатой в ней трубкой. — Приветствую, синий!

— Тебя туда же, белобр-рысый! — оскалился в ответ я, кое-как протолкнув приветствие через упрямую глотку и, запрыгнув на облучок, устроился рядом с Фари. Её брат весело ухмыльнулся. Приятно, что хоть кто-то, кроме моей первой работодательницы и доктора Дорвича не шарахается от моей улыбки, а улыбается в ответ. Прям, нормальным человеком себя чувствую. Эх...

— Ну всё, Грым! Рядовой Падди пост сдал, — кривляясь, отсалютовал нам брат Фари, и махнул рукой на выезд со двора. — Можете катиться!

— И покатимся, — фыркнула хафла и, подхватив поводья, ловко щёлкнула ими по спинам тяжеловозов. Ящеры переступили с ноги на ногу, дёрнули ушами, словно прислушавшись к происходящему и, прошипев друг другу явно что-то матерное, медленно тронулись с места.

Глухо зацокали по брусчатке подрезанные когти чаберсов, взвыл о чём-то своём холодный ветер, мечущийся меж высоких труб кирпичных домов, закутанная по уши в дедов плащ, Фари подкатилась мне под бок и, сунув поводья мне в руки, тут же засопела. Поехали...

Перевалив через Граундс-хайл, наша повозка выкатилась на шоссе Уинфер и не торопясь потянулась по узкому гравийному тракту, вдоль морского побережья. Далеко у горизонта, там где низкие зимние тучи сливаются с тёмной водой пролива, показалась наконец светлая, наливающаяся оранжевым светом полоса, и покрывающая придорожные камни и почерневшие голые деревья, изморозь вдруг заискрилась, заиграла жёлтыми и алыми бликами, словно запламенела... холодным таким пламенем. Ящеры, будто почувствовав на своих дублёных шкурах первые лучи позднего по зимнему времени, утреннего солнца, всхрапнули и сами собой прибавили шаг. Вот и славно, глядишь, быстрее доберёмся до Пампербэй, а значит, и скорее вернёмся в Тувор. Мне хоть и плевать на погоду, но унылые пейзажи вокруг как-то не добавляют хорошего настроения. Так и хочется разжечь печь в гостиной, завалиться в кресло с книжкой и чаем, завернуться в плед и... никуда не ходить. Эх...

Портовые склады в Пампербэй встретили нас пароходной гарью, пронзительно-холодным ветром и вездесущей сажей, превратившей и без того не самый радостный промышленный пейзаж в совершенно невзрачную и скучную серую муть. Счастье ещё, что нам не пришлось здесь застрять. Бумаги, предъявленные сонной Фари карго-мастеру, оказались в полном порядке, и уже спустя полчаса, я весело перегружал тюки тканей и кож с корабельных поддонов на повозку, под изумлёнными взглядами лишённых привычного приработка матросов. Вот ведь... в третий раз же уже приезжаем, а они всё как впервые видят. Собрались в кучку, и глазеют. Тоже мне, циркача нашли.

А с другой стороны... прикинув, как я выгляжу со стороны, перетаскивая сразу по два тюка размером с два меня каждый, м-да. Картинка и в самом деле должна быть залипательной... как говорят... драхх! Где-то говорят. И точка!

— Фари, это последний? — обратился я к хафле, старательно отгоняя подкрадывающуюся головную боль, так не вовремя решившую напомнить о моих проблемах с памятью.

— Да-да, Грым! — весело откликнулась мелкая, сверившись со своим списком. — Привяжешь вот этот тюк, и можем ехать.

— Принайтуешь, — буркнул один из стоящих поодаль матросов-грузчиков, оказавшихся не у дел. — Крысы сухопутные, вымбовку вам в клюз.

— Если мою, то мелкая лопнет! — хохотнул стоящий рядом с ним мокрохвостый.

Я аккуратно водрузил последний тюк на повозку и, повернувшись к говорливому матросу, ощерился.

— Шёл бы ты в море, ластоногий, и там квакал. А то ведь оглоблю меж ласт огребёшь, не обрадуешься, — сосредоточившись, я кое-как прорычал-прощёлкал в ответ наглому матросу. Моя хафла запунцовела и скрылась за повозкой. А тут и "грузчики" загудели... но подходить и не подумали. Ещё бы, на виду у карго-мастера-то!

Вот и ладушки. Не хватало ещё драку на глазах у Фари устраивать. А ведь могли бы! Судя по внешности, ребятки явно из континентальных орков, а они на драку шустрые... и неугомонные. Смахнулся я как-то с такими в кабаке за Рыночной площадью... весело было... всем. Но сейчас, такое развлечение явно не ко времени.

— Слышь, ты! Синий! — окликнул меня тот самый матрос, что ворчал про сухопутных крыс, когда наша повозка уже выезжала из ворот склада.

— Чего, зелёный? — откликнулся я.

— Заходи вечерком в "Акулу и перст", поговорим... о вымбовках и оглоблях, — с усмешкой в усы, проговорил орк.

— Вдумчиво, один на один, а? — рыкнул я в ответ, стараясь не замечать сердитого сопения недовольной Фари под боком.

— Можно и так, — кивнул морячок, растянув губы в улыбке, в которой явно не хватало половины клыка. — По бобу с брата, матросу — рубаха, а?

— Идёт, зелёный! Ждите сегодня вечером! — довольно хохотнул я. А что? Один на один, со ставкой в скеллинг на скеллинг... можно неплохие деньжата поднять. Главное, не жадничать... и постараться не превратить поединки в кабацкую драку.

— Грым, ты же не серьёзно, да? — вперив в меня сердитый взгляд невыразимо-синих глаз, проговорила Фари, когда порт Пампербэй растворился в серой мути за нашими спинами.

— Конечно, не серьёзно, — кивнул я в ответ, погладив малявку по голове. Та нахмурилась. Я вздохнул и, вытащив из кармана блокнот с карандашом, набросал: — Матросские поединки, они ж не до смерти. Да и калечить никто никого не будет, иначе потом никто с ними на стол не выйдет. Традиция! А так, матросам развлечение, мне приработок. Чем плохо-то?

— Мужчины... — недовольно протянула хафла и замолчала... до самого склада своей семьи. Так и доехали в тишине.

Глава 3. Синий на синем не так и заметен

— Фари сказала, ты сегодня опять в Пампербэй отправляешься, в эту "Акулу и перст", да? — пыхнув трубкой, лениво протянул Падди.

— Угум, — я кивнул в ответ, не отвлекаясь от вырезания очередного рисунка на камешке.

— Не надоело? Попадёшь ведь однажды на противника, который тебе голову проломит, — спросил мой собеседник. Я тяжко вздохнул и, отложив в сторону исчерченный квадратами и треугольниками камень, взялся за тонкий карандаш и блокнот. Подчиняясь телекинезу, грифель аккуратно заскользил по грубой бумаге, время от времени спотыкаясь о её шероховатости и выводя корявые, но всё же вполне читаемые буквы. А что? Тоже тренировка, ничуть не хуже резьбы по камню. Посложнее даже будет. Но и эффективнее.

— Я бьюсь честно. Морячки — тоже. Так что, даже если нарвусь на серьёзного рукопашника, жив останусь, — вывел я на желтоватом листе дешёвой бумаги.

— Честные моряки? — хохотнул белобрысый хафл, прочитав мои каракули. — Смешно. Плохо ты их знаешь, Грым. В матросы ведь набирают такое отребье, что даже в Норгрейт принять побрезгуют. Бродяги, висельники, скрывающиеся от правосудия преступники...

— Например, невезучие мастеровые, рекрутированные по "пьяному набору", или проданные родными в юнги, "лишние рты", — резко запрыгал по блокноту мой карандаш. Падди бросил взгляд на кривую строчку и, пожав плечами, вновь затянулся ароматным табаком.

— И они тоже, — выдохнув облачко дыма, кивнул он, неожиданно посерьёзнев лицом, и сразу утратив вид насмешливого юнца. — Но неужели ты думаешь, что "проданные" или "пропитые" были рады такому повороту судьбы, и смогли не озлобиться за время службы? Она, знаешь ли, на флоте, совсем не сладкая, а усмиряющие ошейники, между прочим, действуют только в отношении хозяина контракта и его имущества. Ты же к таковым не относишься.

— Так и я не леденец, и защищаться умею... — я ощерился в ответ, не поленившись прорычать эти слова вслух, вместо того, чтобы вновь марать бумагу. Почему-то напоминание о существовании в этом мире так называемых "усмиряющих" или "контрактных", а по факту самых настоящих рабских ошейников — артефактов, созданных для контроля тех несчастных, которым не повезло получить такое "украшение" на свою шею, подняло во мне натуральную бурю негативных эмоций. Чую, что это как-то связано с моей прошлой жизнью, но как именно... эх, ладно. Хорошо ещё приступом дело не кончилось, а то мне сейчас только жестокой мигрени и не хватало!

— Тоже верно, — невозмутимо кивнул хафл, ничуть не испуганный ни моим рыком, ни оскалом, его сопровождавшим. — Но ты бы всё же поберёгся. Сестрёнка за тебя волнуется... и расстраивается, когда ты заявляешься на рынок с очередным фингалом на полморды. А я не люблю, когда Фари расстраивается. И дедушка не любит. Тогда уже он волноваться за внучку начинает.

— Дедушка, это да-а... — невольно передёрнув плечами, задумчиво протянул я и, почесав пятернёй затылок, еле успел поймать соскользнувшую с моей тыковки кепку.

С "дедушкой", точнее, четырежды прадедом Фари и Падди мне довелось познакомиться не так давно, но старый Уорри Берриоз, седой как лунь, франтоватый хафлинг произвёл на меня неизгладимое впечатление. Посмотреть на него со стороны — круглый такой, улыбчивый живчик с ухоженными усами и бородкой-клинышком, сверкающий круглыми очочками и души не чающий во внуках, любитель хорошей шутки и рюмки послеобеденной настойки. Ну, душка же, не иначе. Вот только при нашем знакомстве, глянул этот "душка" из-под кустистых бровей да поверх тех самых круглых очочков, и мне на плечи словно каменную плиту положили... эдак в сотню-другую подов весом. Маг. Сильный, старый. Классический. А это вам не врождёнными свойствами-умениями хвастать. Опытный маг любого пользователя расовых умений, каким бы долгоживущим альвом или трау тот ни был, на одну ладонь положит и другой прихлопнет, только брызги в стороны полетят. В общем, хороший у Фари дедушка. Такого за внучку волноваться заставлять не стоит, да...

Вообще, чувствительность к чужой магии у меня отвратительная. На уровне — пока рядом с ухом огненный шар не пролетит, я и не чухнусь. Проверено неоднократно. Без экстрима, конечно, но... когда тот же Сонс, оказавшийся, кстати, ни много ни мало, патентованным подмастерьем классической магии, шутки ради, водяным плетью сбил ворону, укравшую мясо с моего бутерброда, я разве что лёгкую щекотку ощутил, от пролетевшего над головой магического заряда. А старый Берриоз только глянул в мою сторону при знакомстве, и меня чуть по полу прихожей его дома не размазало. Утрирую, конечно, и всё же разница ощутимая. Даже слишком. Но есть одно "но".

Уорри Берриоз, конечно, могучий старый маг, уважаемый глава немалого рода, и прочая, прочая...

— Хор-рошо, что он не мой дедушка, — проскрипел я кое-как вслух, а когда Падди справился с удивлением и вынул чуть не перекушенный им чубук трубки изо рта, договорил: — Я бы его волнения не пер-режил, навер-рное.

— М-да, рисковый ты парень, Грым, — покачав головой, протянул Падди и, мячиком спрыгнув с тюка, на котором мы, собственно, и сидели, махнул мне рукой. — Что ж, удачи тебе, синий. Надеюсь, сегодня ты вернёшься с выигрышем.

— Спасибо, — рыкнул я в ответ, но шустрый хафл уже укатился, скрывшись между палатками торговцев. Мог и не услышать. Хотя-а... вряд ли. Падди не самый последний из учеников своего деда, пусть и один из самых молодых. А учитывая направление его обучения... в общем, со слухом, как и со зрением у него всё в порядке. Боевым магам без этого никуда.

— Грым! Я закончила. Закидывай остатки в телегу! — звонкий голосок Фари, раздавшийся за моей спиной, заставил обернуться. Поднявшись на ноги, я кивнул своей работодательнице, подхватил послуживший нам с Падди сиденьем тюк, и направился к знакомой повозке. Сегодня, как, впрочем, уже не раз бывало, Фари решила свернуть торговлю гораздо раньше обычного. Фактически, время едва подошло к двум часам пополудни, а хафла уже затребовала моей помощи в сборе и укладке непроданного товара в телегу. Правда, обычно ей управляет Падди, но судя по тому, что этот сорванец уже куда-то удрал, а Фари примеряется к облучку, девчонка явно собралась везти остатки товара на склад сама.

Не знаю, не знаю... по мне, так это не лучшая идея. Одно дело — доставить уже собранный груз от вершины Граундс-хайл до его подножия, к рынку, и совсем другое — кататься в одиночестве по туврским предместьям, да ещё и не самым спокойным местам. Всё же, направление на Уинфер и Пампербэй, это вам не Рестэнд... ушлого народа здесь хватает. И одинокая девчонка, управляющая телегой, для них будет лишь мелкой помехой перед "честным дележом бесхозного имущества".

Собственно, а почему бы и нет? Какая мне разница, где камни портить, в собственной гостиной или в повозке? Верно, абсолютно никакой. А потому...

— Эй, ты чего, Грым? — удивилась Фари, когда я забрался на облучок повозки и, ухватив мелкую за талию, усадил её рядом с собой. — Зачем? Куда?

Вновь заплясал карандаш по бумаге. Хафла прочла получившиеся у меня каракули и... сердито засопела.

— Я уже не маленькая, сама справлюсь, — нахмурилась она, глядя на меня исподлобья.

— Спр-равишься, — кивнул я в ответ. — А б-бандиты с тобой спр-р-равятся. Потом дед с ними... и со мной... и с Падди. Но тебе уже будет всё р-равно. Кха!

— А с вами-то за что? — буркнула Фари, дождавшись всё же, когда я справлюсь с кашлем. Драхховы связки! Никак не хотят нормально работать!

— З-за то, что остав-вили и не пр-р-рисмотр-кха-рели.. кхра! — Сплюнув, я подхватил поводья и от души стеганул чаберсов. Те лениво фыркнули и вальяжно поцокали по мостовой. Вот же... флегматичные твари.

Сердитого настроя мелкой хватило на четверть часа. Собственно, мы только-только выехали на шоссе, когда она закуталась в уже знакомый мне дедов плащ и, привычно ввинтившись мне под руку, сладко засопела. Вот же... хафла. Раса такая, где ни окажутся, везде с комфортом устроятся. Аж завидно.

Вопреки моим ожиданиям, поездка прошла без приключений и бед. Мы спокойно добрались до склада семьи Берриоз в Пампербэй, а там складские работники шустро разгрузили телегу и даже выделили пару человек для доставки юной хозяйки под крыло к деду. Очевидно, тоже представляют, КАК старый магистр умеет волноваться за внучку, и чем его волнение грозит окружающим.

Кстати, надо отдать должное Фари. Поняв, что я не собираюсь возвращаться в город вместе с ней, мелкая попыталась оплатить мне её охрану по пути в Пампербэй. Но... та пара гротов, которую она пыталась мне всучить, всё же отправились обратно в её вышитый бисером кошелёк, а сама их владелица была бережно щёлкнута по носу. Каюсь, не удержался. Но эта милаха так смешно морщится!

— Грым! — возмущению мелкой не было предела. Она так даже на моё своевольное присоединение к её поездке не реагировала.

— Пр-рости, — я развёл руками. — Не удер-ржался. И ез-зжжайте уже. А то скор-рро стемнеет.

— Вот только попробуй завтра с фингалом прийти, — прищурившись, прошипела Фари, вновь заворачиваясь в дедов плащ, и демонстративно уставилась куда-то в сторону. — Ни за что лечить не стану.

— Дог-говор-ррились, — кивнул я. А в следующий миг, управляемые складским работником, чаберсы получили свой удар поводьями по спине и, вновь что-то прошипев друг другу, повлекли повозку прочь со двора.

— Смешная девчонка, но хорошая, — оказавшийся рядом уже неплохо знакомый мне складской старшина, в котором явно преобладала кровь всё тех же хафлингов, проводил взглядом выезжающую в ворота телегу и договорил... с эдаким лёгким намёком: — Светлая. Любой из наших за неё горой встанет.

— На мою с-сестр-ррёнку пох-хожа, — кивнув, неожиданно для самого себя ответил я. А когда понял... я честно ждал приступа боли, и он даже пришёл. Почти. Скользнул тенью где-то по краю сознания, заставив вздрогнуть... и исчез.

— Вот ты выдал, синий! — Заржал старшина. Искренне, весело. До слёз.

— Я пр-ро хар-рррактер... кхра! — Всё. Ближайшие полчаса глотка явно не выдаст больше ни звука. Нормальной речи, я имею в виду.

— Да понимаю, не дурак, — отмахнулся мой собеседник, утерев выступившие слёзы засаленным рукавом рубахи. Отойдя от приступа смеха, он покачал головой. — Но как прозвучало-то, а! Ох, Грым, кому рассказать, не поверят же...

На этот раз я вновь пустил в ход блокнот и карандаш. А что? Неграмотный складской старшина, это же нонсенс. Как он учёт товаров вести будет? На пальцах? Да и не в первой нам общаться подобным образом, так что, никакого удивления мои действия у собеседника не вызвали.

— Вот и не говори, — на этот раз я писал рукой, а не телекинезом, и не сказать, что это было проще. Всё же, обычный карандаш — не столярный. Сломать его, секундное дело для моих грабок. Но получилось.

— Почему? — прочитав, удивился старшина.

— Ты не дурак, старый Уорри не дурак, даже Падди, и тот дурачком только прикидывается... временами, — начеркал я. — А вот работники твои...

— Боишься, что тебя засмеют? — как ему показалось, понимающе улыбнулся мой собеседник. И ошибся.

— Не меня. Её. Дураки же, — ответил я, чуть не сломав карандаш. — А девочка, и правда, хорошая, как ты говоришь — светлая. Опять же, на мою сестрёнку похожа. Поубиваю же идиотов. Оно кому-нибудь надо?

— Хамишь, синий. Или думаешь, только в моряцких кабаках хорошие поединщики имеются? — резко посерьёзнел старшина. Ну да. Мы-то с ним знакомы чуть больше месяца, а своих работников он не один год знает. И вопрос, чью сторону принять, для него вообще не стоит. Он попросту отсутствует. — А если пяток-другой моих ребят, да на тебя одного?

— Так ведь я на стол их звать не стану. Руки-ноги вырву и всех дел, — я всучил старшине очередную записку, а поверх неё высыпал раскрошенный в пальцах, только что извлечённый из кармана камешек. Тот самый, что разрисовывал по пути на склад. Глянул в глаза ошеломлённому старшине, и рыкнул: — Вер-ришь?

— Да, — мелко покивал тот.

— Вот и славно, — я растянул губы в широкой улыбке, но, увидев, как побледнел собеседник, стёр ухмылку с лица и, похлопав его по плечу, кое-как проговорил на прощание: — Ты, это, зах-ходи в "Акулу и пер-рст", пр-роставлюсь. За понимание... и молч-чание. Кха!

В таверну старшина не пришёл. Как не пришли и его работники. Ну да мне и без их присутствия было весело. Четыре боя принесли мне три скеллинга и... шикарный бланш под левым глазом. И нет, я не проиграл четвёртый бой. Сошлись на столах с боцманом "Старой Крачки", и этот орк оказался натуральным танком... чем бы ни была эта штука. От моих ударов его только шатало, а уж крепости лба, пожалуй, позавидовала бы башенная броня "Герцога Ангайра", первого линкора имперского флота. В общем, свели мы "встречу" вничью, чем вызвали совершенно дикий рёв довольной публики. Ещё бы! По условиям кабацких поединков, в этом случае ставки бойцов уходят на эль для всех присутствующих.

Казалось бы, два скеллинга... ну, сколько там будет той выпивки? А вот много. Очень много! Один имперский геллет дешёвого, но крепкого, чёрного шоттского эля, который ещё называют "флотским", стоит два пана. А имперский геллет, это восемь пинтовых кружек. В скеллинге же, тех панов аж двенадцать. В ставке бойцов — два скеллинга, что получается? Двенадцать геллетов... или девяносто шесть кружек. То есть, по паре кружек на каждого из полусотни "гостей заведения"... за вычетом тех несчастных, что проспонсировали сей праздник жизни. Вот что значит, правильный расчёт.

А он здесь есть. С подачи Адмиралтейства и по указанию его уже давно покойного величества, короля Гебрии, Шотта и Оркнеи, Дебора Третьего, портовые кабаки и таверны для нижних чинов, не могут вмещать более двух вахт одновременно, "дабы не чинить урона флоту Его величества". А вахты здесь, это четверть сотни матросов и есть Полагаю, связано это было с тем, чтобы в случае кабацкой драки, выбывшая по причине "побитости" матросня не уменьшала боевого потенциала своих кораблей. То есть, даже если одна вахта корабля "Н" выбыла целиком, помахавшись с вахтой корабля "М", на корабле "Н" останется, как минимум, ещё три вполне целых и способных к несению службы вахты. А значит, в случае необходимости, боевой корабль вполне может выйти по приказу в море, даже с такой урезанной командой. Учитывая, что количество "флотских" таверн и кабаков во времена принятия этого указа, было чётко регламентировано по количеству приписанных к конкретному порту кораблей королевского флота, можно сказать, Дебор Третий был заботливым монархом, хех.

Понятное дело, что помимо "нижних флотских чинов", в такие таверны заглядывали и продолжают заглядывать разумные, вовсе не имеющие отношения к командам, что военного, что торгового флота. Но их никто не считает, а ежели они захотят поучаствовать в дележе "ничьих" денег, то прежде сами должны выйти на стол в поединке, со ставкой согласно флотским традициям. В этом случае, "лишних людей" при разделе "ничьих" денег, кабатчики поят за свой счёт. По-моему, весьма толковый подход. Хочет владелец заведения заработать деньжат побольше, привечая людей, кои не имеют отношения к флоту, его дело. Но пусть, в случае ничьей на столах, сам и раскошеливается.

Здесь, вообще, очень многое построено на тех самых традициях. Иногда глупых или надуманных, а порой и неожиданно интересных и даже полезных. Впрочем, если покопаться, то даже в самых дурацких из них можно найти некое разумное зерно. И я с удовольствием слушал рассказы матросов на эту тему. С некоторыми из них, оказалось весьма интересно обсуждать происхождение тех или иных традиций, находить закономерности и причины их появления. Да-да, "нижние чины" и "купцы", пусть и не могут похвастать широким кругозором и энциклопедическими познаниями, зато в знании многочисленных уставов, указов и прочих творений Адмиралтейства, из которых "растут ноги" большинства флотских традиций и обычаев, пожалуй, утрут нос любому патентованному барресту. А что поделать? Им без этих знаний никуда.

Так уж вышло, что со времён начала морского владычества империи, в матросы набирали не добровольцев, а... по сути, кого поймают. Именно тогда и начали использовать для контроля недовольных своей судьбой нижних чинов, те самые усмиряющие ошейники, о которых упоминал братец Фари. Но! Ошейник, конечно, артефакт хитрый, да только вложить в голову матроса-носителя ВСЕ его права и обязанности, он был не в состоянии. Всё же происходит сие магическое устройство от рабской цепи, а у той задача простая: предотвратить нанесение рабом-носителем ущерба хозяевам или их имуществу. И только. Матрос же... в общем, приходилось бедолагам учить правила их новой жизни под надзором, а то и под диктовку командиров, при, так сказать, "включённых на приём" усмирителях. Поначалу. А потом изучение циркуляров Адмиралтейства и прочих документов империи, касающихся дел флотских, стало... правильно, традицией. И уже было неважно, нанялся матрос на корабль сам, или притащили его бесчувственную, но уже снабжённую усмирителем тушку, подпоившие бедолагу, ушлые вербовщики... учить морской закон приходилось всем. Да и сейчас приходится. Можно сказать, таким образом, флотские офицеры занимают "свободное" время своих подчинённых. Причём, порой: "не чтобы научились, а чтобы забодались"... Ну, вот честное слово, есть у меня такое ощущение, что этот принцип работает не только в Королевском флоте, но вообще, во всех флотах всех времён и миров. Да и в армии без него никуда.

Уточнять откуда такая уверенность, я не стал. Хватило одного-единственного укола боли, пронзившего виски. Так что, вместо столь опасных самокопаний, я взял у хозяина таверны ещё один геллет флотского эля с копчёным на ольхе мясом и вернулся за стол, где меня уже дожидался грустно глядящий в пустую кружку боцман "Старой Крачки". И вот что-то шепчет мне интуиция, грустит он не от потери собеседника, а от отсутствия выпивки. Ну да, мы это исправим.

— Выпьем, Жар-рди? — стоило грохнуть о стол бочонку с элем, как печаль исчезла из подбитых мною глаз боцмана, будто её и не было. Гуляем!

Глава 4. Меланхолия, она бывает разная

Каждый раз, когда я вспоминаю свою "прошлую" жизнь, точнее, её обрывки, меня настигает приступ головной боли и слабости. Иногда эти приступы невыносимо тяжелы, иногда дело обходится лишь небольшим уколом боли, но как бы то ни было, без этого "довеска" не приходит ни одно воспоминание. Это плохо? Разумеется. Но есть и плюсы. С каждым приступом мне открывается всё большая часть памяти, как нынешнего моего тела, так и прошлой жизни. Пусть эти воспоминания обрывочны и порой крайне тяжело поддаются "дешифровке", но они всё же появляются и это хорошо, значит, есть надежда когда-то вспомнить всё. Главное не увлечься, иначе приступы пойдут волнами, и никто не даст гарантии, что один из них просто не взорвёт мой несчастный мозг. Поэтому, да... я откровенно боюсь погружаться в вспоминания... и не боюсь в этом признаться, по крайней мере самому себе.

Но есть и исключения из этого правила. Фари. Мелкая смешная хафла, отчаянно строящая из себя прожжённого дельца и, вообще, чрезвычайно взрослую и серьёзную особу. Беседа со старшиной склада Берриозов в Пампербэй, принесла мне воспоминание-ассоциацию о сестре, как оказалось, имевшейся у меня в прошлой жизни. Образ её был размыт и больше похож на сон, но... к моему величайшему удивлению, в отличие от иных воспоминаний, он не приносил боли. А через него, я получил возможность вспомнить чуть больше. Назначение окружавших нас в этом воспоминании предметов, и смысл действий сновавших вокруг людей. Немного? Да. Но каждое такое воспоминание подталкивает меня к следующему, открывая всё новые и новые знания. По чуть-чуть...

Ниточка за ниточкой, ассоциация за ассоциацией, я получил возможность "разбудить" хотя бы часть своего прошлого без боли и страданий. Естественно, что я им воспользовался. И плевать, что процесс этот оказался медленным и муторным. В конце концов, после работы на рынке, у меня не было каких-то важных занятий, а время до ночи нужно как-то убивать. Так что я вполне мог потратить по паре часов перед сном на медитации над образом сестры. Зато никаких приступов. Правда, была в этом действе и своя странность... я помнил свои эмоции в отношении оставленной где-то в далёком мире сестрёнке и нашем с ней доме, но я не чувствовал их.

Я не жалуюсь, вовсе нет. В конце концов, лучше так, чем мучиться от осознания, что близкий человек потерян навсегда. Но сам факт такого странного отношения к собственному прошлому меня, признаться, несколько напрягал... пока я не понял, что исправить сам ничего не могу. А как говорил кто-то из людей моего прошлого мира: "Там где ты не волен что-то изменить, ты не должен ничего желать". Главное, не пытаться вспомнить, как звали этого умника.

В остальном же, моя жизнь вошла в колею. Работа на рынке и учёба по библиотечным книгам перемежались тренировками в телекинезе и медитациями-воспоминаниями о сестре и доме, а когда, скажем так, душа просила отдыха, я отправлялся в "Акулу и перст", чтобы пропустить по кружке флотского эля со знакомыми моряками. Если же возникало желание почесать кулаки, то отправлялся в любую другую матросскую таверну, поскольку после состоявшегося-таки поражения боцмана Жарди со "Старой Крачки" от моей руки, найти себе иных противников в "Акуле" я так и не сумел.

Вообще, как я понял в дальнейшем, больше двух-трёх раз сорвать куш на столе в одном заведении мне было не суждено. Сплетни и новости в матросской среде, оказывается, разносятся ничуть не медленнее чем в дамских клубах, так что довольно скоро пришлось почти полностью свернуть это доходное дело... со мной просто перестали выходить на поединок. Эх, а ведь у меня было столько планов на обход всех двух дюжин пампербэйских таверн. Правда, оставался ещё Уинфер... да и в Тувре, пожалуй, можно найти подходящие места. В общем, окончательно забрасывать идею подзаработать на ставках в свою пользу, я не стал, лишь отложил её на время. А там, глядишь, молва утихнет и можно будет повторить поход и по Пампербэю.

М-да, честно говоря, я был удивлён тому разочарованию, что почувствовал после очередного отказа моряков-поединщиков выйти со мной на стол. И вот что-то подсказывает, будто бы эта эмоция принадлежит не мне "прошлому", а нынешнему телу, по крайней мере, в некоторых книгах, найденных мною в Королевской библиотеке, утверждалось что мои нынешние соплеменники далеко не дураки набить морду ближнему и дальнему. В тех же куцых обрывках памяти о прежней жизни, которые осмелился переворошить не опасаясь приступа, я не нашёл ни единого намёка на подобную тягу, хотя соответствующие эпизоды вспомнились, да. Но вот эмоционально... не было ничего говорящего о том, что в прежнем теле я испытывал какие-то положительные эмоции от драк. Порой вспоминался азарт... а чаще — злость. Но чтобы энтузиазм? Или, тем более, веселье, которое, признаться, время от времени накатывало на меня теперешнего в поединках с матросами? Не было такого, точно. Да и не похожи были вспомненные мною стычки из прошлой жизни на честный поединок.

В общем, пришлось смириться с тем, что нынешнее тело несёт в себе такой минус... ещё один, в коллекцию к уже имеющимся. А среди них числится не только моя неспособность говорить, с которой, как и со своими дикими предпочтениями в еде я кое-как всё же справляюсь, но прежде всего, внешний вид, точнее, следствия обладания таковым. Даже для многонационального Тувра, расхаживающий по его улицам синий здоровяк с проклюнувшимся на переносице рогом — зрелище редчайшее. Ну не живут на этих клятых островах ни огры ни турсы.

И если те же матросы, в силу опыта дальних странствий, давно привыкли иметь дело с представителями самых экзотических рас, а большинству обитателей Граунда, как выходцам из иных стран, где водятся ещё и не такие монстрики, как я, откровенно плевать на внешний вид прохожих, то в более приличных районах Каменного мешка, я то и дело ловлю на себе взгляды... в которых, чаще всего, читается чисто столичное презрение к "понаехавшим". И если с этим я готов мириться в силу характера и насмешливого настроя в отношении слишком много мнящих о себе "столичных штучек", то местная, так называемая "имперская снисходительность к варварам и дикарям", меня всерьёз выбешивает. Из горла рвётся рык, а лапы — к отсутствующему оружию. Справляюсь, конечно, кое-как, но... Я просто не понимаю, как в таком многорасовом государстве вообще мог появиться такой оголтелый расизм? Откуда?!

А уж внимание добберов! Да я считаю день удавшимся, если во время визита в Королевскую библиотеку меня по дороге не остановит хоть один служитель закона! Задрали, гады. Спасает только читательский билет, который я им предъявляю в качестве единственного имеющегося у меня документа. Ну и ошалелый вид очередного "повелителя улиц и повозок", решившего одарить вниманием закона "очередного тупого дикаря приехавшего в славный Тувор за лёгкой жизнью", и увидевшего в его руках совсем недешёвый читательский билет главной библиотеки метрополии, немного греет душу. Но именно, что немного.

Впрочем, всё это цветочки. А ягодки... Драхх! Да если бы не книги и тренировки, которыми забивается всё моё свободное время, и не ставшие слишком редкими поединки на столах матросских таверн, где мне удаётся хоть немного спустить пар, набив чью-нибудь наглую рожу, то я бы уже свихнулся от банального недотраха.

К тому же ситуация ухудшается тем фактом, что по меркам своей нынешней расы я считаюсь юнцом, как заявил Дорвич. А какую дичь творит молодёжь, у которой гормоны только что из ушей не брызжут... В общем, хреново мне. Не всегда, но порой накатывает так, что хоть волком вой.

Идти в бордель? Брезгую, честно говоря. Вот просто чувствую, что в Граунде такой поход может окончиться для меня лишь очередным визитом к доктору Дорвичу, и не на чай, а за лечением. Идти же в более солидное заведение, которых, кстати, в Тувре совсем немало, так кто меня туда пустит? Пробовал уже. Без паунда в кармане солидного костюма, в нормальный бордель не попасть, а костюм-то, между прочим, сам по себе меньше трёх паундов не стоит. В общем, денег нет, но вы держитесь. Вот и держусь.

Познакомиться с барышней? Ха! Дохлый номер. Может быть, в Тувре и есть любительницы экзотики, но мне они не попадались. Зато откровенно презрительных взглядов и скорченных в отвращении гримас обитательниц бывшей метрополии, я навидался на сто лет вперёд. И ладно бы выглядел немытым бродягой, так ведь нет! За своим внешним видом я слежу не в пример большинству жителей Граунда, но... а, к драхху всё! Надо наведаться в "Акулу и перст". Не подерусь, так хоть с нормальными людьми и нелюдями пообщаюсь. Без этой расисткой фанаберии.

— О чём задумался, детина? — Отвлёк меня от размышлений знакомый блондинистый хафл с неизменной трубкой в зубах, оказавшийся напротив меня, словно из пустоты соткался. Впрочем... почему "словно"? Из неё и вышел. В смысле из портала.

— Здорово, Падди, — прохрипел я в ответ и, цыкнув со злости на свои убогие связки, полез в карман за блокнотом и карандашом. Последний тут же запорхал по листу, уже ничуть не спотыкаясь на шероховатостях. Да и "почерк" улучшился. Зря я, что ли, столько времени убиваю на тренировки? — Вот сижу, кручинюсь. То бишь самокопанием занимаюсь. И чем глубже копаю, тем больше расстраиваюсь.

— С чего бы вдруг? — удивился хафл, прочитав мою записку. Вынул трубку изо рта, окинул меня долгим внимательным взглядом и, очевидно не удовлетворившись увиденным, обошёл по кругу... вместе с лавкой, на которой я устроился, намереваясь перекусить после утренней разгрузки телег. — В смысле, от чего расстраиваешься-то, синий?

— От собственного тела, — честно вздохнул я. Падди ошеломлённо хлопнул белёсыми ресницами и... замолчал. Минуты на полторы. Но потом не выдержал и заржал в голос. Самозабвенно так, до слёз. Прибил бы мелочь, да Фари обидится... а следом за ней и "дедушка".

Пришлось остаться на месте и молча наблюдать, как белобрысый хафл заходится смехом. Впрочем, он шустрый, так что уже через пару минут угомонился и, высморкавшись в огромный клетчатый платок, прерывисто вздохнул.

— Уф... рассмешил, орясина! — пробормотал Падди, устраиваясь на лавке рядом со мной. — С чего вдруг такие дурные мысли? Ты ж вон какой! Силы немеряно, рост всем на зависть. На дворе зима к серёдке подбирается, а ты словно и холода не чуешь. Как ходил без пальто, так и сейчас ходишь. При денежке, опять-таки, а значит, в голове помимо опилок мозги имеются. Чего ещё желать-то?

— Чего желать, всегда найдётся, — кое-как пробурчал я и, благодарно кивнув, принял из руки хафла маленькую серебряную фляжку с терпкой настойкой. Травяной аромат шибанул в нос, но отвращения не вызвал совершенно. Сделав крошечный глоток знакомого пойла, я вздрогнул от промчавшейся по телу волны холода. Хорошее тонизирующее варит хафл. Забористое.

— Например? — не отстал Падди, отбирая у меня фляжку. Покрутил в руках и сам приложился, тут же задорно сверкнув глазами. — Рассказывай, синий! Мне же интересно!

— У тебя зазноба есть, мелкий? — начеркал я в блокноте и уставился на хафла. Тот прочёл вопрос и... заскрёб пятернёй затылок. Окинул меня взглядом и вздохнул.

— Ну да, твоих сородичей в наших местах отродясь не видали, — кивнул он и, помолчав, спросил: — Бордель?

— В Граунде?! — хрюкнул я. — На скеллинг удовольствия, и паунд на лечение.

— Согласен, — протянул Падди. — А если в том же Рестэнде? Впрочем, да... кто тебя туда пустит в таком виде.

— Именно. А приличный костюм встанет в три-четыре паунда, — черкнул я в блокноте. — С такими тратами никаких удовольствий не захочешь!

— Либр, Грым. Паунд, это граунди. Скажи так в приличном месте, и тебя тут же опознают как обитателя самого дна Каменного мешка, никакой костюм не поможет, — задумчиво поправил меня Падди, вот так походя ткнув носом в ещё один секрет, который, очевидно, ни для кого не секрет... кроме одного конкретного синекожего. — Хм, а ведь тебе ещё, наверняка, не всякая девица сгодится, а? Я про размеры...

И снова заржал, сволочь.

— Предпочитаю хафл, — едва сдержав желание приложить собеседника в челюсть, рыкнул я.

— Че-его?! — от удивления Падди подавился своим смехом и закашлялся. — Как... почему?!

— Лопаются смешно, — вновь оскалился я в лицо белобрысому. Смехуёчки ему!

— Вот ты... — оправившись от изумления, покачал головой хафл и неожиданно расплылся в идиотской улыбке. — Лопаются... Ха! Сегодня же деду расскажу эту байку!

— Смерти моей хочешь?! — пришла моя пора охреневать от заявлений мелкого.

— А? — непонимающе протянул Падди, но, проследив за моим взглядом и наткнувшись на суетящуюся за прилавком через дорогу Фари, отмахнулся. — Да ну тебя! Заменю турса на хафлинга, а хафлу на фею. И всех дел! Дед любит хорошую шутку. Оценит! Но...

— Что?

— Смех смехом, а ты, синий, учти: не дай Многоликий, я узнаю, что ты подбивал клинья к сестрёнке... — в руке хафла зажёгся небольшой, но так и пышущий жаром огненный шарик.

— Я тебя стукну, — поняв, на что намекает эта белобрысая сволочь, выдавил я, в очередной раз насилуя свои ленивые связки. — И ты станешь фиолетовым... в крапинку.

— Почему "в крапинку"? — опешив, маг сбился с угрожающего тона, и огненный шар с шипением исчез.

— Потому что веснушки, — черкнул я очередную записку.

— Ты наши веснушки не трожь! — тут же вздёрнул нос Падди. — Это тебе не абы что! А родовая черта всех Берриозов, между прочим! Можно сказать, фамильная реликвия, которая всегда с собой.

— А ты меня не зли всякой глупостью, и останутся твои веснушки в неприкосновенности, — управляемый телекинезом, карандаш слишком резко поставил точку в предложении... и пробил блокнот насквозь.

— М-да уж... — полюбовавшись на дырку в двухсотстраничной тетрадке, хафл покачал головой. — Тебе точно нужно пар выпустить. А то сегодня блокнот, а завтра? Ну как телегу разломаешь, а она ещё деду служила? Он на ней, считай весь остров объехал. От Шоттского нагорья до Ввелинга и от Дортмута до Эберси.

— Тоже, небось, реликвия рода, а? Вроде ваших веснушек... — кое-как успокоившись, я вновь взялся за карандаш.

— Орчанка! — даже не глянув на текст записки, вдруг воскликнул Падди и ткнул в мою сторону чубуком выуженной из кармана трубки. — Точно! Тебе нужна орчанка! И по статям и по характеру! Ух, уж она-то тебе буйствовать не даст. Живо сковородой по голове угомонит!

— Ни одной не видел, — пожал я плечами, а осознав собственный ответ, удивлённо глянул на хафла. Тот фыркнул.

— Неудивительно, — понял мой безмолвный вопрос Падди. — Это орков можно встретить в любой дыре мира, а своих женщин они предпочитают оставлять дома... на хозяйстве, чтоб не мешали бузить и развлекаться, полагаю. Впрочем, это совсем небольшая проблема. Есть у меня знакомые, сведу вас при случае. Глядишь, и не придётся тебе копить деньги на бордель... потому как, придётся собирать либры на выкуп.

— К-какой выкуп? — не понял я.

— За невесту, — с совершенно невозмутимым видом ответил этот... этот... Я поднялся на ноги, но Падди, явно почуяв грядущие неприятности, тут же исчез в мареве портала. Ну, м-мелкий!

Я бухнулся обратно на лавку и, вздохнув, полез в бумажный пакет за пирожками. Такой стресс надо заесть. Срочно.

— Да, Грым! — Хафл вдруг снова оказался рядом... ну, как "рядом"? В перше от меня. Я отложил надкушенный пирожок и вопросительно уставился на этого баламута. — Я чего тебя искал... Заработать хочешь?

— Сколько? — прохрипел я. Падди растянул губы в широкой улыбке.

— На выкуп невесты не хватит, а вот на костюм... — протянул он, но, заметив, что я выворачиваю булыжник из брусчатой мостовой, тут же стёр улыбку с лица. — Стоп-стоп-стоп. Я всё понял! Серьёзно, Грым!

— Ну? — положив камень на лавку рядом с пирожком, я хмуро уставился на мелкого.

— М-м... в общем, дед требует, чтобы я завтра сопроводил Фари на её первые переговоры с поставщиком. А я... у меня договорённость о встрече с одним торговцем алхимическими ингредиентами. В общем, не успеваю я и туда и туда. Даже порталами... у меня просто сил не хватит.

— Я... с Фари? — выдал я самое логичное предположение, но хафл, хоть и понял мою корявую речь, всё же отрицательно покачал головой.

— Не. Первые переговоры, дело такое... почти семейное, — проговорил он. — Кто-то из взрослых родичей обязательно должен быть рядом. Я бы хотел, чтобы ты наведался к моему контраген... в смысле, к моему торговцу. Деньги и список покупок я тебе дам...

Я взялся за блокнот, и Падди, поняв, что получить в лицо булыжником ему уже не грозит, подошёл ближе.

— Почему не хочешь перенести свою встречу? — написал я. Хафл пробежал взглядом по записке и вздохнул.

— "Резвый Скечуа", это пароход, на котором прибудет торговец, зайдёт в Пампербэй завтра днём. А на закате, пополнив запасы провизии, продолжит рейс. Вместе с Греймуром. Переговоры же могут затянуться не на один час... да и оставлять Фари одну в портовом городке, пусть и ненадолго... сам понимаешь, идея не из лучших. Не то место.

— Сколько? — черкнул я. Падди задумался.

— Скеллинг, если просто привезёшь заказанное, и два фарта с каждого выторгованного скеллинга. Или...

— Не тяни кота за хвост, мелкий, — вручая записку хафлу, я фыркнул.

— Если вложишь в покупку ещё и свои средства, то могу предложить четверть от стоимости зелий, что я изготовлю из купленных тобой ингредиентов, — пожевав губами, предложил он. Вот же... мелкий, жадный хафлинг!

— Половину, — прохрипел я. Зелья приготовленные магом-алхимиком, конечно, штука недешёвая, даже очень недешёвая... видел я их в продаже. Ну, так и ингредиенты для них тоже не фарт и не два стоят. И где гарантия, что я хотя бы просто отобью свои вложения?

— Треть, — азартно предложил Падди.

— Две пятых, — вывел я в блокноте и, чуть помедлив, дописал: — и по одному пану с каждого выторгованного для тебя скеллинга.

— Идёт! — чуть подумав, кивнул белобрысый. Я же вновь взялся за карандаш.

— Учти, я не алхимик, так что за качество предоставленного твоим контрагентом товара, ответственности не несу.

— За это не волнуйся, — небрежно махнул рукой Падди. — Я Греймура давно знаю, он не подведёт. Собственно, потому и работаю именно с ним. Товар у него всегда качественный... жаль, что он редко в Тувре бывает.

— Что ж, тогда жду список, деньги и письмо к этому твоему Греймуру, — написал я и хафл просиял.

— Деньги — вот, — в мою руку упал кожаный мешочек с монетами. — А письмо сейчас напишем.

Падди выудил из возникшего перед ним портала пенал и чернильницу, после чего, согнав меня с лавки, разложил на ней принадлежности для письма и, вытащив из кармана список покупок, принялся писать послание прямо на его обороте. Шустрый мелкий.

Глава 5. Что кажется, чем окажется

Боцман Гарни, массивный одноглазый орк, прекрасно знал, как его кличут матросы "Резвого Скечуа", и лишь усмехался, прикусывая чёрный как смоль длинный ус, заслышав тихие матерки в отношении некоего "Коргёра". Само собой, ни одна из "мартышек" или "трюмных крыс", не осмелилась бы назвать его так в лицо, без последствий для собственных физиономий, но... плох тот боцман, что не знает своего прозвища, гуляющего среди матросни. А Гарни считал себя отличным боцманом. И честное слово, у него были для этого все основания. Проданный городской общиной Нимма в юнги франконского военного флота, Гарни, бывший тогда мелким орчонком-сиротой, застал закат парусного флота и изрядно полетал "мартышкой" по вантам и реям, прежде чем "дорасти" до палубной работы, для которой требовалась недюжинная сила и определённый опыт. Свой десятилетний контракт на военном флоте он закончил палубным мастером на пароходофрегате "Стремительный", и перешёл в торговый флот.

Франконские каботажники сменялись табрийскими трампами, а те, в свою очередь, имперскими линейниками. Попытал он свою удачу и на пассажирских линиях Ревущего океана, но быстро понял, что это не его, и с лёгкой душой вернулся на полюбившиеся ему трампы, один из которых и стал для Гарни домом, в полном смысле этого слова. Здесь одноглазый орк стал не просто членом наёмного экипажа, а совладельцем судна. И пусть ему принадлежала совсем небольшая доля, Гарни её вполне хватало. Правда, были здесь свои подводные камни, но куда уж без них.

Именно поэтому, Коргёр совершенно не удивился, когда в его личную каюту без стука вломился нынешний машинный мастер "Резвого Скечуа". Чумазый, воняющий угольной пылью и гарголовой смазкой, как всякая "трюмная крыса", мастер Бродденаур ввалился в маленькое помещение, и то стало ещё теснее. Несколько минут Гарни выслушивал матерную тираду гнома, и лишь когда в бочкообразной груди машинного мастера закончился воздух и тот умолк на секунду, чтобы перевести дух, боцман кивнул.

— Ну? — равнодушный, лишённый любых намёков на эмоции, голос Коргёра словно вернул гному разум.

Бродденаур смерил взглядом боцмана, вальяжно рассевшегося на складном кресле у столика и тяжко вздохнул.

— Говорил я тебе, нельзя ушастого в машинное ставить! — буркнул гном.

— Говорил, — согласился боцман и, поморщившись, спросил: — и что он опять натворил?

— Сходил в гости к саламандрам! — рыкнул вновь начавший распаляться гном. Гарни побледнел.

— Жив? — спросил он, поднимаясь со слишком маленького для его массивного тела креслица.

— Да что этому тапуту будет! — отозвался гном, глядя снизу вверх на воздвигшегося в полный рост боцмана. — Обгорел, конечно, пока мои парни с него саламандр сгоняли, но жить будет. Дирк его подлечил чутка... Правда, теперь этот шебутной хафл требует сдать ушастого "настоящим" лекарям. Иначе, говорит, за жизнь этого дурного полуальва ручаться не сможет.

— Та-ак... — орк на миг прикрыл единственный глаз, глубоко вдохнул и, кивнув машинному мастеру на выход из каюты, буквально выдавил несопротивляющегося гнома в узкий дверной проём. — К старпому. Доложишь ему сам, а пока идём, я тебя слушаю. Стоп. Свист!

На разнёсшийся по проходу рёв боцмана тут же явился, будто ожидал зова, мальчишка-человек, лет тринадцати-четырнадцати на вид, наряженный в выходную белую робу, невообразимо широкие чёрные клёши и натёртые до блеска туфли. Точно на берег собрался, пострел! Не поднимая на боцмана плутоватого взгляда серых глаз, вихрастый юнга замер навытяжку.

— Звали, боцман? — звонким голосом спросил он.

— Звал-звал, — орк окинул взглядом паренька и, хмыкнув, разразился потоком приказов. — Про ушастого уже знаешь? Замечательно. Значит так, ноги в руки и мухой в кубрик, вашему стармасу скажешь, что мне нужны двое толковых матросов из вашей вахты для доставки раненого в больницу. Немедленно. Как довезут этого тапута, пусть выслушают докторов и тут же возвращаются на судно. Как выполнишь, дуй на берег, и чтоб к моменту схода санитарной команды, на причале была коляска. Всё понял?

— Ага, — кивнул повеселевший юнга, уже было распрощавшийся с грядущим коротким отпуском на берегу, и моментально исчез в переплетении железных кишок-переходов трампа.

— Идём, Брод, — проводив взглядом шустрого мальца, орк кивнул машинному мастеру. — И рассказывай уже, как этот драххов полуальв оказался в гостях у саламандр.

— Как-как... — пробурчал гном, семеня следом за боцманом. — Как всегда, по глупости! Мы котлы заглушили, и, как водится, начали проверку механизмов. Я отправил ушастого к промежуточной камере, чтоб осмотрел и проверил её на герметичность, а он, дурак, сразу обе заслонки отворил, и смотровую и топочную! Естественно, саламандры из погасшей топки на свежий воздух полезли. Ему бы смотровое окно хоть рукавицей заткнуть, раз уж про аварийный рычаг не вспомнил, да ты ж знаешь придурка... ему, видите ли в рукавицах несподручно, вот и получилось...

— Дела-а, — протянул боцман и, застыв перед каютой старшего помощника, решительно обрушил кулак на полотно двери. Та содрогнулась, но устояла.

— И зачем ломиться в пустую каюту, если вы знаете, что я сегодня на вахте? — Раздался из-за спин гостей чуть насмешливый голос старшего помощника капитана. — А если бы я не зашёл за плащом, вы бы здесь до восьмых склянок куковали?

— Мейн Гратт, — моментально развернувшись на сто восемьдесят градусов, Коргёр по привычке, въевшейся за годы службы на военном флоте, вытянулся перед старпомом во фрунт.

— Оставьте, боцман, — чуть заметно поморщился высокий и статный, но совершенно, можно сказать, насквозь гражданский человек. — Рассказывайте, что у вас случилось...

Коргёр, как ему показалось, незаметно ткнул гнома локтем в плечо и тот, тяжко вздохнув, начал свой рассказ заново, но с куда большими подробностями... И чем дольше машинный мастер говорил, тем мрачнее становился старпом. К концу повествования гнома, он всё же не выдержал и длинно, витиевато выругался на смеси доброй полудюжины восточных наречий. И было от чего. По идее, "Резвый Скечуа" должен был покинуть Пампербэй перед закатом, но происшествие с незадачливым альвом напрочь срывало этот план, а значит, возрастал риск не уложиться в сроки доставки груза. И ладно бы, получатель был один, небольшую неустойку в рамках страхового пакта Нобарра хозяева трампа вполне потянули бы. Но получателей грузов, как и мест доставки было несколько, а значит, возможная неустойка возрастала... в разы.

Понимающе переглянувшись с боцманом, старпом ожесточённо потёр моментально покрасневшее лицо и, скорчив кислую мину, молча направился к каюте капитана. Но едва боцман с машинным мастером дёрнулись следом, как старпом остановил их одним жестом.

— Мастер, возвращайтесь на пост. Боцман, на тебе доклад капитану после возвращения матросов из госпиталя, — коротко бросил он, и подчинённые тут же отстали.

* * *

Это утро выдалось на диво суматошным и... бессмысленным. Сначала выяснилось, что я умудрился проспать свой "будильник". Притерпелся, значит, к громыхающим за окном вагонам, сотрясающим моё жилище дважды в сутки. Пришлось отказаться от завтрака и, наскоро приняв душ, мчаться на работу. А добравшись до рыночной площади, я обнаружил, что моих обычных работодателей просто нет на месте. Да на площади вообще никого не было! Пусто.

Впрочем, о причине этого казуса мне даже голову долго ломать не пришлось. Холодный и колкий от льдинок дождь, поливавший Тувор всю ночь, с восходом солнца и не думал заканчиваться, да и ветер... В общем, если бы я не так сильно суетился из-за возможного опоздания и был более восприимчив к холоду, то мог бы и сам догадаться, что нынче рыночная площадь будет пустовать. И правильно! В такую погоду нормальный хозяин даже собаку на улицу не выгонит, что уж тут говорить о городских обывателях...

Пришлось мне разворачиваться и топать обратно. Всё равно до времени встречи с поставщиком ингредиентов, делать было нечего, а в съёмной квартире меня дожидался недочитанный библиотечный том... и поздний завтрак.

В Пампербэй я... нет, не приехал. Прибежал аккурат к полудню, то есть, на добрых полтора часа раньше, чем рассчитывал. Да, бегом я добрался до порта куда быстрее, чем на повозке запряжённой двумя флегматичными и до жути ленивыми ящерами-чаберсами. И за такую скорость передвижения я должен сказать спасибо не только нынешнему, оказавшемуся поистине неутомимым, телу, но и своему странному телекинезу, позволившему совершать гигантские прыжки, вызвавшие у меня не только совершеннейший восторг, но и серьёзный приступ головной боли, оставивший после себя смутное понимание слова "гравитация" и не менее смутные образы закованных в несуразно толстые белые доспехи странных существ, передвигавшихся неуклюжими, но весьма длинными и высокими прыжками по серой унылой пустыне под чёрным, усеянным множеством ярких звёзд небом.

Впрочем, думается мне, что первые опыты по ускорению собственного движения телекинезом, в глазах возможных, но к счастью отсутствовавших на пустынной дороге наблюдателей, должны были выглядеть не менее смешными и нелепыми. Но я быстро приноровился и уже спустя несколько минут, мои движения пусть и не приобрели грациозность лани, но стали вполне естественными и... комфортными, что ли? Нет, в самом деле, мне было вполне удобно передвигаться по склонам подступающих к дороге холмов, длинными, не меньше перша, а то и двух, прыжками. Удобно и привычно. Честно говоря, я так увлёкся посетившими меня ощущениями, что не заметил, как добрался до портового городка, но быстро очухался и сбавил ход, после чего всё же убедился, что в такую погоду прохожих в Пампербэй, желающих поглазеть на скачущего по улицам синего носорога, так же мало, как и торговцев на рыночной площади Граунда сегодня утром. И хорошо. Или как, говорит Падди: слава Многоликому... кто бы он ни был.

Не то что бы я опасался демонстрировать кому-то свои успехи на ниве постижения доставшихся от тела турса талантов, вовсе нет. Просто, как я успел убедиться за время жизни в Тувре, здесь не принято щеголять врождёнными расовыми способностями и умениями без насущной необходимости. Да и демонстративное применение магических приёмов тоже не поощряется. По крайней мере, среди горожан. Ну так и зачем мне привлекать к себе внимание... в смысле, ещё большее, чем достаётся этому синему телу обычно?

Портовая таверна, в которой Падди назначил встречу своему поставщику ингредиентов, встретила меня волной тёплого воздуха, пропитанного кухонными ароматами и гомоном посетителей, которых, кажется, было лишь немногим меньше, чем обычно набивается в таверны Пампербэй по вечерам. Ничего неожиданного. Всё же, и те гуляки, что шляются по портовому городку целый день, тоже должны где-то прятаться от накрывшего предместья бывшей столицы империи, ненастья. Так почему бы им не найти приют в здешних многочисленных кабаках?

Уже привычно игнорируя обращённые в мою сторону взгляды посетителей, я с интересом огляделся по сторонам, и почти разочарованно вздохнул. Это заведение практически ничем не отличалось от тех, что я уже успел посетить в Папербэй. Такое же обширное помещение общего зала, низкий потолок которого подпирается толстенными, в мой обхват, деревянными столбами, те же узкие окошки-бойницы, сквозь мутные стёкла которых едва пробивается серый уличный свет. Массивные и длинные, грубые столы и лавки, вытертые до лакового блеска тканью матросских роб... ну и конечно, длиннющая стойка у дальней стены, за которой царит гордый хозяин сего заведения, зорко следящий за гостями и разбитными подавальщицами, что напропалую флиртуют с матроснёй и того и гляди, забудут о своих прямых обязанностях.

Хотя, вру... до вечера ещё далеко и настоящего веселья здесь пока не наблюдается. Матросов с заходящих в порт судов, по дневному времени немного, больше местных. А те уделяют больше внимания горячей похлёбке в миске, чем приятным округлостям снующих меж столов подавальщиц, и не спешат угостить их напёрстком-другим горькой настойки. Оттого, очевидно, и не слышен пока в таверне женский смех, а вместо довольного пьяного гогота матросни, зал полон пчелиного гула негромких разговоров. С другой стороны, оно и к лучшему. Всё же торговаться куда приятнее в спокойной обстановке, не отвлекаясь на суету вокруг. А в окружении гуляющих перед выходом в рейс морячков, так не получится. Глазом моргнуть не успеешь, как окажешься втянутым в какой-нибудь... блудняк. В общем, правильное время и место выбрал Падди для встречи со своим контрагентом, спасибо ему за это огромное.

Сидеть в таверне за пустым столом негоже. Пусть в виду непогоды хозяин и не выгонит на улицу, но в конце концов, в кабак приходят есть и пить, а завтрак у меня был уже давненько. Посему, устроившись за столом, я не стал жадничать и заказал себе пусть и не самый лучший в моей жизни, но определённо вкусный, сытный и, самое главное, горячий обед. Да, мне плевать на холод и жару, но кто сказал, что от этого я утратил возможность радоваться горячему куску мяса в тарелке, весело трещащему пламени в чёрном от сажи зеве камина, или кружке пряного ромового глинта, который так приятно прихлёбывать, листая книгу под вой ветра и шум дождя за окном?

Само собой, за книгу я взялся, лишь расправившись с едой. До встречи с Греймуром оставалось ещё около получаса и я рассчитывал, что успею добить ещё одну главу старого учебника географии, судя по дате, написанному в те времена, когда Тувор был столицей империи, а Сидда даже не помышляла о восстании. Успел... А потом прочёл ещё одну главу, и ещё... Время перевалило за третий час пополудни, а торговец до сих пор не появился. Нет, я ничего не имею против опозданий... когда опаздывает красивая женщина, на которую у меня имеются совершенно определённые планы, например. Но даже на своей нынешней "диете" и несмотря на цвет шкуры, я категорически отказываюсь прощать опаздывающего на добрых полтора часа мужика, каким бы смазливым тот ни был!

Обведя взглядом помещение и ожидаемо не найдя в нём ни одного разумного, что подходил бы под данное мне хафлом описание, я бросил взгляд на монструозные часы, приютившиеся в дальнем углу зала и, раздражённо захлопнув книгу, жестом подозвал снующую неподалёку девчонку-подавальщицу, той же кошачьеглазой расы, что и давешняя медсестра в госпитале Святого Лукка, которая так любила отрабатывать на мне "отключающий" взгляд. Заплатив за обед и глинт три пана вместо полугрота и, получив в ответ благодарную улыбку девчонки, я поднялся из-за стола и, спрятав книгу в наплечную сумку, двинулся к выходу. Если уж Греймур не собирается приходить на встречу, придётся мне идти к нему. И пусть Падди порадуется, я намерен стрясти с торговца максимальную скидку!

"Резвый Скечуа" оказался внушительным корабликом. Пусть он и не был самым большим из стоящих у причальной стенки судов, но и его размеры впечатляли... как и ухоженный вид. Вот в чём-чём, а в этом он перещеголял всех своих собратьев. Пароход, на котором прибыл контрагент неугомонного хафла, выглядел так, словно только что сошёл со стапелей. Чёрный, без единого пятнышка ржавчины корпус, небольшая, приземистая, белоснежная надстройка и огромная чёрная труба опоясанная тройной оранжевой полосой. Симпатичное судно... хотя короткие и какие-то кургузые мачты всё же немного портят общий вид, как мне кажется. Но кто я такой, чтобы критиковать чужие инженерные решения, когда сам в этом деле не бум-бум?

— Эй, на борту! — Я поднялся по сходням и, не ступая на палубу, окликнул ошивающегося неподалёку матроса.

— Ой, м-мать! — Оглянувшийся на мой возглас, молодой черноволосый хафлинг в серой застиранной робе аж подпрыгнул. — Ты кто такой? Чего надо?!

— Вот же неучёный мор-ряк пошёл... — вздохнув, проскрежетал я и, всё ещё пребывая в небольшом раздражении, договорил: — царь морской, не видишь, что ли?

— Брешешь, — с явным недоверием в голосе, протянул он и смерил меня хмурым взглядом.

— Брешу, — легко согласился я, — Полуальв Гр-реймур здесь?

— А тебе зачем? — совсем уж запараноил коротышка.

— Дело к нему есть, тор-рговое, — скривившись от нарастающей боли в горле, произнёс я и, переведя дух, кое-как добавил: — Договор-рились встр-ретиться у "Адмир-рала Швеер-р-кха" два часа назад, а он так и не явился. Вот, ищу.

— Не знал, что этот ушастый торговлей пробавляется, — покачал головой матрос. — Но здесь ты его не найдёшь. Он с утра в госпиталь Святого Лукка переехал, — развёл руками мой собеседник.

— Не понял, — помотал я головой. — А что он там забыл-то?

— Лечится он там, — фыркнул хафлинг. — По нему сегодня топочные саламандры потанцевали. Боль от ожогов я купировал, а на большее у меня сил пока не хватает. Вот и пришлось везти идиота в госпиталь. А потом ещё и вещи его туда же доставить. Доктора сказали, что раньше чем через седмицу его не выпустят, а у нас рейс и сроки горят.

— Дела-а... Слушай, а товар-р-кх его на судне остался? — стараясь не кривиться от боли, осведомился я. — Или как?

— Да какое там! Говорю же, списали этого тапута с борта, и все пожитки отправили следом в госпиталь, — махнул он рукой. — Достал он всех, от капитана до юнги. До самых печонок достал. Вот старпом и воспользовался оказией да избавился от нашей головной боли. И я тебе скажу, правильно сделал, иначе, мы его где-нибудь в море точно потеряли бы. Нечаянно.

— Весёлые кар-ртинки, — протянул я от неожиданности и всё же сорвался на кашель.

Это ж получается, Греймур вовсе не торговец, а матрос с этого самого "Скечуа"... а значит, совсем не факт, что заказанные ингредиенты окажутся среди его вещей в госпитале. Контрабанда она такая, в матросских сундучках не перевозится. Во дела!

Глава 6. Никогда такого не было, и вот опять...

До знакомого мне госпиталя Святого Лукка, я добрался, пожалуй, ещё быстрее, чем от Граунда до Пампербэя нынешним утром. И если скорость бега вдоль пустынного Уинферского тракта можно было списать на опыт, то бег по Тувру, даже без применения телекинеза... Драхховы добберы с их дурацкими рефлексами! Ну бежит себе синий носорог по улице, так какое тебе до него дело, а? Нет же, обязательно нужно побежать следом, оглашая окрестности пронзительным свистом уставной дудки! Еле оторвался от этих надоедливых свистящих чайников. Тоже мне... зародыши паровозов!

Как бы то ни было, к закату я уже был у знакомой двери чёрного хода, ведущего в котельную при госпитале. А там, истопник Обб провёл меня полутёмными коридорами и сдал на руки дежурной медсестре, а уж она отконвоировала прямо к палате, где по её словам отлёживался невезучий полуальв... встретивший меня о-очень удивлённым взглядом. Ещё больше бедолага удивился, когда я принялся черкать в блокноте описание причины своего визита. Протянув записку ошеломлённому пациенту, я уставился на него в ожидании ответа. Молча, разумеется, поскольку говорить после недавней беседы с говорливым хафлом, встретившим меня на борту "Резвого Скечуа", я, наверное, ещё часа два не смогу. Проклятые связки об этом так и намекают.

— Да, Греймур, это я... — пробежав взглядом по листу, слабым голосом произнёс укутанный в пропитанные какой-то вонючей мазью бинты, полуальв, и я не сдержал улыбки. Зря. Обожжённый бедолага резко побледнел и попытался отстраниться, но слишком резко дёрнулся и зашипел от боли.

Я стёр улыбку с лица и, покопавшись в сумке, аккуратно, чтобы ещё больше не испугать этого малахольного, протянул ему письмо Падди.

— О! — нервно поглядывавший на меня во время чтения послания хафла, Греймур наконец осознал прочитанное и чуть расслабился. Даже бледность вроде бы ушла... а вот надменности во взгляде прибавилось. Вот же драххов ушастый! — Понял. Хм... Грым, да? Я бы и рад сейчас подзаработать, тем более, что с этим несчастным случаем, деньги мне просто необходимы. Хотя бы, чтобы расплатиться за нормальное обслуживание в этой дыре... Но, увы, мой сундук лежит в госпитальном хранилище, и добраться до него раньше, чем здешние мясники позволят мне подняться с постели, не выйдет.

Я облегчённо вздохнул. Слова Греймура снимали сразу кучу вопросов и проблем. Не хотелось бы мне возвращаться в Пампербэй, вновь ломиться на пароход, а там ещё и пытаться договориться о выдаче мне имущества списанного на берег полуальва. Ещё один листок из моего блокнота оказался в руке ушастого, и тот в удивлении приподнял тонкую бровь.

— Ты уверен, что это возможно? — осведомился он, посверлив меня недоверчивым взглядом. Уверен ли я? Да как два пальца об... что-нибудь! Обычаи и привычки местного персонала я за время пребывания в госпитале выучил прекрасно, и то, что за невеликую мзду те же медсёстры легко идут на небольшие нарушения режима, мне известно наверняка. Неоднократно наблюдал... хотя самому этой лазейкой воспользоваться так и не довелось. Ну не было у меня тогда ни фарта... да и с имуществом был полный швах! Зато вот, сейчас сподобился, ха.

В общем, кивнув в ответ на вопрос Греймура, я выжидающе уставился на него, и полуальв, потратив пару мгновений на обдумывание моего предложения, всё же согласился.

— Что ж, давай попробуем. Меня, знаешь ли, не устраивает перспектива провести ночь в этом клоповнике для бездомных, а деньги за товар позволят перевестись в комнату получше, — проговорил он и, скривившись, обвёл недовольным взглядом обстановку палаты.

Я недоумённо огляделся. И что ему не нравится?! По сравнению с той палатой, в которой валялся я, это просто хоромы! Явно ремонт недавно делали, потолки побелены, пол сверкает вощёным паркетом, в палате чистенько, занавески на окнах, мебель новая, постельное бельё свежее, да и койка не в пример удобнее, чем тот панцирный ужас, что едва не разваливался под весом моей туши. Вот же ушастый неженка! Матр-рос-с, чтоб его!

Тряхнув головой, я избавился от несвоевременных мыслей и, выглянув в коридор, поманил сидевшую за стойкой у окна, дежурную сестричку. Та недовольно нахмурилась, но... зря я что ли её полугротом умаслил? Пришла. Выслушала Греймура, смерила меня ещё одним сердитым взглядом и, раздражённо дёрнув плечом, двинулась на выход.

— Идём, громила, — произнесла она уже у порога. — Поможешь притащить этот "шкаф" в палату. Я одна его даже с места не сдвину.

Сундук действительно оказался весьма объёмистым. Впрочем, с моими возможностями, это не было проблемой. Некоторые товары в лавке Фари и побольше весят... Хотя тащить эту бандуру по полупустым коридорам госпиталя было всё же неудобно. Уж больно габаритная штуковина... неухватистая.

Но как бы то ни было, с задачей я справился и доставил здоровенный, обитый позеленевшей медью сундук в палату, где дожидался его хозяин.

Греймур проверил состояние личной печати на замке, довольно кивнул и, сухо поблагодарив медсестру, взглядом указал ей на дверь. Та фыркнула, но из палаты вышла, а стоило захлопнуться двери за её спиной, полуальв кое-как уселся на кровати, в очередной раз удивив меня возможностями местной медицины, и, велев поставить сундук на освободившееся место, откинул его крышку. Проверив содержимое и убедившись, что никто на него не покушался, Греймур облегчённо вздохнул и, то и дело сверяясь с переданным мною списком Падди, принялся извлекать из недр своего "сейфа" свёртки и шкатулки. Выложив нужное рядом с собой, полуальв потребовал вернуть сундук на пол, чтобы не мешал, и спустя минуту мы уже ожесточённо торговались за каждый пункт из списка Падди.

Драххов полуальв и драххова целительская магия! Его сегодня разве что до хрустящей корочки не прожарили, он должен быть слаб как двухнедельный котёнок! Но ведь нет же! Торгуется, будто и не надменный ушастый, а натуральный хоб!

Ну ничего, я тоже не дурак, хоть и выгляжу... м-да. Так что с высокомерным ушастиком мы кое-как сговорились. Не скажу, что смог заработать серьёзные деньги на торге, но как минимум одну корону я всё же на этом торге заработал, даже с учётом расходов на мзду медсестре, а там, глядишь, и от творений Падди что-то перепадёт. Зря я, что ли, в эту негоцию своими деньгами вложился?! Три четверти накопленного грохнул на эти драхховы ингредиенты, между прочим. Все три паунда... либры, то есть.

Нет, шустрому хафлу и его таланту зельедела я доверяю, и, честно говоря, в других обстоятельствах и оставшуюся часть своих сбережений на эту затею не пожалел бы. Но вскоре грядёт оплата за доступ в Королевскую библиотеку, и совсем не факт, что мои инвестиции к тому моменту обернутся прибылью... или хотя бы просто отобьются. В общем, доверие доверием, но в таких вещах всегда лучше перестраховаться. Успеет Падди продать свои зелья или нет, а на оплату абонемента деньги должны быть под рукой. Тем более в ситуации, когда столь полюбившийся мне рынок Граунда ввиду непогоды накрывшей Тувор, стал работать от случая к случаю, сокращая мой и без того невеликий доход.

Сухо попрощавшись с полуальвом, потерявшим ко мне всякий интерес, едва он получил плату за товар, я вновь позвал медсестру и, доставив под её присмотром вновь запечатанный личной печатью Греймура сундук в хранилище, слинял прочь из госпиталя. Ну не люблю я это место, уж больно неприятные воспоминания оно на меня навевает.

Вечер окончательно вступил в свои права, а улицы Тувра окутались холодным тяжёлым туманом, сквозь который едва можно было рассмотреть неверное марево света редких уличных фонарей. Руку протяни, пальцев не увидишь. Погодка, чтоб её!

Картинка перед моими глазами уже привычно выцвела до чёрно-белой гаммы, а носорожьи уши дёрнулись, поднимаясь вертикально над лысиной. Не видел, но почувствовал. И приглушённые туманом звуки уходящего на ночной покой города, вдруг стали ярче и отчётливее. Теперь мне не грозило наткнуться на катящий по мостовой каб, неожиданно выныривающий на пути из серого марева тумана, или столкнуться с нетрезвым пешеходом, добирающимся от любимого питейника до постылого дома противолодочным зигзагом... чем бы ни был этот самый зигзаг!

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что в этой кисельной мути меня можно разглядеть с расстояния в пару рядов и не больше, каким бы зорким трау или альвом ни был наблюдатель, я поправил висящую на боку сумку и, свернув в ближайшую подворотню, вцепился пальцами в грубую кирпичную кладку старого дома. А теперь... раз-два, раз-два...

В считанные мгновения оказавшись на крутом скате крыши трёхэтажного здания, я вскарабкался на её конёк и, ухватившись для устойчивости рукой за высокую каминную трубу, довольно кивнул. Здесь тумана почти не было, так что передо мной открылся вид на целое море вздымающихся к небу крыш и частокол дымящих труб. Покрутив головой и определившись с направлением, я глубоко вздохнул и... скользнул по черепице вниз. Прыжок! Подо мной проплыл тонущий в тумане провал меж стоящими рядом домами. Ещё один, и я взмываю на конёк соседней крыши. Побежали!

Я говорил, что быстро добрался от Пампербэя до Тувра? Ха, да по сравнению с нынешним спринтом, то была ленивая пробежка!

Не прошло и четверти часа, как прыжки с крыши на крышу привели меня в "родной" район, а там уже и до Граунд-хайл рукой подать. Правда, здесь мне пришлось всё же сойти на грешную землю. Уж слишком велико расстояние между зданиями складов и мастерских, чтобы сигать с крыши на крышу. Но на скорость моего передвижения смена маршрута почти не повлияла. Сказался опыт и знание пути, всё же не раз и не два добирался этой дорогой до своего рабочего места на рынке. А там, взлетел вверх по холму к добротному, сложенному из дикого камня, дому Берриозов, перемахнул через низкие для меня перила веранды на заднем дворе и, мимоходом отметив присутствие у ворот знакомой повозки, постучал затейливым молоточком о стальную площадку на тяжёлой, набранной из массивных дубовых плах двери, ведущей в логово хафлингов.

Вопреки ожиданиям, в дом меня пустил не Падди, не его неугомонная сестрица и даже не молчаливый слуга хозяина дома, а он сам. Старый Уорри, обычно франтоватый и насмешливо-добродушный, смерил меня каким-то пустым взглядом...

— А, это ты, громила... проходи, — он мотнул головой, да так, что скрипнул накрахмаленный воротничок белоснежной сорочки и, одёрнув полы небрежно накинутого на плечи пиджака, отступил в сторону, пропуская меня в прихожую. Пригнув голову, чтобы не стукнуться о низкую притолоку, я вошёл в скудно освещённое помещение и тут же вынужден был догонять покатившегося вглубь дома хафла.

Попетляв по пустым коридорам старого дома, мы миновали столь же пустующую буфетную и, пройдя через тёмную столовую, наконец оказались в гостиной, освещённой разве что парой газовых рожков на стенах, да полыхающим в камине пламенем. Кивнув мне на одно из кресел рядом с низким столиком, Уорри с натугой подвинул поближе такой же монументальный образчик мебели периода расцвета метрополии, стоявший чуть ли не вплотную к зеву камина.

— Выкладывай на стол покупки, а я пока глинт принесу, — проворчал старый хафл, направляясь к дверям, ведущим в столовую. — По такой погоде, горячее питьё, то что нужно, чтобы не простыть...

Голос Уорри затих за захлопнувшейся створкой двери, и я, чуть помедлив, принялся освобождать сумку от купленных у Греймура ингредиентов. Странно как-то. Падди с Фари не видно и старый слуга-помощник мага куда-то исчез... Да и сам Уорри выглядит как-то необычно. Небрежная, кое-где даже мятая одежда, тапочки вместо неизменных надраенных до блеска туфель. И это у франта Уорри-то?! Сорочка, правда, свежая и галстук повязан с обычной для него тщательностью, но... Да и поведение мага как-то отличается от обычного. Куда только делся шустрый, фонтанирующий оптимизмом колобок?

От размышлений меня отвлекло возвращение хозяина дома с подносом в руках. Пришлось чуть сдвинуть в сторону выложенные на стол свёртки, чтобы освободить место для медного кувшина с глинтом и посуды к нему. Благодарно кивнув, Уорри опустил поднос на столик и, устроившись в кресле, разлил горячий напиток по кружкам. Подвинул одну из них поближе ко мне и с шумом отхлебнув свою порцию, хафл со стуком вернул кружку на поднос и взялся за принесённые мною ингредиенты. Я же, покопавшись в карманах, извлёк на свет свой блокнот и принялся в нём строчить свои вопросы.

— Пей, громила, — скривился Уорри, заметив мою суету, и наградил тяжёлым взглядом, от которого меня, по идее, должно было бы по креслу размазать. — Глинт хорош, только пока горячий.

Я кивнул в ответ, хватаясь за кружку, но записку всё же протянул. Маг со вздохом отвлёкся от ревизии принесённого мною товара и, нацепив на нос пенсне, вчитался в написанное.

— Да не вернулись они ещё, — отвечая на вопрос о Падди и Фари, отмахнулся старик, возвращаясь к ворошению ингредиентов. — Всё! Пей свой глинт и не мешай мне разбираться с покупками.

Ну что ж, маг сказал, Грым сделал. Кружка с парующим горячим напитком оказалась в моей руке едва ли не раньше, чем смолк голос Уорри. Я предвкушающе облизнулся и, с шумом втянув носом исходящий от глинта, наполненный терпкими пряными ароматами, пар, осторожно пригубил содержимое кружки. По пальцам, обхватившим самый ободок сосуда, скользнула тонкая струйка жидкости... Драхховы лапы! Не с моими руками-лопатами пользоваться такими вот "напёрстками". Эх...

* * *

— Гер, ты не перестарался? — удивлённо протянул вошедший в полутёмное помещение, высокий, затянутый в чёрный камзол мужчина, черты лица которого терялись в тени широкополой шляпы с медной бляхой на тулье. Мужчина пнул мыском сапога ногу расплывшегося в кресле, сладко сопящего во сне синего гиганта, и повернулся к следующему за ним, опирающемуся при ходьбе на элегантную трость с серебряным набалдашником, худощавому невысокому трау, наряженному во франтоватый костюм-тройку, привычного для этой расы траурно-чёрного цвета.

— Ничуть, мессир, — губы ушастого изогнулись в намёке на улыбку, а в чёрных без малейшего намёка на белизну склер глазах, мелькнул огонёк довольства. — На такую тушу, меньшая концентрация могла не подействовать.

— Что ж, пусть так, — протянул его собеседник и перевёл взгляд на равнодушно застывшего в кресле хафлинга. — А ты чего сидишь?! А ну, подъём, толстозадый. Вперёд, на выход, хафл... Карета ждёт.

— Да, мессир, — безразличным голосом произнёс Уорри, поднимаясь с кресла и, не обратив ни малейшего внимания на распластавшегося в кресле турса, потопал к выходу из гостиной.

— Может, всё же, оставим синего здесь? — проводив взглядом шаркающего по полу тапками хафлинга, трау повернулся к своему командиру. — Зачем он нам сдался?

— Зачем? — усмехнулся тот и, крутанув рукой, заставил бессознательное тело гиганта воспарить над креслом. — Да ты только посмотри на этот образчик! Великолепное тело. Сила, мощь! Из такого получится замечательный абордажник, друг мой. И кто я такой, чтобы отказываться от таких подарков Судьбы? Не-ет, всё же я был прав, что решил дождаться посыльного.

— Как скажете, мессир, — равнодушно пожал плечами трау. Не в его привычках было спорить с начальством, тем более, когда то вновь заводит свою шарманку о судьбе и предопределении. Ну, к драхху! Ещё примется читать лекции о своей вере. А старому Герраду хватает воспоминаний о подземных храмах трау.

— Именно, Гер... как скажу, так и будет, — посерьёзнел командир. — Собирай товар, и уходим, пока нас здесь никто не увидел. Нечего гневить Удачу своей медлительностью.

Обшарпанная, но вместительная повозка с глухими бортами и полотняным верхом, запряжённая четвёркой чаберсов, тяжело тронулась с места и, развернувшись на пятачке крохотной площади в окружении старых каменных домов, медленно покатилась вниз по склону Граунд-хайл, чтобы уже через пару минут затеряться в переплетении улочек и переулков где-то меж складов и мастерских Дортмутских доков, увозя с собой тела трёх пребывающих без сознания хафлингов и одного сладко посапывающего во сне синего гиганта.

А спустя ещё час, живой груз был переправлен на древний побитый баркас, доставивший его и хозяев к борту стоящего на внешнем рейде франконского трампа. Старенького, ничем не примечательного, но от того не менее шустрого и... способного неслабо огрызнуться в случае необходимости.

— Мессир, мы готовы к выходу, — доложил подскочивший к поднявшемуся на борт мужчине, старпом.

— Тогда не будем терять времени, Левве! Передай капитану моё разрешение. Уходим отсюда, — кивнул тот и, проводив взглядом удаляющегося к надстройке старпома, повернулся к поднявшемуся следом за ним на борт трау. — Гер, проследи, чтоб наших "гостей" устроили в подобающих условиях. Если понадоблюсь, я в своей каюте.

— Сделаю, мессир — кивнул Геррад и, жестом подозвав сновавших по палубе матросов, принялся за исполнение приказа командира. Морячки с завидной сноровкой подняли на борт тела хафлингов и синего гиганта, и, повинуясь приказу трау, тут же потащили "гостей" в трюм. Точнее, в один из отсеков, где у предприимчивого хозяина трампа был оборудован небольшой закуток специально для таких вот... целей. Там матросы покидали бессознательные тела на деревянные шконки, намертво привинченные к переборкам тесного не освещённого помещения и, заперев массивную дверь, исчезли в переходах судна. Но стоило стихнуть гулкому эху их шагов, как в темноте "гостевой каюты" зажглись два алых словно угли огонька.

— Говорила же Алёнушка: не пей Ванечка, козлёночком станешь, — прошипел на неизвестном здесь языке, очнувшийся обладатель огненного взгляда. — И ведь стал... козёл!

Обведя взглядом стальную коробку карцера, в которую его запихнули похитители, так, словно окружающая темнота ему вообще не мешала, синий гигант поднялся со шконки и, с хрустом потянувшись, обратил своё внимание на пребывающих без сознания, сваленных одной кучей хафлингов. Покачав головой, он осторожно взял на руки белобрысую девчонку и осторожно переложил её на освободившуюся шконку. Чуть подумал и, сняв с себя куртку, укрыл ею хафлу. Рука гиганта наткнулась на широкую кожаную ленту обвившую горло девчонки, и он зарычал. Метнулся к телам двух других хафлингов, рванул ворот сорочки старшего, сорвал франтовской платок с шеи младшего... И, наконец, догадался ощупать собственную шею.

— А вот это вы зря-а...

Часть 3. У носорога плохое зрение, но это не его проблемы

Глава 1. Вижу цель, не вижу препятствий

Я сидел на одной из шконок и устало смотрел на сладко спящую семейку Фари. Разбудить их у меня так и не получилось, а рваться на свободу без плана, имея за спиной связку из трёх хафлов... так себе идея. И дело не в тяжести "груза", с моим телекинезом это не проблема. Но в этом случае, Фари и её родственники станут буквально щитом для моей спины, а это не есть хорошо. Особенно, если прорываться с шумом. Затевать же игры в диверсанта... не с моими данными. Нет, будь дело где-нибудь в горах или просто на открытой местности, шанс уйти тихо имелся бы, но здесь?! Да я просто заплутаю в корабельных переходах и никакой слух и чутьё турса мне не помогут! Вибрация паровика работающего где-то в недрах этой железной лоханки, слишком сильно давят на уши... и вестибулярный аппарат, так что чувствую себя полуоглохшим. Дохлый номер, в общем. И да, вариант с прорывом в одиночку я даже не рассматривал.

Вновь покосившись на ворочающуюся под моей курткой мелкую, я перевёл взгляд на тихо сопящего во сне старшего мага. Что ж, если рисковать, то начну с него, пожалуй.

Поиграв для разминки пальцами, я сцепил их в замок и, вывернув ладони, с чувством хрустнул суставами. Ну-с, приступим, пожалуй? "Свой" ошейник я сорвал без проблем, на одной только злости. Глядишь, и с "украшением" на шее Уорри справлюсь не хуже.

Цапнув ладонью массивную медную бляху-застёжку, я попытался ухватить другой рукой саму кожаную ленту... и обломался. Толстые пальцы просто соскользнули с неё, будто та маслом намазана, а я чуть не сорвал себе ногти, когда попытался поддеть ими упрямый ошейник. Что ж, попробуем повторить попытку.

И ещё раз... и ещё. На пятой попытке ухватить драххов артефакт, я рыкнул и непроизвольно добавил телекинетический импульс. Что-то неприятно хрустнуло под моими руками и я отшатнулся. Ну... а вдруг я старому магу шею свернул? Нечаянно...

Облизнув пересохшие губы, я присмотрелся к Уорри, но, к счастью, тот оказался жив. А вот ошейнику хана. Пряжка сломалась, и кожаная лента соскользнула с шеи старика. М-да... по краю прошёл, ведь. И пусть к самому Уорри я не испытываю положительных эмоций, особенно после сегодняшней подставы, но вот Фари... боюсь, она бы не простила мне смерти деда, даже случайной. А к мелкой я привязался... да.

Облегчённо вздохнув, я улыбнулся и потянулся к ошейнику Падди. Одна попытка, другая, и вот, наконец, посыл сработал как надо. Ещё одна пряжка, тихо хрустнув, слетела на пол. А вот теперь, пожалуй, я готов и Фари освободить от этого кожаного "украшения".

— Куда грабли потянул, синий? — от раздавшегося из-за спины шипения я аж на месте подпрыгнул. Обернулся и... уставился глаза в глаза вскочившему на ноги, взъерошенному Уорри. Перевёл взгляд вниз и... сплюнул. То-то он неожиданно высоким мне показался. А старый маг, оказыается, просто на шконке стоит.

— Тихо, стар-рик, — рыкнул я в ответ и, не теряя времени, ухватился за ошейник, обвивший шею мелкой. Уорри вскинулся было, но в этот момент пряжка под моими руками послушно хрупнула и третий артефакт оказался на замызганном, явно давно не знавшем швабры полу. Маг охнул и осел там, где стоял. Правда, спустя секунду встрепенулся и, чуть не сметя меня в сторону, кинулся к внучке.

— Живая... как? — ощупав недовольно нахмурившуюся во сне Фари, старик обернулся и, впившись в меня взглядом, лязгнул: — Как ты это сделал?

— Молча, стар-рый, — заперхал я и, квивнув на валяющиеся под моими ногами четыре переломанных артефакта, кое-как договорил: — Телек-кинез в умелых-кха рукхах — стр-рашная сила.

— Вижу, — потускневшим тоном произнёс Уорри. — Но не верю. "Усмирённые" не способны даже коснуться ошейника, ни своего, ни чужого.

— Ты не о том задумался, — скривившись, прогудел я. — С этим и позже разобр-рхаться можно. А нам сейчас главное — выбр-ракхаться отсюда.

— Верно говоришь, синий, — открыв глаза, произнёс Падди и, поднявшись со шконки, уселся рядом с сестрой. — Дед, ты как, сможешь нас провести до... а кстати, где мы находимся-то?

— Кор-ркхабль какой-то, — ответил я вместо задумавшегося о чём-то своём Уорри.

— То есть, мы в порту? — нахмурился Падди. Я покачал головой и, прижав палец к губам, сделал вид, что прислушиваюсь.

— Понял, — кивнул хафл. — Машины работают, качает, значит, как минимум, мы на рейде. Это уже хуже... Дед!

— Не кричи, — поморщился тот, но из размышлений всё же выплыл. — Я и так всё прекрасно слышу.

— А если слышишь, то давай решать, как мы отсюда домой возвращаться будем, — неожиданно зло ощерился встрёпанный хафл и по блондинистым вихрам с треском проскочили синие искры разрядов, отчего те, и без того всклокоченные, тут же встали дыбом.

— Ну дайте поспать, а... — не открывая глаз, протянула Фари. Падди фыркнул, а его дед, явно уже приготовивший какой-то резкий ответ, резко закрыл рот. Да так, что зубы лязгнули. Впрочем, уже спустя секунду, старый маг очухался и, бросив сердитый взгляд на внучку, пытающуюся завернуться с головой в мою куртку, недовольно покачал головой.

— Просыпайся, соня. Дома выспишься, — проворчал он.

— У-угу, — промычала мелкая, нащупала мою, опёршуюся на шконку руку и, вцепившись в неё, будто в любимую мягкую игрушку, вновь сладко засопела. Падди тихо хихикнул, но под суровым взглядом деда, осёкся.

— Может, портал? — тихо спросил он.

— Мы в море, — мотнул головой Уорри, — неизвестно как далеко от берега. Хорошо если в прямой видимости, пяток-другой миль до суши, не помеха. А вот если ушли дальше в открытое море, придётся сначала наводиться на берег, а у меня там не так много маяков... Да и от них до дома придётся добираться пешочком. Грым, ты давно очнулся? Машины уже работали, качка была?

— Часа полтора назад, — пожав плечами, ответил я со вздохом.

— А качка, машины? — уточнил Падди.

— Гховор-рю же, — рыкнул я в ответ, — полтор-ра часа назад машины зар-ркхаботали.

— Дед, рискнём? — воззрился на Уорри его младший родич. — За полтора часа даже военный корабль под всеми парами больше чем на полсотни миль от берега не ушёл бы. Дотянешься?

— Не настолько я стар, внучок, — проскрипел маг, в голос которого явно вернулись нотки иронии. Привычная картина: Падди подкалывает Уорри, а тот огрызается... Уже хорошо.

Впрочем, вопреки моим ожиданиям, старик не стал ввязываться в перепалку с внуком. Вместо этого, он спрыгнул со шконки и, глубоко вдохнув спёртый, пахнущий железом воздух, широко развёл руки. Миг, и у двери в нашу камеру, развернулось полупрозрачное марево. Это и есть портал?

Старик вгляделся в синеватую муть и довольно кивнул.

— Миль шесть до берега. Так я и до дома переход открою, — Уорри развеял портал и совершенно неожиданно отпустил свою силу. От давления заклокотавшей вокруг магии раздражённого кудесника, меня аж к полу придавило. Да и для Падди, кажется, действия деда не прошли даром. Он резко побледнел и, с усилием тряхнув головой, будто сбрасывая какой-то морок, переместился поближе к вновь уснувшей сестре. Вот уж кому было до балды всё происходящее, так это мелкой. А старый хафл тем временем ощерился в откровенно хищной усмешке. — Уйдём. Сейчас уйдём... только сюрприз этому поганцу оставлю. И домой, да!

— Дед, ты чего задумал, а? — нервно спросил Падди, во все глаза наблюдая, как старый хафл, раскачиваясь и шепча себе под нос что-то неопределённое, больше похожее на гудение огромного шмеля, нежели на связную речь, распространяет вокруг себя волны чего-то... чего-то очень нехорошего. Злого и весёлого. Слишком злого и слишком весёлого. Падди принюхался к чему-то и неожиданно длинно выругался. — С ума сошёл, старый!

— Чего он? — обернулся я к братцу Фари и ткнул пальцем в кружащегося на месте бешеным волчком Уорри.

— Гремлина он призывает... и не одного, — одними губами, почти неслышно произнёс Падди и, переведя на меня совершенно шалый взгляд, констатировал на совершенно не присущем ему жёстком граунди: — Хана корыту. Эти твари его за сутки по заклёпкам растащат... Если в команде хороший маг не отыщется.

— Не отыщется, — ухмыльнулся неожиданно вышедший из своего странного транса старый маг и, махнув рукой, вновь открыл портал, за которым на этот раз была отчётливо видна обстановка не так давно покинутой нами гостиной в его собственном доме. — Пикардиец жаден, как казначей гномов, и кроме Геррада магов не держит. А ушастый ему в изгнании демонов не помощник. Ручаюсь.

— Так, мы пошли! — воскликнул Падди, отрывая от моего локтя пригревшуюся Фари. Та сдавленно что-то вякнула, но брат не обратил на девичий писк не малейшего внимания. Подхватил очнувшуюся от рывка девчонку на руки... и, змеёй проскользнув мимо меня и деда, моментально исчез в портале.

— А как же гр-руз?! — возмутился я.

— Оставь, не последние деньги вложили же, — отозвался Уорри и, демонстративно отойдя в сторону, жестом пригласил меня следовать за Падди.

— Вы — да, а я, как раз, последние и вложил, — от расстройства ни разу не споткнувшись ни на едином слоге, вздохнул я и, смерив взглядом отчего-то нахмурившегося старого мага, решительно кивнул. — Идите, я сам вер-рнусь. Отбер-ркху собственность у этих... и вер-рнусь. С гр-ркхузом.

— Сдурел? Судно к утру на дно отправится! — опешивший Уорри мотнул головой в сторону портала, держать который, судя по всему, ему становилось всё сложнее. По крайней мере, испарина на лбу старика уже выступила, да и движения выдавали нешуточное напряжение сил. — Шагай в портал, Грым! Не время для споров!

Наверное, старик был прав... Да что там! Он действительно прав, и не появись у нас столь лёгкого решения проблемы, как этот его портал, я бы даже не подумал о деньгах за груз, как и о самом грузе. Выбраться бы целыми, и то хлеб. Но портал был... и я сделал то, что и сам назвал бы глупостью. Или нет?

Думаю, по возвращении в Тувор меня ждёт очень неприятный разговор со старым магом. Тот пендель, что отправил его домой, Уорри мне вряд ли простит. По крайней мере, не сразу. Но и оставить свои капиталы в руках захвативших нас уродов, теперь я... нет, не мог, конечно, но искренне не желал. В конце концов, это МОИ деньги! Заработанные честным трудом! И я намерен их вернуть. Ну, а если не удастся... да к драхху! Шагну за борт, и ищи-свищи меня в толще воды! Плавать умею, холод не страшен.... Уж вместе с этой калошей на дно точно не пойду.

Стоило старому магу исчезнуть в портале, как тот схлопнулся, напоследок пахнув морозной свежестью. Что ж, чего-то в этом роде я и ожидал, не зря же Уорри намеревался уходить последним. А теперь... пора за дело.

С наслаждением потянувшись, я подошёл к тяжёлой судовой двери, запертой аж на восемь ригелей, упёршихся в гнёзда металлических переборок, притолоки и комингса... по-моему, так называют этот высокий порог двери на флоте. Хм... и никакой головной боли, надо же! Если это заслуга ошейника, то я, пожалуй, даже не стану отрывать руки тому длинноухому трау, что нацепил его на мою шею. Ну... по крайней мере, я не стану искать эту тварь... специально.

Тот факт, что с этой стороны двери не наблюдалось никаких признаков замка, меня не остановил. Ладони легли на металлические стержни запирающие дверь, и из-за неё, даже до моего пострадавшего от шума машин слуха донёсся тяжёлый натужный скрип поворачивающегося запорного колеса. Медленно, но верно, сдвигаемые телекинезом, ригели вышли из гнёзд и массивная судовая дверь, будто облегчённо вздохнув, отворилась, открыв вид на тёмный, еле освещённый редкими, забранными в решётчатые плафоны тусклыми лампами, коридор, буквально оплетённый многочисленными трубами, трубками и проводами. Вот же! Я такое видел, кажется, только в далёкие школьные времена, когда нас водили на экскурсию в морской музей, где усатый седой старшина позволил нашей компании вдоволь полазать по демонстрационному отсеку подводной лодки времён чуть ли не Первой мировой войны.

На миг замерев от неожиданно накативших воспоминаний, но, так и не дождавшись приступа боли, я радостно улыбнулся и, тряхнув головой, выперся-таки в коридор. Порадоваться такому подарку судьбы я ещё успею... если меня не завалят местные крадуны, себастьяны перейры недоделанные. Торговцы синим деревом, чтоб их!

Как я и предполагал изначально, переходы на судне, куда меня занесло очередным вывертом судьбы и волей похитителей Берриозов, оказались на диво запутанными. Так что добрых полтора часа я пытался просто выбраться в более обжитые помещения, нежели технические переходы, многие из которых, по-моему, лет пять не знали не только швабры, но даже захудалого веника! Как такое возможно на рабочем, пусть и принадлежащем каким-то бандитам судне, я себе плохо представляю, но... вот ведь оно!

Вообще, блуждая по тёмным коридорам, порой напоминающим затхлые кишки какого-то недавно помершего стального чудовища, я был изрядно удивлён откровенно странной бестолковости их расположения. Создавалось впечатление, что технические переходы здесь проектировал допившийся до белой горячки инженер, либо перестраивали бухие в зюзю мастера, причём по принципу: из точки А в точку Бэ, через Жэ с прыжком над Хэ. От дикого количества тупиков, глухих уголков и каморок непонятного назначения, попадавшихся на моём пути, я уже было начал беситься, но... всё когда-нибудь заканчивается, завершилось и моё путешествие по закоулкам этого убожища.

Следуя по очередному хитро изогнутому ходу, я едва успел затормозить, когда вывалившись из очередного поворота, едва не ослеп от полоснувшего по глазам, яркого, но совершенно не дневного, слишком холодного света. Хорошо ещё успел вовремя притормозить и сдать назад, практически наощупь.

Тихо пошипев от боли в глазах, я всё же кое-как проморгался и спустя минуту вновь решил высунуть нос из "своей" тёмной дыры. Но на этот раз, я был куда аккуратнее, и сначала дал возможность зрению хоть как-то свыкнуться с чересчур ярким освещением довольно большого зала, где ни на секунду не смолкал грохот каких-то механизмов. Догадаться, что в своих блужданиях по стальным дебрям, я забрёл в машинное отделение, было не сложно. А вот тот факт, что и здесь не было видно ни единого разумного, меня напряг. Ну не может же быть так, что машины, тем более такие монструозные обходятся совсем без присмотра?! А ведь мне позарез нужен "язык"... и чем быстрее, тем лучше.

Не знаю, может быть тот самый Многоликий, которого то и дело поминает Падди, действительно слышит обращённые к нему слова? Потому что, стоило мне выругаться с употреблением прозвища сей загадочной личности, как где-то в дальнем углу машинного зала что-то громко бухнуло, а следом раздалась совершенно непечатная брань на паре-тройке незнакомых мне наречий. Впрочем, за исключением русского, турсского и лэнгри, они мне все незнакомы... Ну да не в том дело. Самое главное, нашёлся мой будущий "язык"! Или "языки"?

Забившись в закуток меж парой огромных прохладных труб, буквально в паре шагов от прохода в технические коридоры, я с удивлением наблюдал, как в моментально окутавшееся паром машинное отделение врывается целая толпа народу. Цверги, гномы, хобы, люди... каждой твари по паре! И, судя по суете чумазой матросни, причина для мельтешения у них была серьёзной. Да и мат в зале стоял такой, что порой перебивал даже грохот машин. А это значит... Неужто хафлово колдовство подействовало? Или совпадение? Хотя, какое мне дело до проблем "себастьянов"? У них своя суета, у меня своя. Вот и займёмся каждый своим делом.

Пока народ метался вокруг какого-то, явно не по уставу, исходящего паром агрегата, я присмотрелся к матросам и, наметив себе целью самого горластого из них, выскользнул из своего "убежища". Пригибаться или как-то ещё прикидываться ветошью, дабы скрыть свои передвижения, я даже не пытался, с моими габаритами это было бы не только бесполезно, но и попросту глупо. Но и терять эффект внезапности мне не хотелось. Именно поэтому, способ передвижения я выбрал тот же, что и недавно в Тувре. Иными словами, воспользовался своим телекинезом и запрыгнул на подвесную металлическую галерею, опоясывающую весь машинный зал на высоте добрых пяти рядов... полагаю, для быстрого доступа к верхней части работающих агрегатов. Но сейчас, из-за вышедшей из строя машины, этот уровень заволокло горячим паром... горячим настолько, что даже я почувствовал некоторый дискомфорт, а значит, обычный разумный в этих условиях просто сварился бы. Собственно, потому здесь и не было никого, кто мог заметить мои перемещения. Дураков лезть в облако перегретого пара со свистом бьющего в потолок машинного зала, не нашлось... ну, а я не дурак, я термоустойчивый, вот!

Пробравшись по шатким мосткам поближе к собравшимся вокруг сломавшегося агрегата матросам, я глубоко вдохнул до предела влажный, обжигающе горячий воздух и, пересчитав ещё раз столпившихся у машины разумных, чтобы никого не упустить... спрыгнул вниз.

* * *

Толстый Ходд рвал и метал. Этот день, точнее, последний час этого дня выдался для старшего механика самым кошмарным за всё время службы. Нет, бывали и более муторные деньки, но то было давно, на военной службе, когда капитан их крейсера устраивал внеочередные учения для команды. Тогда вводные о поломках тоже сыпались горохом из порванного мешка. Но тогда у стармеха были в подчинении нормальные матросы! Опытные, знающие, не один год отслужившие трюмные крысы, а не этот сброд! Да и поломки были условными, а не как сейчас!

За прошедший час стармех проклял всё! Лопающиеся паропроводы, расходящиеся листы топочной обшивки, плюющуюся раскалённым паром турбину... и, самое главное, владельца этой всем драххами проклятой, давно просящейся на слом лоханки, ремонтировать которую ему не позволяла раскормленная жадность!

Рявкнув на нерасторопного подчинённого, чуть не попавшего под струю пара, ударившую из-под выбитой клёпки, пулей влетевшей в стальную переборку над головой стармеха, Ходд отвесил матросу тяжёлую затрещину... а в следующую секунду, перед его взглядом мелькнуло нечто синее... и пытающиеся наложить дешёвый магический пластырь на разрушающийся корпус турбины, подчинённые вдруг кеглями разлетелись в разные стороны. Мир погас.

— Вот не надо изобр-ркхажать тут труп! — Раздавшийся над ухом рявк, сопровождающийся мощным тычком в бок, вырвал Ходда из небытия.

— Что? Кто? — хобгоблин попытался встать, но не успел даже принять сидячее положение, как неведомая сила сжала горло и взметнула трепыхающееся тело вверх, а перед глазами Ходда, пытающегося вдохнуть хоть капельку воздуха, возникла лысая синяя рожа с проклюнувшимся на переносице рогом. Знакомая рожа... и без ошейника.

— Поговор-рим? — рычащим голосом осведомился монстр и растянул губы в улыбке, от вида которой хобгоблин чуть не потерял сознание... вновь. Да кто ж ему позволит? Нет, совершенно точно, сегодня у стармеха самый кошмарный день! И, кажется, не только у него...

Глава 2. Не мародёрка, а сбор долгов!

Допрос старшего механика продлился недолго. Хобгоблин оказался не самым храбрым, но определённо умным существом, и не стал запираться, весьма бодренько поведав всю интересующую меня информацию. Впрочем, интересовало меня немногое. Размер экипажа, наличие хранилища или иного помещения на судне, куда могли закинуть мои "инвестиции", и, собственно, путь до него. Отвечая на последний вопрос, стармех отчего-то замялся и покосился куда-то мне за спину... я обернулся и, едва не огрел сам себя ладонью по лбу. Прямо передо мной, на переборке висел целый плакат с планом судна. Весьма общим, надо заметить, но основные помещения различных... "этажей", скажем так, на нём всё же были обозначены. Мало того, на нём был даже отмечен путь эвакуации из машинного отделения, в котором мы, собственно, и находились. Ну, всё как у серьёзных разумных... если не вспоминать тот лабиринт переходов, что мне пришлось преодолеть по дороге к машинному отделению. Этой путаницы коридоров на плане не было и в помине.

— И где же находится "капитанский рундук"? — Осведомился я у замолчавшего хобгоблина, изучив оторванный от переборки лист с "поэтажным" планом судна. Тот молча ткнул в самый верхний из рисунков. Ну да, чего-то в этом роде и стоило ожидать. Не с моей удачей было надеяться, что владелец судна устроит хранилище всякого скарба где-нибудь по соседству с машинным отделением. Нет же! Ему обязательно надо было расположить свою хомячью нору в самой высокой части надстройки, чуть ли не под самым ходовым мостиком... или как там правильно зовётся этот аквариум с крыльями от борта до борта? А добираться до неё, прямо скажем, далековато, да и поплутать по пути придётся изрядно... даже если эта карта не врёт. А вспоминая кишки переходов, по которым я шарахался больше часа, и учитывая, что на плане судна я их не вижу вовсе... м-да. Скажу честно, есть у меня огромные сомнения в точности этого листка бумаги вообще, и его пригодности для ориентирования на местности в частности.

Заметив, что оклемавшийся хобгоблин, которого я отпустил, чтобы разобраться с картой, пытается отползти куда-то в сторону, я поступил с ним так же, как и с его помощниками недавно.

Хлоп! Ладонь опустилась на затылок засучившего было ногами хобгоблина, и тот обмяк. Бил я несильно, можно сказать, почти нежно, чтобы ненароком не оторвать голову стармеха к драххам. Обычно огры так глушат горных коз. Аккуратно. Иначе велик шанс заляпаться содержимым черепушки шустрого создания, и ладно бы грязь... её и смыть недолго, но ведь и жрать козу придётся сразу, чтоб мясо не пропало. Тухлятинку огры, как выяснилось, не жалуют.

Откуда я это знаю? Осознал, вот. Не вспомнил, вовсе нет. Именно осознал, словно сам не раз поступал подобным образом. Ха, пожалуй, тут нужно сказать спасибо драххову ошейнику. С того момента, как я сорвал эту гадость со своей шеи, мне вообще удалось вспомнить и "узнать" много нового и интересного. Как из своей прошлой жизни в ином мире, так и из жизни своей нынешней синей ипостаси. И кое-что из знаний турса могло бы вызвать изрядную шумиху в здешнем учёном болоте... если бы, конечно, я решился описать ставшую мне известной информацию в статье для того же "Вестника Королевского Научного Общества", например. И если бы её у меня приняли в печать, разумеется.

Впрочем, шансы на последнее так же малы, как и моё желание стать корреспондентом "Вестника". А раз так... пусть кто-то другой откроет здешним учёным страшную тайну о том, что турсы и огры суть один и тот же вид. Разница лишь в возрасте. Огры, оказывается, всего лишь молодняк народа турсов. Тупой молодняк... и в данном случае, это не презрительный взгляд старпёра на резвящуюся молодёжь, а самый что ни на есть факт! Развитие разума у турсов изрядно отстаёт от роста тела, зато с инстинктами у них всё в порядке, по крайней мере, не хуже, чем у любых диких животных. Вот и вышвыривают турсы своих вымахавших телом, но безмозглых детишек, с началом взросления, в горы, подальше от жилья. Туда, где те не доставят проблем своим взрослым сородичам или иным разумным. Ну а поскольку сами турсы предпочитают селиться подальше от цивилизации... в общем, можно сказать, что тот, кто заберётся на территорию их "детского сада", сам разумным не является. Ибо ни одно нормально мыслящее существо не полезет в царство льда и камня на высоте пары тысяч рядов, расположенное в сотнях миль от ближайших поселений. По крайней мере, так считают турсы, и не без оснований, на мой взгляд.

Хотя... вспоминая свою прошлую жизнь, могу точно сказать, что несмотря на отсутствие в ней такого разнообразия рас, как в этом мире, своих чудиков и там хватало. И ладно бы, военных. Их хлебом не корми, дай потренировать личный состав в самых диких условиях, но ведь были же и добровольные "экспериментаторы". Думается, тех же альпинистов, турсы скопом записали бы в "неразумный вид". И сейчас, честное слово, я бы с ними согласился. Это ж кем нужно быть, чтобы лезть в места, абсолютно не предназначенные для жизни человека? И ради чего?!

Нет-нет, я помню, что "лучше гор могут быть только горы", но практический смысл покорения очередной вершины ради самого факта её покорения от меня ускользает. Эх... совсем отурсился, похоже.

Тряхнув головой, я прогнал из неё лишние мысли и воспоминания, уводящие в сторону от нынешней моей цели, после чего огляделся по сторонам и, не увидев шевеления среди матросни, уложенной мною рядком вдоль переборки, подальше от исходящего паром подвывающего агрегата, решительно направился к выходу из машинного отделения. Впереди меня ждёт довольно долгий путь к "сокровищам", а времени судя по поведению той же турбины, остаётся не так уж много. Потонет ещё лоханка, а мне потом что делать? Ползать по затопленному судну в поисках своей сумки? Нет, ей-то ничего не будет, Падди клятвенно заверял, что сумка заколдована на совесть и никакие катаклизмы её содержимому не повредят, если, конечно, не швырять артефакт в жерло вулкана, но... Да ну на фиг! Из меня слишком хреновый Кусто. Проверено в прошлой жизни.

К моему удивлению, дальнейший путь наверх оказался легче, чем недавние блуждания в чреве этого корыта. Ориентируясь по так и не выпущенному из рук плану, уровень машинного отделения я миновал за каких-то десять-пятнадцать минут, и без проблем добрался до трапа ведущего выше. Пришлось, конечно, пару раз возвращаться из неотмеченных на карте коридоров, но их я быстро настропалился вычислять по более запущенному виду, чем те помещения и переходы, через которые пролегал путь эвакуации... и, очевидно, рабочие маршруты команды. Дальше дело пошло ещё легче. Чем выше я поднимался, тем меньше мне попадалось на пути необозначенных на плане коридоров и поворотов. Правда, появилась другая проблема... члены команды здесь появлялись куда чаще, чем внизу. И не всегда мне удавалось услышать их раньше, чем увидеть. Впрочем, этот вопрос я решал уже отработанным способом. Импульс в ноги, ускорение для сближения, и ласковое похлопывание по макушке, отправляющее противника в страну снов. Благо, что двоих из трёх попавшихся мне на пути матросов, я увидел раньше, чем они меня. А третий... кажется, бедолага, от неожиданности нашей встречи просто впал в ступор, и не успел поднять шум.

Из подпалубного пространства я выбрался, наконец, в надстройку, и вот тут уже пришлось поднапрячься, чтоб пореже попадаться кому-то на глаза. Но, к счастью, вызванный старым Уорри, гремлин уже успел изрядно задёргать экипаж судна, так что матросы метались по палубе и надстройке взмыленными зайцами, пытаясь справиться с навалившимися на них проблемами и, соответственно, почти не обращали внимания на происходящее вокруг, если оно не касалось исполнения их собственных задач. А я к таковым явно не относился.

К тому же, здесь, наверху, оказалось куда больше разных помещений, от подсобок до пустующих ввиду общего аврала, но не запертых кают и кубриков, в которых оказалось очень удобно скрываться от взглядов мечущихся по коридорам членов экипажа. А куда более тихий из-за увеличенного расстояния, гул машин почти перестал влиять на слух, из-за чего я успевал скрываться из виду здешних обитателей раньше, чем у них появлялся шанс меня увидеть.

В общем, я уже настроился на скорое завершение своего сумасбродного похода, и у меня для этого были все основания, между прочим! От кают капитанского уровня меня отделяло лишь пространство складского помещения для "почтового груза", как обозначил его стармех, и один высоченный трап. А там всего два поворота, и добро пожаловать в личные владения капитана и хозяина судна. Но... всегда это драххово "но"! Стоило мне преодолеть половину подъёма по крутой металлической лестнице, больше похожей на поднятый спасательный трап пожарной машины из моего прошлого мира, как ливший в проём люка свет померк, а подняв взгляд на застившую его помеху, я увидел тёмную, почти чёрную из-за упавшей на неё тени, остроухую физиономию, разглядывающую меня с с явным неверием, плавно переходящим в неподдельное удивление. Трау... маг, судя по моим ощущениям... Геррад, чтоб его крысы жрали, не иначе!

Я — человек... в смысле, огр, то есть, турс уравновешенный, но, увидав рожу существа, надевшего на меня рабский ошейник, не выдержал и рванул вверх по трапу, кажется, даже не касаясь его ступеней. Меня словно катапультой швырнуло навстречу не успевшему попятиться трау, да так, что металлическую лестницу подо мной заплело в косичку отдачей телекинетического импульса. Заплело и... обрушило вниз. Хорошо, что я в этот момент уже был наверху!

Попятиться Геррад не успел, а вот щитом закрыться смог. Это я понял, впечатавшись на полном ходу в полупрозрачную стену, укрывшую его идеальной полусферой, замерцавшей под напором моего тела, но всё же выдержавшей столкновение. Впрочем, уже через секунду маг сдавленно каркнул что-то непонятное и его щит пропал, развеявшись, будто его и не было. Мне же лучше... Рывок!

Трау тоже не терял времени, и одним слитным, совершенно невероятным движением "отплыв" на добрый десяток шагов назад, метнул в мою сторону моментально сформированное ядро, похожее на огромный кристалл льда, укутанный еле заметной дымкой пара. Увернуться в узком коридоре довольно трудно... по крайней мере, не с моими габаритами, так что пришлось действовать в лоб... и телекинетика мне в помощь!

Приняв на плечо удар сосульки, запущенной рукой мага, я понял, что в отличие от щита Геррада, мой телекинез не так уж хорош. Плечо обожгло тупой болью, словно по нему заехал кулаком мой сородич, и издырявившее моментально заиндевевшую рубаху, ледяное крошево осыпалось на пол. Так дело не пойдёт!

Глядя на злорадно ощерившегося трау, я оттолкнулся от пола... Импульс! Удар ногами в переборку со скрипом продавил металлическое покрытие. Импульс! В полёте под подволоком, я едва разминулся с огненной сферой, отправленной в мою сторону драхховым магом. Позади полыхнуло неяркое зарево и спину лизнуло теплом... Силён, остроухий! Зато расстояние между нами сократилось. Удар о противоположную переборку, и ещё один импульс отправляет моё тело вперёд. Трау не успевает отреагировать ещё одним ударом и пытается повторить фокус с отступлением, одновременно создавая перед собой очередной щит, но, на внушительной скорости "отплывая" от меня, впечатывается спиной в стенку круто поворачивающего коридора и на миг теряет сосредоточенность. Этого хватает, чтобы созданный им щит пошёл рябью. Вовремя. Импульс. Удар!

Окинув взглядом сложившегося в кучку у моих ног, беспамятного мага, я довольно оскалился. А вот смотреть надо куда идёшь! Был бы внимательнее, глядишь, и оттянул бы получение подарка в челюсть на пару-тройку... мгновений.

Откуда-то слева раздался грохот, и в моё уже пострадавшее плечо, вновь толкнулось... что-то. Тело отозвалось коротким приступом тупой боли, а я невольно уставился на глухо стукнувший об пол, сплющенный кусочек металла. Это что, пуля?

Глянув в ту сторону, откуда послышался выстрел, я столкнулся взглядом с затянутым в какое-то подобие форменного кителя, человеком. Бледным, явно нервничающим, но стиснувшим зубы, и довольно уверенно сжимающим в руке несуразно огромный револьвер.

Щёлкнул, проворачиваясь, барабан, грохнул выстрел, и ещё одна пуля просвистела у меня над ухом. Зря он так... Прикрыв лицо ладонью, я двинулся навстречу новому противнику, не забывая концентрироваться на защите собственного тела. И ведь помогло! Пока я дошёл до моряка, стоящего у комингса ведущей в каюту двери, в меня прилетело ещё четыре пули... вот только ощущение было, словно кто-то пальцем в брюхо потыкал... М-да, это не мой телекинез слабоват, оказывается, а Геррад с его ледяной магией был слишком силён. Это радует!

Морячку бы сбежать, но то ли отчаянная храбрость тому виной, то ли он просто от страха к полу прирос, но бедолага с места не сошёл, пока я не оказался на расстоянии вытянутой руки от него. Впрочем, надо признать, изначально разделявший нас пяток рядов я преодолел почти мгновенно, так что, вполне возможно, противник просто не успел сбежать. Хм, а выстрелить шесть раз успел... Многозадачность? Не, не слышал.

Сухо щёлкнул боёк, прокрутился в очередной раз уже опустевший барабан уткнувшегося мне в живот револьвера. Горе-стрелок перегородивший проход в явно пустую рубку, поднял на меня бессмысленный взгляд.

— Ну, тх-хы кх-кто такхой? — Осведомился я, вынимая из его безвольно разжавшейся ладони оружие. Моряк моргнул и невольно попытался шагнуть назад. Естественно, споткнулся о комингс ведущей в крохотную пустую каюту двери и, заполошно взмахнув руками, полетел на пол. Не... не пойдёт! Ухватив собеседника за лацканы кителя, я приподнял его над полом и резко встряхнул. — Я жду ответ-кха!

— Отпусти моего старпома, орясина, — раздавшийся из-за спины голос, заставил меня обернуться. Тело морячка в моей руке, мотнулось... и обмякло, едва в коридоре прогремел очередной выстрел.

— Не бережёшь ты своих людей, дядя... — от неожиданности, я проговорил эту фразу чисто и без запинок. После чего аккуратно опустил на пол послужившего мне невольным щитом старпома... или его тело. Я вздохнул, и перевёл взгляд на по-прежнему валяющегося у переборки пребывающего в беспамятстве, мага. — И нелюдей тоже.

Наряженный в диковинный тёмный камзол и широкополую шляпу, почти полностью скрывающую тенью от полей лицо, мужчина вновь выстрелил, и... моё многострадальное плечо вновь обожгло болью. Но на этот раз, она была куда сильнее. Драххов телекинез! Так работает он, или нет?

Этот вопрос я мысленно проревел, уже уворачиваясь от следующих выстрелов. Переборки скрипели и стонали от ударов моего массивного тела, пол и подволок гудели от телекинетических импульсов, которыми я отталкивался от них, а мой новый противник продолжал палить сразу из двух револьверов, совершенно невообразимого калибра. Доберусь, отберу!

И добрался же. Хотя этот урод искренне старался не допустить меня до своего тела, но, оказавшись у люка и обнаружив под ним валяющийся уровнем ниже, перекрученый трап, вынужден был остановиться. Ну да, там высота в добрых полдюжины рядов, хрен спрыгнешь. Понтярщик! В голову надо было стрелять, пока возможность имелась, а он разговоры решил разговаривать... Вот и поплатился.

Выбив стрелялки из рук врага, я попытался было ударить его в челюсть, как Геррада, но, к моему удивлению, удар не прошёл. Противник даже головой не дёрнул, только сверкнула синеватая вспышка у лица. Опять щиты?! Драхховы маги, с их драхховой магией!

Взревев, я ухватил гада за камзол и, со всей дури метнул его в сторону переборки, под которой "отдыхал" трау. Сработало! Человека впечатало в металлическую панель и... выбив её напрочь, унесло куда-то вглубь скрывавшегося за переборкой помещения. О, зато теперь ясно, как ему удалось столь незаметно появиться за моей спиной, когда я разбирался со старпомом. Скрытый проход, значит... Интересно.

Грохот, сопровождавший приземление тела моего противника, оказался слишком громким. Наверное, что-то зацепил в полёте. Я мотнул головой и, не теряя времени, устремился следом за стрелком. Ха! И на магию есть управа! Главное, посильнее стукнуть!

Своего противника я нашёл валяющимся без сознания, можно сказать, в обнимку с большим железным ящиком, посреди каких-то невнятных обломков и вороха тряпок. Убедившись, что сей господин жив, я шустро спеленал его найденной тут же верёвкой, добрая бухта которой обнаружилась в углу просторной, но изрядно захламлённой каюты, а после, на всякий случай, повторил ту же процедуру и с валяющимся у проделанного мною несанкционированного входа в это помещение, трау. А вот старпома оставил, как был. Ему уже всё равно, так что, если Геррад не практикует некромагию, проблем от моряка с дырой в полспины, можно не ожидать.

Было ли мне его жаль? Да ничуть! Вся команда видела, как на борт поднимают бесчувственные тела трёх хафлов и огра в ошейниках, и уж мимо старпома этот факт точно не мог пройти незамеченным. Но если Падди, Уорри и меня ещё можно было принять за будущих членов экипажа, взятых на борт традиционным, можно сказать, излюбленным способом портовых вербовщиков, то Фари в эту картинку не вписывается вообще. Ни один нормальный капитан не позволит взять в команду бабу, какой бы красивой и замечательной та ни была. Это ж натуральное яблоко раздора для всего экипажа! То есть, принять нас за "новеньких", команда этого корыта не могла. Следовательно, все понимали, что на их глазах происходит натуральное похищение, и приняли это как должное. А значит, соучастники. Так с чего я должен их жалеть?

Выудив из кармана изрядно помятый план судна, я сверился с ним и удивлённо присвистнул, вспомнив слова старшего механика. Выходит, в бою с двуруким стрелком, я, ненароком, обнаружил тот самый "капитанский рундук", о котором толковал хоб. Здорово! И вход искать не пришлось.

Убрав план обратно в карман штанов, я окинул каюту уже совсем иным взглядом, но, вздохнув, решил всё же, для начала собрать трофеи и... наведаться в каюты по соседству. Всё же, капитанский уровень. Да и люки и двери ведущие на иные уровни неплохо было бы задраить. А то нашумели мы здесь порядочно, глядишь, и заглянет кто проведать, что тут случилось. Пусть с момента начала боя прошло не больше пары минут, но, чем дольше я вожусь, тем больше шансы, что придётся разбираться с непрошеными гостями. А мне отвлекаться от сбора хабара на всякую ерунду совсем не хочется. Во-от... значит, поехали.

На то, чтобы обежать капитанский уровень по кругу проверяя его на наличие неучтённых членов экипажа, то и дело сверяясь с картой, много времени мне не понадобилось. Всё же, расположившаяся над почтовым складом, надстройка оказалась совсем невелика, да и проходов на другие уровни, здесь было не в пример меньше, чем в тех же подпалубных переходах. Так что, с задраиванием люков и дверей, ведущих на другие "этажи" надстройки, я справился быстро. Счастье ещё, что экипаж был напрочь занят решением проблем, доставляемых призванными старым Уорри гремлинами, и ему явно было не до шума на капитанском уровне. А может быть, я просто недооценил здешнюю звукоизоляцию... Как бы то ни было, спустя всего лишь десять минут, я приступил к обыску кают... и начал с владений погибшего старпома, с которой, впрочем, почти сразу и закончил. Маленькое помещение, один-единственный шкаф, узкая шконка с рундуком под ней, да складной столик в углу. Что здесь обыскивать-то?

Нет, обшарив рундук, я нашёл несколько золотых совернов, но в остальном... пусто. Другое дело, владения капитана! Да, помещения, в которых он квартировал, размерами мало отличались от каюты старпома, но их было три! И если личный гальюн и спальня "первого после бога", не принесли мне ничего кроме внушительного бумажника с франконскими ассигнациями, то кабинет... о да, на железный огнеупорный ящик, служащий основанием рабочего стола капитана у меня появились большие планы. Единственное, что грозило их обломать, это отсутствие ключей, но... эй! Здесь в двух шагах расположена каюта стармеха, и я ни за что не поверю, что у хорошего механика не найдётся в рундуке набор инструментов на все случаи жизни. А значит, за работу и... быстрее, быстрее! Мне ещё хозяйскую каюту обыскивать и капитанский схрон обносить!

Глава 3. Всё предусмотреть невозможно, а уж если ещё и не хочется...

Отыскать ухоженный набор инструментов в каюте стармеха, было несложно. Каморка, принадлежавшая хобгоблину, оказалась даже меньше, чем уже виденные мною "апартаменты" старпома, и уж тем более не шла ни в какое сравнение с каютой капитана, а я и там на обыск потратил меньше четверти часа... значительно меньше, если честно. Ну да, торопился так, что даже не думал тратить время на поиск хозяйских нычек. Да и драхх с ними! Мне важнее своё вернуть... ну и сейф тряхнуть, в качестве моральной компенсации, так сказать.

Железный ящик в каюте капитана сдался быстро. Вцепиться "зубом" фомки в узкую щель меж дверью и самим ящиком, потянуть на себя, чуть вложив в действие телекинетики, и готово дело. Только запор жалобно хрустнул. А вот полыхнувшая следом огненная вспышка, и прогудевший над ухом огненный шар размером с мою голову... неприятно удивили. Клянусь, если бы не лысина, я бы слышал как трещат, сворачиваясь от жара, волосы! Но, обошлось. Волос всё равно нет, а подпалина на переборке у входной двери — не моя проблема. Но в следующий раз нужно быть аккуратнее. В конце концов, мой телекинез не панацея. От того же огненного шара он меня вряд ли убережёт!

К содержимому сейфа я подошёл с куда большей осторожностью. Но, похоже, дул на воду. Зацепленные всё той же фомкой и вываленные на пол перед открытой дверью огнеупорного ящика, предметы не проявили никаких признаков зачарованности. В смысле, огненными шарами не швырялись и сосульками не разбрасывались. Тем не менее, рисковать и брать их в руки сходу, я не стал. Поворошив кучку вещей "лучшим другом взломщика", я выудил из вороха бумаг, придавленного какими-то финтифлюшками, небольшую скупо украшенную шкатулку и, сковырнув миниатюрный навесной замок, поддел крышку "зубом" фомки. Разглядев содержимое, недовольно вздохнул. Денег там не было и в помине, хотя я, честно говоря, рассчитывал найти здесь судовую казну. Но вместо неё, обнаружил лишь чисто морские документы, мне абсолютно не понятные, и совершенно ненужную бухгалтерию. Нет, были там и некоторые ценные бумаги, вроде векселей и каких-то расписок, но... какой мне с них толк? Сомневаюсь, что плательщики перепутают меня с настоящим владельцем этих бумаг. Эх. Только время зря потерял!

Зло пнув фомкой шкатулку, я проследил взглядом её полёт до противоположной переборки и, со вздохом поднявшись на ноги, направился к выходу, оставив за спиной кавардак из разлетевшихся по кабинету бумаг и развороченный сейф. Ну и ладно! У меня на очереди ещё один ящик имеется. Тот, с которым столь неудачно обнялся беспамятный обоерукий стрелок.

"Капитанский схрон" встретил меня тишиной и полумраком. Ну уж, последнее для меня не проблема. В темноте я, кажется, вижу даже лучше, чем при свете солнца. Может быть не дальше, но лучше точно. Проверив состояние своих противников и убедившись в очередной раз, что те так и не пришли в себя, я принялся за обыск просторной каюты, приспособленной владельцем под тайный склад. Ну как "тайный"? Если уж про него стармех в курсе, то о какой-то действительной секретности сего места, говорить не стоит, пожалуй. С другой стороны, сильно сомневаюсь, что члены команды, проживающие за пределами этого уровня надстройки, знают о точном расположении этого местечка... а может и о самом его наличии не осведомлены. По крайней мере, занимающий целую стену схрона, арсенал огнестрельного и холодного оружия, на такой расклад намекает недвусмысленно. Боятся, ой боятся жители этого уровня бунта команды. А значит, и просвещать матросов о наличии такого места не стали бы. Во избежание.

Честно признаюсь, оружие меня заинтересовало, хотя при беглом осмотре оно и вызвало некоторое недовольство своим... несовершенством, что ли? Может быть моя память до сих пор не восстановилась полностью, но и тех знаний, что уже плавали под толстой лобной костью мне вполне хватило, чтобы понять: в моём прошлом мире, "уравнители" были куда как более продвинутыми. Хотя калибр некоторых увиденных здесь "стрелял", заставлял уважительно присвистнусть. Но латунь! Гравировка! Отделка всяческой костью и рогом... про золотое травление я и вовсе молчу! Нет, если бы речь шла о коллекционном или охотничьем оружии, я бы и слова не сказал. Понты понятны. Но все увиденные мною образцы имели явные следы использования. Замечу, регулярного использования. И я сильно сомневаюсь, что среди командного состава этого корыта нашлись иди... оригиналы, обожающие охоту с револьвером или любители охоты на чаек с дробовиком. Передо мной был именно арсенал боевого оружия, и такое несоответствие отделки и предназначения просто резало глаза.

Я извлёк из предусмотрительно экспроприированных у моего последнего противника кобур, его монструозные револьверы и, покрутив их в руках, вздохнул. Отделка этой "артиллерии" оказалась не менее богатой, чем на представленных в арсенале образцах. Одни перламутровые накладки на рукояти чего стоят!

Но надо признать, состояние этих револьверов было не в пример лучшим, чем у их собратьев на арсенальных полках. За своим оружием обоерукий явно ухаживал с обстоятельностью профессионала. На стволах ни царапинки, латунные детали блестят, как медяшка у толкового боцмана, Ни люфтов, ни намёка на малейшую разболтанность... Вот уж образчик коллекционного оружия.

Тряхнув головой, я отвлёкся от несвоевременных размышлений и продолжил осмотр каюты. Закончив с арсенальной частью, я прихватил из ящика пару пачек патронов, подходящих для своих обновок и, отложив их на свободный от всякого хлама стол, принялся за обыск коробок и ящиков у другой переборки. И чем больше коробок я вскрывал, тем мрачнее становился. К моему сожалению, разобраться с содержимым всех этих ёмкостей мне оказалось не под силу. Будь на моём месте старый Уорри или, хотя бы, Падди, думаю, они мигом определились с хранившейся там дребеденью и, может быть даже, нашли что-то ценное и интересное. Для меня же все эти странные миниатюрные приборчики в виде кучи шестерёнок с колбочками и без, кулончики и медальончики, сделанные преимущественно из латуни, бронзы и какой-то матовой стали... тёмный лес, в общем. И ведь понимаю мозгами, что всё это артефакты, то есть вещи магические, а значит, по определению, недешёвые, но что это, для чего и зачем... драхх его знает! И ведь ни одной подписи на ящиках и коробках! Ну никакой заботы о клиентах...

Поколебавшись, я не стал жадничать, набрав лишь по паре вещиц из особо приглянувшихся шкафчиков и ящиков, после чего сложил добычу на тот же стол, чуть в стороне от пачек с патронами, двинулся дальше. Третья стена порадовала меня целым шкафом с выдвижными ящичками, вроде тех, в которых хранят архивные или библиотечные карточки, и лежащей на нём знакомой сумкой, полученной мной от Падди специально для встречи с тем незадачливым полуальвом. Именно в ней хранились все купленные нами ингредиенты, и я был откровенно рад тому, что теперь не придётся будить для допроса бывшего владельца моих револьверов.

Наскоро проверив содержимое сумки и убедившись, что количество свёртков соответствует тому, что передал мне контрагент Падди, я накинул её на плечо и... принялся потрошить "архивный" шкаф. Здесь мне тоже не очень-то повезло поначалу. Несколько отделений открытых мною в первую очередь оказались прискорбно пусты, зато потом... о, именно в этот момент я понял, почему моя сумка с ингредиентами оказалась именно на этом шкафе! В пятом по счёту выдвижном ящичке обнаружился расфасованный по аптечным фиалам, феммар. Уж этот алхимический порошочек я узнаю с первого взгляда. Видел в лавке у Кривого Дойля, когда приценивался к тем ингредиентам, что записал в своём заказе Падди. А цена там стояла знатная — кварта за лот! То есть, по пять скеллингов за такой вот фиал... а их тут, ровным счётом две дюжины. Ха, да я только одной этой находкой удвоил свои вложения!

Жаль, что больше таких дорогих ингредиентов в этой шкафчике не нашлось. А может быть, таковые были среди неопознанных мною ингредиентов... не знаю, но если так, этот факт меня не удивит совершенно. Я, всё-таки, полный профан в алхимии и знаю цены лишь на те ингредиенты, что приобрёл сегодня для ушлого хафлинга. Да и то, лишь десяток из них я узнал бы "в лицо", так сказать, поскольку видел их в продаже у того же Кривого Дойля или в лавке Ормуна, на Колокольной площади. Остальные... ну, честное слово, не знаю я, как они выглядят! Свёртки, пакеты... Контрагент, в честность которого Падди так верит, при мне их не разворачивал, так что, я даже примерно не представляю, как выглядит та же эссенция Бауса или пыльца лиамских фей! Собственно, именно поэтому я и забрал всё найденное в шкафу подчистую, благо, сумка алхимика, одолженная мне Падди для сегодняшней сделки, легко вместила бы в себя и вдвое большее количество вещей, нежели теперь в ней лежало. Магия решает, да...

Изрядно повеселев, я принялся за дальнейший обыск этого хранилища контрабанды. А в том, что так называемый "капитанский схрон" именно им и является, я уже не сомневался ни на секунду. И пользовался им не только хозяин, но и другие члены экипажа. По крайней мере, обитающие этого "командного" уровня, точно. Уж больно характерным был разброс найденных мною здесь ценностей. Предполагаю, что алхимическим добром, как и артефактами эту норку набил драххов трау. А вот кучу ящиков с какими-то сложными деталями и приборами явно натаскал стармех. Фасовка характерная, аккурат под мелкокостного хобгоблина. Арсенал? Ну, не думаю, что это контрабанда для продажи, но его сюда почти наверняка притащил тот самый обоерукий стрелок, у которого я разжился револьверами. Уж не знаю, что именно здесь хранят старпом с капитаном, но уверен, и их доля в этом развале имеется, и наверняка немалая.

Пока кружил вдоль стен, и огибал принайтованные крупной сетью коробки с контрабандой, я, нет-нет, да поглядывал в сторону большого железного ящика возвышающегося в центре каюты. Времени на дальнейший обыск у меня оставалось всё меньше... а если быть точным, то его вовсе не было. По уму, стоило бы сваливать с судна, как только я нашёл сумку с имуществом Падди, но... жадность, чтоб её! Когда ещё удастся попасть в такую пещеру Али-Бабы?! Вот я и не удержался. Взялся за фомку и, наплевав на возможность появления незваных гостей, принялся колупать тот самый раздразнивший мою жадность железный ящик.

Справиться с ним оказалось не намного труднее, чем с капитанским сейфом получасом ранее, а стоило тяжёлой дверце огнеупорного шкафа распахнуться... как у меня по загривку пробежал целый табун мурашек от прокатившейся рядом волны тяжёлой, удушливой магии. Так, на меня даже взгляд старого Уорри не действовал. И это при том, что наученный горьким опытом с ловушкой капитанского сейфа, я стоял сбоку от распахнувшейся двери. А что было бы, окажись я на пути у этой "волны"?

Взгляд невольно скользнул вдоль линии её движения и... упёрся в две кучки пепла в ворохе каких-то верёвок и тряпок. Стоп. Тряпки?! Верёвки?!

Осторожно коснувшись фомкой раскуроченной двери огнеупорного шкафа, я аккуратно вернул её в исходное состояние и, лишь после этого осмелился сунуться к невесть откуда взявшейся куче мусора. Нет, чутьё говорило мне, что той поганой магии в помещении больше нет, но... да ну его к драхху, такой риск!

Поворошив мыском ботинка валяющиеся на полу тряпки, отчего над ними взметнулось небольшое облако пепла, я тяжко вздохнул. Что ж, по крайней мере, теперь не придётся решать, оставить ли своих противников в живых, или... Именно "или" с ними и случилось. Причём, практически, без моей воли.

Был ли я разочарован? Нет. А вот облегчение, каюсь, испытал. Всё же, одно дело, смерть врага в бою, и совсем другое — хладнокровное убийство уже обезвреженного противника. Наверное, я потому и тянул время, тратил его на разглядывание схрона, осмотр "трофеев" и прочую ерунду, поскольку понимал, что перед уходом придётся решать вопрос с трау и его хозяином. И, скорее всего, решать кардинально. Оставлять в живых столь активных врагов, учитывая сколько "радости" доставил им наш с хафлами визит, было бы несравненной глупостью. Но вот не лежала у меня душа к подобному шагу. А здесь... здесь, оно, вроде как само. М-да.

Что ж, зато теперь можно не беспокоиться о возможной мести со стороны этих двоих. Нет, есть ещё, конечно, их подельники... вон, целый корабль! Но что-то я сомневаюсь на их счёт. Если Падди не соврал, то скоро у команды этого корыта появятся куда более важные дела, чем месть за мага и стрелка. Спасение своей шкуры для таких "разумных", оно всегда важнее жизни подельника. А когда кораблик булькнет в батиаль, то и доказательств моего участия в гибели этой вот парочки не останется.

После происшедшего, возвращаться к драхховой железяке мне совершенно не хотелось, но и уйти, так и не взглянув на то, что ТАК охраняется, мне не позволило любопытство. И я, проклиная сам себя за несдержанность, потопал к сейфу.

На этот раз я встал с противоположной стороны, чтобы открывшаяся дверь не застила обзор... Рисковать и становиться прямо перед ней я не стал. Может быть та ловушка и сдохла, сработав, но где гарантия, что зачаровавший этот ящик, маг не оставил сюрприз для расслабившихся счастливчиков, её избежавших? Я бы на его месте оставил, чисто из пакостности.

Наверное, я слишком плохо думал об авторе испепеляющей органику ловушки, или наоборот, слишком хорошо. Но больше никаких ловушек в ящике не обнаружилось. Правда и вытащить из него что-либо из содержимого я тоже не смог. Стоило многострадальной фомке пересечь проём, как на её пути возникало синеватое полупрозрачное марево, действовавшее, словно упругая стенка, чем сильнее давишь, тем больше сопротивление. Мало того, я даже рассмотреть содержимое шкафа не мог. Темнота за дверным проёмом была не просто ночной, с моим зрением она не была бы проблемой. Нет, она была чернильной, абсолютной... словно поглощающей всей падающий на неё свет, до последнего фотона!

Совать руки в эту... гадость, я не стал. Хотя поэкспериментировать с такой интересной штукой мне очень хотелось. Но я всё же справился с этим странным и крайне несвоевременным порывом и, наконец, решил убираться с корабля... пока тот действительно не пошёл ко дну. А до этого момента, чую времени осталось не так много, уж очень натужно воют машины где-то в глубине судна, да и корпус периодически вздрагивает так, что пол под ногами ходуном ходит. И качка здесь совершенно не при чём.

Сказано — сделано! Я сгрёб со стола отобранные мною "сувениры" и, уложив их в изрядно потяжелевшую сумку алхимика, двинулся на выход из капитанского схрона. Выбравшись в коридор, я дотопал до люка, ведущего в почтовый склад, и уже собирался было сигануть вниз, как что-то заставило меня замереть на месте. Развернувшись, я обежал взглядом только что пройденный коридор и, почесав маковку, задумался. Что-то же меня остановило? Вопрос — что именно?

Взгляд ткнулся в одну переборку, потом в противоположную, а потом до меня вроде бы дошло... Каюты старпома и стармеха я видел, каюту капитана и схрон имени его должности тоже... а где каюты мага и стрелка?

Измятый план судна вновь оказался у меня перед глазами, и я зашарил по нему в поисках нужных отметок. Почтовый склад, первый уровень надстройки, второй... Вот. Люк, коридор... проходы на третий и первый уровень, выходы на галерею... М-да, плана самого этажа нет. Неудивительно, впрочем. Втиснуть в один, пусть и огромный лист планы всех палуб и уровней надстроек было бы нереально. По крайней мере, без магии, точно. Хорошо хоть примерное расположение трапов и люков указано...

Я прошёлся по коридору из конца в конец, заглянул в закуток, где расположилась каюта старшего механика, прошёл мимо владений покойного старпома и кают-компании, потом по коридору вокруг капитанских апартаментов, и вновь вышел к порогу каюты старпома. Покрутив в руках план судна, я попытался сориентироваться по отмеченным на нём межэтажным переходам... и, скользя пальцем по отметкам, принялся "рисовать" свой, только что пройдённый маршрут. Вот этот самый кольцевой коридор вокруг капитанской каюты... он начинается с прохода в кают-компании, и идёт вдоль внешней стены надстройки. Иллюминаторы этот вывод подтверждают. Огибает центральную часть надстройки и выводит к проходу в правое крыло. Вот оно, здесь каюта старпома, и через иллюминатор в ней легко можно рассмотреть стрелу крана на верхней палубе. Здесь вход в каюту механика... почти в центре надстройки. А вот тут, значит, должен быть тот коридор, в котором я столкнулся с трау. Стоп. Но это, получается, лишь центральная часть надстройки, правая и кусочек левой! Маленький кусочек! Учитывая место, которое занимает "капитанский рундук"... здесь должен быть ещё один проход, ведущий в левую часть надстройки. И если я не ошибаюсь, то...

Я повернулся лицом к тому самому коридору в котором столкнулся с магом и, миновав проломленную переборку ведущую в схрон, остановился на повороте. Коснувшись рукой уцелевшей декоративной панели довольно диковато смотрящейся среди своих пострадавших во время моего боя "соседок", обожжённых, простреленных и проломленных... я надавил на неё ладонью и, попытался прочувствовать так, как ощущаю любой предмет, на который собираюсь воздействовать собственным телекинезом. Пустоту за очередной фальшпанелью мне удалось определить почти сразу. А вот на попытку пробить тонкую преграду кулаком с телекинетическим усилением, панель лишь спружинила. Знакомо так... я невольно покосился на виднеющийся в проломе капитанского схрона огнеупорный ящик с приоткрытой дверцей и, тряхнув головой, отступил на шаг назад. Не хватало ещё схлопотать такой же удар магии, каким "приласкало" моих покойных противников. Впрочем, уже через секунду я ухмыльнулся и решительно шагнул в пролом, ведущий в пресловутый "капитанский рундук". Как говорится, нормальные герои всегда идут в обход! Сильно сомневаюсь, что переборки "капитанского рундука", ограждающие его от скрытого коридора, ведущего в левую часть надстройки, укреплены так же, как основной выход в центральный проход уровня.

И ведь я оказался прав! Здесь стоило только посильнее ударить в переборку, и у меня готов проход в тот самый скрытый коридор. Правда, радовался я своей догадке недолго. Ровно столько, сколько понадобилось, чтобы проникнуть в новую "локацию" и... увидеть в шаге от себя добротную судовую дверь, ведущую, да! В тот самый схрон. Для верности я даже вернулся обратно в хранилище контрабанды и внимательно осмотрел то место, где должна была быть врезана дверь ведущая в скрытый коридор. И она там была... правда, почти терялась со своей деревянной обшивкой на фоне деревянной же фальшпанели. Я перевёл взгляд на пролом, проделанный мною в бою, потом на тот, что сотворил только что... и вздохнул. М-да, носорог, конечно, плохо видит, но при его габаритах, это не его проблемы. А ещё, он как птица Говорун, отличается умом и сообразительностью. Эх! Ладно, посыпать голову пеплом и каяться в собственной бестолковости можно долго и с наслаждением... но позже, а пока, надо быстренько пробежаться по каютам мага и стрелка, глядишь, найду что-нибудь интересное! В конце концов, мне же надо будет чем-то задобрить старого Уорри? А что может быть лучше для этой цели, чем сувенир на память о безвременно ушедшем враге?!

И да, я уже почти не сомневался, что в недавнем бою с обоеруким стрелком, мне довелось одолеть того самого Пикардийца, которого столь страстно поминал дед Фари. Равно, как был уверен, что каюты в скрытой части надстройки сейчас пусты. Иначе бы на шум нашего боя давно должен кто-то появиться. Если не на подмогу тому же трау, то хотя бы для того, чтобы посмотреть, кто здесь шумит и, ну, пусть не помочь своим в бою, но хотя бы сбежать под шумок сражения... а никакого "лишнего" шума я не слышал. Вывод? Здесь никого не может быть. Впрочем, от случайностей никто не застрахован, так что рыскать по каютам я буду со всей осторожностью...

Коридор оказался на диво коротким и заканчивался тупиком с двумя основательным дверьми. Долго мучиться выбором я не стал и, как и положено нашему брату, выбрал левую. Крутанув колесо кремальеры, я распахнул дверь, одновременно скрываясь за ней, чтобы уйти с линии возможной атаки противника. Пусто? А, нет... Ошибся.

Я стоял в дверях огромной каюты и с недоумением смотрел на возвышающуюся в углу огромную клетку из толстенных стальных прутьев, на дне которой, сидело закутанное в какие-то лохмотья, существо, пристально следившее настороженным взглядом за каждым моим движением.

М-да, а, собственно, чего ещё можно было ожидать от здешних уродов, после их выходки с ошейниками?!

Глава 4. Ты — мне, я — тебе

Почесав маковку, я окинул взглядом гигантскую "птичью" клетку и, недолго думая, вцепился в её толстые прутья лапами. Не обращая внимания на шарахнувшегося назад и сжавшегося в комок пленника, я потянул штыри в стороны. Мышцы под моей изодранной рубахой взбугрились так, что и без того потрёпанная ткань затрещала, расходясь по швам, но упрямые железяки не поддались, только заскрипели жалобно. Пришлось вновь подключать телекинез и вот теперь дело пошло на лад. Железо стало привычно податливым и прутья решётки легко разошлись в стороны... чтобы через секунду озарить каюту алой вспышкой и осыпаться ржавой трухой на пол клетки. Ещё и чистый пол каюты вокруг уделали. М-маги, чтоб их!

Я вздохнул. И ведь мог же подумать о том, что владелец наверняка защитил свою собственность чем-то эдаким, ведь только-только с сейфами разбирался, но... инерция мышления, что тут скажешь? Хорошо ещё, что видимого вреда не получил, но с этим точно нужно что-то делать. Уже в который раз забываю о магии и напарываюсь на какую-то магическую дрянь! Нет, положительно, вернусь в Тувор, насяду на Падди с Уорри, пусть учат хотя бы опознанию магических вещей. А то ведь, так и доиграться недолго! Тем более, что хафлы мне теперь должны. Кстати, о должниках...

Я глянул на скорчившегося в уголке кутающегося в лохмотья и прячущего лицо за ладонями, пленника. Лицо-то прикрывает, но сквозь пальцы следит за мной точно... вон как глаз сверкает. Эх...

— Совекх-ткхую бежать откх-сюда, — буркнул я и, откашлявшись, договорил: — Экх-ткхо к-кор-ррыто ск-кхоро потонет!

— Хозяин не отпустит, — глухо, но вполне отчётливо буркнул пленник и, дёрнув головой так, что прикрывающие её лохмотья упали на глаза, задрал подбородок вверх. Сверкнула на свету оливковая кожа и... блеснула пряжка знакомого ошейника. Я непроизвольно рыкнул, отчего пленник вновь сжался в комок.

— Кхо-зяин — тр-рау? Или экх-тот... в шляпе? — постаравшись взять себя в руки, спросил я. Мой собеседник только головой качнул в ответ. — Впр-рочем... без р-разницы. Оба уже тр-рупы.

Я наклонился над пленником и тот, скребя ногами по железному основанию бывшей клетки, попытался отползти подальше. Тьфу ты!

— Да не дёр-кх-гайся ты! — отловив наконец удивительно ловко ускользавшего от моей хватки несчастного, рявкнул я и тот обвис в моих руках безвольной тряпочкой. Такой же невесомой... Вспомнив, как срывал такой же ошейник с Фари, я сосредоточился и, ухватившись за бляху, послал в неё выверенный телекинетический импульс. Медяшка под моей рукой хрупнула и осыпалась на пол вместе с освободившейся кожаной лентой. Замерший было от испуга, пленник пискнул и поднял на меня взгляд зелёнющих как первая весенняя трава, идеально круглых от изумления глаз... точнее, подняла. Вот же ж! Орчанка, чтоб меня! Хоть я их никогда и не видел, но опознал сходу.

Теперь я понимаю, почему зеленошкурые прячут своих женщин от чужих глаз! Сами они не отличаются внешней красотой, особенно на фоне всяческих трау и альвов... хотя, конечно, моему носорожеству только и судить о красоте других рас. М-да...

Но как же орчанки, оказывается, отличаются от своих мужчин! Насчёт фигурки, ничего не скажу, за лохмотьями девицы форм не рассмотреть, хотя она явно миниатюрнее своих соплеменников-мордоворотов. А вот лицо! У орков кожа грубая, серовато-зелёная и черты словно рубленные, а у этой девчонки мягкий овал лица, и кожа даже на вид нежная, цвета оливы. Скулы высокие, точёный носик... куда там расплющенным шнобелям её соплеменников мужеска пола, ноздри которых чуть не подпирают жёлтые клычищи! У орчанки же и прикус правильный, и кончики белоснежных клыков едва заметно прижимают нижнюю губу, отчего та кажется пухлее... и соблазнительнее. И глаза, да. Огромные зелёные омуты, в которых я чуть не утонул. Честно, я даже рад был той злости, что навалилась на меня спустя секунду и выдернула из этого наваждения. А то так и застрял бы здесь, наверное, соляным столбиком.

Но драххово дерьмо! Это ж каким извращенцем нужно быть, чтобы сажать и без того не имеющую возможности сбежать, закабалённую ошейником девчонку в железную клетку?! Не, правильно я этих уродов грохнул. Пусть нечаянно, но правильно!

Оправились от удивления мы одновременно. Я осторожно отпустил хрупкое плечо девушки и отступил от неё на шаг как раз в тот момент, когда она смогла оторвать взгляд от лежащего под её ногами ошейника и перевела его на меня.

— Идём в хранилище... — мотнул я головой и договорил, заметив нарисовавшееся на лице орчанки непонимание: — Соберём тебе компенсацию, а потом пр-рочь с этого кор-рыткха, пока его гр-ремлины не р-разобр-рали по заклёпкам! Или ты кх-хочешь пойти на дно вместе с ним?

— Нет! — звонко воскликнула девчонка, подпрыгнув на месте. И судя по мелькнувшему в её глазах ужасу, разобрала она лишь последние мои слова. Вот же, драхх! — Н-не... не оставляйте меня, по-пожалуйста!

— Не оставлю, — постарался я ответить как можно чётче, чувствуя, как начинает болеть горло. И поманил девчонку за собой. — Идём.

Я развернулся и потопал в направлении капитанского схрона, а орчанка двинулась следом, мягко ступая голыми ступнями по деревянному настилу. Шла она настороженно, можно сказать, пугливо оглядываясь по сторонам, и застывая на месте при каждом взбрыке пола под нашими ногами или жалобном скрипе переборок идущего вразнос судна. Но шла ведь! А я сделал себе зарубку в памяти, попытаться отыскать в только что покинутой нами скрытой части уровня какие-нибудь шмотки и, самое главное, обувь для неё.

На пороге "капитанского рундука", девчонка вновь застыла испуганным котёнком, но, убедившись, что я даже не стараюсь скрыть своё присутствие и не забочусь о производимом шуме, глубоко вздохнула и, прешагнув высокий комингс, обвела разорённое мною помещение взглядом. Когда же он остановился на мне, я кивнул ей в сторону ящиков с магическими цацками.

— Набир-рай, что кх-кхочешь, а я займусь тар-рой, — отдав орчанке указание, от которого она, кажется, опешила, я не стал терять время зря и направился к останкам своих недавних противников. Точнее, к одежде, оставшейся от них.

Вообще-то, сначала я действительно хотел пустить её на тару под собранные девицей артефакты, но, заметив, как та ёжится от гуляющего по каюте сквозняка, сменил планы. Окинув взглядом миниатюрную, по сравнению со мной, но довольно высокую по человеческим меркам фигурку орчанки, увлечённо и явно со знанием дела роющейся в развалах магических цацек, я поднял с пола франтовской камзол мёртвого стрелка и, хорошенько отряхнув его от "пыли", отложил в сторонку. Такой же процедуре подверглась его чёрная сорочка и узкие кожаные штаны. Нацелился было и на сапоги, но... если ростом мой противник едва ли перещеголял орчанку, то размер ноги у него явно был куда больше. А вот украшенные затейливым тиснением сапоги субтильного трау, кажется, должны прийтись ей в пору. Ну, а если нет... в конце концов, портянки никто не отменял, и рубаха мага для этой цели подойдёт как нельзя лучше. А что? Она мягкая, в отличие от сорочки стрелка, и вышивки на ней нет. Решено. А на упаковку для набранной орчанкой "компенсации" пойдёт вычурный камзол мага. Ну, в самом деле, не запихивать же мне эту гору хлама в сумку алхимика?! Она ж туда попросту не влезет, несмотря на всю "волшебность" сумы.

Девица разошлась, да... а ведь жадность, она до добра не доводит! К тому же, было бы неплохо ещё и вооружить девчонку, на всякий случай, но я боюсь, что с такой тяжестью она и шагу ступить не сможет. В общем, пора притормозить мою новую знакомую, пока она не решила забрать с собой всё содержимое схрона.

От артефактов орчанку удалось оттащить с большим трудом, и дело было вовсе не в её жадности, как я было подумал. Девчонка, оказывается, прекрасно разбирается во всей этой волшебной дребедени, и попросту увлеклась перебором найденных цацек. Но стоило мне сказать, что она может забрать с собой всё, что сможет уместить в наскоро сляпанный мною из камзола трау мешок, как та вернулась с учёных высей на грешную землю и... решительно отмела больше половины колдовских цацек. "Опасно", "дешёвка", "обойдусь"... свёрнутый эдаким поясом, камзол даже не потолстел, приняв в себя все отобранные девицей вещи. Что ж, по ходу дела, ей виднее.

А вот одежду мага, и, особенно, его сапоги, орчанка приняла чуть ли не с урчанием. А на мой недоумённый взгляд, только пожала плечами.

— Что? Они же зачарованные! — несмело улыбнулась она. Пришла пора и мне пожать плечами. Ну не разбираюсь я в этом. Не разбираюсь! Но чую, придётся исправляться. Не понимать того, что кажется моей новой знакомой таким простым и понятным... как-то стыдно. Почему-то... Кстати, о знакомых!

— Кх-какх тебя звать-то? — осведомился я, стоя спиной к одевающейся орчанке.

— Дайна, — прожурчала та и, осторожно коснувшись моего локтя рукой, вздохнула. — Всё, можете повернуться. А... ваше имя?

— Гр-рым, турс я, — поворачиваясь лицом к девице, ответил ей и, поморщившись, добавил: — давай на "ты", ладно? И... учти, мне тр-рудно многхо гкх... гкховорить. Глотка не пр-риспособлена.

— По-оняла-а, — протянула орчанка, глядя на меня как-то... как-то по-другому. Но тут же тряхнула гривой чёрных как смоль волос. — Теперь можем уходить?

— Ор-ружие, — я кивнул на стойки с арсеналом. — На всякхий случх-кхай.

Отыскать среди здешних бахалок что-то, что не сбило бы девчонку с ног отдачей, оказалось не таким уж простым делом, но я с ним справился. Пара заряженных мною, потёртых револьверов в поясных кобурах, предназначенные скорее всего для рук хобов или даже хафлов, заняли своё место на широком ремне трау, опоясавшем тонкую талию орчанки и теперь, я, наконец, мог сказать, что мы действительно готовы покинуть это корыто!

Ну, почти... Это я понял, когда, покинув капитанский схрон, мы вновь оказались у той самой каюты, где я нашёл Дайну. Обитель здешних хозяев я ведь так и не обшарил, а хотелось бы...

— Не стоит, гейс Грым, — покачала головой орчанка, каким-то чудом, не иначе, разгадавшая взгляд брошенный мною в сторону каюты. — Там нет ничего ценного. Ну... особо ценного. Разве что в сейфе хозяина, но его просто так не вскрыть, от зачарований на нём, у меня голова кружится. А нам лучше поторопиться, пока не пришла пора смены вахты, и на мостике не хватились... этих. Конечно, если на судне действительно бушуют гремлины, то у экипажа аврал, но капитан обязательно сменит матросов ходового мостика... да и сам точно не откажется отдохнуть. Ленивая сволочь.

— Смена вакхкты? Скор-ро? — встрепенулся я, решив не обращать внимания на злобу, просквозившую в последних словах девушки. Имеет право.

— Семь склянок недавно отбили, я слышала по судовой связи в каюте хо... бывшего хозяина, — кивнула Дайна, поправив скатку из камзола трау, повешенную на плечо. — Осталось, должно быть, чуть больше четверти часа.

— Понял, — протянул я, мысленно отметив, что сам никаких "склянок" или как их там, не слышал. Но не верить девчонке повода у меня не было, и раз она говорит, то... лучше прислушаться. В конце концов, она здесь старожил, ей виднее, правильно? — Тогда... идём отсюда.

Резко развернувшись, я потопал в сторону спуска к почтовому складу, а следом за мной потянулась и изрядно оживившаяся с момента нашей встречи орчанка. Правда, оказавшись у люка и увидев валяющийся в добрых шести рядах под нами, перекрученный трап, Дайна резко погрустнела.

— Ой, а... как мы спустимся? — осторожно отступив от края, спросила она. Вместо ответа, я ухватил девчонку за талию и, прижав к себе поплотнее, шагнул вперёд. Короткий взвизг резанул по ушам, но тут же стих под моим укоризненным взглядом. Драхх! Неужели в этом сумасшедшем мире нашёлся хоть один разумный, способный читать то подобие мимики, на которое способны мои куцые лицевые мышцы?!

— Не шуми, пожалуйста, — умудрившись не споткнуться ни на одном слове, тихо проговорил я, и смущённо потемневшая щёчками, Дайна кивнула.

— Из-звини, просто это было очень неожиданно... — выдохнула она мне в ухо и, чуть замявшись, попросила: — поставь меня на пол, пожалуйста, гейс Грым.

— А... да, — чуть заторможено кивнул я в ответ и аккуратно разжал ладони. Утвердившись на ногах, орчанка облегчённо выдохнула.

— Куда теперь? — воззрилась она на меня с ожиданием. Пришлось извлечь из кармана помятый план-схему судна и, продемонстрировать его спутнице. Мой чёрный ноготь отчеркнул надпись искомого. А я сам тут же схлопотал удивлённый взгляд Дайны. Впрочем, она тут же справилась с этим непонятным удивлением.

— Шлюпочная палуба, да? — протянула орчанка, словно что-то обдумывая, и вдруг решительно потянула меня за остатки рукава куда-то в темноту почтового склада. — Идём, я знаю короткий путь, на котором нам никто не встретится... ну, не должен встретиться. Это технический ход, оставшийся ещё со старых времён.

— Старыкх вр-ремён? — удивился я на ходу.

— Ну да, ещё с тех пор, когда "Ласточка" ходила на восточных линиях, до переделки её в трамп на франконских верфях... в это, — скороговоркой объяснила Дайна, утягивая меня в проход, до боли похожий на один из тех, по которым я петлял в трюмах. Что ж, буду надеяться, девчонка знает что делает...

И ведь мои надежды оправдались! Не прошло пяти минут, как мы, никем не замеченные добрались до шлюпочной палубы. Правда, идти пришлось тихо и осторожно, то и дело замирая на месте, чтобы не выдать себя шумом команде судна, кажется, уже изрядно задолбавшейся штопать свой разваливающийся "дом", но всё ещё носящейся по коридорам и переходам, и явно не желающей сдаваться без боя.

Шлюпочная палуба, вопреки моим ожиданиям оказалась вовсе не открытой всем ветрам площадкой, на которой располагались затянутые тентом шлюпки, а довольно скромным по длине отсеком, расположившимся аккурат под почтовым складом и основной надстройкой, зато протянувшимся от борта до борта... и изрядно удивившим меня своей шириной, кстати говоря. Ещё бы! По моим прикидкам тут было рядов шестьдесят, если не семьдесят! От борта до борта! То есть, длина судна, если я не ошибаюсь, при такой ширине должна быть не меньше четырёхсот рядов... Даже в моём прошлом мире, куда более продвинутом технологически, такие суда строили нечасто. По крайней мере, на старушке Земле точно! Слыхал я о гигантах, что строят на Солярисе, но там-то девяносто семь процентов поверхности планеты покрыто мировым океаном и подобные суда служат, фактически, настоящим домом не только экипажам, но и работникам расположенных на них заводов-конденсаторов, а здесь... Впрочем, что я знаю о здешних морях-океанах? Но драхх бы его побрал! Если тут средний трамп больше авианосца старой Земли, то я и думать не хочу о том, каких калибров пушки устанавливают на здешние линкоры... Хм, зато становится понятным, отчего я так долго блуждал по трюмам этого детища безумного гения! Да и вообще, вспоминая тех дирижаблей-исполинов, что бороздят здешнее небо, мог бы и раньше догадаться, что одними воздушными судами, гигантомания местных жителей точно не ограничивается. А если ещё вспомнить размеры некоторых имперских зданий... той же Королевской библиотеки, к примеру, а? М-да уж... точно слепой носорог!

От размышлений меня отвлекла Дайна, настойчиво потянувшая за руку к левому борту.

— Гейс Грым, помогай! — принялась распоряжаться орчанка, суетясь вокруг затянутой каким-то тентом шлюпки, подвешенной на странной двойной г-образной раме. Карабины щёлкают, трещат реечные передачи... И всё у неё так шустро получается! Вот только всласть полюбоваться уверенной работой Дайны не вышло. Она и мне работу нашла. — Крути вот это колесо, пока шлюпбалка не вынесет ял за борт. Оно тяжёлое, но... я видела, ты сильный, справишься!

Пожав плечами, я взялся за рукоять и легко, без напряжения провернул механизм. Раз, другой... шлюпбалка дрогнула и медленно, но уверенно пошла вверх и в сторону, поднимая ял над бортом. Дайна внимательно следила за её ходом и, лишь на миг бросив взгляд на остальные средства спасения, тяжко вздохнула.

— Эх, разломать бы их! — с какой-то тоской протянула она. — Чтоб весь экипаж донным змеям на корм пошёл!

— Да легко. Сделать? — отозвался я, как только колесо замерло, отказываясь крутиться дальше. Впрочем, ял уже висел над открытой водой, так что, скорее всего, сработал штатный стопор шлюпбалки... или как он там должен правильно называться? А, к драхху! Не моряк я... чего и не стесняюсь.

А Дайна, тем временем, основательно зависла. Но спустя несколько секунд пришла в себя и решительно кивнула.

— Я буду благодарна, гейс Грым, — тихо произнесла она. Так тихо, что даже я со своим слухом едва расслышал её слова за свистом гуляющего по отсеку солёного морского ветра. — Знал бы ты, как часто я мечтала пробраться в трюмы и открыть кингстоны этого корыта, и пусть бы меня утянуло на дно вместе с ним...

— Добр-ро, сделаю, — кивнул я в ответ и почти без напряжения договорил: — Но сначала... давай спустим ял на воду... вместе с тобой. Показывай, что делать...

— А... а ты? — вскинулась орчанка.

— Спр-равлюсь со шлюпками, и пр-рисоединюсь к тебе, не пер-реживай, — я постарался улыбнуться как можно менее пугающе и... кажется, у меня получилось. Или у Дайны действительно талант к чтению моей мимики. По крайней мере, она легко улыбнулась в ответ. Пусть и несколько неуверенно... Эх!

Спустив на воду ял с сидящей в нём девчонкой, я пробежался вдоль принайтованных по бортам шлюпок и, проломив их деревянные борта ударами кулаков, вернулся к шлюпбалке, под которой болтались уже отцепленные от яла тросы. Глянул за борт... и вздохнул. С такой высоты, медленно отгребающий от борта трампа, ял казался маленькой скорлупкой, а сидящая в нём девушка... Да, драхх! Если бы не моё новое зрение, я бы, пожалуй, даже не смог бы определить пол рулящего мелким судёнышком "капитана"! Вы-со-ко! А, к драхху всё! Отступать-то, всё равно, некуда. Позади гремлины и куча злобствующих уродов... в общем, пошёл я отсюда. Шаг! Пятьсот один, пятьсот два...

В воду я вошёл с грацией чугунного ядра. С шумом, фонтаном и... плеском бьющих вокруг пуль! Заблаговременно, ещё перед прыжком накинутый телекинетический щит не только смягчил удар моего массивного тела о воду, но и защитил от нескольких попаданий пуль. Оглянувшись, я увидел на открытом крыле мостика пару матросов, суетящихся у какой-то массивной стрелялды и, выматерившись на родном и могучем, старательно погрёб в сторону болтающегося на волнах и мерно пыхтящего миниатюрным паровиком яла, на ходу сделав грустный вывод: не предназначены турсы для морских заплывов. Вот ей-ей, не предназначены. Боюсь, если бы не опыт прежнего тела и не знание как правильно работать руками и ногами, я бы колуном пошёл на дно. Ну, ещё телекинез чуть-чуть помог, но явно недостаточно. Не держит толком вода моё нынешнее тело, несмотря на всю её, воды, то бишь, солёность. А она о-очень солёная... проверено мною! Не специально, но уж как вышло, да... Пришлось наглотаться, пока добирался до яла.

Перевалившись через борт, я первым делом осмотрел Дайну, свернувшуюся клубочком за паровиком в попытке укрыться от стрельбы с трампа, и, лишь убедившись, что девчонка не пострадала, разместился так, чтобы укрыть своим телом не только её, но и паровик, по которому уже несколько раз хищно цокнули пули. Метко садят, уроды!

Ну, да пусть развлекаются, им всё равно недолго осталось, ха! А пули... что, пули? Дайну и паровик, прикрытые широкой синей спиной, им не достать, а мне массаж не повредит. Устал я что-то...

Глава 5. Гость в дом — радость в дом

Мы едва отчухали на полмили от "гостеприимного" судна, когда вместо бессильно шлёпающих вокруг пуль, воду в нескольких рядах от яла с шипением вспороло первое огненное веретено, и об усталости пришлось забыть. Пулемётчики тут же прекратили пальбу, зато за дело взялся какой-то маг. Вот тут нам пришлось покрутиться. Хорошо ещё, что бьющие в воду вокруг нас, огненные стрелы и прочие файрболы поднимали целые облака пара, изрядно мешающие нашему недругу прицелиться, но от прямого пути к берегу всё одно пришлось отказаться. Румпель под моими ладонями заходил ходуном, меняя направление движения яла, и к гулу с натугой пыхтящего паровика добавился скрип то и дело перекладываемой тяжёлой деревянной рукояти и треск подставляемых под удары волн бортов. А там и испуганный писк Дайны послышался.

— Нич-чегхо, отойдём подальше, не достанет, — попытался я успокоить девчонку, отирая горячую воду, плеснувшую в лицо от столкновения борта яла с поднятой очередным взрывом волной.

— Да мы потонем быстрее, чем из-под огня выйдем! — протараторила Дайна, изо всех сил цепляясь за так и норовящую выскочить из-под неё деревяшку узкой лавки... или как там правильно? Банки? — Сбавь ход или поставь ял носом к волне, пока нас не размолотило! Слышишь, ты... придурок сухопутный! Неуч! Зелень подкильная!

Накатившая волна заткнула нервничающую орчанку, но я всё же послушался её доброго совета, и вновь налёг на румпель. Ял клюнул носом, довольно резво разворачиваясь влево и, пыхтя движком, принялся взбираться на горб очередной волны... А моталово и жалобный скрип шпангоутов действительно сошли на нет. Почти. Правда, через секунду мою спину окатило жаром и очередной порцией горячей воды и пара, но как-то уж совсем слабенько. Кажется, мы всё-таки вышли из-под огня разозлённого мага.

Словно в подтверждение этой мысли, очередное огненное веретено, запущенное с трампа, рухнуло в воду в полудюжине першей за кормой яла и, выдав свою порцию пара, бесполезно растворилось в чёрной пучине. Я облегчённо вздохнул и, кое-как разжав ладони, судорожно, до хруста дерева, сдавившие румпельную рукоять, обратил своё внимание на Дайну, опасливо выглядывающую из-за металлического, многократно крашеного, но всё равно изрядно попятнанного ржавчиной кожуха паровика.

— Всё, кажется, — пробухтел я, кивнув орчанке. — Выбр-рались.

— Г-гейс Грым, я... я прошу прощения за то, что накричала, — тихо, почти неслышно из-за пыхтения движка, пробормотала девчонка, пряча взгляд.

— Пустое, кр-расавица, — отмахнулся я и договорил, почти не спотыкаясь: — Я всё понимаю. Нер-рвы, штука такая...

— А... ну да, но... я всё равно должна была вести себя вежливее, — уже чуть увереннее произнесла девица, но глаз так и не подняла. — Прошу прощения.

— Пр-роехали! — хмыкнул я в ответ, чувствуя, как вновь начинает болеть горло, и поспешил закончить фразу: — Я бы на твоём месте ещё и матер-рился кх-кхак сапожникх-кха! Навер-рное.

Тёмную, непроницаемо-чернильную воду ещё не раз озаряли вспышки бесполезно вспарывающих волны, огненных чар беснующегося на трампе мага, но нас его истерика уже никак не касалась. Слишком велико расстояние, и оно с каждой секундой продолжало увеличиваться. Ял послушно пыхтел, покоряя одну водяную горку за другой, а впереди уже можно было разглядеть тёмную массу приближающегося берега.

— Осторожнее, здесь скалы! Можем налететь... — отвлекла меня Дайна. — Может сбавим ход?

— Не волнуйся, я их вижу, — мотнул я головой, переводя внимание с долгожданной прибрежной линии, на вздымающиеся тут и там посреди тёмной воды, буруны волн, разбивающихся о каменные зубы торчащих из воды скал.

К берегу мы подошли в молчании. Дайна нервничала, вглядываясь в темноту и устало сутулилась, сидя на носу лодки, а я... я был занят. Надо признать, предупреждение девчонки пришлось как нельзя более кстати. Не все каменюки выдавали своё присутствие бурунами, некоторые гадко прятались под волнами и лишь обширные области "гладкой" воды, обрамлённые фосфоресцирующей пеной, выдавали их присутствие. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы не налететь на таких вот "партизан", и это было непросто, поскольку здесь даже моё ночное зрение пасовало. Ну не предназначен сей инструмент горного жителя для морских просторов. Не предназначен!

В общем, попетлять нам пришлось не меньше, чем во время ухода из-под обстрела, отчего оставшиеся пару миль до берега преодолевали куда дольше, чем могли бы, не будь здесь этих драхховых рифов. Раза в два дольше, примерно. И всё же добрались. Пусть усталые, вымотанные и промокшие до нитки, но... честное слово, стоило перевалить через борт скрипящего днищем по песку яла и почувствовать под ногами земную твердь, как у меня словно второе дыхание открылось.

Гулко хохотнув, я ухватил поднявшуюся во весь рост в яле, пошатывающуюся от усталости Дайну за талию и, легко подняв её на руки, шагнул прочь от нашего утлого судёнышка, и облизывающих мои ноги холодных волн зимнего моря. Девчонка дёрнулась было в моих руках, но почти тут же замерла и, кажется, даже прижалась поплотнее.

Эх, я уж было порадовался такой реакции, но в следующую секунду почувствовал, как мою ношу начинает бить крупная дрожь и... прибавил ходу, благо, сориентироваться на местности было несложно. Небо светлеет на востоке, и там же блестят в предчувствии скорого рассвета далёкие снежные шапки Старых гор. Значит, именно в ту сторону нам и нужно! Шаг, другой, и вот я уже мчусь гигантскими прыжками по холодному песчаному пляжу, прижимая к себе тихо попискивающую девчонку... и на ходу пытаюсь применить к ней свой кривой телекинез. Удивительно, но удалось почти сразу, и это оказалось не намного сложнее, чем попытки воздействовать на "неживые" предметы, оказывающиеся в моих руках. Так что, набегающий поток холодного зимнего воздуха девчонке теперь не страшен, а моё тело вырабатывает достаточно тепла, чтобы хоть немного её согреть.

Бежать пришлось долго. Очень. Солнце давно перевалило за полдень, когда впереди показались окраины Тувора. А в сам город мы вошли, когда на его улицах уже начали появляться фонарщики. Хорошо ещё, что я, несмотря на усталость, додумался не соваться в респектабельный центр Каменного мешка, старательно держась подальше от любопытных добберов, и пронёс сладко посапывающую у меня на руках Дайну в Граунд, через Южный мол. Бедный рыбацкий район, та же портовая зона, можно сказать. Здесь добберов днём с огнём не сыскать, а стерегущим склады охранникам откровенно плевать на любую суету вне охраняемых территорий. Да и вообще, здесь никому нет дела до ближнего, пока последний не начнёт мешать местным крутить свои дела. А так... идёт синий носорог куда-то, несёт какую-то деваху... ну и пусть себе идёт. Главное, не попасться на глаза оркам. Вот у тех, буде они разглядят черты лица моей ноши, наверняка возникнут вопросы. А мне сейчас было совсем не до разборок со вспыльчивыми зеленомордыми.

Собственно, именно поэтому, оказавшись в рыбацком районе, я не стал рисковать, шастая по тёмным улочкам и закоулкам в поисках дополнительных неприятностей, а предпочёл уже опробованный недавно путь по крышам складов и эллингов. Здесь нежданных встреч уж точно не будет.

По уму, мне, наверное, следовало бы не терять время и мчаться сразу к дому Берриозов, чтобы сдать Падди "добытые" ингредиенты и закрыть, наконец, тему прошедшего дня с Уорри. Но, на руках у меня, в прямом смысле слова, была девица, присутствие которой при нашей беседе с главой семьи хафлов вряд ли было бы оправданно, да и... честно признаться, мне было попросту страшно соваться к старому магу после того, как я спровадил его пинком под зад в собственный портал. Сожрёт же, божий одуванчик, и косточек не выплюнет!

Вот и тянул время, пытаясь с максимальным комфортом устроить проснувшуюся и пребывающую в лёгком ступоре Дайну в своей квартире. Пока печку растопил, травяной чай заварил, да бутербродов настрогал из того, что нашлось в холодном ларе за окном, пока убедил девчонку в безопасности моей берлоги и организовал ей горячую ванну, пока подобрал хоть какую-то одёжку взамен промокшего насквозь наряда, да пока сам переоделся в сухое, в общем, к дому Берриозов я подошёл, когда в окнах большей части домов, выстроившихся вдоль кривой улицы, взбегающей на вершину холма, погас свет, и Граунд-хайл окончательно погрузился в ночную темноту.

— Явился, — открывший дверь, Падди смерил меня тяжёлым взглядом, остановив его на миг на приметной сумке для ингредиентов, болтающейся у меня на плече и, зачем-то тронув пальцами расцветающий под левым глазом роскошный фингал, посторонился, пропуская меня в дом. — Ну, проходи... смертничек.

— Угу, — чуть пригнувшись, чтобы не удариться о низкую для меня притолоку, я вошёл в знакомую прихожую и, скинув куртку, повесил её на крючок. Хафл же даже не подумал дождаться, пока я избавлюсь от верхней одежды и, развернувшись, молча потопал куда-то вглубь дома. Впрочем, почему "куда-то"? В гостиную он пошёл. Ну и я за ним.

Но не удержался...

— Эт-то тебя дед такх отовар-рил? — спросил я идущего впереди хафла, и с удивлением увидел, как тот дёрнулся.

— Если бы... Фари "наградила", — буркнул он, не оборачиваясь и, толкнув двойные двери, ведущие в гостиную, проговорил уже заметно громче: — Принимай своего работничка, сестрица!

Раздавшийся спустя секунду, визг хафлы едва не порвал мне барабанные перепонки.

— Синенький! Ты вернулся! Живой!!!

Следом до меня донёсся топот маленьких ног по деревянному полу, а потом Падди просто снесло в сторону, и на моей шее повисла счастливо верещащая малявка.

Всегда считал себя довольно чёрствым чел... разумным, но тут... Обнимая вжимающуюся в меня плачущую Фари, слушая её бессвязное бормотание и ощущая крепкую хватку маленьких рук, обвивших мою шею, я вдруг почувствовал как бешено и неровно колотится моё собственное сердце, а в глазах щиплет, будто туда кислотой плеснули!

— Развели сырость! Фари! — послышавшийся от стоящего у камина кресла, скрипучий усталый голос старого Уорри заставил меня обернуться, а малявка и ухом не повела! Вцепилась клещом мне в шею и улыбается сквозь безостановочно текущие по щекам слёзы. — Да отцепись ты от этой орясины, неугомонная!

Поднявшийся с кресла, старик вышел на свет и замер рядом с раскуривающим трубку Падди. А я невольно присвистнул, обнаружив у старого Уорри такой же фингал, как и у его внука... только под правым глазом.

Развернувшись так, чтобы оба хафла оказались в поле зрения Фари, я кивнул в их сторону.

— Твоя р-работа?

— А чего они... — нахмурилась малявка, определённо угадав суть вопроса. — Я когда отошла от ошейника, сразу потребовала, чтобы дед открыл второй портал к тебе. А они меня даже слушать не стали!

— Да не могу я открыть портал на открытую воду! Сколько раз повторять?! — прокряхтел Уорри. — И никто не может! А ты, орясина синяя... прибил бы гада, да внучка мне жизни не даст. Эх, ладно. Фари, слезь уже с него и приготовь нам чаю. Чую, разговор у нас будет долгий. Ну?

— Ой! — Мелкая змейкой вывернулась из моих объятий и, соскользнув на пол, мгновенно исчезла за дверью в буфетную. Уорри же, проследив за ней взглядом, молча указал мне на один из стульев, стоящих у большого овального стола. Слишком низкого для меня, но вполне подходящего для невысоких от природы хафлов. Впрочем, чай пить можно и у журнального столика, не так ли? И плевать, что он в два ряда длиной.

— Будет р-разговор-р, — кивнул я, усаживаясь на предложенный стул и пытаясь устроиться на нём поудобнее. Тот скрипел и кряхтел, так что мне пришлось лишь надеяться, что он не развалится под моим весом посреди чаепития.

Блокнот, прихваченный из дома, лёг на стол рядом с карандашом, и я выжидающе уставился на Уорри. Тот в ответ смерил меня недовольным взглядом, но... всё же кивнул и уселся напротив. А рядом с ним бесшумно опустился на соседний стул, не выпускающий из рук трубку, Падди. Вот и отлично, значит, беседа пойдёт не "в одни ворота". Мне ведь тоже интересно, что стало причиной нашего похищения и... не повторится ли подобное шоу в ближайшее время.

Но начинать всё равно пришлось мне, правда, лишь после того, как шустрая Фари накрыла стол к чаепитию и устроилась на стуле рядом со мной. По-моему, она и на колени ко мне забралась бы, если бы не сурово нахмуренные брови деда. А так, ухватилась за мой локоть и сидит рядом, сверлит родственников сердитым взглядом поверх чашки с горячим чаем, щедро сдобренным молоком.

Пока я писал в блокноте сочинение на тему "Как я разносил трамп", за столом царила почти полная тишина, изредка прерываемая перебрасывающимися негромкими короткими фразами Падди и Уорри. Фари в их беседе участия не принимала, демонстрируя обиду. И плевать малявке на все оправдания родственников. Она обиделась — извиняйтесь. Вот же ж... женщины!

— Значит, Пикардиец и его ушастая шавка мертвы, — откинувшись на спинку стула, Уорри отбросил на стол написанный мною текст и, замолчав, уставился куда-то в пространство. Но стоило Падди завершить чтение, как его дед пришёл в себя. — Я бы хотел увидеться со спасённой тобой клыкастой. Хотелось бы с ней поговорить...

— Какой клыкастой? Какой спасённой? — прищурилась Фари и, выхватив из рук братца исчёрканные мною листы, в свою очередь углубилась в чтение.

— Ей нужно отдохнуть, — кое-как прокашлял я, стараясь не обращать внимания на подозрительные взгляды мелкой, которые та, с чего-то, начала бросать в мою сторону. — Девчонке сильно досткха-кхалось, да и ночь на мор-розе не пошла ей на пользу.

— Утром я зайду к вам с лекарствами, — понимающе кивнув, протянул Падди и неожиданно усмехнулся. — А сейчас, может быть, покажешь, что тебе удалось добыть на трампе?

Вместо ответа, я выжидающе уставился на старого мага. Тот покряхтел, но... всё же согласно кивнул.

— Выкладывай добычу на стол, а пока Падди будет её осматривать, я расскажу, как и во что мы вляпались... и выпутались, слава Многоликому.

— Мы ещё аркх-р-ртекхфактов там набр-рали, — заметил я, освобождая сумку Падди от её содержимого, и выкладывая его на свободный край стола. — Их бы тоже оценить не мешало.

— Постараемся, — кивнул братец сердито сопящей Фари, с интересом наблюдая за тем, как я выгружаю на стол свёртки и колбы с ингредиентами.

Рассказ Уорри меня не поразил. Удивил в мелочах, да... История оказалась стара как мир. Переплетение амбиций, жадности и зависти к чужим успехам всегда приводили к возникновению вражды и ненависти, и ничего поразительного в этом нет. Так произошло и с компанией тогда ещё молодых магов-авантюристов, выпускников Туврского колледжа Высокой Магии, однажды не поделивших между собой что-то ценное. Кто-то позавидовал находке компаньонов, кто-то не согласился с жеребьёвкой, по результатам которой, желанная добыча ушла к другому соратнику, и в результате, некогда дружная компания молодых магов переругалась вдрызг. Разошлись не по-доброму, затаив друг на друга злобу. С тех пор, неоднократно пересекавшиеся на профессиональном поприще, эти маги с удовольствием гадили друг другу... не переходя, однако, некую черту. Так бы и жили они ещё долго и с наслаждением устраивая друг другу пакости, если бы однажды, один из них, получеловек-полуальв по прозвищу Пикардиец, с подачи родного братца занявшийся контрабандой всяческого волшебного барахла, не обзавёлся в одном из своих путешествий набором "чистых" рабских ошейников. Не тех поделок с намертво забитыми ментальными установками, что до сих пор используют на флоте, а пустых, напрочь запрещённых к продаже частным лицам "болванок", на которые владелец мог самостоятельно записать любой набор команд. Если сумеет, конечно.

— Артефакт из чёрного списка, — скривился старый маг. — Сейчас такие ошейники не выходят из лабораторий магов, пока в них не будут прошиты заказанные установки, дабы избежать ненужных... сложностей, и ответственность за утерю "пустых" заготовок несут очень серьёзную. Настолько, что никто не захочет иметь дело с последствиями такой небрежности, а значит, Пикардиец нашёл и распотрошил какой-то древний схрон. За хранение же подобных вещиц наказание полагается не меньше, чем за утерю. Нижний каземат Норгрейтской тюрьмы, пожизненно. В лучшем случае. Обычно же, владельца подобной игрушки приговаривают к свиданию с "пеньковой тёткой".

— И будете висеть так до тех пор, пока жизнь не покинет ваше бренное тело, — явно процитировал кого-то Падди, на миг отвлёкшийся от изучения ингредиентов.

— Именно, — кивнул его дед и, пожевав губами, добавил: — думаю, спасённую тобой орчанку, Пикардиец как раз и держал для опытов с ошейниками. Тренировался на ней. Всё же, менталистика вообще не его стезя, а уж работа с ментальными артефактами подобной силы... и подавно.

— В отличие от деда, — буркнул Падди, за что тут же заслужил недовольный взгляд Уорри.

— Ну да, меня подвело самомнение, — вздохнул старик, перестав сверлить внука недовольным взглядом. — Когда в дом вошли дети с ошейниками на шеях, а следом за ними ввалились Пикардиец с Геррадом и с наглыми ухмылками потребовали, чтобы я надел такой же ошейник на себя, если не хочу видеть, как мои внуки режут друг друга тупыми ножами, я решил, что легко справлюсь с этой гадостью... и не стал сопротивляться. Не рассчитал, да... Но кто же знал, что этот засранец где-то нашёл ТАКИЕ артефакты и, самое главное, сумел прошить их собственным методом?!

Я обернулся к насупленной Фари, и та совершенно верно поняла мой взгляд.

— Что? Мы тоже были уверены, что дед легко снимет с нас ошейники, так что когда эти твари вломились в переговорную и взяли меня на прицел, сопротивляться не стали. Поняли, что убивать на месте нас никто не собирается, а в остальном... я без дедова маячка из дома не выхожу вообще. Так что, если бы мы не вернулись домой к сроку, уже через полчаса дед просто пришёл бы к нам порталом на помощь.

— В общем, переоценили мы свою защиту, — вздохнул Падди. — И Пикардиец этим воспользовался.

— Скорее, Геррад. Он всегда был хорош в интригах. Трау, что тут скажешь! — Уорри хлопнул по столу ладонью, но, переведя взгляд с внука на Фари, неожиданно успокоился и, перестав давить на нас своей силой, договорил несколько тише: — впрочем, при встрече с тобой, Грым, мозги ему не помогли.

— А ведь вы, гейс Уор-ррри, р-ррасчитывали на что-то подобное, — произнёс я, не сводя взгляда со старика. На что тот только пожал плечами.

— О турсах и ограх в империи известно немногим, — грустно улыбнулся он. — Но меня-то по миру помотало изрядно, и кое-что о вашем брате я во время своих путешествий слышал. Не могу сказать, что рассчитывал конкретно на такой исход дела, но в том, что ты можешь оказаться лучшим, если не единственным нашим шансом на быстрое спасение из плена, я был уверен. Потому, собственно, и старался всеми силами исподволь убедить допрашивавшего меня Пикардийца в необходимости дождаться твоего возвращения с заказом Падди. И как видишь, не ошибся.

— Вы мне кр-репко задолжали, гейс Уорри, — помолчав, проговорил я. В ответ, старый маг неожиданно вышел из-за стола и, оказавшись передо мной, отвесил глубокий церемонный поклон.

— В любое время и в любом месте. За себя и потомков, клянусь! — Над головой выпрямившегося мага сверкнула яркая вспышка, а я... я понял, что слишком многое в этом мире мне ещё неизвестно и непонятно. И с этим нужно что-то делать, причём как можно скорее!

Глава 6. Союзы разные нужны, союзы разные важны

Почувствовав обнимающий её холод, Дайна открыла глаза и непонимающе огляделась по сторонам. Но уже в следующий миг, в сонных глазах орчанки мелькнуло осознание происходящего, и она нехотя поднялась из остывшей воды, плещущейся в старой ванне. Всё же, не стоило ей потакать своему желанию понежиться в тёплой чистой водичке после помывки. Устала, уснула... и хорошо ещё, что не захлебнулась! Это было бы крайне глупо и совершенно невежливо по отношению к хозяину этого дома.

Передёрнув плечами от скользнувшего по обнажённому телу сквозняка, она тряхнула головой, окатив кухню целым веером брызг, сорвавшихся с потяжелевших от влаги волос и, перешагнув высокий бортик, ступила на небрежно брошенный на пол, потёртый, но удивительно чистый коврик. Остывшая вода плеснула в ванне, навевая недавние, а потому особо неприятные воспоминания, и Дайна поморщилась. Схватив цепочку пробки, она потянула её на себя, освобождая сливное отверстие, и вода, мгновенно образовав водоворот, устремилась прочь, глухо грохоча по медным трубам... и забирая с собой образы зимнего моря и накатывающих ледяных волн.

Дрожа от холода, девушка схватила лежавшее на колченогой табуретке пушистое полотенце и, насухо вытеревшись, с сожалением повесила его на бортик ванны. Как бы ей не хотелось укутаться потеплее, но ставшее влажным, полотенце для этих целей уже явно не подходило. А второе, лежавшее под ним, оказалось слишком мало. Зато его хватило, чтобы свернуть небольшой тюрбан для сушки волос... К тому же, уже через секунду Дайна вспомнила весьма краткие, косноязычные, но удивительно точные наставления хозяина дома и, глянув в сторону плиты, обнаружила висящий над нею огромный халат. И драхх бы с его размерами! Главное, он был тёплым от поднимающегося над плитой горячего воздуха... и не только.

Халат действительно оказался чересчур велик даже для высокой орчанки, но он был мягким, уютным... и совершенно неподходящим для окружающей аскетичной обстановки.

Впрочем, решив проблему холода, Дайна осмотрелась на кухне как следует, вспоминая указания своего синего спасителя, и вскоре вынуждена была сменить точку зрения по поводу окружающей обстановки. Да, этот дом давно не видел ремонта. Когда-то явно белёные, стены кухни изрядно потемнели, а деревянные полы предательски скрипят при каждом шаге. К тому же, кухня не поражала обилием посуды, не сверкала медью поварёшек и кастрюль, и выглядела бедновато... но лишь на первый взгляд. Зато когда девушка занялась приготовлением позднего ужина, то с удивлением поняла, что всё необходимое, как для кулинарии, так и для сервировки стола имеется в наличии. Необходимое, и не более. Но и не менее.

Да, из серебра здесь были только столовые приборы, и те были куцые, состоявшие лишь из столовых и чайных ложек, вилок, да "мясных" ножей, но ведь серебряные же! Да и тарелки-маслёнки из "вечного" вверденского фарфора встречаются далеко не в каждом доме. Кастрюля... одна, несуразно огромная, зато эмалированная! Не медь, конечно, но и не хрупкий фаянс или дешёвая керамика. Сковородок нашлось две штуки, тяжёлых, чугунных... вместе с чугунным же котелком, объёмом в добрых два десятка либр, не меньше. "Рабочих" ножей оказалось так же немного, всего четыре, один из которых по размерам больше напоминал тесак, второй пришёлся Дайне по руке... более или менее, третий показался ей слишком узким и гибким, с его назначением, орчанка не разобралась, а четвёртый... четвёртый удивил странной формой. Кромки этого ножа оказались совершенно тупыми, зато по центру полотна имелась длинная прорезь в ползерна, внутренние части которой оказались заточены до бритвенной остроты. Мало того, эти лезвия ещё и расположены были под углом друг к другу.

Для чего можно использовать этот странный инструмент, совершенно не похожий на обычную кухонную утварь, девушка сначала не поняла, но когда взялась чистить заморские земляные яблоки, оказавшиеся единственным овощем, найденным ею в кухонном ларе, то довольно быстро определилась с назначением столь необычного ножа. Оказалось, он весьма удобен для снятия тонкой кожицы с потата, даже несмотря на слишком толстую рукоять. Впрочем, последнее её не удивляло. Достаточно было вспомнить габариты хозяина дома, чтобы понять: обычные размеры рукоятей ножей или столовых приборов ему будут попросту неудобны.

Вот тут Дайна застыла, машинально крутя в руке кургузый "овощной" ножик. Это, что же получается? Все эти вещи были сделаны на заказ, как тот халат, что сейчас оберегал её от гуляющих по квартире сквозняков? А ведь получается так... И несоответствие аскетичной обстановки, пошарпанных стен, старой и рассохшейся мебели со штучными, заказными вещами ещё больше бросилось в глаза. А уж когда орчанка обнаружила в соседней комнате, рядом со старым скрипучим диваном, застеленным для неё чистейшим и, кстати, весьма недешёвым постельным бельём, лежащую на столе стопку исписанных карандашом тетрадей... у девушки и вовсе ум за разум зашёл. Ну никак не сочетался образ косноязычного синего гиганта с найденными в его доме записями об истории, географии и... магии. И нет, она эти тетради не читала! Только посмотрела надписи на обложках и решила убедиться в том, что они соответствуют содержанию. Убедилась... на свою голову. И что теперь делать с этим знанием, Дайна просто не понимала.

От начавшего терзать девушку любопытства, отвлекли расставленные на каминной полке, многочисленные фигурки из дерева, металла и глины. Орчанка с ранней юности интересовалась поделками умельцев разных стран, разбиралась в них и умела извлечь выгоду из торговли подобными заморскими диковинами-безделушками, пользующимися определённым спросом, как в метрополии, так и в той же Франконии. Да и некоторые саксонцы любят похвастать перед знакомыми забавными вещицами из далёких стран. Неудивительно, что обнаружив нечто похожее в этом доме, она заинтересовалась. Да и отвлечься от уже обнаруженных несуразностей, было бы неплохо. Отвлеклась, да...

Фигурки оказались совершенно лишены какой-либо магии. Игрушки... но игрушки своеобразные. Все они были разных размеров, от мелких, величиной едва ли с напёрсток, до куда более крупных, примерно с кулак Дайны. Были здесь и люди и хафлы и орки, и даже трау с альвами. Фигурки разные, материал разный, а манера исполнения одна. Чуть грубоватая, можно сказать, примитивная... но от этого, не менее интересная.

Дайна нахмурилась и, взяв деревянную фигурку, изображавшую миниатюрную хафлу с забавными бантами, принялась внимательно её осматривать. И чем дольше она разглядывала игрушку, тем больше хмурилась, не находя ни следа резца или стамески, впрочем и гладкости шлифованного дерева здесь не было в помине. Создавалось впечатление, что автор МЯЛ дерево пальцами! Взгляд орчанки упал на глиняную фигурку статного мужчины в пальто и цилиндре, с тростью в руке. И опять ни намёка на инструментальную обработку! А она должна быть. Пальцами, пенсне на носу фигурки таких размеров, даже миниатюрным хафлингам сделать не под силу.

После этого заключения, трёхиншевая медная фигурка, весьма узнаваемо изображающая хитро прищурившегося леммана, уже не вызвала у орчанки особых чувств. Вот, совсем не вызывала. Как и отпечаток чьего-то пальца на краю длинного халата торговца, кстати, удивительно похожего на тот, в который была сейчас укутана сама Дайна. Ну да, подумаешь, отпечаток пальца на медной игрушке! Дефект отливки, не более. И плевать, что фигурка совершенно точно не литая, а такая же "мятая", как и остальные выставленные здесь... экспонаты. Это, бывшая ученица артефактора могла утверждать со стопроцентной точностью, поскольку структуру и внутреннее напряжение различных материалов давно научилась чувствовать кончиками пальцев. Ещё бы... это же первейшее умение для её специальности!

Прогнав воспоминания о временах своей учёбы, Дайна вернула статуэтку на полку и, смерив неровный ряд разнокалиберных фигурок нервным взглядом, вернулась на кухню, где уже призывно свистел закипающий чайник и шкварчало на сковороде рубленое земляное яблоко в облаке яичной болтушки. Вот, кстати! Чайник со свистком... ещё одна удивительная вещица в коллекции хозяина этого дома. И ведь простая, как... как медный фарт! Ни единого зачарования, никакой артефакторики, но нигде и никогда раньше орчанка ничего подобного не видела.

Девушка фыркнула, вспомнив, как подпрыгнула на стуле, впервые услышав этот звук, раздавшийся у неё за спиной, и как удивлённо пялилась на захлёбывающийся от свиста, отчаянно бьющий струёй пара вверх, чайник, пока метавшийся по квартире Грым не снял этот "паровоз" с плиты. Да... а синий был таким забавным, когда суетился вокруг неё, пытаясь одновременно согреть, накормить и тёплой одеждой снабдить. Всё боялся, что она простынет после их фееричного побега. Ха! Это он моря не нюхал. Не видел, как команда сутками борется за выживание, стоя по колено, а то и по пояс в холодной солёной воде, как матросы крепят на верхней палубе сорванный груз под ледяным дождём и ударами волн, как пронизывают насквозь любую одежду и тело, выдувая из него душу, суровые северные ветры приполярных вод...

Но, всё-таки, забота Грыма была приятна, да. Последним, кто так заботился о ней, был двоюродный дедушка, но его больше нет... а теперь нет и тех, кто его убил и отнял у Дайны её последний дом и последнего родственника. Пошли ур-роды на корм морским змеям. И драхх с ними! А Грыму... Грыма она отблагодарит. Обязательно. Если бы не он, быть бы Дайне бессловесной рабыней, если и вовсе не бессмысленным овощем... до конца своих дней.

Орчанка сжала кулачки и уставилась невидящим взглядом в темноту за кухонным окном, не обращая ни малейшего внимания на катящиеся по щекам жгучие слёзы. И было в нём так много всего. Боль от потери и тоска по дому, злость на захвативших "Ласточку" бандитов и... облегчение от того, что эта страница жизни перевёрнута. Сумбур в мыслях, сумбур в чувствах.

И стынущий поздний ужин на столе маленькой кухни в доме на окраине Тувра. В себя Дайна пришла от жутко громкого паровозного гудка и заходившего ходуном колченогого стула под попой. Впрочем, ходуном, кажется, ходил весь дом, сотрясаясь от грохота колёс грузового состава, катящегося куда-то в сторону Дортмутских доков.

Тряхнув гривой давно выпущенных из плена "тюрбана" кое-как расчёсанных нехитрой женской волшбой волос, орчанка глянула на своё отражение в тёмном оконном стекле и, зло стерев со щёк успевшие подсохнуть солёные дорожки, решительно схватилась за вилку и столовый нож. Переживания переживаниями, а поесть нужно, тем более, что в отличие от жареных земляных яблок, яичница ждать не будет. Холодную, её есть противнее, чем размазывать слёзы по зарёванной мордахе, жалея себя. А потом стоит занять себя каким-нибудь делом, например, приготовить явно решившему задержаться где-то до утра хозяину дома будущий завтрак, да и прибраться на кухне не мешало бы.

* * *

Домой я вернулся сильно за полночь, когда моя гостья уже давно спала. С удивлением обнаружив на кухне полный порядок и даже отдраенную до блеска ванну, я было сунулся в продуктовый ларь, чтобы подкрепиться чем-то посерьёзнее пирожных и крекеров, бултыхающихся в чае, наполнившем мой желудок во время визита к хафлам, но тут нос уловил аромат, исходящий от чугуняки, стоящей на едва теплящейся плите, и я, повинуясь руладам своего голодного брюха, свернул с проложенного курса. Подняв крышку, я обнаружил под ней целый котелок тушёной картохи с мясом, ароматной, вкусной... М-да, а я-то думал, что девчонка уползёт отсыпаться сразу после помывки. Ну, что сказать? Спасибо, зеленоглазая!

Картофель, или, как его здесь принято называть, "земляное яблоко", он же, на франконский манер — "потат", оказался чуть ли не единственным овощем, который моё новое тело принимало без претензий. Да и то, лишь в присутствии мяса... или сала. Нет, если бы даже на плите обнаружилась просто жареная на постном масле картошка, я бы ей не побрезговал, но пришлось бы всё же лезть в продуктовый ларь и "догоняться" чем-нибудь мясным, чтобы протолкнуть жарёху в желудок. И тем больше была моя благодарность сладко сопящей в комнате на диване орчанке, не иначе как своей женской интуицией почуявшей, что на самом деле требуется голодному синему носорогу, отмотавшему по предместьям Тувра не меньше полусотни миль.

А вот с местом для сна пришлось немного повозиться. Впрочем, особой проблемы здесь не было. Кинуть на пол у каминного зева, толстый шерстяной плед с брикаэном цветов Серой стражи, плюхнуть под голову свёрнутую куртку, и можно укладываться. Моему нынешнему "дубовому" телу, что перина, что сосновые доски... разница невелика.

Утром меня разбудил не привычный гудок драххова паровоза, а топот чьих-то маленьких ступней по деревянному полу. Спросонья, я даже не понял что происходит, но всё же оклемался, вспомнил события прошедших суток и лишь после этого, осознав, что никаких врагов вокруг нет, сумел успокоить бешено колотящееся сердце.

Открыв один глаз, я с некоторым удивлением понаблюдал за делающей какую-то странную зарядку, полуобнажённой орчанкой и, невольно облизнулся от открывшихся мне весьма завлекательных видов... чтобы тут же смутиться собственной реакции и не меньше удивиться этому самому смущению. Как-то раньше не замечал за собой такого. Разве что в ранней юности и в прежнем теле... Впрочем, если верить некоторым книгам, то моё нынешнее тело, как раз находится почти в том же возрасте. Может, дело в этом?

Как бы то ни было, но стоит что-то предпринять, пока гостья не заметила приподнимающуюся над моими бёдрами "палатку" из пледа и не сделала соответствующих выводов из увиденного. Вполне оправданного, кстати говоря. Выглядит девчонка... просто великолепно. Стройная, подтянутая, а уж когда двигается, то... Тьфу ты!

Закрыв глаза, я глубоко, но беззвучно вздохнул несколько раз, успокаивая не ко времени проснувшийся организм, и повернувшись на бок, чтобы прикрыть упорно вздымающегося "бойца", протяжно, с подвыванием зевнул, делая вид, что вот-вот проснусь. Заметив мои шевеления, Дайна на миг замерла сусликом посреди комнаты и, тихонько пискнув, моментально скрылась на кухне... не забыв прихватить с собой ворох сохнувшей над печью одежды. Шустрая, однако.

Вздохнув, я откинул край длиннющего пледа, послужившего мне этой ночью постелью и, с некоторой натугой поднявшись с пола, нахмурился. Кажется, беготня предыдущих дней всё же сказалась на моём теле. В мышцах явно чувствовалась некоторая зажатость, а икры и бёдра к тому же знакомо тянуло, как от большой нагрузки после длительного перерыва. М-да, неожиданно. Я-то думал, что тело мне досталось просто неубиваемое, ан нет. И у него, оказывается, есть свои пределы. С другой стороны, а когда мне приходилось напрягать свой синий "костюм" так, как довелось в последние сутки?

Поведя плечами и, скорее услышав, чем почувствовав лёгкий хруст шейных позвонков, я вздохнул. Кажется, придётся мне последовать примеру Дайны. Без хорошей разминки здесь не обойтись, точно.

Сказано — сделано. Пока орчанка возилась с чем-то на кухне, я успел проделать несколько упражнений и, с удовольствием отметив, что с каждым движением, тело слушается всё лучше и лучше, невольно улыбнулся. Всё-таки, турсы, действительно, двужильные! В бытность свою человеком, мне потребовалось бы не меньше часа, чтобы привести забитые мышцы в хоть какое-то подобие порядка, а сейчас... да драхх со всеми неудобствами моей нынешней туши. Его возможности однозначно перевешивают все возможные минусы! Ну... почти все. На ум пришли картинки разминающейся орчанки, и я невольно вздохнул.

Ладно, к донным змеям, как говорит Дайна, все сожаления. Будет ещё на моей улице праздник, перевернётся грузовик с конфетами! А пока... пока пора умываться, завтракать и готовиться к приходу Падди. Нам с ним ещё торговаться за добытые мною ингредиенты, да и за цену трофейных артефактов, чую, придётся пободаться. А я в них, ни ухом ни рылом... зато, если память не изменяет, Дайна как раз что-то понимает в этих зачарованных цацках. Глядишь, и поможет в оценке или даже торге с хафлом, чем Многоликий не шутит? С этими вопросами я и обратился к орчанке, найденной мною у плиты, на которой уже разогревались остатки моего ночного пира.

— Не в зачарованных вещах, а в артефактах, — оторвавшись от помешивания уже исходящего паром жаркого, уточнила девушка, прочитав написанный в блокноте вопрос. И ведь даже не удивилась, увидев мою писанину. Хотя-а... ну да, свои тетради-то я не прятал, они так и лежат на столе у дивана. Так что, ничуть не сомневаюсь, что в моё отсутствие шустрая девчонка успела сунуть в них нос. Да и драхх бы с ним! Ничего серьёзного в тех тетрадях нет. Так, знакомые каждому подданному империи вещи, и только. Ну... почти.

— А это разве не одно и то же? — черкнул я на том же листе.

— Нет, конечно! — с жаром откликнулась Дайна. — Артефакты создаются с нуля, то есть, волшба над ними творится во время создания материального носителя. А зачарованные вещи, как и заколдованные, кстати говоря, подвергаются магическому воздействию уже после создания.

Вот тут я опешил и, тряхнув головой, потребовал пояснений.

— Разумеется, зачарованные и заколдованные вещи тоже отличаются друг от друга. Точнее, принято считать, что зачарования наносятся для изменения состояния или свойств вещи, тогда как заколдованные вещи воздействуют на своего хозяина, других разумных... или неразумных, а то и на всех сразу. Понимаешь? — Дайна взглянула на мою постную рожу с некоторой неуверенностью. На что я кивнул.

— То есть, — карандаш вновь заплясал в моей руке. — Если нужно, чтобы вещь стала прочнее, её зачаровывают, а если желают, чтобы она отводила глаза окружающим, то заколдовывают. Так?

— Именно! — довольно кивнула орчанка и, чуть подумав, договорила: — Я, между прочим, на "Ласточке" отобрала для нас только артефакты. Они дороже.

— Не для нас, а для тебя, — поправил я девушку, но, заметив, как она нахмурилась, поспешил вновь взять в руки карандаш. — Я свою часть взял раньше, но буду рад, если ты поможешь мне с оценкой и в торге с покупателем. Можем, кстати, ему и твои трофеи продать... Те, что ты не пожелаешь оставить себе, разумеется. Но тогда нам стоит поторопиться с завтраком, поскольку этот самый покупатель обещал прибыть в гости около девяти часов утра. А значит, до его прихода осталось не больше трёх.

Прочитав мои почеркушки, Дайна явно расслабилась и, улыбнувшись, кивнула в ответ. Вот и замечательно! Поторгуем, Падди! Ох, поторгуем, друг дорогой!

Часть 4. Лягушка в молоке

Глава 1. Левел ап и его отражение в окружающей действительности...

Падди явился, как и обещал. Да не один, а в сопровождении сестрицы, которая тут же, словно кошка, принялась исследовать мои невеликие владения. Ну да, прежде Фари не доводилось бывать у меня дома, не было для этого ни повода ни какой бы то ни было необходимости. А уж когда хафла наткнулась на выходящую из кухни Дайну, сходство с настороженным котёнком стало ещё более выразительным. Фари на орчанку только что не зашипела. Впрочем, уже через несколько минут наши дамы познакомились, и насторожённость в их глазах сменилась любопытством, которое они и принялись удовлетворять, пока я заваривал чай, а Падди увлечённо рассматривал принадлежащую Дайне часть добычи с трампа. В общем, к тому моменту, когда я пригласил гостей к столу, хафла и орчанка успели если не подружиться, то найти общие точки соприкосновения, точно.

Но стоит признать, едва чай был допит и съедены все тосты с джемом, невесть откуда взявшимся в моём кухонном ларе, а на притащенный из кухни обеденный стол перекочевали артефакты Дайны, как барышни прекратили пустой трёп, и с одинаковым интересом уставились на Падди. Тот, поначалу, даже стушевался от такого внимания. Забавно.

Впрочем, в себя хафл пришёл почти моментально, и вновь превратился в хорошо знакомого мне, не лезущего за острым словцом в карман, скалозуба. А стоило ему вновь бросить взгляд на разложенные по кучкам артефакты, как в зубах у Падди появилась привычная трубка с длиннющим чубуком, а в глазах загорелся тот самый огонёк, что я не раз замечал, когда хафл поглядывал на мои занятия с телекинезом. Не любопытство, нет. Научный интерес... причём изрядно приправленный хитрым расчётом. Вот и сейчас у него был именно такой взгляд. Чую, торг нас ждёт весьма и весьма долгий.

И ведь угадал. Но если в первые минуты разбора предложенных цацек, Падди просто-таки фонил предвкушением поживы, то когда вместо меня с ним начала торговаться Дайна... нет, поначалу, он даже пытался презрительно фыркать в ответ на её доводы, но очень быстро понял, что орчанка называет ценники не с бухты-барахты, и совершенно точно зная на что способны те или иные предлагаемые к продаже артефакты. Вот тут-то Падди мигом растерял всё своё веселье и снисходительное отношение к словам собеседницы. А уж когда орчанка уличила его самого в неточности определения функционала какого-то набора шестерёнок и колбочек, оказавшегося серьёзным медицинским артефактом... Хафл даже покосился в мою сторону, словно ожидая поддержки, но я был занят. Очень занят общением с его сестрой, которой не было ровным счётом никакого дела до разворачивающегося рядом торга.

Фари искренне заинтересовалась расставленными на каминной полке фигурками, а учитывая, что с мозгами у юной хафлы всегда всё было в порядке, нужные выводы из увиденного она сделала моментально... и насела на меня с просьбой сделать ей несколько "таких же куколок, но не из железа или дерева, а из красивого камня".

— Деда, обязательно... и братца тоже, — щебетала Фари. — Камень я тебе подыщу. Есть у меня на рынке знакомец, он сиддскими вещицами торгует. Вазочки, там резные... посуда. Всё из разноцветного камня. Ну и о цене договоримся, разумеется. А можно ведь... Грым, а ты узорчатые пуговицы сможешь сделать? Я бы их на торг выставила...

— Он будет возражать, конкуренты никому не нужны, — подал голос Падди, ткнув пальцем в медную фигурку бийского леммана, что Фари в этот момент, как раз крутила в руках.

— Так ведь я могу с ним договориться о поставках, как там по-франконски... эксклюзивных, да! — улыбнулась хафла. Нежно так... по-акульи. И я отчего-то сразу ей поверил. Эта договорится. Но уже через секунду Фари стёрла пугающую улыбку с лица и, повернувшись ко мне, хлопнула ресницами, изображая ангелочка. — Ну, так как, Грым... сможешь?

— Надо попр-кхробовать, — пожав плечами, проперхал я в ответ, и белобрысая егоза, просияв, ухватилась за принесённую ею с собой небольшую кожаную сумку, в которую мгновенно же и зарылась. А пока Фари была увлечена поисками чего-то там, в наш разговор вмешалась Дайна.

— Подождите, вы хотите сказать, что все эти статуэтки сделаны Грымом? — переведя взгляд с игнорирующей её хафлы на Падди, спросила орчанка. Внук старого Уорри, в ответ, пожал плечами и, пыхнув трубкой, окутался облаком ароматного дыма.

— У синего талант, — пробубнил хафл, но договорить своё "панегирик" в мою честь, не смог. Фари, наконец, нашла что искала и, вынырнув из своей сумочки, гордо воздела над головой сжатый кулачок.

— Нашла! — воскликнула она и, сунув руку мне чуть ли не под нос, разжала ладошку, на которой оказался небольшой почти идеально ровный шарик обсидиана. — Вот, Грым! Сможешь сделать пуговицу из такого?

— Это же вулканическое стекло, — нахмурилась Дайна. — Оно хрупкое, расколется.

— Попр-робкхую, — кивнул я, не сумев устоять перед просящим взглядом Фари. Эта мелочь из меня верёвки вьёт!

Взяв протянутый мне чёрный шарик, покатал его в ладони, привыкая к материалу и, сжав в пальцах, осторожно подал на него первый телекинетический импульс. Обсидиан дёрнулся, но уже через мгновение послушно потёк под моим воздействием, лишь слегка нагреваясь по мере изменения формы. Разжав ладонь, я протянул Фари готовую пуговицу. Круглую, с аккуратным ушком и незатейливым узором-косичкой, обрамляющим плоскую лицевую поверхность, доведённую мною до зеркальной гладкости. Хафла довольно пискнула, но её тут же перебил кашель поперхнувшегося дымом своей трубки Падди и громкий возглас Дайны.

— Но как?! — она вскочила с кресла и, вмиг обогнув широкий обеденный стол, вдруг оказалась перед Фари, уже успевшей смахнуть пуговицу с моей ладони и теперь с подозрительным прищуром уставившейся на застывшую перед ней орчанку. Поймав этот взгляд и поняв, что выглядит странно, Дайна глубоко вздохнула и, справившись с собой, договорила уже куда менее экспрессивно: — Гейда Фари, позвольте мне взглянуть на эту... вещь? Пожалуйста.

— Гейни, с вашего позволения, — вздёрнула носик хафла, но тут же легко улыбнулась и протянула ей пуговицу, — держите, ге-ейни Да-айна.

Орчанка осторожно взяла отданную ей пуговицу, внимательно её осмотрела, и подняла на меня растерянный взгляд.

— Это... это что, фокус какой-то, да? — с жалобными нотами в голосе, спросила она. Тут и Падди, наконец, откашлялся и, аккуратно взяв с раскрытой ладони орчанки несчастный кусок обсидиана, принялся его осматривать, с не меньшей внимательностью, чем Дайна минутой ранее. Даже лупой вооружился, пижон.

— Не похоже, — заключил он, резко захлопнув складное увеличительное стекло и, водрузив пуговицу на стол перед собой, принялся сосредоточенно разжигать погасшую было трубку. И ведь даже почувствовав на себе взгляд Дайны, не стал отвлекаться от этого несомненно "важного" занятия.

— Что на что не похоже? — решила задать свой вопрос вслух орчанка, явно недовольная тем, что хафл её игнорирует. Тот вздохнул и, выпустив струю густого дыма в потолок, пожал плечами.

— На фокус не похоже, — произнёс Падди и, чуть подумав, добавил, ткнув длинным чубуком трубки в мою сторону: — и на телекинез твой тоже не похоже.

— Да в чём проблема-то? — воскликнула Фари, переводя взгляд с отрешённо смотрящего куда-то вдаль брата, на пребывающую в растерянности орчанку. Падди тяжко вздохнул.

— Обсидиан, сестрёнка, очень непослушный материал, — пробормотал он, всё так же глядя в никуда. — Теоретически, очень полезный в артефакторике, как почти идеальный стабилизатор, способный выравнивать потоки самых разных сил, но... предельно тяжёлый в обработке. Нет, обсидиан совсем не прочный, наоборот, он очень хрупкий из-за внутреннего напряжения и наполненности энергией создавшей его магмы, и в этом проблема. Обсидиан даже шлифовать следует с предельной осторожностью, чтоб не треснул и не раскололся. Об огранке и придании какой-либо правильной геометрической формы... кроме разве что шара, и вовсе речь не идёт. Но именно форма шара артефакторам не интересна. Слишком маленькие контактные площади и... впрочем, это уже неважно. Совсем неважно. М-да...

Падди бросил взгляд на лежащую на столе пуговицу и тяжко-тяжко вздохнул. В унисон с Дайной.

— А что важно-то? — буркнула нахмурившаяся Фари. Но ответ последовал не от её братца, а от моей гостьи. Она выбрала из вороха артефактов некий механизм и, щёлкнув его по шустро закрутившемуся маховику, сделанному из какого-то зелёного полупрозрачного камня, положила зачарованную вещицу рядом с пуговицей моего производства. Разноцветное содержимое двух колбочек соединённых с осью крутящегося маховика тонкими жгутиками проволоки, взбурлило, и закреплённая под ними стеклянная линза, засветилась не ярким, но очень ровным, отчётливо видимым жемчужным светом.

— Вот это — ювелирный монокль, он служит для поиска дефектов в драгоценных камнях. В левой колбе находится ртуть, в правой — алхимическое золото. Вместе они стабилизируют... эм-м... выравнивают пульсирующий поток энергии от маховика-накопителя. Проволока, соединяющая их с маховиком, сделана из платины. Сам маховик выточен из лиамского змеевика. Общая стоимость материалов, пошедших на изготовление этого артефакта: около пяти франдоров. Это не считая стоимости линзы и работ по зачарованию. И все эти детали, кроме линзы, разумеется, теоретически, может заменить один правильно зачарованный обсидиановый кубик, объёмом в зерно, заключённый в серебряную проволоку, соединяющую его с линзой, — проговорила Дайна лекторским тоном.

Я почесал затылок.

— А пять фр-ркхандор-ров, это сколько? — выдавил я.

— Примерно, четыре соверна, — задумчиво протянула Фари, не сводя взгляда с пуговицы. — А этот шарик обошёлся мне в пару панов. Гры-ым...

— Не-не-не! — я аж руками замахал на мелкую, только бы не слышать того, до чего она додумалась. — Ни за что!

— Но почему? — сложила бровки домиком белобрысая зараза. Хорошо ещё, Падди, выпавший было из разговора, вовремя очнулся.

— Грым прав, Фари, — кивнул он. — Торговать ЭТИМ без покровительства сильных не стоит.

— Согласна, — решительно кивнула Дайна. — Маги, вообще, конкурентов не любят. А уж артефакторы... нас убьют раньше, чем мы хотя бы десяток "цацек" продадим.

— Цацек? — не понял хафл.

— Грым так артефакты называет, — сдала меня орчанка, и Падди зло прищурился. Ну да, алхимик же, а без них какие могут быть артефакты? Из чего?

— Так, может, деда спросим? Он точно поможет, и с покровительством и с торговлей! — вскинулась Фари, которой возможная прибыль явно не давала покоя. И я её понимаю. Сам с удовольствием поучаствовал бы в таком деле. Это ж какие деньги можно срубить! Артефакты-то дешёвыми не бывают, по определению!

— Придётся, — вздохнул Падди и вдруг недовольно фыркнул. — Но с ним же делиться надо будет!

— И со мной тоже, — неожиданно промурлыкала Дайна и, продефилировав мимо нашей удивлённой компании, грациозно опустилась в кресло. Окинула взглядом начинающих закипать хафлов и, подмигнув мне, улыбнулась. — Что? Я в деле. Или у вас имеются свои собственные п р о ф е с с и о н а л ь н ы е артефакторы?

— Например, я сам, — сердито глядя на орчанку, рыкнул Падди. И это было забавно. Ну, с его-то ростом рычать на орчанку, что выше хафлинга настолько же, насколько я сам выше неё, то есть на две головы... я еле сдержал ухмылку.

— Алхимик, не дури мне голову, — фыркнула в ответ Дайна, демонстративно постучав себя длинным пальчиком по носу. — Ты, может быть, неплохо разбираешься в началах артефакторики: классификация, применение, принципы работы... верю. Это всё же, основы. В материаловедении должен быть хорош, иначе, какой ты алхимик? Но в схематике зачарований... сильно сомневаюсь. А это, как тебе, коллега, должно быть известно, львиная доля работы над артефактом.

— А сама-то! — запальчиво воскликнула мелкая, вступаясь за брата.

— А я — подмастерье артефакторики, к твоему сведению, — гордо вздёрнула носик орчанка. — Дипломированный.

— Так! — я хлопнул ладонью по столу, отчего лежавшие на нём побрякушки звякнули, а сидящие вокруг, готовые вспылить гости, моментально угомонились. — Пр-редлагаю отложить эту тему до завер-ркхшения оценки нашей с Дайной добычи!

— И правда, — пряча глаза от испытующего взгляда сестрёнки, кивнул Падди. — Давайте закончим работу с артефактами, а потом уже обсудим другие вопросы, вроде возможного сотрудничества... и странных умений Грыма.

"И чего он ко мне прицепился?" — думал я, наблюдая за тихо бубнящими магами, и краем глаза следя за исследующей комнату Фари. На всякий случай.

Дайна с Падди перебирали артефакты, что-то писали в предоставленной мною тетради, что-то считали, о чём-то спорили, хафла облазила всю комнату и уже добралась до двери на кухню, у которой и замерла, кажется, размышляя, не будет ли наглостью с её стороны, заглянуть в соседнее помещение... Ну, мне так показалось.

Глянув в сторону убранного на подоконник подноса с чайными принадлежностями, я поднялся с дивана и, подхватив опустевшее блюдо, двинулся на кухню.

— Давай-ка сделаем ещё чаю, Фар-ри, — подтолкнув белобрысую малявку к двери, прогудел я. И хафла не стала возражать. Хех. Кошка любопытная.

Джем ещё был, да и печенья, пусть и не самые сладкие в кухонном ларе нашлись... откуда только взялось это богатство, учитывая, что моё нынешнее тело подобные "деликатесы" за еду не принимает вовсе? Но, вот взялось-нашлось же! Хотя-а... да, джемом меня угостил один из торговцев на рынке. А вот печенье... нет, не помню. Может для Фари покупал? Ай, драхх с ним! Главное, есть что к чаю подать.

— Слушай, Грым, а откуда у тебя такие приборы? — поинтересовалась забравшаяся на табуретку Фари, перебирая лежавшие в корзинке на разделочном столе вилки-ложки. — Это же серебро!

— Лом низкопр-робного сер-ребр-ркха, — кое-как уточнил я, но, поймав непонимающий взгляд хафлы, вздохнул и, вытащив из её ладошки вилку, быстренько заставил металл стечь на стол, а сверху на перекрученный бесформенный кусок серебра бросил изуродованный до полной неузнаваемости деревянный огрызок, только что бывший рукоятью вилки. Тут же, на глазах Фари, я сформировал из серебряной кляксы всё ту же вилку, и насадил её хвостовик на послушно изменяющуюся под моими пальцами деревяшку, через пару секунд вновь превратившуюся в гладкую, красивую рукоять. — Как-кх-то такх!

— Как интере-есно-о... — протянула Фари и, тряхнув белобрысыми хвостикам, прихваченными парой чёрных бантов, испытующе воззрилась на меня. — Ты мог бы их продавать, и тогда не пришлось бы работать грузчиком!

Чуть помявшись, я потёр рукой горло и, плюнув на всё, вывел текст ответа прямо на столешнице, заставив её проявлять буквы там, где я проводил ладонью.

— Думаешь, я не пытался? Единственный, кто согласился взять у меня поделки для продажи, это твой сосед по торговому ряду, тот, что бийский лемман. Да и то, не за деньги, а в обмен на халат, что висит в шкафу рядом с ванной. Поверь, я пытался. Но лавочники пугаются моих предложений так, будто я ободранное с трупов им продать пытаюсь. Пару раз даже добберов вызывали. Еле утёк от них. А на рынке за мои поделки настоящей цены не дают. Дёшево же продавать я сам не стану. Жалко, да и неправильно это. Вот так-то, мелкая...

Прочитав написанное, Фари задумалась и серьёзно. Но уже через несколько минут её отвлёк от размышлений истошный свист закипающего на плите чайника, и хафла, тряхнув головой, с энтузиазмом принялась помогать мне с приготовлением чая. Как будто это такое сложное дело! Ну да... драхх с ним! Сам же пригласил её для этого на кухню? Вот и...

Я уже был в дверях с нагруженным подносом в руках, когда малявка вдруг произнесла мне в спину:

— Я не знаю, как там получится с артефактами, но вот такие вилки-ложки... Грым, я помогу тебе их продавать. Уж у меня-то подобный товар в любой лавке примут. Да и торговцы на рынке ценой не обидят.

— А я пр-роцентом! — обернувшись, я оскалился в благодарной улыбке... ну, как мог, да... и, подмигнув Фари, шагнул за порог. А хафла, между прочим, моей улыбки совсем не испугалась! Привыкла, что ли?

Как выяснилось, с чаем мы подоспели вовремя. Дайна с Падди как раз закончили с подсчётами и торгом, и даже успели упаковать артефакты в принесённую хафлами, до боли знакомую сумку алхимика.

— Ну что, какхов итог? — обратился я к Дайне, опуская поднос на освобождённый от хлама стол.

— Тысяча пятьсот двадцать пять франдоров! — довольно, словно кошка, промурлыкала орчанка.

— Точнее, одна тысяча двести двадцать совернов, — устало пробормотал Падди, явно вымотанный как перебором побрякушек, так и торгом.

— Да-да, — отмахнулась Дайна. — Мне просто удобнее считать во франконских деньгах. Привычка.

— Кстати, о деньгах, — встрепенулся хафл. — Грым, я, заодно, пересчитал стоимость твоих артефактов... ну, тех, что ты передал нам с дедом на комиссию, благо, они не отличаются от тех, что мы осматривали сейчас с... коллегой...

— Кхм-кхм, — орчанка приподняла изящно очерченную бровь, и Падди закатил глаза.

— Ну, извини, да... МЫ пересчитали, мы, — со вздохом произнёс он. — В общем, к основной сумме своего дохода можешь прибавить полторы сотни совернов... Если быть совсем точным, то сто пятьдесят семь либр и четыре короны.

На моё лицо вновь вылезла непрошеная улыбка. И если Дайна отреагировала на неё не хуже, чем, как оказалось, вполне привыкшая к моим гримасам Фари, то Падди явно передёрнуло от такой демонстрации радости.

А мне... мне впервые было на это плевать. Вот честное слово! А чего переживать-то? Ведь есть мелкая белобрысая сестрёнка и обалденно красивая опасно-зубастая девица, у которых моя морда не вызывает такого негатива, есть почти свой дом и свалившееся на голову богатство, в размере добрых двух тысяч паундов! Впереди уже рисуются кое-какие перспективы, определяются интересы... а самое главное, как-то неожиданно отступил, растворился утренним туманом тот страх забытого прошлого и непонимания окружающего настоящего, что подспудно давил на сердце с самого моего появления в этом странном, но жутко интересном мире. Ну, так как говорилось в одном древнем-древнем плоском фильме: "Чего ж тебе ещё нужно, собака?" Ну, будем надеяться, кхм...

— А теперь, Грым, поговорим о твоём телекинезе, который совсем не телекинез, — отвлёк меня от розовых мечтаний неожиданно серьёзный голос Падди. Вот же обломщик, а?

Глава 2. Усы, лапы, хвост... А печать?

Что такое телекинез? В классическом виде, это способность магически воздействовать на положение предметов в пространстве. Именно с этой фразы Падди начал разговор о моей способности, и тут же наглядно показал, что именно он имеет в виду, заставив воспарить стул с сидящей на нём Фари. Хафла тихонько взвизгнула и широко улыбнулась.

— Наконец-то я могу посмотреть на тебя сверху вниз, Грым! — воскликнула неунывающая мелочь. Но в следующую секунду, Падди опустил стул наземь и Фари развела руками. — Жаль, что так недолго.

— Не моё это, — словно извиняясь перед сестрой, фыркнул хафл, утирая со лба выступившую испарину. На что мелкая только махнула рукой в ответ.

— И не моё, — кивнул я и, ухватив всё тот же многострадальный стул за одну из ножек, легко поднял его над собой, вместе с довольной Фари, разумеется. — Но вот ткх-акх могу пр-рходержаться довольно долгх-хо!

— Эй! Не вздумай смотреть вверх, громила! — вновь взвизгнула мелкая, прижав руками подол платья. И на этот раз в её возгласе не была и намёка на радость.

— Извини, — я аккуратно вернул свою "ношу" на место. — Не подумал.

— Вот-вот, и я о том же, — ткнув в мою сторону чубуком трубки, воскликнул Падди. — Телекинез подразумевает именно отсутствие любого физического контакта с объектом, тебе же для использования своей способности необходимо обязательно касаться предмета, на который будет направлено твоё воздействие.

— Алхимик, ты же понимаешь, что врождённые способности и развитые магические умения порой очень сильно различаются между собой, хотя вторые изначально произрастают из первых? — заметила Дайна.

— Но не в основах, — качнул головой Падди. — А бесконтактность телекинетического воздействия, является именно основой, принципиальным постулатом этого направления магии. И это не единственное отличие умений Грыма, прямо противоречащее теории телекинеза. Вот скажи, гейни артефактор... или ты, Грым, ты же до дыр зачитал книги по этой тематике... Можно ли сломать объект направленным телекинетическим воздействием?

Мы с Дайной переглянулись, но если я пожал плечами, то орчанка решительно помотала головой. Нет? Но... Впрочем, что-то подобное мне в найденных текстах попадалось, правда, я не придал этим утверждениям особого значения. В первую очередь, потому, что информация вычитанная мною в более серьёзной литературе зачастую противоречила этому утверждению, встречавшемуся в основном в учебниках по основам, можно сказать, азам телекинетики. К тому же, для меня, по первому времени, как раз проблемой было не сломать то, на что я воздействую своим неправильным телекинезом. Тем удивительнее было для меня нынешнее утверждение хафла.

— Нельзя-нельзя, — верно поняв мою неуверенность, покивал Падди. — Просто потому, что маг упражняющийся в чистом телекинезе, управляет предметом воздействия целиком, каким бы сложным тот ни был, и из какого количества деталей ни состоял бы. Нет, разумеется, маг, обладающий определёнными умениями в менталистике, может разделить потоки своего внимания таким образом, чтобы воздействие оказывалось на разные части одного объекта и таким образом его разобрать или... повредить. Но это уже не чистый телекинез, а искусство на стыке двух магических школ, как та же телепортация, например, которая сама по себе является производной от школ пространства и сенсорики. К тому же, даже самый замечательный и талантливый менталист не сможет разделить своё внимание на такое количество потоков, чтобы в результате телекинетического воздействия получить нечто вроде той же обсидиановой пуговицы, создание которой продемонстрировал нам Грым... или одной из его статуэток. А если сможет, то место в Лаунхейме ему гарантированно.

— Почему? — встряла заинтересовавшаяся Фари.

— Потому что разделение внимания на три и более равноценных потока свидетельствует о мозаичности сознания мага, а это верный признак сумасшествия, — пояснила Дайна, и все трое гостей воззрились на меня.

— Что? Я так не умею! — от неожиданности такого невысказанного обвинения, я даже не запнулся ни разу.

— М-да? — протянул Падди и, пыхнув трубкой, вздохнул. — Что ж, поверим. Но если так, значит, у нас есть уже два момента противоречащих общей теории телекинеза.

— А мне вот интересно... — прищурилась Фари. — Если ты, Грым, колдуешь вопреки этой самой теории, то зачем тебе читать столько книг о телекинезе? Они же, получается, для тебя бесполезны...

— Интер-ркхесно же, — пожал я плечами и, заперхав, вновь взялся за блокнот и карандаш. — И делать всё равно было нечего. Да и не так уж бесполезны эти книги. Некоторые тренировки, описанные в них, принесли мне немало пользы в развитии умений. И, кстати говоря, в этих самых книгах рассматривались именно разрушающие телекинетические воздействия. Та же резьба по камню, например. Чем не способ повредить предмет воздействия?

— Вот он, минус самообразования! — покачал головой Падди. — Вместо того, чтобы начать с основ, ты взялся за литературу продвинутого уровня, и в результате, получил лишь отрывочные знания, без намёка на крепкую базу. Построил дом на песке, вместо крепкого фундамента. А подойди ты к вопросу чуть серьёзнее, и возможно сейчас ушёл в своих знаниях и, главное, понимании магии куда дальше, чем есть сейчас.

— Грамотный огр, читающий учебники по магии, чтобы развеять скуку... — протянула Дайна, прочитав мой ответ, которым с ней поделилась хафла, и заключила: — теперь я видела всё.

— Не огр, а турс, — нахмурившись, пропыхтела мелкая, но я успокаивающе погладил её по плечу и подсунул очередной листок с ответом.

— По сути, это одно и то же, Фари. Ограми — антропологи-недоучки называют малолетних турсов, которых родители отселяют в закрытые горные долины, чтобы те не разносили родной дом в своих исследованиях окружающего мира, ну и в ожидании пока те поумнеют достаточно, чтобы понимать, за что огребают.

— Это же... это же дикость какая-то! — возмутилась хафла. — И они не боятся, что дети убьются без присмотра? Помрут с голоду, разобьются, упав со скалы, или окажутся в пасти какого-нибудь снежного барса?

— Видишь ли... турсы умнеют куда медленнее, чем растут. Более того, в раннем детстве, в нас очень сильны животные инстинкты, так что проблем с выживанием в дикой местности, у маленьких турсов не возникает. Учитывая же наш "неправильный" телекинез, падение даже с большой высоты грозит разве что ушибом... в общем, родителям малолетних турсов приходится волноваться скорее о целостности шкур тех самых снежных барсов, нежели о здоровье своих детишек, — начеркал я в блокноте, стараясь не покрас... не посинеть от смущения. Да, нашёлся в памяти моего предшественника момент, когда он, во времена своего обитания в горах, таскал за роскошный хвост несчастного барса, как человеческий ребёнок таскает домашнюю кошку. Стыдно... особенно, когда вспоминаю с каким жалобным воем тот кошак удирал из своей пещеры, в которой мой предшественник решил переждать снежную бурю.

Откровение о турсах и воспитательных методах, применяемых ими в отношении своего потомства, компания моих гостей восприняла пусть и с некоторым удивлением, но в целом, довольно спокойно.

— Стоп! — неожиданно воскликнула Дайна испытующе уставился на меня. — Резьба, говоришь? По камню, да? Учебник для второго курса академической артефакторики, ручаюсь! Сама по такому училась... Вот только там описывается не чистый телекинез, а приёмы работы с твёрдыми материалами на стыке нескольких магических школ! Причём в разных вариантах и сочетаниях. Там и стихийная магия Земли, и менталистика, и сама телекинетика, и ещё добрых полтора десятка направлений, используемых в зависимости от склонности адепта к тем или иным школам.

— Ну да, — черкнул я в блокноте. — Мне лучше всего даётся сочетание школы Пространства и телекинеза. Школа Земли ещё... но там проблемы с материалами. Полагаю, она не создана для работы с тем же деревом или металлами.

— Разумеется, — заторможенно кивнул Падди, прочитав мою писанину. — Школа металла, это отдельное направление магии, произрастающее из школы Земли, но не являющееся его частью. Драхх! Я понял!

— Что именно? — спросила Фари, с любопытством глядя на заёрзавшего братца.

— Всё, мелкая! — гордо провозгласил тот. — Я понял всё!

— Сильное заявление, — прокашлял я. — И каков же ответ на главный вопрос жизни, Вселенной и всего такого?

— Чего? — опешил Падди, и я, вздохнув, вновь взялся за карандаш, мысленно посетовав на очередную путаницу, возникшую в моей бедовой головушке. Ну откуда здешним жителям знать про творение Дугласа Адамса?!

— Не бери в голову. Шутка это... неудачная. Лучше расскажи, что именно ты понял, — подсунув Падди блокнот с этой надписью, я выжидающе уставился на хафла.

— Ла-адно, — протянул тот, с недоверием глянув в мою сторону. Но тут же встрепенулся и затараторил, размахивая трубкой: — понимаешь, Грым, все врождённые способности можно отнести только к проявлениям чистой магии. То есть, чистой телекинетике, чистой стихиалке... причём лишь какого-то одного направления, чистой магии Пространства и так далее. То же, что демонстрируешь ты, это соединение разных школ, а значит...

— Это уже не врождённая способность, — договорила вместо разошедшегося Падди, орчанка. И хафл даже не возмутился тому, что его так невежливо перебили. Только покивал согласно, и уже сам перебил Дайну.

— Именно! Признаться, я поначалу подумал, что это всё же именно расовая способность, просто относящаяся к редко встречающейся школе магии... школе Тяготения. Она же, гравитационная школа. Это объяснило бы "контактный" характер твоего воздействия на материальные объекты и удивительную ловкость движений, совершенно нехарактерную для существ твоих габаритов... да даже то, как ты управляешься с металлом и деревом, вполне укладывается в возможности, даруемые этой способностью. Но сюда никак нельзя отнести то, что ты творишь с камнем и как воздействовал на обсидиан. Никакая гравитация не позволит так "играть" с этими материалами. Они бы попросту раскрошились в песок... Если бы это было твоей врождённой способностью и только. Но по твоему собственному признанию, для работы с разными материалами ты используешь совершенно разные подходы, а это свидетельство наличия у тебя полноценного магического дара... А жаль, — неожиданно заключил Падди.

— Почему это? — возмутилась Фари. — Чем плохо, что у Грыма обнаружился дар к магии?!

— Да нет, я не о том, — с печальным вздохом отмахнулся её брат. — Просто, гравитационная школа, это действительно большая редкость. И я надеялся узнать о ней побольше... а может быть и самому научиться. Конечно, шанс невелик, но! В конце концов, все нынешние направления магии выросли из чьих-то врождённых способностей!

— Школа Тяжести, говор-ркхишь... — прорычал я и, взвесив в руке пустую чашку, с силой метнул её в стену над каминной полкой. Дайна испуганно ахнула и... замерла с открытым ртом, как, впрочем, и Падди. Напитанная привычным для меня "телекинетическим" импульсом, чашка врезалась в кирпичную стену и, вместо того чтобы мелким крошевом осыпаться на каминную полку, отскочила и запрыгала по полу, словно резиновый мячик. Весьма своевольный мячик со смещённым центром тяжести. Уж больно непредсказуемыми оказались эти прыжки. Я подмигнул Фари, хихикающей от вида изумлённых физиономий брата и орчанки, и повернулся к Падди. — Так пойдёт?

— Более чем... убедительно, — выдавил из себя хафл, лязгнув захлопнувшейся челюстью и, смерив меня долгим испытующим взглядом, неожиданно щёлкнул пальцами. — Тебе надо учиться, Грым.

— Магии? — зачем-то уточнил я.

— Нет, кулинарии, — фыркнул Падди, но тут же посерьёзнел. — Конечно, магии. Не думаю, что с твоим самообразованием ты готов к сдаче вступительных экзаменов в Королевской школе искусств, но это поправимо. Я с удовольствием подтяну тебя до нужного уровня...

— А я, в обмен...

— Ты правильно понял. Знания за знания, — кивнул хафл. — С меня подготовка к поступлению, с тебя — демонстрация своих способностей и участие в моих опытах по их освоению. Что скажешь?

Я почесал затылок и, посверлив взглядом ушлого внука Уорри, вновь взялся за карандаш.

— А кто сказал, что я хочу становиться магом? Тем более, что обучение в этой твоей Королевской школе наверняка стоит денег, так?

— Ну... ты же теперь можешь себе позволить подобные траты, — развёл руками Падди. Я нахмурился.

— Что я могу себе позволить, а что — нет, решать только мне. К тому же, пока я не вижу резона в школьном обучении. Читать и писать умею, считать тоже не разучился. А знания о магии... мой билет в Королевскую библиотеку пока никто не аннулировал, между прочим, — резко и отрывисто нацарапав ответ, я сунул блокнот под нос хафлу. Тот удивлённо покачал головой.

— Не понимаю. Любой другой на твоём месте был бы рад возможности получить официальное образование в серьёзном уважаемом заведении, — проговорил Падди. — К тому же, как мы уже выяснили, бездумное чтение всего подряд, не способно заменить выверенного учебного плана и опытных наставников, которые дадут тебе основательную базу для дальнейшего развития.

— По-моему, братец просто не хочет платить за твой товар нормальную цену, — деланно равнодушно заметила Фари, под короткий понимающий смешок орчанки. Как будто я сам этого не понял. Нет, ну в самом деле, он меня за идиота принимает, или как? Я, значит, буду пыхтеть, участвуя в его опытах, передавая знания и умения, до которых доходил собственным умом, а он, видите ли, "подтянет меня до нужного уровня, для поступления в Королевскую школу искусств". Умник нашёлся.

— Я догадался, — благодарно кивнув хафле, прогудел я в ответ и улыбнулся Падди, отчего тот явственно побледнел. Впрочем, он довольно быстро справился с собой. Как раз к тому моменту, когда я накатал очередную записку. — Неравноценный обмен, не находишь? Я, значит, отдам тебе все собственные наработки, а ты в ответ... что? Поработаешь репетитором для поступления в школу, за обучение в которой я ещё и должен буду платить из собственного кармана? Ну, допустим. Ты подготовил, я поступил. Оплатил обучение и даже его закончил. С дипломом, ага. А дальше-то что? Кому нужен такой маг как я? Кто, вообще, в здравом уме поверит, что вот эта голубая гора, есть настоящий дипломированный маг?

— У тебя же будет диплом! — возмутился хафл.

— Глядя на его физиономию, я бы предположила, что этот диплом он у кого-то отобрал, — индифферентно, глядя куда-то в окно, протянула Дайна. Фари окинула меня внимательным изучающим взглядом, вздохнула и согласно кивнула. Во-от!

— Ну мы-то будем в курсе дела, — хмуро заметил Падди. — И дед не откажет Грыму в подработке. Да и я сам...

— О! То есть, ты хочешь, чтобы я отучился за свой счёт, а потом ещё и запродался к вам с дедом в помощники... за долю малую, да? Такую, что затраты на обучение будут отбиваться лет десять-двадцать, не меньше... Так, что ли? — я подсунул хафлу очередную записку, прочитав которую тот скривился.

— Что ты предлагаешь? — буркнул он.

— Честный обмен, — отозвался я, но, закашлявшись, вынужден был опять взяться за чистописание. — Знания за знания. Я демонстрирую тебе свои умения в школе Тяжести, и даже помогаю в её освоении, если эта школа окажется тебе доступной. Ты мне — базовые знания по магии, основы, достаточные для дальнейшего самообразования.

— Согласен, — пожевав губами, пробурчал Падди после недолгого размышления. — Договор?

— Договор, — кивнул я в ответ.

Дайна с Фари рассмеялись и хлопнули по рукам, заставив хафла удивлённо на них взглянуть.

— Что это было?

— Честный торг, — растянул я губы в улыбке и, в свою очередь подставил свою ладонь, по которой гостьи с готовностью хлопнули своими ладошками. Разом, благо размеры моей "лопаты" это вполне позволяли.

— Сговорились! — Дошло до Падди.

— Когда бы мы успели? — деланно изумлённо протянула Фари.

— Да вам и не надо было, — кисло произнёс хафл. — Все вы, торгаши, под одним знаком ходите!

— Сказал алхимик артефактору, — ощерившись в очень клыкастой улыбке, насмешливо протянула Дайна. Но тут же полоснула хафла сердитым взглядом: — а вот не пытался бы своего спасителя на кривой козе объехать, глядишь, и родная сестричка в грязь мордой не ткнула бы.

— А вот это уже не твоё дело, зелёная! — взбеленился тот.

— Правильно, это дело синего, — хлопнув ладонью по столу, рыкнул я. — Угомонись, Падди!

— Прошу прощения, вспылил. Был неправ, — после долгой паузы, проговорил хафл и, не поленившись встать из-за стола, отвесил Дайне поклон.

— Я принимаю твои извинения, алхимик, — ответила та и, в свою очередь, чуть помолчав, договорила: — я также прошу меня извинить за то, что позволила себя лишнее в высказываниях о ваших с сестрой отношениях.

— Принимается, — кивнул Падди и, чуть повеселев, перевёл взгляд на зло поглядывающую на него Фари. — Сестрёнка, тебе не кажется, что мы слишком засиделись в гостях? Время обеда, дед нас наверное уже потерял...

— Согласна, братик, — отозвалась Фари, поднимаясь из-за стола. — Выписывай чеки, и пойдём.

— Точно! Чеки! — хлопнул себя ладонью по лбу хафл и, выудив из внутреннего кармана кургузого пиджака, тонкую книжицу в солидной кожаной обложке, тут же принялся что-то в ней строчить. Минута, и на стол легли два листа с тщательно выписанными суммами. Весьма внушительными, надо заметить. Наше разглядывание чеков, прервало покашливание Падди. — Обналичить можете в Первом Королевском Банке или Национальном Шоттском, на ваш выбор.

— Я бы рекомендовала Национальный Шоттский, — заметила Фари. — Там же можно и счёт открыть, чтобы не таскать собой тяжести через весь город.

— Кстати, да! — подтвердил Падди. — К тому же, с такими суммами на личных счетах, банк, как полномочный представитель Шоттского королевства, может выступить вашим поручителем перед Короной.

Мы с Дайной недоумённо уставились на Падди. Но вместо него, на невысказанный вопрос ответила Фари.

— Иными словами, обладателям четырёхзначных счетов банк предлагает получить шоттское подданнство... приравненное к имперскому. Таким образом, у вас появятся легальные документы, и тебе, синенький, больше не придётся бегать от туврских добберов. Правда, придётся платить налоги в казну Шотта, а это — десять либр в год, которые будут сниматься со счёта безакцептно. Зато никакой волокиты. Для получения паспорта нужно заполнить одно заявление, а для отказа от подданства достаточно оставить на счету сумму меньше сотни либр. Вот так-то.

Легальные документы? Хм, с одной стороны, до сих пор я прекрасно без них обходился, если не считать беготни от добберов. А с другой... Империя мои интересы не защищает даже формально, ведь меня для неё попросту не существует. Да что там! Я сейчас даже самую раздолбанную халупу себе купить не могу. Мне просто не оформят купчую. Зато с паспортом... Да, судя по радости в глазах Дайны, её эта идея с документами тоже воодушевила. Решено!

Глава 3. По пути и по делам

Как-то так вышло, что вопрос о дальнейших планах Дайны, мы толком и не поднимали. Сначала орчанке банально требовался отдых и время на приведение в порядок самой себя и мыслей. После плена в железной клетке-то... А когда мы решили воплотить столь неожиданное предложение Падди в жизнь, и меня и её закрутила вся эта суета с открытием счетов и получением документов. Вообще, с паспортами и прочими удостоверениями личности, в старой метрополии дело обстояло странно. За всё то время, что я здесь прожил, мне, по сути, подобные документы и не понадобились ни разу, так что, до тех пор, пока Дайна не объяснила некоторые особенности имперского законодательства, я пребывал в полной уверенности, что учёт жителей в империи попросту отсутствует или, точнее, находится на весьма низком, практически зачаточном уровне. Но после рассказа орчанки, кстати, ничуть не удивившейся моей неосведомлённости, первое утверждение пришлось признать несостоятельным. А второе... как посмотреть.

С одной стороны, действительно, удостоверение личности в империи имеется далеко не у каждого её жителя. Да что там, подавляющее большинство обитателей того же Граунда или района Дортмутских доков, не имеет паспорта или чего-то в этом роде, и никто их за отсутствие документов не чапает. С другой же, владеть недвижимостью или открыть собственное дело, не имея на руках подтверждения имперского подданства, как оказалось, в империи невозможно. Равно, как и нельзя получить хоть сколько-нибудь внятное образование. Обычное, совершенно немагическое образование, я имею в виду. Про Королевскую школу Высоких искусств, являющуюся, как я понимаю, эдаким техникумом для магов или, тем более, про знаменитый Туврский Колледж Высокой Магии, я уже и не заикаюсь. Туда, даже с рекомендательными письмами от подданных, беспаспортных жителей империи принимают с очень большой неохотой.

Иными словами, пока ты маргинал, перебивающийся подёнными заработками, не имеющий ни кола ни двора, властям до тебя нет никакого дела. Гонять они тебя без повода не станут, но и законы защищающие подданных Короны, на такого бродягу распространяться не будут. Отсюда, кстати, и отсутствие запретов на использование тех же, столь разъяривших меня свои существованием усмиряющих ошейников в отношении таких бедолаг на флоте. Я-то всё никак не мог понять, как при полном запрете рабовладения, имперцы позволяют существовать такой гадости! А ларчик просто открывался. Империи вообще нет никакого дела до того, как и чем живёт какой-нибудь беспаспортный бродяга. Где добывает деньги себе на пропитание, в какой канаве он сдохнет или на каких условиях наймётся на службу.

Правда, из этого странного для меня отношения империи к своим неимущим жителям, проистекает другой затейливый момент: если у беспаспортного бродяги есть контракт с постоянным работодателем — подданным империи, то забота о нём, как и защита — прямая обязанность этого самого работодателя и только его. С другой стороны, если беспаспортный работник совершит преступление в отношении подданного империи или против Короны, то вместе с ним отвечать за содеянное будет и тот, кто дал ему работу. Может быть, лишь штрафом, в отличие от своего подчинённого, но отвечать придётся обязательно. Так что, определённую ответственность "за того, кого приручил", работодатель всё же несёт. Даже в том случае, если его беспаспортный работник зарежет такого же бедолагу, вкалывающего на другого подданного империи.

Но это уже будет частный хозяйственный спор двух подданных, как пояснила, оказавшаяся неожиданно подкованной в юридических вопросах, Дайна. То есть, в суде будет рассматриваться лишь вопрос компенсации убытков, понесённых работодателем убитого, но не сам факт убийства и определение меры ответственности за совершённое убийство. Надо ли говорить, что убийства друг другом беспаспортных бродяг, не имеющих контракта, в имперских судах вообще по факту не рассматриваются, хотя расследуются как любые другие... должны расследоваться, во всяком случае. Но здесь, максимум, что грозит виновному, если следователь окажется достаточно заинтересован в его поисках, конечно, это штраф за время потраченное полицейским департаментом на расследование. Четверть которого отойдёт тому самому следователю, ещё одна четверть уйдёт полицейскому департаменту, четверть — суду, а остальное в казну Короны. И только в случае, если убийца не в состоянии выплатить этот самый штраф, его ожидает тюрьма... долговая. А там, он будет вкалывать на общественных работах, пока не выплатит установленную судом сумму с процентами. Бред и дикость, на мой взгляд, но Дайна заверяет, что именно так и обстоят дела в империи.

В общем, получается весьма своеобразная система контроля. Государство присматривает лишь за теми, кто платит налоги, а уже те, если желают увеличить собственные доходы, берут на себя ответственность за неимущих и, следовательно, беспаспортных работников. И до определённого момента, эта система работала достаточно эффективно, особенно учитывая мизерный бюрократический аппарат старой метрополии, но... всё меняется, и с изменением политического курса империи, этот механизм забуксовал.

Спровоцированный принятым Королевским Кабинетом биллем "О свободном поселении на землях метрополии", наплыв иммигрантов из колоний резко повысил количество беспаспортных жителей того же Тувра, и система перестала справляться. Подданным империи, проживающим в старой метрополии просто не нужно было такое дикое количество контрактных работников, а те всё прибывают и прибывают. Работы для них нет, а кушать хочется... и желательно каждый день! Можно было бы уехать куда-то, но на это тоже нужны средства, а их нет. Ведь подавляющее большинство выходцев из колоний, перебрались в старую метрополию на последние деньги. Как результат, обстановка в портовых районах, доках и Граунде, где, собственно, и селится большинство иммигрантов, резко ухудшается. Попрошайничество, воровство, грабежи и убийства становятся обыденностью. Контрабанда, и раньше процветавшая в портовом городе, набирает совершенно дикие обороты, а уровень жизни падает.

По уму, законодателям следовало бы предусмотреть подобный исход и озаботиться изменением механизма контроля жителей, но... как оно обычно и бывает: "гладко было на бумаге, да забыли про овраги. А по ним ходить...". Ага, как по углям. Вот и лютует теперь Шоттский двор, всё туже заворачивая гайки, а добберы цепляются к любому выходцу из Граунда, обнаруженному ими на улицах респектабельных районов Тувра. Благо, отличить нашего брата от местной "чистой публики" проблем не составляет. Естественно, что это не вызывает ответной любви к представителям власти, и котёл начинает бурлить. И пусть до срыва крышки ещё далеко, но... когда-нибудь этот "паровик" рванёт и мало не покажется никому.

Впрочем, это уже мои домыслы, основанные на знаниях, когда-то полученных в ином мире на напрочь неизвестных здесь курсах социальной инженерии, и я не уверен, что в этом мире с его магией и расовым многообразием, схожие проблемы породят тот же результат. Так что и прогнозировать что-либо я всё же не стану, по крайней мере, вслух. К тому же, у меня своих дел достаточно. Вот появилась возможность кардинально изменить свой социальный статус, и я ею воспользовался. Да и Дайна тоже была не против упрочить свои позиции подданной Закатной империи, приобретённые через поручительство Шоттского банка, которое, в случае необходимости, мог бы отменить любой королевский судья.

Иными словами, с получением паспортов мы не успокоились, и принялись за поиски недвижимости, приобретение которой напрочь отрезало возможность лишения нас подданства решением даже Высокой скамьи Королевского суда, высшей судебной инстанции империи. Такое право есть лишь у короля, а до него ой как далеко.

В общем, искать новый дом мы стали вместе. Как-то само собой так вышло. К тому же, в результате нескольких недель поисков, именно Дайна нашла самый подходящий вариант. Как оказалось, подходящий нам обоим.

Надо заметить, что право собственности на недвижимость в империи тоже имеет свои особенности. Так, любой житель может купить себе дом в городе или деревне, но вот землю под ними... чёрта с два! Городские земли принадлежат Короне, сельские земли — либо местным ландмастерам, либо той же Короне. И они не продаются. Вообще. Землю, что в городе, что в сельской местности можно только арендовать, как, собственно, и поступает подавляющее большинство подданных. Нет, бывают, конечно, исключения, вроде тех же фермеров-фригейсов Варрийских равнин, или пастухов-йондейлов Верхнего Шотта... Дайна ещё вспомнила неких "отельеров", владеющих так называемыми "съезжими домами" в Нижнем Шотте, но всё это лишь исключения, подтверждающие правило. Слишком их мало, да и найти фригейса или йондейла согласного продать свою землю, задача невыполнимая. Фригейсы имеют право продать свою землю только Короне и никому больше, а любой йондейл, как говорит моя орчанка, скорее зарежется, чем лишится принадлежащей ему бесплодной скалы и, соответственно, тех немногих привилегий, что дарует его владение.

С домами в Тувре всё тоже оказалось непросто. Точнее, слишком просто... есть деньги — покупай что хочешь. Проблема в другом. Дом можно купить только целиком. И неважно, будет это доходный дом, вроде того, в котором я снимаю квартирку или роскошный особняк, где-то Хиллэнде или Белтраве. Купить часть дома, будь то лавка на первом этаже или та же квартира в доходном доме, так же невозможно. Вот запрещено и всё тут. К тому же, если приличный коттедж где-нибудь в деревушке у Пампербэй вполне можно купить за полторы-две сотни совернов, то домик на окраине Тувра, например, на том же Граунд-хейле, по-соседству с обиталищем Берриозов, уже обойдётся не меньше чем в триста-триста пятьдесят совернов.

Тот же вариант, что отыскала Дайна стоил и вовсе восемьсот либр, но... эту сумму мы вполне могли поделить на двоих, поскольку, по сути, владение состояло из двух небольших кирпичных домиков-близнецов, стоящих на одном участке и принадлежащих одному хозяину. И если в первом доме, выходившим фасадом на ту же улицу, где находится особнячок старого Уорри, на первом этаже раньше располагалась какая-то торговая лавка, зал которой был разделён на две части лестницей, ведущей на балкон второго, жилого полумансардного этажа, то во втором доме, разместившемся на противоположном конце участка, имелся "парадный" вход с параллельной улицы, ведущий в просторную, но изрядно захламлённую мастерскую краснодеревщика. А уже из неё можно было как выйти во двор, так и попасть в жилую часть дома. Здесь, на первом этаже располагалась небольшая гостиная, кухня с ещё одним выходом во двор, и такая же лестница, как и в первом доме, ведущая на второй этаж, разбитый на пять тесных комнаток-клетушек, которые Дайна тут же вознамерилась превратить в одну "приличную спальню, ванную комнату и гардеробную". Хозяин-барин. Мне всё равно больше понравился дом с лавкой, о чём я тут же и уведомил смутившуюся было орчанку.

— И чем же ты будешь торговать? — поинтересовалась она, когда мы осматривали внутренний дворик меж нашими будущими домами.

— Выпивкой, — я растянул губы в широкой улыбке и распахнул дверь в погреб, оказавшийся на удивление просторным. Хотя... нет, если всерьёз заниматься тем, что я задумал, ледник всё равно придётся расширять. И сильно. Впрочем, Дайне с её артефактами, на производство которых орчанка явно нацелилась, внутренний двор таких размеров и не нужен вовсе, так что... есть шанс договориться.

— Хочешь открыть винную лавку? — спросила Дайна, когда я выбрался из погреба. Я мотнул головой, бросив короткий взгляд на стоящего невдалеке хозяина дома, и орчанка понятливо кивнула. Она и сама не особенно-то восторгалась вслух мастерской краснодеревщика, хотя помещение ей явно понравилось. Наоборот, носик морщила, всем своим видом выражая недовольство от наличия в её будущем доме "такой бесполезной комнаты"... да ещё и ворчала вслух о том же.

Хозяин же был терпелив и молчалив, хотя по делу давал вполне исчерпывающие и весьма толковые объяснения. Да и дома, хоть и пустовали последние пару лет, как минимум, он содержал в приличном состоянии. Ни плесени в углах, ни гнили деревянных балок и перекрытий. Пыльно конечно, но было бы странно, если бы здесь ещё и еженедельную уборку производили. Достаточно и того, что зимой домики протапливались как следует, судя по отсутствию каких-либо следов промерзания, а это, между прочим, затраты. Пусть относительно невеликие, но всё же, всё же...

В общем, осмотром мы с Дайной остались довольны, как и их бывший хозяин, уже к исходу дня получивший свои деньги в обмен на купчую. Точнее, две купчих, чин по чину зарегистрированных в конторе окружного совета. К моему удивлению, проблем с размежеванием участка, которых я подспудно ожидал, у нас не возникло. Клерк землеустроительного стола, к которому мы обратились за разрешением, принял из рук прежнего хозяина зданий, план участка, расстелил его на своём столе и, вбив на стоящей рядом монструозной, сияющей надраенной латунью, печатной машинке его регистрационный номер, замер в ожидании. А спустя пару секунд, стекло покрывающее поверхность стоящего по соседству огромного стола, мягко засияло жемчужным светом и вдруг покрылось множеством пересекающихся чёрных линий. Похоже на карту. Где-то на краю этого своеобразного экрана замерцал зеленоватым светом небольшой вытянутый прямоугольник, и чиновник, довольно кивнув, с пулемётной скоростью вбил очередную череду цифр и букв с нашего плана. Прямоугольник вырос в размерах и в его очертаниях я с удивлением узнал план нашего будущего участка. Масштаб? Ну да, он и есть... Магия, чтоб её!

Прислушавшись к нашим пожеланиям, клерк извлёк из-под стеклянной столешницы толстый карандаш ткнул им в угол изображения, от которого тут же побежала строка с какими-то цифрами... впрочем, судя по виду чиновника, абсолютно ему ясными. Он покивал и... с невообразимой небрежностью отчеркнул жирную красную линию, разделив план участка на две части. Количество цифр над картинкой тут же начало увеличиваться, а клерк вновь затарабанил по клавишам печатной машинки. Секунда, другая... и проведённая им красная линия истончилась, выцвела до чёрного цвета, поёрзала и замерла, разделив план участка на теперь уж точно равные половинки. Чиновник пробежался взглядом по столбцам цифр и, убедившись в их правильности, наложил на изображение бумажный лист с планом, который, благодаря подсветке стеклянной столешницы вдруг стал полупрозрачным. Совместив линии границ участка на бумаге с высвеченными на стекле, клерк прижал края листа массивными держателями и вновь ткнул пару клавиш на своей чудо-машинке.

— Прикройте глаза, — буркнул он, а в следующую секунду, даже через опущенные веки я почувствовал вспышку света. Резкую, как сверкание сварки. — Готово!

Теперь и на бумажном плане красовалась та же разделительная линия, превратившая один участок в два. Мы с Дайной переглянулись, и на край стола чиновника, рядом с его печатной машинкой, легли два скеллинга. Клерк издал короткий печальный вздох... и через минуту мы уже держали в руках каждый план СВОЕГО участка. А монеты? Что, монеты? Не было никаких монет. Кто не верит, может посмотреть на стол чинуши. Пусто там.

Деньги отданы. Купчие на руках, планы тоже. Отметки о регистрации документов на месте. Налог уплачен, о чём имеются соответствующие записи на корешках в наших чековых книжках... Мы с Дайной переглянулись и в моей руке появился очередной блокнот.

— Как насчёт небольшого празднования? — листок перекочевал в ладонь орчанки, и та радостно улыбнулась.

— Готовим вместе, — прищурилась она.

— Ты на салатах. Мне — два мясных, — дождавшись, пока девчонка прочтёт мой ответ, я ощерился ей в лицо.

— Тазик. Один. А с тебя фаршированный кальмар, — не осталась в долгу Дайна и, чуть помедлив, добавила: — с баррским сыром и чесноком. Без зелени.

— Догкховор-рились, — кивнул я, не поленившись произнести сложное для моей глотки слово вслух. Мы с орчанкой пожали друг другу руки и, рассмеявшись, двинулись вниз по Граунд-хейл, в уже почти бывшую мою квартиру. Сегодня нас ждал вкусный ужин, и долгий уютный вечер в хорошей компании. А завтра займёмся приведением в порядок нашего нового жилья. Будем разбирать завалы, сносить ненужное и строить нужное... надо будет ещё поговорить с Падди. Ушлый хафл наверняка знает, где можно нанять толковых сантехников для возведения нормальных ванных комнат...

Приготовленный в четыре руки, ужин был съеден, но в моей высокой трёхпинтовой кружке ещё плескался вкуснейший чёрный эль, а в бокале Дайны удобно устроившейся на брошенном у каминного зева пледе, мягко покачивался ароматный горячий глинт, которым она запивала острый и пряный сыр, кусочки которого тягала из отобранной у меня тарелки. Ну и ладно, мне под эль и сушёная кабанятина пойдёт. Хо-ро-шо...

— Грым, — лениво протянула орчанка, чуть ли не прижимаясь спиной к чугунной дверце пышущей жаром печки. — А ты в самом деле решил открыть винную лавку? — спросила она.

— Кгхрм... — не найдя в кармане штанов ставшего привычным блокнота, я лениво огляделся по сторонам и... плюнув на всё, легонько топнул ногой по полу. На доске не прикрытой пледом, появилась проявленная мною, словно выдавленная в дереве надпись. Аккурат рядом с Дайной.

— Ага. На развес торговать буду.

— Вином? На развес? — прочитав моё послание, удивилась орчанка.

— И закуской. Холодной. Вроде того же пряного сыра и копчёностей, — одна надпись сменила другую.

— Таверну, что ли, откроешь?! — изумилась Дайна.

— Питейное заведение, — уточнил я. — Эль, ром и закуски.

— А горячее? — непонимающе воззрилась на меня орчанка, и я вновь топнул ногой, проявляя на дереве свой ответ.

— Если только говядину... жареную... с кровью. Но её ещё доводить до кондиции придётся, — сглотнув слюну, я обновил надпись на полу перед орчанкой.

— Говядину. До кондиции... Что там делать-то? Отрезал шматок, бросил на сковороду, пожарил и съел, — недоумённо протянула Дайна.

— Если бы всё было так просто и быстро, — я вздохнул. — Не умеют здесь правильно мясо доводить. Всё норовят свежатину парную на огонь брякнуть. Неучи...

— Покажешь-научишь? — с явным интересом в голосе спросила орчанка. Ну да, ничего неожиданного. За прошедшие три недели совместного ведения хозяйства я понял, что она большая любительница хорошо поесть. Как я.

— И samogon гнать тоже научу. Обязательно, — заверил я подругу и неожиданно для себя самого, широко зевнул.

Спать пора... завтра будет долгий день.

Глава 4. Рассуждения и размышления

— Он странный, — проговорила Дайна. Фари перевела взгляд с орчанки на суетящуюся внизу голубую махину, с лёгкостью тягающую тяжеленные дубовые столы по залу своего готовящегося к открытию заведения, и лениво кивнула.

— Зато добрый, — отозвалась она.

— Это да, — поудобнее устраиваясь в лёгком плетёном кресле, кивнула орчанка и, чуть помолчав, вздохнула. — Но его странности это не отменяет. Знаешь, он ведь меня даже ни о чём не расспрашивал. Ворвался, разломал клетку, сорвал ошейник... Без вопросов, без выяснений! Завалил золотом, "в качестве компенсации", прикрыл своей спиной от пуль и магии. Спас. Приютил. И опять никаких расспросов. А подданство империи?! А дом этот?! И снова всё вроде как само собой разумеющееся!

— Разве это плохо? — индифферентно пожала плечами хафла, продолжая с интересом наблюдать с балкона за вознёй турса.

— Нет, но... странно же, — после небольшой паузы вновь повторилась орчанка. — Ты много знаешь разумных, что сделали бы столько для абсолютно незнакомого иноплеменника, при этом ничего не требуя взамен?

— Для иноплеменницы, — поправила приятельницу Фари.

— Какая разница! — отмахнулась та.

— Красивой иноплеменницы, — отвлёкшись от наблюдения за голубым гигантом, хафла перевела насмешливый взгляд на орчанку.

— Ты... да я... да как? — потемнев лицом от смущения, взвилась та. Фари же в ответ, только шаловливо улыбнулась. Но в следующих её словах и интонациях не было даже намёка на веселье.

— Впрочем, что такого он сделал-то? — развела она руками. — Спас тебя от рабства? Так, незадолго до этого, он сам испытал на себе действие такого же ошейника. Ничего удивительного, что увидев бедолагу попавшую в такую же беду, он пришёл на помощь... Завалил золотом? Если ты про артефакты, так они не его вовсе были. "Компенсация" же, так? Про спасение и вовсе молчу. Какой смысл снимать с тебя ошейник, чтобы потом оставить на судне бывших хозяев? Так что, и спасение с тонущего корыта было вполне логичным, согласись?

— Ну-у... — от ровного тона приятельницы, Дайна успокоилась так же быстро как и вспыхнула.

— Вот-вот, — с умилительной серьёзностью покивав, кроха-хафла ткнула в её сторону пальцем. — Или может быть, он должен был тебя оставить одну на пустынном морском берегу? Зимой? Ночью? Продрогшую, истощённую, голодную и уставшую? Потому и приютил, да. И накормил и спать уложил. Потому что, как говорит сам Грым: "мы в ответе за тех, кого приручили". Вот он и принял ответственность. Ну а то, что ты у него загостилась...

— А я о чём! — отозвалась её собеседница. — Именно, загостилась. И он ведь не то, что не выгнал, даже не намекнул ни разу, что я у него в гостях задержалась. Про подданство и покупку домов, я и вовсе молчу. По-моему, это уже за пределами всякой доброты...

— Ну, положим, насчёт подданства, это я вам подсказала, — протянула хафла и, на миг замолчав, со вздохом проговорила: — а с домом... не ты одна мечтала о собственном жилье. Месте, где всё своё и все свои... Я не знаю, что случилось с твои прошлым домом, но Грым... Представь на минуточку, что ты очнулась в совершенно незнакомом месте и ничего, вот совсем ничегошеньки не помнишь и не понимаешь. Вообще. Вокруг совершенно непонятные и незнакомые разумные бормочут что-то на абсолютно неясном языке, а ты не то что понять их не можешь, собственного имени не помнишь, и даже отражение в зеркале вызывает только испуг и ни единого проблеска узнавания. И никто ничего не может тебе объяснить. Кто ты, откуда? Где твой дом и родичи... и есть ли они у тебя вообще. Представила?

— С трудом, — переводя взгляд с приятельницы на громыхающего внизу мебелью Грыма, протянула Дайна. — Хочешь сказать...

Хафла кивнула.

— Меньше года прошло, как Грым очнулся в госпитале Святого Лукки после удара по голове полученного им во время беспорядков в доках, — проговорила Фари. — И как он сам шутит, память его до сих пор представляет собой головоломку, собрать которую не проще, чем слово "Вечность" из букв "ж", "о", "п" и "а". А ещё, до наших приключений с Пиккардийцем, любой осколок воспоминаний, всплывавший в его голове, вызывал у Грыма просто чудовищный приступ боли. В общем, ничего удивительного, что он пытается построить новую жизнь и найти хоть какие-то привязанности. Фактически, синенькому пришлось начать всё с чистого листа...

— Он не рассказывал, — задумчиво проговорила Дайна.

— Мужчины, — с непередаваемыми интонациями отозвалась Фари. И в исполнении малявки-хафлы это прозвучало настолько забавно, что орчанка не удержалась от лёгкой улыбки... не оставшейся не замеченной её собеседницей, отчего та прищурилась и фыркнула. — Ну и того факта, что выпускать из виду такую красотку как ты, наш Грым точно не хочет, мой рассказ не отменяет, да.

— Язва, — буркнула орчанка, вновь основательно потемнев щёчками.

— Нет, ну сама подумай! Где он ещё подходящую кандидатуру найдёт? — в деланном недоумении развела руками Фари. — Турсы в старой метрополии точно не водятся, клановых орчанок ваши мужики прячут, как сокровище какое... Альвийки, разве что? Так синенький почему-то терпеть не может их породу. Фашистами остроухих зовёт. Что это такое, я не знаю, но явно не комплимент. А остальные тесного отношения с нашим горушкой могут и не выдержать. Физически... Разве что кто из больших звероподобных рас, но они тоже на острова носу не кажут. Тесно им у нас, видите ли. Да и барышни там... прямо скажем, на любителя.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Дайна, забыв о собственном смущении.

— Зарисовки в альбомах деда видела, — со вздохом призналась хафла. — Походные. А рисует он хорошо, знаешь ли. Точно. В общем, поверь, подруга. Для Грыма, ты — самый возможный из вариантов.

— Он мог бы съездить на родину, — буркнула та.

— Ты тоже можешь вернуться во Франконию, но... предпочла получить подданство империи, — заметила Фари.

— Меня там никто не ждёт, — мотнула головой орчанка и, вздохнув, договорила — я бы вообще предпочла не вспоминать о тех местах.

— Вот и Грым... опасается, — кивнула хафла. — Кто знает, какие воспоминания ждут его драхх знает где? И будут ли они стоить того, чтобы добираться до родных мест через полмира?

— Боится, значит, — лишь из чувства противоречия протянула Дайна.

— И это тоже, — невозмутимо согласилась Фари. — Но заметь, других турсов в метрополии нет, а их юный соплеменник каким-то образом всё же оказался в Тувре, за тысячи миль от родных мест. Один. Велика ли вероятность, что его просто отпустили мир посмотреть? Или тому была какая-то другая причина? Изгнание, например. Или... смерть родичей?

— Ну, выкидывают же они своих детей в горы... — пожала плечами орчанка.

— В закрытые горные долины, фактически, своеобразный сад для детишек, где для них, ввиду врождённых способностей и мощных животных инстинктов, нет никакой серьёзной опасности, — опровергла довод приятельницы Фари. — Да и вообще, Грым только-только начал осваиваться в своей новой жизни. Принял окружающий мир, победил сомнения и... по-твоему, он должен бросить всё и мчаться на край света ради новых впечатлений?

— Мне их и здесь хватает, — прохрипел неожиданно оказавшийся рядом с беседующими дамами Грым. И как только подкрался-то?!

— О, синенький! — с преувеличенным энтузиазмом в голосе, встрепенулась хафла и хлопнула ресницами. — А мы тут... беседуем... о всяком...

— Слышал, — оскалившись в устрашающей, но определённо насмешливой улыбке, кивнул тот.

— Много? — улыбка Фари была бы куда приятнее... если бы не была такой натянутой.

— Всё, фактически, — проперхал Грым и ткнул пальцем в сторону зала. — Акустика здесь пр-росто замечательная.

— А-а... э-э... — пока хафла пыталась подыскать нужные слова, Дайна умудрилась бесшумно выбраться из кресла и уже было отступила во тьму коридора, когда синий хозяин будущего питейного заведения остановил на ней взгляд и укоризненно покачал головой. Миг, и в ладонь орчанки приземлился листок бумаги с выжженным на ней текстом, прочитав который, девушка облегчённо вздохнула. Корить их за перемывание косточек, Грым явно не собирался.

— Фари, прекращай изображать из себя святую невинность. Для нас есть дело, — тронув мнущуюся приятельницу за плечо, проговорила она. Хафла тут же подхватилась и, покинув кресло, с энтузиазмом вчиталась в протянутую ей Дайной записку Грыма.

— Уже идём! Синенький, можешь на нас положиться! Дайна! Ты чего встала, как вкопанная?! У нас дел полно, а времени мало! Идём-идём-идём! — Ухватив приятельницу за руку, Фари потянула её к лестнице, на ходу огибая насмешливо ухмыляющегося Грыма. — Посуда сама себя не разберёт!

* * *

Проводив взглядом смущённых девчонок, удирающих в сторону будущей кухни заведения, я невольно покачал головой. Конечно, кое в чём орчанка ошибается. Как бы я к ней не относился, но кое-какую информацию о своей гостье и подруге узнал. Среди матросов — завсегдатаев пампербэйских таверн хватает любителей почесать языками, и орки не исключение. Так что, мне нашлось где и у кого навести справки по интересующим вопросам. Аккуратно.

Да и хафла не во всём права... всё-таки рассказывать ближайшей родственнице двух магов о том, что в теле её синего знакомца после удара по башке очнулась иномирная душа, я не стал. А потому и реальные причины нежелания добраться до "родни", ей неизвестны. Но в остальном... да, были и сомнения и непонимание и жизнь с чистого листа... и сожаления. Но они-то, как раз, пришли относительно недавно, когда начали просыпаться хоть сколько-то связанные воспоминания о прошлой жизни.

Впрочем, с наплывами этих воспоминаний и чувствами, что они будили, я довольно успешно боролся. Поначалу, выматывая себя постоянной занятостью, а после... после пришло понимание, что как бы и что не случилось со мной там, в прошлом мире, здесь любые переживания по этому поводу просто бессмысленны, ввиду отсутствия всякой возможности вернуться. Иными словами, я вспомнил свою смерть в прошлом мире... и принял её. Нет тела, в которое моя душа могла бы "вернуться". А искать возможность вернуться к родным пенатам в нынешнем теле... Да ну к драхху! На меня и здесь-то, в богатом на разные расы и виды мире, порой косятся с нескрываемым удивлением. А прежние соотечественники и вовсе на запчасти разберут, из научного любопытства. Точно.

Трижды на моей памяти человечество натыкалось на просторах космоса на представителей иных цивилизаций, и трижды контакт начинался с "исследований ксенобиологических объектов", а заканчивался конфликтом с их родичами. Причём однажды этот самый конфликт чуть было не перерос в полномасштабную войну, что не помешало человечеству ещё дважды наступить на те же грабли. Так что, сомнений в том, чем закончится моё гипотетическое возвращение в родной мир, я не испытываю. А турсы вряд ли последуют за мной, чтобы отомстить за смерть родича. Да и толку-то мне с той мести? Нет уж... умерла, так умерла!

У меня и тут дела вроде бы идут неплохо. Подданство вот получил, денежка в карманах звенит, и даже жильём и собственным делом каким-никаким обзавёлся. Да и магия... хм, скажем так, это штука поинтереснее, чем будни испытателя инженерного корпуса... что бы тот ни испытывал.

Вообще, с того момента как мы договорились с Падди об уроках магии в обмен на попытки обучить его работе со школой Тяготения, прошло больше двух месяцев, и до сих пор мы не можем войти в какой-то постоянный график. И у хафла и у меня хватает более насущных дел. У него — работа алхимика, у меня много времени съедает ремонт домов и подготовка к открытию кабака. Да и помощь Фари никто не отменял. Но тем не менее, дело идёт. Не реже чем раз в два-три дня мы встречаемся с ушлым хафлом и посвящаем несколько часов обучению друг друга. И надо заметить, у нас обоих имеется определённый прогресс. Я всё больше узнаю об основах магического искусства и учусь осознанно применять те приёмы, которыми прежде бездумно сдабривал свою работу с разными материалами в попытках освоить свой "недотелекинез", а Падди... да вот драхх его знает!

Я-то думал-гадал, как объяснить ему принцип воздействий, которые у меня выходят естественно и без напряга в виду врождённой способности нынешнего тела, а в результате, всё обучение хафла свелось к демонстрации этих самых воздействий под его наблюдением, разумеется. Тем не менее, следя за тем как реагируют на мои манипуляции всяческие артефактные приборы, которыми просто-таки заставлен подвал в доме старого Уорри, Падди довольно хмыкает и с энтузиазмом что-то строчит в своих тетрадях. Из чего я делаю вывод, что и его надежды на изучение малоизвестной здесь школы Тяготения, не пошли прахом. Правда, ввиду слишком хорошего настроения хафла, шуточки и насмешки из него так и сыплются. Особенно, когда я, по незнанию, задаю какие-то слишком уж наивные вопросы. Ну... для местных магов наивные. Для меня же, магия, по-прежнему очень во многом остаётся "terra incognita", да к тому же полная заблуждений почерпнутых из произведений фантазёров моего прошлого мира... В общем, нет ничего удивительного в том, что порой мои вопросы вызывают у Падди фырканье и сетования на "деревенских увальней, ничего круче огнешара не видевших".

— Грым, запомни раз и навсегда, — рассмеялся в ответ на очередной мой вопрос, хафл. — Не существует в мире никакой боевой магии. Точка.

— Как так? — искренне удивился я и поспешил выжечь на очередном листе бумаги требование об уточнении столь странного утверждения. Этому полезному, в плане тренировки, фокусу я, кстати, научился уже на третьем занятии с Падди, когда тот знакомил меня с основами школы Огня. — Ты же сам говорил, что по первой специализации являешься боевым магом!

— О! Многоликий, дай мне сил! — воздев руки к потолку подвала, простонал Падди и воззрился на меня с искренней жалостью во взгляде... слишком искренней. Сволочь. — Боевые маги есть. Боевой магии нет. Что здесь непонятного?

— Всё, — честно ответил я. Мой собеседник вздохнул.

— Так... вспоминай, Грым. Что есть магия? — проговорил он.

— Путь постижения и созидания, — черкнул я искрой по листу ответ, прочтённый в первой же из выданных мне хафлом книг для самостоятельного изучения.

— Ну и? — явно ожидая какого-то продолжения, протянул Падди.

— Ну и всё, — пожав плечами, отозвался я.

— Дурак ты, синий, — покачал головой хафл. — И думать не хочешь. С помощью магии мы исследуем мир, изучаем его закономерности. С её же помощью, основываясь на полученных знаниях, мы создаём что-то новое. И даже названия школ соответствуют не воздействию, оказываемому теми или иными приёмами, а сути исследуемых аспектов. Магия школы Тяготения изучает всё связанное с гравитацией, её свойствами и законами, магия стихий — древнейшая из известных, изучает свойства элементов Воды, Воздуха, Огня и Земли, закономерности их проявления. Школа телепортации — уже сложнее, она основывается на двух не менее сложных школах сенсорики и пространства, и исследует возможности осознанного мгновенного перемещения различных объектов. А что должна исследовать боевая магия, к какой школе её отнести?

— Мнеэ-эээ... — я завис. Но через несколько секунд справился со ступором и вручил Падди очередную записку. — Ну, допустим это я понял. А как быть с тем, что боевой магии нет, а боевые маги — есть? В смысле, чем они занимаются, если такой магии не существует-то?

— Это ещё проще, — усмехнулся Падди. — Боевой маг, это созидатель.

— ??? — очевидно удивление моё было настолько велико, что оказалось понято хафлом без слов, по одному виду моей физиономии, обычно не более выразительной чем кирпич. Потому как Падди заржал в голос, да так, что чуть дымом собственной трубки не поперхнулся.

— Ну кто-то же должен создавать магические боевые приёмы, которые будут использоваться на поле боя, — отсмеявшись и откашлявшись, пояснил он. — Вот боевые маги и занимаются созданием таких приёмов, обычно по заказу Короны... хотя, конечно, у каждого мага в заначке найдётся пара-другая приёмов из области предпочитаемых школ, создаваемых для защиты себя любимого.

— А как называются те, кто профессионально применяет эти самые приёмы на поле боя? — уточнил я, кое-как переварив выданную мне информацию, столь решительно перевернувшую мои представления о магии как таковой.

— Солдаты, матросы, офицеры армии и флота, как ещё-то? Никто не выделяет пользователей от магии в отдельный класс. Слишком много возни... да и неоправданно это. Раньше, до появления огнестрельного оружия, бывало пытались создавать подразделения бойцов магического боя. Но нашего брата в те времена было не так уж много, так что, стоимость услуг отряда, даже из пяти-шести таких специалистов, примерно соответствовала стоимости найма доброй роты наёмников, которые были вполне способны уничтожить отряд магов, просто завалив его телами... а если у наёмников хоть пара артефактов была, то... в общем, от идеи применения нормальных магов на поле боя довольно быстро отказались. Проще и дешевле оказалось отдавать в обучение магам обычных бойцов, которых те натаскивали на применение одного-двух нужных для их боевых специальностей приёмов. Так, собственно, оно и продолжается до сих пор, — пожав плечами, отозвался хафл. — И спрос на новые воздействия не падает. Ведь к боевым приёмам относятся не только те, что направлены непосредственно на разрушение чего-либо или уничтожение армий противника, с этим справляется и огнестрельное оружие, от револьверов до артиллерии. К тому же оно не требует от пользователя каких-либо магических умений или знаний. Но вот некоторым специалистам... более штучным, так сказать, тем же разведчикам, например, нужны приёмы скрыта и сенсорики, а их противникам, защищающим важные объекты вроде штабов и складов нужны соответствующие средства противодействия, тем же штурмовикам жизненно необходимы средства защиты и усиления физических кондиций, и так далее. Тут уж одними артефактами соответствующего направления не обойтись. Стоят они дорого, а риск потери слишком велик. Вот здесь-то и приходят на подмогу приёмы, создаваемые боевыми магами.

— Иными словами, маг не тот, кто применяет, а тот, кто изобретает, так? — уточнил я.

— Именно, — прочитав мою записку, Падди кивнул.

И ведь я читал подсунутые им учебники, да и библиотеку посещал не ради разглядывания книжных полок. Но именно лекции хафла, в плане понимания основ того, на чём строится здешняя наука, оказывались куда эффективнее, чем чтение рекомендованной им литературы. Магия, чтоб её... Не иначе.

Глава 5. Сантехник, это звучит гордо!

Не сказать, что обзаведение собственным баром было мечтой всей моей жизни, но... каюсь, поначалу, остановив свой выбор на открытии питейного заведения в стиле старинных пабов того, прошлого мира, я руководствовался лишь сравнительной простотой организации дела и возможностью впоследствии переложить работу в заведении на наёмный персонал. Всё же, вечно стоять за стойкой я не намеревался. И да, открытие практически любого другого дела было куда сложнее. Драхх! Да я бы не рискнул даже овощную лавку в Тувре открыть, хотя, казалось бы, что может быть проще?! А вот ни черта подобного. И дело тут не в бюрократии, должной, по моему глубокому убеждению, сопровождать открытие любого дела ворохом ненужных бумажек. Не-ет, всё куда хуже.

Здешние торговцы сидят в своих лавках поколениями, заключают договоры на поставку товара на века, и так же, поколение за поколением, у них отовариваются все соседи. Влезть в такую торговлю со стороны — дохлый номер. Без соответствующей репутации, покупатели в новый магазинчик, составляющий конкуренцию знакомым лавкам, и носа не сунут... больше одного раза, по крайней мере. Ну а как же, узнает какой-нибудь зеленщик Бинмар, что его соседка тётушка Омри закупилась овощами для воскресного обеда не у него, а у выскочки, что недавно открыл свою лавку на соседней улице, да и лишит тётушку законной скидки, что ещё её дед у его прадеда выторговал... да и чем его картошка отличается от картошки в новой лавке? Вот именно, ничем. А семья Бинмара лавку здесь уже двести лет держит, и все соседи её знают. Проверенные торговцы, и товар у них качественный. Не-е, лучше уж тётушка Омри к зануде Бинмару за свежей зеленью зайдёт, чем рисковать ради пустого любопытства.

Да и сам теоретический Бинмар конкурента долго терпеть не будет. Устроит весёлую жизнь... Нет, поначалу, конечно, предупредит по-хорошему, чтоб новичок свою глупую затею оставил. Кляузу, там, какую напишет, или подговорит мальчишек, чтобы те к покупателям у лавки конкурента поприставали. А не поймёт толстокожий новичок, так ведь можно и окна в его лавке побить, а то и "красного петуха" пустить... чтоб уж наверняка донести всю степень своего недовольства до упрямого недоумка. И так во всём. Будь то лавка мясника или молочника, скобяная или галантерея... чужака в свой круг торговцы без веских доводов не примут, а покупатели будут осторожничать, вплоть до тотального игнорирования. Наблюдал я уже такое в Граунде. Традиции, чтоб их. К тому же, рядом, у самого подножия Граунд-хейл, раскинулся один из самых больших рынков Тувра, где разнообразие товара просто не оставляет места для конкуренции.

Можно было бы, конечно, попробовать заняться торговлей какими-нибудь простенькими артефактами-амулетами, из тех, что та же Дайна может десятками клепать, или зельями от Падди. Но это дело такое... других знакомых артефакторов, готовых поставлять продукцию для перепродажи, у меня нет, равно как и зельеделов. А полагаться в подобной торговле на одного поставщика — дело дурное. Да и контроль со стороны властей будет излишним. А без него не обойдётся. Пусть даже самые дешёвые зелья да артефакты и контрабанда в этой части Тувра — слова-синонимы. Так что, проверять и трясти лавку, торгующую подобным товаром, здешние власти будут постоянно и с превеликим удовольствием. И даже если не найдут к чему придраться, свой паунд точно срубят — "за спокойствие"... на ближайшую пару месяцев.

А вот с питейными заведениями, как я выяснил, дело обстоит куда радужнее. Для меня, по крайней мере. На хорошо знакомом мне теперь базаре торговля алкоголем не ведётся в принципе, и чтобы промочить горло, местному люду до ближайшей таверны приходится отмахивать не меньше полулиги, до границы с соседними районами Тувра.

Ну и да, бюрократия, точнее, её почти полное отсутствие, конечно, тоже свою роль играет. Открытию и содержанию заведений подобного рода в Каменном Мешке, оказывается, власти не чинят никаких препон. Есть подходящее помещение в собственности — плати за него ежегодный налог и размещай хоть кофейню, хоть чайный дом, хоть едальню. Только не забывай за наёмных работников ежегодные взносы в городскую казну делать. Но это всё верно лишь в том случае, если речь не идёт о солидном отеле, клубе, ресторане для богатых... или об открытии матросской таверны. У этих заведений свои заморочки, связанные с королевской долей дохода.

А где встречается слово "королевский", там сразу появляется ворох справок, дозволений и регламентов, в которых без толкового проводника можно запросто утонуть. В общем, по нынешним временам, проблем и расходов при открытии той же матросской таверны больше, чем выхлопа, не то что раньше, лет сто-двести назад: получил королевский патент, и радуйся. По крайней мере, так объяснял владелец "Акулы и Перста" в Пампербэй, а ему верить можно. Ожер своё дело знает туго, его ещё прадед в ремесле кабатчика натаскивал. А тот эту науку у своего деда перенимал... вместе с таверной. Ага... и здесь своя мафия старожилов.

В общем, как-то так и получилось, что высказанная впервые, вроде как наобум, идея открытия питейного заведения оказалась на поверку вполне перспективной. А что? Налоги минимальные, персонала много не требуется, особенно вначале. Продукты на закуски тоже в великие расходы не введут. По крайней мере, по нынешнему моему состоянию. Алкоголь... ой, только не надо рассказывать бывшему сотруднику инженерного корпуса, как сладить самогонный аппарат! Такое оборудование мы даже в техотсеке астронавигационного буя собирали, причём из его же ЗИПа и содержимого мусорного коллектора... а "кормили" сухпайками космодесанта. Гадость та ещё, но самогон из них получался на диво приличный, между прочим. А уж при наличии нормальных "живых" ингредиентов я такое разнообразие напитков обеспечу, что только держись. Благо, в моей столь неожиданно проснувшейся памяти рецептов — от пива и наливок до дистиллятов и настоек, оказывается, не меньше, чем информации о ТТХ межзвёздных транспортов. А тех я только навскидку могу больше двух сотен типов перечислить. В общем, есть чему порадоваться и чем заняться, да...

И я занялся. Но начать пришлось с косметического ремонта наших с Дайной домов, моментально превратившегося в капитальный. Правда, если сами ремонтные работы мы доверили местному подрядчику, рекомендованному нам Падди, то изготовление декоративной отделки помещений я решительно взял на себя, как Дайна не сопротивлялась. Впрочем, ей хватило одного взгляда на то, как под моими руками, без всяких инструментов, обычная доска превращается в изящный резной карниз, чтобы девица перестать перечить и взялась за карандаш. Всё же, у неё, как у профессионального артефактора, художественный вкус получше будет.

А я оторвался. Увлёкся работой настолько, что помимо деревянных панелей, украшенных в готическом стиле, укрывающих стены на высоту в половину моего роста, сладил для паба крепкую, внушающую уважение своей солидностью и затейливой резьбой, широкую лестницу и длиннющую барную стойку, а для покрытия полов заведения наделал широких каменных плит, довольно тонких, но очень прочных.

Дом Дайны, в свою очередь, обзавёлся парадной, украшенной "текущей" резьбой каменной лестницей без единого видимого стыка, мозаичным полом в мастерской и узорчатым паркетом в личных комнатах. Про отделку ванных комнат в наших домах я и вовсе молчу. Там, в принципе, с первого взгляда было сложно понять, где дерево переходит в камень, а тот в свою очередь перетекает в металл. Симпатично получилось, и совсем не похоже на то, что в Тувре считается... вообще считается, м-да.

Футуристичненько вышло... для местных, разумеется. А, на мой взгляд, так и вовсе ретро. Для моего прошлого мира, понятное дело. Здесь же пока до таких форм не додумались, да и драхх бы с ними! В конце концов, ванная в доме — помещение, "личнее" не придумаешь, а значит, для взглядов гостей не предназначенное. Главное, Дайне понравилось, ну, а то, что пришлось перекрыть имевшийся на территории колодец и потратиться на бурение глубокой скважины, чтобы провести в дома воду, да ещё выложить некоторую сумму за земляные работы во внутреннем дворе, так это неизбежное зло при подобных масштабных переделках.

Тем более, что в прежнем виде погреб всё равно был маловат не только для хранения потребных моему будущему заведению продуктов, в нём даже для частных запасов двух жильцов места едва хватало. А с перестройкой мы не только сам погреб расширили, но организовали нормальный водораспределительный узел и подключение к обнаружившемуся поблизости отводу городской канализации, что позволило отказаться от септиков и прочих выгребных ям, изрядно смущавших мой разум бывшего "пустотника". Конечно, пришлось перекопать практически весь внутренний двор меж нашими домами, но оно того стоило.

Одна закавыка. Если в вопросе организации "подземных работ" я мог положиться на здешних строителей, то за устройство отопительной и водопроводной системы в самих домах пришлось браться лично, поскольку предлагаемые варианты категорически не устраивали меня своей архаичностью... и пожароопасностью. Дайна была против, да и подрядчик, нанятый нами для приведения в порядок домов, возражал, но я своё решение всё же продавил. Отстоял. Тут, кстати, и орчанке работа нашлась.

Отопление в домах — от водогреющих котлов до совершенно непривычных местным жителям водяных "тёплых" полов — мы с ней "изобретали" вместе. То есть, я, вспомнив из прошлой жизни испытания автономного планетарного спасмодуля, в которых когда-то принимал участие, упрощал до примитива его отопительную систему, и, обсчитав переделанную на нынешние нужды получившуюся схему, объяснял, что и как должно работать, а орчанка ломала голову над воплощением описываемых мною устройств "в железе", в виде артефактов, разумеется. И получалось у неё, надо признать, довольно шустро, хотя и не без затыков.

Ну так, дело-то для Дайны оказалось новое, так что неудивительно. А тут ещё и я подкидывал задачки, решить которые без утомительных расчётов не представлялось возможным, всё же для некоторых артефактов ей приходилось не приспосабливать известные схемы, а рассчитывать их с нуля. Как, например, вышло с созданием так и не пригодившегося нам артефактного аналога простейшего ТЭНа. Ну не нравилась мне идея постоянной возни с углём возле печки. Грязно, муторно, требует слишком много внимания... да и эффективность такого отопления оставляет желать много лучшего.

Так Дайна над подкинутой мною проблемой двое суток мозги сушила, пока, наконец, не выдала расчёт нужного артефакта для водогреющего котла, способного заменить обычную угольную печь. Здорово, конечно, получилось, но вот его цена... пятьдесят паундов только за материалы! Причем примерно раз в год артефакт будет требовать замены одного из элементов, а это ещё десяток паундов, не меньше. Ежегодно. В общем, пришлось отказаться от этой идеи, как отказались от неё в своё время производители паровых машин. Проще саламандр углём кормить. Ну, дешевле, так точно, причём не в разы, а на порядок!

Использовать же огненных тварюшек в домашнем отопителе Дайна отказалась наотрез. За ними, оказывается, тоже необходим постоянный присмотр, чтоб не выбрались из камеры и не устроили пожар. Пришлось и от этой идеи отказаться. В результате, совместными усилиями вернулись всё же к варианту примитивной угольной печи... но с моими доработками вроде "водяной рубашки", артефактной факельной форсунки и шнековой подачи топлива из изолированного бункера, автоматически регулируемой в зависимости от выставленной температуры носителя, довольно простым и оттого недорогим артефактом, использующим факел форсунки как канал эгрегора Огня, дающий энергию для движения, подающего топливо шнека.

Конечно, уголь, а, следовательно, и грязь при работе с ним никуда не делись, зато эффективность работы печи, переставшей бесполезно греть воздух котельной, разом взлетела втрое, а обслуживание упростилось и стало требовать куда меньше внимания и контроля. Знай засыпай "чёрное золото" в бункер раз в неделю, да не забывай дымоход хотя бы раз в пару месяцев чистить.

И ведь заработала печка, а следом за ней и вся система отопления, да так, что наш подрядчик, изначально весьма скептически отнёсшийся к чудачествам заказчиков, после недели тестовой работы и подсчёта реальных расходов на отопление, вцепился бультерьером и таки уговорил нас на дальнейшее сотрудничество. Да, стоит такая система куда дороже обычной, но комфорт, удобство обслуживания и экономия на дальнейших расходах с лёгкостью перекрывали этот "маленький" недостаток. А "влетела" нам эта чудо-система в добрых полсотни либр на каждый дом, правда, с учётом стоимости некоторых переделок.

Зато, ввиду высокой стоимости системы, можно было не опасаться, что подрядчик сразу завалит нас с Дайной заказами, всё же не каждый житель Рестэнда готов будет отвалить такие деньги за организацию новой отопительной системы в своём доме. И это было нам на руку. Своих дел пока навалом, так что не до работы на сторону. Тем не менее, договор мы заключили, раздел долей от будущего дохода определили, и "презентационную" модель обещали предоставить... в виде чертежей и набора рабочих артефактов. Собирать же её в "живом виде" в конторе нашего компаньона будут уже его собственные подчинённые.

Дайна была довольна. Ну как же, кто знает, как ещё пойдут дела в её мастерской, а тут готовый покупатель сразу на добрый десяток несложных, но нужных артефактов. Оптовый и, самое главное, постоянный. Чем не повод для радости?

Вот с фацетированным стеклом для перегородок и витрин, а также с зеркалами и люстрами, мне пришлось помучиться, это да. А всё жадность. Я как услышал, сколько здесь стоит качественно обработанное стекло, а пуще того, изделия из него, так и задался целью сделать нужное нам самостоятельно, используя в качестве исходных материалов куда более дешёвое оконное стекло.

И ведь сделал, хотя это оказалось совсем непросто. Упрямый материал куда хуже, чем обсидиан, поддаётся изменениям, поскольку так и норовит растечься бесформенной лужицей или рассыпаться опасным мельчайшим крошевом. Но всё же я его переупрямил, и теперь контора Дайны может похвастаться солидными витринами для размещения образцов её творчества и весьма броскими разноцветными плафонами светильников. А за барной стойкой моего паба мягко играет отражениями огромная и чрезвычайно прочная полупрозрачная зеркальная панель длиной в добрых полдюжины рядов, отделяющая зал от пивоварни и кухни. Да и выходящие на улицу большие фацетированные окна с частой расстекловкой, на мой взгляд, смотрелись весьма достойно что в зале моего заведения, что в витрине будущей конторы Дайны.

Ремонт в домах закончился только к лету. Впрочем, о наступлении последнего я узнал, лишь глянув на календарь. А так, дождливая погода и вечные утренние туманы не давали ни малейшего намёка на смену времени года. Разве что потеплело немного, так, с моей толстой шкурой и способностью спать зимой на голых камнях, я этого толком и не заметил. Вот кстати, узнав о моей толстокожести, Дайна немало удивилась, зачем было тратить столько сил, времени и денег на организацию отопления в доме, если оно мне, по сути, без надобности... В ответ я ткнул пальцем в надраенное до блеска окно витрины, за которым виделся пока ещё пустующий зал паба.

— Клиенты, — догадалась орчанка, хлопнув себя ладошкой по лбу... и, глянув на протянутую ей металлическую пластинку, с удивлением прочитала моё дополнение к её догадке.

— А ещё, ходить по каменному полу босиком куда приятнее, когда он тёплый, а не холодный.

— Сибари-ит, — протянула орчанка с лёгкой насмешкой в голосе и вдруг прищурившись, ткнула меня пальцем в грудь. — Кста-ати, кто-то, помнится, обещал угостить меня блюдами и напитками, что собирается подавать в своём заведении. И когда?

— Можно сейчас, — послушная моей воле, надпись на металлической пластинке изменилась. Я улыбнулся и, отворив дверь паба, сделал приглашающий жест рукой. Дайна замерла было на миг, но тряхнула головой и, сделав решительный шаг, пересекла порог моего заведения. Впервые с момента окончания ремонта, между прочим. Хотя, если подумать, то я ведь и сам в её доме ещё не был.

Впрочем, у нас обоих были весьма веские основания для такой вот задержки с новосельем. Дайна сначала металась по городу в поисках инструментов и толковых поставщиков материалов для будущей работы, а потом заперлась у себя в мастерской, обживая и обставляя рабочее место. Я тоже поначалу носился по окрестностям, как ужаленный, в поисках готовых к сотрудничеству с синим носорогом продавцов продуктов и сырья для будущих напитков, а после пошла заготовка и мне стало совсем не до встреч и болтовни с кем-либо. Контроль за вызреванием мяса, копчение будущих закусок и размещение готового продукта в погребе, пиво и самогоноварение. Изготовление наливок и настоек... дел было столько, что к вечеру у меня хватало сил лишь на то, чтобы доползти до постели и уснуть ещё до того, как голова коснётся подушки.

Нет, были бы у меня помощники, дело пошло бы веселее, но в том-то и проблема... Казалось бы, вокруг бродят тучи безработного народа, нанимай любого! Так ведь нет... Это Дайна с Фари, Падди да некоторые торговцы на рынке привыкли к моему виду. Незнакомых же, за редкими исключениями, он по-прежнему пугает. Не до мокрых штанов, конечно, но налаживанию нормального диалога мешает и мешает сильно.

Взять хотя бы тех же торговцев. Я с ног сбился, пока нашёл приличных поставщиков продуктов и сырья. А всё потому, что из десятка таковых двое готовы были продать хоть драхха в маринаде, но без гарантии качества, то есть, оказались обычными мошенниками. Трое других при виде моей носорожьей физиономии заломили такую цену, словно их коровы срутся скеллингами, а доятся алхимическим золотом. Из оставшихся пяти трое в принципе не стали разговаривать с "неведомой тварью", и лишь двое оказались приличными разумными, смотрящими на платёжеспособность клиента, а не на его рожу. В общем, договоры с поставщиками я с горем пополам заключил, но осадочек, как говорится, остался.

Вот и с наёмными работниками ситуация вышла не лучше. Нанял я было четырёх лоботрясов из орочьего племени, так двух недель не прошло, как пришлось увольнять. А всё потому, что зеленухи стали подкатывать к Дайне, а после и вовсе затеяли между собой драку прямо у нас во дворе. Состязались за внимание орчанки... отсутствующее, прошу заметить! И это вместо того, чтобы делом заниматься.

Я — турс добрый, и даже где-то понимающий. А ещё законопослушный. И, как положено, предупредил придурков о последствиях. Раз предупредил, другой. На третий вломил разнёсшим уличную коптильню драчунам по лбу и предупредил в последний раз, как законом предусмотрено... но, от присутствия поблизости красивой девчонки зелёные, по-моему, остатка мозгов лишились, и, вместо того, чтобы извиниться и заняться починкой сломанной ими коптильни, попёрли на меня с кулаками. Дебилы, б... Пришлось вразумлять.

Поучив зеленух до бессознательного состояния, я, недолго думая, погрузил их на одолженную у Берриозов телегу, да и свёз в Пампербэй. Ожер из "Акулы и Перста" живо их флотским вербовщикам пристроил. И совесть меня по этому поводу не мучила. Вот совсем. Почему? А потому что выхода из той ситуации у меня было всего два.

Первый — поступить по закону и, вышвырнув оборзевших зеленух за порог, забыть о них... ровно до тех пор, пока те не оклемаются и не подожгут мой дом с четырёх концов, из мести за избиение и за то, что после такого "увольнения" их ни один горожанин в найм даже на подённую работу не возьмёт. И правильно сделает. Кому нужен строптивый работник?

Второй вариант — избавиться так, чтобы в дальнейшем проблем не доставляли. Но убивать идиотов вредно для кармы... вот и пришлось решать вопрос местными методами. И нет, я это сделал ради спокойствия, а не из ревности.

Глава 6. Не было бы счастья...

И всё же, с проблемой рабочих рук для своего заведения, я справился. Правда, получилось это у меня... как всегда, через пень-колоду. А с другой стороны, чего ещё можно было ожидать от удачи человека, переродившегося в теле пусть и разумного прямоходящего, но голубого, словно безоблачное небо, носорога, чей внешний вид вызывает опаску даже у здешних, ко многому привычных жителей?!

Эх, ладно. Как бы то ни было, помощников я нашёл, к делу их приставил, и даже вполне доволен тем, как они справляются. Хотя, по первому времени мне было довольно трудно привыкнуть к их стремительной манере передвижения, сопровождаемого отчётливым треском молний и шлейфами искр, впрочем, вполне безобидных и больше похожих на слетающую с крыльев пыльцу. Нет, в самом деле! Две "сладких парочки" хеймитов, нашедших себе приют в моём доме, оказались невероятно шустрыми неугомонными существами... с обалденными способностями к телекинезу. И не такому, как мой, а нормальному, классическому телекинезу по определению Падди.

Собственно, в надежде научиться этому умению у забавных мелких шустриков, я и решился влезть в их проблемы. А в результате... в результате получил просто замечательных помощников, решение одной застарелой, но оказавшейся весьма серьёзной проблемы и некоторое количество головной боли в довесок. Подозреваю, что хеймитская неугомонность и склонность к недобрым шуточкам являются такой же расовой особенностью, как и способности к телекинезу и иллюзиям. А уж в этом, малыши — настоящие профи! Через что и пострадали... бы. Если бы я не вмешался.

— До сих пор не могу поверить, что они согласились на тебя работать, — пробормотал Падди, сквозь дым от своей вечной трубки наблюдая за тем, как юная Агни левитирует через весь зал увесистый бочонок с горькой настойкой. Выглядело это... забавно. Мелкая, меньше моей ладони, хеймитка с довольным хихиканьем бежала по вращающемуся под её ногами бочонку, пока тот парил над полом, на высоте нескольких ладоней от него, и старательно, хотя и лениво, огибал столы и лавки.

А в следующий миг я еле успел пригнуться, как над нашим столом с задорным писком промчался дружок Агни по имени Луф, синевласый нахалёнок, балансирующий на копчёном свином окороке, а-ля сёрфер на доске. А вот мой собеседник даже ухом не повёл. Впрочем, не с его ростом опасаться таких "нападений". Даже пригнувшись, я всё равно был выше сидящего рядом хафлинга, так что в случае ошибки хеймита, шишку от столкновения с летающим окороком, заработал бы именно я. Хотя... ну да, эта зараза ещё и магией прикрылась.

Убедившись, что больше нападений вроде бы не предвидится, я коснулся лежащей на столе застеклённой грифельной доски, и послушный моей воле, растёртый в пыль мел тонкой струйкой заскользил по чёрной поверхности, выводя острые закорючки лэнгри.

— Всё лучше, чем удирать от разъярённых жителей Пампербэя. А там на них сразу полгородка ополчилось. Слишком уж далеко в своих шуточках зашли эти мелкие. Вот и нарвались.

— Это да... — усмехнулся Падди, взмахнув длинным чубуком трубки. — Орки бы их до самых равнин Варра гнали. Поймать не поймали, конечно, но загоняли бы порядочно. Они упёртые. Но дело-то не в этом, Грым...

— А в чём? — под моим довольным взглядом, мел вновь прочертил дорожку из букв на грифельной доске. Работает самоделочка. И замечательно работает. Текст получается куда отчётливее, чем выдавливаемый на дереве или металле. Хрупковата, правда, в дорогу её с собой лучше не брать, разобьётся ещё... зато мой недотелекинез на управлении мелом тренируется не в пример лучше. Контроль растёт, а с ним и возможности. И это есть хорошо!

— Не живут хеймиты в больших городах, — прочитав надпись, ответил хафл. — Из любопытства заглянуть могут... но делают это редко и очень ненадолго. А жить предпочитают на природе. Леса, луга... знакомый альв как-то говорил, что у него на родине, вокруг священной рощи одного вымершего рода с десяток общин народа Хейм проживает. Вроде как, магия места их привлекает. А здесь... ну какая магия может быть в этом твоём "Огрове"? — на названии заведения Падди поморщился.

Ну и зря. Мне, например, нравится... кстати, его тоже мои помощнички придумали. Точнее, подруга зеленовласки Агни — рыжая Лима. Все уши прожужжала, дескать, что за трактир без имени? А я про него просто забыл! Закрутился, завозился, вот и... В общем, застала она меня врасплох. Но я отыгрался. Предложил ей самой название придумать, раз так хочется. А уже на следующий день над входом в заведение, безо всякого моего участия, между прочим, появилась вывеска с надписью: "Огрово". Сокращение-совмещение от "Логово Огра", как протараторила сама Лима, любуясь делом рук своих. И ведь не откажешься... крутится эта мелочь вокруг, в глаза заглядывает: "Нравится-нравится?" Да с такой надеждой, что... эх, да драхх с ним. Забавно же получилось? Вот и пусть будет...

И кстати, радостная от моего согласия, малявка так и не призналась, где она эту вывеску взяла. Обещала только, что никто за неё морду нам бить не придёт, а на все вопросы... да пофиг ей на них! Даже не дослушала. Попищала, довольная своей выходкой, в ладоши похлопала, тресь, и нет её. Смылась, мелочь крылатая.

— Сильная-сильная! — помяни чёрта, называется. Лима приземлилась рядом со стаканом Падди, уселась на край блюдца и, с видом пай-девочки поправив подол юбки так, чтобы тот прикрыл её миниатюрные ботиночки, уставилась на затянувшегося трубкой хафла. Тот выдохнул очередную порцию дыма, но хеймитка недовольно сморщила носик, махнула рукой... и лёгкий порыв ветра снёс сизое облачко далеко в сторону. Падди хмыкнул.

— Откуда здесь взяться сильной магии, девочка? — с лёгкой снисходительностью в голосе, протянул он. И этот тон явно не понравился Лиме. Уж очень характерно рыжая прищурилась.

— От него, ма-альчик, — ткнув в мою сторону пальчиком, пропела хеймитка и, тряхнув кудряшками, решительно кивнула.

— Ой-ой, — хохотнул Падди. — Великий Грым сотворил из кабака место силы! Весёлая история. Ну уж мне-то сказки не рассказывай. Чтоб ты знала, я маг, и о высоком искусстве забыл больше, чем ты когда-нибудь слышала. Так что не смеши меня, мелкая

— Ишь-ишь, надулся! Ма-аг он, ба-альшой он! Хорошо смеётся тот, кто смеётся последний, — гордо вздёрнув носик, заявила обидевшаяся Лима и, хлопнув огненно-рыжими крыльями, с треском метнулась прочь от нас, только искры на стол посыпались. Хафл же покачал головой, да вновь присосался к своей трубке.

— Зачем ты ей нагрубил? — вывел я. Падди покосился на скользящий по грифельной доске мел, и безразлично пожал плечами.

— А зачем она мне лапшу на уши вешать вздумала? — про... булькал он, и я не удержался от смеха. Ну уж очень потешный вид был у хафлинга, изумлённо взирающего на вылетающие из его рта и трубки мыльные пузыри... вместо дыма. Таких круглых глаз даже у лемуров не бывает, честное слово!

Догадаться, кто был автором этой шутки, труда не составило. На барной стойке буквально катались от хохота все четверо хеймитов. Даже Бран... а он, между прочим, среди них самый серьёзный. Командир, можно сказать. Предводитель... и тот ржёт.

— Спалю к Многоликому! — взвился над стулом неожиданно разъярившийся Падди и... осел обратно, усаженный моей рукой, опустившейся на его плечо.

— Не сметь, — прорычал я в лицо хафлинга, отчего тот на миг побледнел и застыл, словно пригвождённый к месту. Я же повернулся к хихикающим хеймитам, которым и дела не было до взбешённого хафла. Впрочем, да... выглядел он в тот момент забавно. Эдакий возмущённый хорь-альбинос. Хотя, теперь уже замерший сусликом. Хах!

— Бран! — прохрипел я. Чернявый "предводитель" хеймитов утёр выступившие от смеха слёзы и выжидающе воззрился на меня. — Четвёртый номер тащи.

Бран кивнул и, хлопнув матово-чёрными крыльями, исчез за стойкой, оставив за собой след из осыпающихся чёрных искр. А затем, не прошло и минуты, как на стол передо мной приземлился поднос с кружкой молока, внушительной бутылкой, парой разноразмерных стопок и блюдцем с виточками тонко нарезанного подкопчёного сала, лежащими на кусочках грубого, ржаного хлеба. Разлив самогон по стопкам, я взял ту, что хеймит предназначил мне и ткнул её в руки замершего хафлинга. Рука Падди автоматически сжалась на стекле великоватого для него стакана. Его же рюмка просто утонула в моей ладони.

— Залпом, — приказал я, подхватывая с блюдца хлеб и сало. Хафл затоможенно кивнул и механически опрокинул содержимое стакана в глотку. Проглотив свою порцию жгучего напитка, я дождался от хафлинга долгого сиплого выдоха и тут же сунул ему в пасть заедку, с интересом наблюдая, как меняется выражение краснеющего лица этого "великого мага". Вот он запунцовел, выпученные глаза налились кровью, но... жуёт, не плюётся. Уже хорошо...

— Драххов огонь! Это... что это было?! — прожевав хлеб с салом, не хуже меня прохрипел Падди, когда его физиономия уже почти вернула свой нормальный вид, а горящий язык вновь смог ворочаться.

— Перцовый гон в две трети, — я улыбнулся приятелю во все имеющиеся сорок зубов, и тот, прочитав мой ответ на грифельной доске, передёрнул плечами. — Понравилось?

— Иди ты к Многоликому! — отшатнулся Падди. Я ухмыльнулся и указал бедолаге на двухпинтовую кружку с молоком, стоявшую на том же подносе. Тот покосился на меня, осторожно взял её в руку, принюхался к содержимому, вздохнул и... надолго присосался к спасительной жидкости. Ну что ж, эксперимент можно считать удавшимся. Точнее, эксперименты.

— Успокоился? — спросил я хафла, когда тот вернул опустевшую кружку на стол и со вздохом откинулся на спинку стула. Падди бросил на меня недовольный взгляд, но, промокнув платком всё ещё слезящиеся глаза, всё же нехотя кивнул. Хорошо... я вновь взялся за грифельную доску и струйки мела побежали по её поверхности. — Не обижай моих гостей, Падди. Прошу как друга.

— Я... — вскинулся было хафл, но наткнулся на мой взгляд и, сгорбившись, махнул рукой. — Постараюсь.

— Не надо стараться, — я покачал головой. — Просто, не обижай. Они мои гости, значит, я обязан их защищать, пока они живут в моём доме. Не заставляй меня делать выбор между нашей дружбой и их защитой.

— Гости? Они работники, — буркнул хафл, и я не сдержал вздоха. Вот ведь... не думал, что внук Старого Уорри подвержен общим стереотипам местных жителей. А ведь я тоже был наёмным работником, даже хуже — подёнщиком. И даже не у самого Падди, а у его младшей сестрёнки. И не замечал со стороны хафла такого отношения... да его и не было! Так почему сейчас вылезло?! Ла-адно. Потом разберёмся.

— Не работники, — рыкнул я. — Помощники. Гости. Денег я им не плачу.

— Э? — Падди явно удивился. Смерил меня долгим взглядом, после чего перевёл его на хеймитов, уже отсмеявшихся и теперь с интересом наблюдающих за метаморфозами хафла. — Как так?

— А зачем нам деньги? — накручивая локон зелёных волос на пальчик, пожала плечами Агни. — Тяжёлые бесполезные кругляши. Магия лучше.

— Да какая здесь магия? Откуда?!!! — не вынес издевательства Падди, но, прооравшись, устало сгорбился и почти прошептал. — Не понимаю.

Хеймиты переглянулись и Бран вдруг махнул рукой.

— Ладно, Луф. Прекращай, а то обожрёмся, — проговорил он, и синевласый согласно кивнув, щёлкнул пальцами. По залу словно свежий ветерок промчался. Падди даже плечами передёрнул, но тут же замер и, потянув носом воздух, будто бы к чему-то прислушался. Секунда, и хмурые морщины на лбу задумавшегося хафла расправились, а в глазах зажглось понимание.

— Эмоции! — воскликнул он. — Вы влияли на наши эмоции! Но зачем?

— Не "наши", а твои, — ткнув пальцем в Падди, ухмыльнулся Луф, но осёкся под взглядом Брана.

— Сила эмоций подходит нам не хуже силы природы, — проговорил черноволосый "предводитель" четвёрки хеймитов. — Но она слишком... мутная. Нужен проводник, который в состоянии обратить её в чистую силу, передать нам и не взбеситься при этом от паразитных потоков.

— Грым большой-большой, сильный-сильный, — промурлыкала довольная Лима, моментально оказавшаяся рядом, и, усевшись на моё плечо, попыталась обнять за шею. Получилось... ну, чтоб это проделать, таких как она, штук десять нужно. Но хеймитка честно пыталась, да.

— И на него совершенно не влияет проходящий поток, — заключил Бран. — В магии эмоций, наш Грым — полный ноль, абсолютно к ней нечувствительный.

— Да уж, — ошеломлённо проговорил Падди. — Никогда не думал, что от полной бездарности в какой-то из ветвей искусства тоже может быть польза.

— Да ну? — грифельная доска вновь покрылась ровными строчками. — Приключение на корабле тебе напомнить? Ошейники, а, Падди?

— А это здесь причём? — нахмурился хафл.

— Менталистика, друг мой, — я ощерился. — Магия эмоций, как называют её мои маленькие гости, в вашей сумасшедшей классификации должна относиться именно к менталистике.

— Да нет, бред! — Помотал головой Падди, и нахмурился. — Ведь бред же, да?

— Нет, — в один голос звонко отозвались хеймиты, и захихикали.

— Грым... ну, хоть ты-то... — хафл ожесточённо потёр пальцами виски и жалобно воззрился на меня. Я в ответ пожал плечами. Мол, извини, друг, но что есть, то есть. Падди прекрасно всё понял и выдохнул: — Дела-а... Впрочем... Ладно, оставим пока классификацию и теоретизирования вообще. Лучше ответьте, зачем вам понадобилось раскачивать мои эмоции? Вы ведь явно не "голодны", так?

— Так. Нам и силы Грыма вполне хватает, на всех четверых, между прочим... — кивнула Агни. — А с тобой был эксперимент. Через неделю — открытие, нам нужно знать границы применения своих умений к существам разных рас, чтобы сошедшая с ума толпа посетителей не разнесла заведение по брёвнышку. Грым такому не обрадуется.

— Могли бы и предупредить, — обдумав ответ хеймитки, буркнул Падди.

— Тогда была бы нарушена чистота эксперимента, — легкомысленно пожала плечами Агни.

— А это нехорошо-нехорошо! — пискнула Лима.

— Понимаю, — со вздохом кивнул хафл. — На Дайне тоже экспериментировали?

— Нет, — отозвался Луф и заговорил неожиданно серьёзным тоном. Ну, для хафла неожиданно. Я-то уже попривык немного к своим новым знакомым, представляю примерно, чего от них можно ожидать. А вот для незнакомого с ними Падди, такой разрыв шаблона... хех! — Силу, конечно, тянем по-тихонечку и от неё тоже, но раскачивать эмоции даже не пробовали. Орчанке это сейчас просто противопоказано. У неё ментальный слой нестабилен... разум мечется от полной апатии до нервного срыва, то любовь ко всему окружающему, то злость до скрипа зубов. И всё сейчас, немедленно. Что было вчера-позавчера она даже вспоминать не хочет. Да и о том, что будет завтра, и будет ли это "завтра" вообще, Дайна в принципе не задумывается. Словно по течению плывёт. Куда вынесет, туда вынесет... Сложно с ней. Грым говорил, она долгое время провела в подавляющем ошейнике, да ещё и сработанным каким-то криворуким идиотом. Мы её поддерживаем потихонечку. Латаем, что можем... но это надолго.

— Собственно, мы с ребятами договорились, что они помогут привести Дайну в порядок, а я, в обмен, позволяю им жить в моём доме и питаться силой эмоций посетителей, — проскрипел я. — А помощь с открытием заведения, это для них так... чтоб скуку развеять, ну и перед Дайной оправдаться за постоянное присутствие поблизости.

— Думаешь, они справятся лучше, чем хороший менталист? — приподнял бровь Падди.

— Думаешь, у меня есть лишних две тысячи либр на хорошего менталиста? — на этот раз я не стал утруждать свои непослушные связки, и вновь накорябал ответ на грифельной доске.

— М-да, извини... не подумал, — кивнул хафл. — А если вскладчину, с ней вместе?

— Ты же слышал Луфа, — отозвался я. — Она в принципе сейчас не способна задумываться о будущем. Понимаешь? Я пробовал поговорить с ней о визите менталисту. Даже нашёл такого, через знакомого доктора. Бесполезно. Фыркнула, махнула рукой и всё. Ей и так нормально. А то, что с ума сойдёт... так не сейчас же.

Я вздохнул. Ситуация с соседкой-орчанкой начала беспокоить меня довольно давно... было что-то странное в её импульсивности сменявшейся временами полной апатией. Да и лёгкость, с которой она принимала положение ведомой в наших взаимоотношениях, тоже казалась мне чересчур... просто чересчур. Пожалуй, только оказываясь в своей мастерской, Дайна становилась именно такой, какой и должна была быть, если бы не это дурное происшествие с пленением! За работой орчанка просто преображается. Глаза горят, эмоции бурлят, но бурлят правильно. В такие моменты она естественна. Планирует с прицелом на будущее, не боится вспоминать о прошлом. Будь то времена её учёбы, или службы на "Ласточке". Но стоит ей выйти из мастерской, и всё, передо мной словно оказывается совершенно другой... разумный. И это было чертовски неправильно! До одури, до боли неправильно.

Но всю тяжесть положения я осознал, лишь когда вывезенные мною из Пампербэя, хеймиты разложили увиденную ими проблему Дайны по полочкам. Вот когда я пожалел о том, что так поторопился с приобретением недвижимости и открытием "Огрова". Даже подумывал о том, чтобы продать свою часть участка и дом, чтобы оплатить лечение орчанки, но... Фари отговорила. Мудрая мелкая предложила не торопиться и принять помощь хеймитов. А уж если не получится... В любом случае, работающий кабак будет стоить куда больше ещё не открывшегося заведения. И я согласился.

Часть 5. Не влезай, убьёт

Глава 1. Бьют волны, а мне не больно

Лейс Леддинг тяжко вздохнул и, проводив взглядом выходящего из его кабинета помощника, принялся за чтение принесённой записки. Дважды прочитав переданное помощником послание и положив его рядом с письмом полученным утром от прикормленного клерка из землеустроительного стола, толстяк неожиданно рявкнул и, смяв послание братьев Ротти, брезгливо швырнул скомканный листок в зев потушенного камина. Спалив его одним коротким, но метким огненным плевком, он агрессивно потёр короткими пальцами лицо, да так, что широкая веснушчатая физиономия туврского праттера почти моментально сравнялась цветом с его морковной шевелюрой.

Отняв ладони от лица, хозяин кабинета тихо выругался на хохготте и, хлопнув ладонью по столу, решительно поднялся с кресла. Беситься он мог долго, но руганью дела не поправить, по крайней мере, в тиши кабинета, точно, а значит, Лейсу придётся наведаться к этим упёртым, тупорылым... б-бр-ратьям и донести до них всю степень своего неудовольствия лично. Глядишь, и удастся вбить в головы франконских свинособак немного ума, пока те не наломали слишком много дров! Если, конечно, он не опоздает... а шанс на это есть и немалый.

Застегнув на выпирающем пузе блестящие надраенной медью пуговицы любимого франконского сюртука, праттер не спеша, но и не мешкая, спустился по лестнице и, кивнув на ходу почтительно посторонившемуся подавальщику, покинул пратт через чёрный ход. Оказавшись на заднем дворе, Леддинг призывно свистнул, и рядом тут же материализовались два огромных, чёрнющих как ночь вирден-худа, при виде хозяина радостно замолотивших по воздуху обрубками хвостов. Тот не стал разочаровывать их ожидания и ласково потрепал псов по холкам, отчего гладкошёрстые гиганты запрыгали вокруг, словно игривые щенки. Впрочем, их хозяину хватило одного взгляда, чтобы изменённые древней магией псы угомонились и, вывалив из зубастых пастей фиолетовые языки, выжидающе уставились на Леддинга.

— Рауф, — коротко бросил им праттер и двинулся к выходу со двора. Миг, и чёрные гиганты уже вышагивают рядом со своим хозяином, оберегая его не хуже иных телохранителей. Да, собственно, эти псы и были его телохранителями.

Ну, не по чину обычном праттеру держать охрану, по крайней мере, заметную. Это привилегия дворянства, но никак не обычного дельца из Граунда. Собаки же... они собаки и есть. Опять-таки, не химеры же, за содержание которых в городе, да без соответствующего разрешения, можно и штраф схлопотать. А то, что пара вирденов почти любую боевую химеру на ленточки за минуту размотает, так это особенность породы, к тому же, мало кому известная... за пределами Граунда, по крайней мере. Так уж вышло, что здешние любители быстрой наживы уже успели свести знакомство с собачками Леддинга, и желанием его продолжить не горят, и друзьям-товарищам не советуют.

Праттер покосился в сторону собравшейся на углу улицы компании беспризорников, провожающих его пёсиков настороженными взглядами, и усмехнулся живому подтверждению своих мыслей. О да, с появлением в его хозяйстве вирден-худов количество неприятностей поджидающих любого успешного дельца на его пути к безоблачному будущему, изрядно сократилось.

Четверть часа неспешного с виду шага, и вот Лейс Леддинг оказался на Часовой площади, чтобы в ту же секунду замереть на месте с самым неприличным образом отвисшей челюстью. Таверны братьев Ротти на месте не было. Точнее, её вообще больше не было! Ну, право слово, не считать же таковой груду обгорелого строительного мусора, вокруг которой вовсю суетится добровольная пожарная дружина Граунда и толпится куча зевак?!

— Э-э, доктор Тодт? — придержав за шипастые ошейники вздыбивших шерсть на загривках псов, праттер заступил дорогу старому знакомцу, прорезавшему толпу любопытствующих бездельников, словно горячий нож масло.

Худощавый, если не сказать тощий, седой и высокий земляк праттера, как всегда наряженный в похоронно-чёрный костюм-тройку, остановился в двух шагах от Лейса и, смерив равнодушным взглядом водянисто-серых глаз нервничающих вирденов, приветственно кивнул праттеру.

— Мейн Леддинг, — стукув тростью о протестующе хрупнувший камень брусчатки, произнёс доктор своеобычным ровным и безразличным тоном, не поленившись передать сопровождавшему его безмолвному слуге свой саквояж, только для того, чтобы освободившейся рукой приподнять над головой шляпу-котелок. — Чем обязан?

— М-м... доброго дня, доктор, — праттер чуть замялся, но тут же справился с собой. — Не подсажете, что здесь произошло?

— Сущее недоразумение, мейн Леддинг, — тонкие бескровные губы доктора искривились в намёке на улыбку. Почти незаметном, но лишь для тех, кто не был достаточно близко знаком с почтенным врачевателем. Лейс же... к сожале... к счастью, конечно, к счастью, мог похвастать нет, не дружбой, но весьма долгим приятельством с уважаемым доктором, и это позволяло ему констатировать, что мейн Тодт находится в весьма приподнятом настроении, если не сказать, веселится от души! — Некие болваны, прими Многоликий их души, решили показать свою удаль и раздразнили юного огра.

— Прямо здесь? — скривился от понимания праттер. Опоздал.

— Здесь он их догнал, — уголок губы его собеседника вновь предательски дёрнулся и, хотя взгляд серых глаз Ровальда Тодта остался по-прежнему невыразительно-пустым, Лейс мог поклясться, что драххов доктор просто-таки в восторге от проишествия, а это значит... — Да-а, мейн Леддинг. Это был чрезвычайно опрометчивый поступок с их стороны, доложу я вам. На восемь, раздразнивших носорога ухарей и двух случайно попавших под раздачу совладельцев... бывших совладельцев здешней таверны, вышло сорок шесть переломов, из них двенадцать открытых, две опущенных почки и три тяжёлых сотрясения мозга... что удивительно, поскольку наличие самого мозга у пострадавших я даже заподозрить не мог. Уж точно не после их попытки выбесить огра.

— Что, и все погибли? — кисло спросил Лейс. — И братья Ротти?

— Увы... — покачал головой доктор Тодт, стерев даже тот намёк на улыбку, что было померещился праттеру. — Увы, мейн Леддинг, на сей раз мне не повезло. Одно хорошо, клиентуру на ближайший месяц этот огр мне обеспечил, а значит, будут и деньги на выкуп в городской мертвецкой хоть какого-то рабочего матер... в смысле, пары-другой тел для анатомического театра. Хотя, между нами... я бы предпочёл для этих целей кого-нибудь из нынешних моих пациентов. Огр, конечно, изрядно их потрепал-поломал, но всё равно, это было бы куда лучше, чем тот скудный и откровенно третьесортный материал, что хранится в ледниках того же Шоттского двора. Нет, вы только представьте, мейн Леддинг, не далее как неделю назад городской прозектор пытался всучить мне тело жертвы синей трясучки, и убеждал, что продаёт первоклассный товар. Это со сгнившей-то требухой... каково, а?

— Да-да, понимаю вас, и сочувствую, доктор Тодт, — праттер пострался выдавить понимающую улыбку, но получилось весьма криво. Утерев с лица пот огромным платком, он договорил: — Поставщики в наше время так и норовят объегорить честных... э-э...

— Именно. Именно, мейн Леддинг, с ними стало просто-таки невозможно работать. Так и норовят подсунуть совершенную некондицию по цене первоклассного товара. Право слово, за те же деньги, в родном Абберсторфе... да что тут говорить, не те нынче времена, мейн. Не те... — всё тем же невыразительным тоном произнёс его собеседник и щёлкнул пальцами. Немой и бледный словно привидение, слуга тут же оказался рядом и, открыв саквояж, выудил из него трубку и кисет. Сноровисто набив её, протянул хозяину и чиркнул "вечной" спичкой, извлечённой из вычурного золотого коробка. Затянувшись, доктор Тодт выпустил в небо облачко сизого дыма, аромат которого отчего-то показался праттеру каким-то слишком сухим и... землистым, что ли? Или это запах пыли? Да к драхху!

— Прошу прощения, доктор, — всё же взял себя в руки Лейс. — Но если все пострадавшие живы, то к чему было ваше пожелание, чтобы их души принял Многоликий?

— Мейн Леддинг, — протянул его собеседник, покачав головой, — поверьте действительно знающему человеку, такое напутствие никогда не бывает лишним. А уж для тех, кто имеет достаточно наглости и глупости, чтобы мериться силой с огром, оно должно быть обязательным, как пожелание доброго утра... потому что до ужина такие идиоты рискуют не дожить. Что, собственно, сегодняшний день и доказывает.

— Но... они же живы, как вы говорите? — не понял праттер.

— Так ведь и время ужина ещё не наступило, — неожиданно растянул губы в широкой совершенно безумной улыбке доктор Тодт. При том, что глаза его так и остались холодными, словно ледник прозекторской... Лейса передёрнуло, что не осталось незамеченным его собеседником. Но, как и всегда, реакцию на свои слова и действия доктор "великодушно" проигнорировал. — Так что, если желаете пообщаться с кем-то из... пострадавших, советую поторопиться. Хотя, если вас не пугает общение с мёртвыми, могу предложить свои услуги. Расценки вам известны, не так ли?

— А-а... прошу прощения, но я лучше последую вашему совету, доктор Тодт, и встречусь с коллегами... эм-м... вживую, — бледно улыбнулся праттер и, скороговоркой попрощавшись с земляком, поспешил скрыться в редеющей толпе зевак, сопровождаемый безразличным взглядом стылых серых глаз доктора и его безмолвного слуги.

Лейс пробирался к телеге, на которой лежали избитые драхховым огром вышибалы и их недалёкие хозяева, и тихо матерился на трёх языках. Ведь он предупреждал! Просил подождать, пока не будет собрана вся информация. Нет же, шебутные франконцы как всегда решили всё сделать по-своему. "Да кто он есть, Лейс?! Голытьба заезжая!", "Ребятки всё сделают правильно! Поучат-объяснят и вопрос будет снят. Не волнуйся, Лейс...". "Не захочет по-хорошему, подожжём кабак с восьми концов, ему хозяин сам пинка под зад отвесит! Или в должники запишет, нам же проще будет его в оборот взять!". Тьфу, свинособаки, одно слово! А ему теперь выкручиваться и искать решение уже куда более серьёзной проблемы. Ведь одно дело — драка меж подёнщиками или бесправными приезжими. Другое — подстава контрактного охранника под вину в несбережении охраняемого имущества хозяина. И совсем-совсем иное — попытка избиения имперского подданного! А если они ещё и поджечь его кабак пытались?! У-у!!! Драхховы франкоцы! Мухоеды, чтоб их Многоликий дичью определил... на Полях Вечной Охоты! Чтоб он их в Леса мужеложцев куртизанками отправил!

Дождавшись, пока рыжий вейсфольдинг скроется из виду, Тодт махнул рукой и с его сопровождающего словно сдёрнули покрывало. Миг, и на месте бессменного немёртвого слуги старого танатолога вдруг оказался голубокожий гигант в опрятном, можно даже сказать щёгольском наряде, и чуть нелепо выглядящем, но крепко сидящем на его носу с проклюнувшимся на переносице рогом, пенсне с чёрными стёклами.

— Это он? — прохрипел гигант, с настороженностью глядя на невозмутимого доктора.

— Именно, — проговорил тот. — Надеюсь, теперь ты обещаешь оставить в покое моих пациентов. Хоть я и пугал Леддинга их скорой смертью, но моя репутация мне всё же дороже.

— До их исцеления, док, — ощерился в зубастой улыбке тот.

— А далее не моя забота, — пожал в ответ плечами Тодт, напрочь игнорируя "фамильярное" обращение собеседника. Ну, в самом деле, для человека помнящего времена, когда подданные "тыкали" своим правителям, сокращение названия его нынешней профессии, это такая мелочь!

— Договор-рились, — рыкнул голубокожий и уже собрался было уходить, но почувствовал на локте неожиданно крепкую хватку собеседника и вздохнул. — Обещаю, доктор-р. Обещаю.

— Вот и замечательно, — кивнул тот и, чуть помедлив, договорил, отпуская локоть огра: — кстати, прими совет опытного химеролога, на тот случай, если вдруг решишь нанести визит мейну Леддингу... Не стоит недооценивать питомцев уважаемого праттера.

— О? — голубокожий с интересом уставился на доктора.

— Дипломный проект моего однокашника по Саксготтской академии. Мы вывели их специально для охраны усадеб и борьбы с дикими монстрами и боевыми химерами, — нехотя пояснил Тодт. — На диво удачный эксперимент вышел, смею заметить. И скажу без ложной скромности, сейчас что-то подобное тянуло бы на магистерскую степень.

— Спасибо, буду иметь в виду, — неожиданно отчётливо и практически без рычания и хрипов отозвался огр.

— Не за что, — отмахнулся тот. — Я всего лишь беспокоюсь о своём удобстве. Как подтвердил недавно тот же мейн Леддинг, хороший поставщик в наши смутные времена, это большая роскошь. А ты хороший поставщик, Грым, и мне не хотелось бы лишаться источника приличных зелий и артефактов, да ещё и поставляемых по столь вменяемым ценам.

— Какая мер-ркантильность, — прохрипел тот, с широкой ухмылкой. На что доктор лишь пожал плечами и, приподняв на прощание свою шляпу-котелок, направился прочь с площади. Когда неожиданно проскользнувший мимо огра, немой подчинённый доктора Тодта выхватил из его рук саквояж хозяина, Грым так и не понял. Просто, раз... и нескладный, почти механически двигающийся слуга уже вновь маячит в шаге за спиной длинного словно жердь мага, а в руке у него привычно покоится ручка массивного докторского саквояжа. Чудеса и только.

* * *

Четыре! Нет, подумать только! Четыре попытки поджога! После первой, я отправился в Пампербэй, заподозрив, что давешние орки-ухажёры Дайны смогли как-то смыться от флотских вербовщиков и теперь мстят мне за их избиение и попытку подставить их шеи под ошейники. Но нет, и Ожер из "Акулы и Перста" всем святым клялся, что сдал бедолаг чуть ли не с рук на руки знакомым хватам из Королевской десантной школы, да и те подтвердили, что зеленух приняли, как полагается. Правда, сдали их не начальству на контракт, а на какой-то проходящий трамп, за денежку малую. Но сдали в ошейниках, как и было оговорено.

После второй попытки поджога "Огрова", я окончательно убедился, что те зеленухи не при делах. Не стали бы они вместе с моим заведением поджигать дом Дайны. Да и Агни сообщила, что среди поджигателей не видела ни одного орка. А уж когда на следующий день ко мне на улице, прямо перед открытием заведения подкатили странно знакомые рыла, и намекнули, что работать я должен под их "присмотром"... да продемонстрировали мне увесистые дубинки в качестве аргумента... Я вспомнил... вспомнил, как в начале своей жизни в Тувре, рыскал по Граунду в поисках работы, и какой "приём" мне устроили вышибалы окрестных кабаков, решившие, что я покушаюсь на их вотчину. Профсоюз, чтоб их...

Пришлось вновь объяснять корявым, почему не стоит брызать слюной в лицо скромному и временами даже доброму турсу. И на следующую ночь последовала третья попытка поджога "Огрова". На этот раз всё было всерьёз и основательно. Горшки с какой-то зажигательной дрянью полетели прицельно в окна, а не абы куда и как. Так что, если бы не помощь хеймитов и не мой недотелекинез, которым я смог приложиться ко всему зданию разом и сбросить горящие ставни с окон мансардного этажа, у этих "профсоюзных деятелей", принявших меня за подёнщика, совмещающего работу вышибалой с трудом бармена, вполне могло получиться сжечь к драхху моё заведение. Могло бы, но не получилось.

Следующая попытка была самой наглой и самой провальной. Незванные гости заявились днём, когда в "Огрове" было полно народу. Но тут опять выручили хеймиты. С их восприятием мира, определить приближение агрессивно настроенных разумных было проще простого. Они и предупредили меня о "гостях". А я встретил... от души встретил!

Драхховы "профсоюзнички" даже не успели извлечь инвентарь из сумок, когда первый из них схлопотал мощный удар в голову, а дальше... пошла веселуха. Десяток уродов, решивших отчего-то, что некий турс им чего-то там должен или для чего-то нужен, летали по улице футбольными мячиками. Потом их почему-то стало восемь... двое, как выяснилось, решили сбежать с матча. А за ними потянулись и остальные. Ну а я помог, придал ускорения, так сказать.

Так мы и добрались до Часовой площади в Граунде, где вся эта гоп-компания попыталась забаррикадироваться в каком-то унылом кабаке. Неработающем, между прочим. Зря они это. Я кулаком дюймовую дубовую доску на раз пробиваю, так что... не помогли им баррикады. А потом противники как-то резко кончились... вместе со всё же загоревшимся кабаком. Кто уж из нас огоньку поддал, я и не скажу сходу. "Профсоюзнички" пытались в меня огнём швыряться, да и я порой пламени в свой телекинез поддавал, когда столами в них швырялся.

В общем, поджог-таки состоялся, но не тот, на который мои противники рассчитывали. И не там. А потом я задел плечом очередной столб и... здание не выдержало. Пришлось вытаскивать бедолаг, пока они не задохнулись под горящими завалами. Всё же, я не монстр какой... Мозги имеются, так что понимаю, что там, где есть десяток таких вот "профсоюзников", может найтись и ещё один. А это уже коллектив! А коллективом должен кто-то командовать. И кто же мне расскажет всё честно и правдиво о своих друзьях-товарищах, если оставить этих уродов в горящих руинах их собственного заведения? Вот, то-то...

И вытащил ведь, и даже допросил. Хорошо, что догадался расспрашивать и складировать "спасённых" на заднем дворе кабака, а не на улице. К тому времени, как я закончил с ними беседовать, на Часовой площади такая толпа собралась, мама не горюй! Драхха с два бы я смог со своими визави без помех поговорить. Зеваки советами бы замучили, точно. А так, один лишь доктор Тодт под ногами крутился.

Чуйка у него на места и события, где его помощь к месту будет. Можно сказать, профессиональная особенность, ага. Как он на тот двор попал, где телегу для транспортировки своих будущих пациентов взял? Тайна сия великая есть. Но ведь попал, и транспорт отыскал. И даже мне с поиском командира этой компании помог. Благо, тот, как оказалось, сам в гости пришёл. На запах гари и проблем потянуло, ха!

Впрочем, допросить и его тоже, мне сходу не удалось. Тут и предупреждение доброго доктора свою роль сыграло... и тот факт, что рыжий сумел буквально на глазах у меня пропасть. Вот только что был у телеги, шептался о чём-то со сваленными на неё, стонущими от боли подчинёнными, и собачки вокруг прыгали... Бах, и нет ни его, ни собак. Словно сквозь землю провалились. Ну да ничего, планета, она круглая. За углом встретимся. Тем более, что место проживания мейна Леддинга мне теперь известно. И повод имеется. Весомый! Это ж, драхх его в три клюза, не профсоюз вышибал, а натуральная мафия, оказывается! Союз стакана и ложки, чтоб его! И зачем-то этому самому союзу вдруг понадобился один скромный голубокожий носорожий турс. Вот и схожу... узнаю, чего они ко мне привязались.

Глава 2. Доктор доктору рознь

С доктором Тодтом я познакомился в тот же день, когда Падди, в исполнение данного им обещания, решил на практике приобщить меня к своему любимому зельеделию. И было это за пару месяцев до открытия "Огрова". К тому моменту, мы как раз закончили с введением в теорию магии, и настала пора переходить к прикладному чародейству... но с ним у меня сразу не сложилось. Надежда на то, что я буду сотрясать горы одним движением брови, умерла быстро, но мучительно, да. Было обидно, на самом деле. Я-то всерьёз рассчитывал, что после некоторых тренировок смогу чудить не хуже некоторых местных. Ну, пусть не так, как колдует тот же внук Старого Уорри, но хотя бы как его младшая сестрица, в последнее время настропалившаяся в классическом телекинезе так, что ей больше не требовалась помощь с установкой палатки на рынке или разгрузкой товаров. Свёртки и коробки, под её взглядом только что хороводы не водили... заставляя меня завистливо вздыхать и надеяться, что уже скоро и я смогу не хуже.

Зря надеялся, как выяснилось. Осилить простейшее, судя по комментариям Падди, действо мне так и не удалось. Попутно, правда, я научился паре фокусов, несколько обогатившими мои невеликие умения. Но радоваться тому, что сумел "пропитать" свои недотелекинетические воздействия стихийной составляющей мне довелось недолго. Старый Уорри быстро прекратил это "издевательство над здравым смыслом", по его собственному выражению, и заставил Падди переключиться в моём обучении на "вменяемое чародейство". А младший хафл, несмотря на свой шебутной характер, оказался весьма послушным внуком, и запер от меня их домашний полигон, так что дальнейшие опыты по использованию эгрегоров Пламени и Воздуха вкупе со школой Тяжести, пришлось временно прекратить. Переносить же эксперименты в собственные владения... я не рискнул.

Падди недолго размышлял, чем занять своего невольного ученика, и вместо подземного полигона, расположенного в подвале дома хафлов, передо мной открылись двери чердака того же здания, где, как оказалось, находится личная лаборатория этого... зельевара.

Казалось бы, ну что такого сложного может быть в зелье, состоящем из четырёх ингредиентов увариваемых в реторте до желеобразного состояния? Оказалось, может. По крайней мере, когда за дело берётся один конкретный носорог со слишком чувствительным обонянием и полным отсутствием каких-либо талантов в чудотворстве.

Нет, в конце концов, заткнув нос ватными тампонами и предельно сосредоточившись на процессе подготовки ингредиентов, через силу, стараясь не воротить морду от источающей совершенно чудовищные миазмы реторты, я кое-как справился с задачей, и получил... что получил. В целом, желеобразная масса получилась нужной консистенции и даже пахла почти так, как описывал внимательно наблюдавший за моими мучениями Падди. А именно, мятой... но в этом тонком аромате, мне почему-то настойчиво мерещился ещё и запах полыни. А вот вторая часть будущего зелья, булькавшая в соседней колбе, где мочила свой "нос" пресловутая реторта, немного меня напрягала.

Если верить рецепту и лекции хафла, то во второй ёмкости, наполненной при подготовке к эксперименту, чистой дистиллированной водой, я должен был обнаружить слегка зеленоватый, слабый раствор конденсата из реторты. Но вместо него, там лениво пузырилась некая чёрная маслянистая субстанция, по виду напоминающая расплавленный гудрон. Но если я посматривал на эту жижу с некоторой опаской, то мой шебутной репетитор...

— Что-то не то получилось, — кое-как пробормотал я, почесав затылок.

— Получилось, — эхом откликнулся хафлинг, заворожённо глядя на булькающую в стеклянной колбе жуть. И в глазах его я отчётливо видел тот шалый огонь, что не раз замечал в зеркале, в бытность свою сотрудником инженерного корпуса, когда на базу доставляли очередной образчик технологий сумрачного инопланетного гения.

— Падди? — позвал я хафлинга, но тот только отмахнулся, одним движением ладони погасил горелку под ретортой и, прихватив узкое горло колбы щипцами, принялся стремительно отвинчивать винты держателя, крепившие ёмкость к штативу. На меня же этот маньяк от науки вовсе не обращал никакого внимания. Пришлось рычать в голос. — Эй, бледный! Не пугай меня!

— Да-да, — Вотще. Абонент временно недоступен!

Подхватив со стола пробку, Падди тут же закупорил ею колбу и, не глядя обогнув возникшее на его пути препятствие, ринулся к лестнице.

Притормозить шустрого хафла мне удалось лишь на пороге дома. А вот привести его во вменяемое состояние я так и не смог. Паровоз встал на рельсы, и ему было абсолютно по барабану, что или кто окажется на его пути. Тормоза в его системе явно не были предусмотрены, а моя попытка загородить своей спиной выход со двора привела лишь к появлению весьма неаккуратного пролома в заборе рядом со мной. Эх, был бы на месте Уорри, может он и справился бы с сумасбродством родного внука, мне же оставалось лишь следовать за неадекватным хафлом в надежде, что тот скоро придёт в чувство. Так мы и дотопали с ним на пару до странного трёхэтажного домика, невеликого площадью, но весьма высокого. Эдакой кирпичной башенки под высокой двускатной крышей.

В сплошь обитую железными полосами, толстенную дверь из морёного дуба, Падди колотил так, что я было испугался внимания соседей, которых этот грохот просто обязан был привлечь. Однако, пронесло. Лишь тихо скрипнула открывающаяся дверь, в которую столь нетерпеливо ломился хафл, и на пороге возник... возникло... труп цапли, иначе вышедшего нам навстречу человека я бы охаракетеризовать не смог. Одетый в идеально выглаженный чёрный саксготтский сюртук с двойным рядом педантично застёгнутых сверкающих медью пуговиц, худой и нескладный, с желтоватым, каким-то смазанно невыразительным лицом, пугающим жутковатым матово-белёсым блеском глаз, пустых как дно рюмки храпящего пьяницы, слуга молча, неприятно ломаным движением отступил в сторону, пропуская Падди в дом. Ну и меня вместе с ним.

А что было делать? Оставлять сбрендившего хафла одного в столь странном месте и не менее чудной компании я точно не собирался, так что даже попытайся этот "цапль" преградить мне путь, у него бы вряд ли что-то получилось...

— О, юный Берриоз. Рад вас видеть... — раздавшийся с винтовой лестницы в углу холла, ровный, лишённый каких-либо интонаций, голос заставил меня отвлечься от разглядывания, замершего истуканом у входной двери, слуги. А взглянув на спустившего к нам хозяина дома, я вынужден был признать, что тот смотрелся едва ли не колоритнее своего слуги. Высокий и худощавый, пожилой седовласый гейс с идеальной осанкой, совершенно невозмутимым выражением лица и арктически холодным взглядом, он даже в мягком домашнем костюме и пушистых тапках выглядел, словно герцог на королевском приёме... или король дающий аудиенцию очередному просителю. И ладно бы только выглядел. Он же, сволочь, давил силой, причём явно не прикладывая к этому никаких усилий, можно сказать, неосознанно. Вот только легче от этого не становилось. Силы у этого благообразного господина явно было побольше чем Старого Уорри... и была она, судя по моим ощущениям, совсем не доброй. Слишком холодной, слишком чуждой.

— Добрый день, мейн Тодт! Грым, знакомься! Перед тобой сам Ровальд Тодт, доктор химерологии и танатологии Саксготтской академии, дипломированный целитель и знатный исследователь растительного и животного мира Южного материка, — в отличие от своего знакомца, Падди так и фонтанировал эмоциями. И плевать сейчас было хафлу на возможное недовольство хозяина дома. Он, похоже, даже сумасшедшее давление его силы не ощущал... самоубийца. — А я к вам с подарком, доктор Тодт!

— Вот как? — даже вопросительную интонацию, я скорее угадал, чем услышал в голосе этого... существа. — Интересно... Что ж, проходите, в гостиную господа. Йорген, подай нам вечерний взвар.

Слуга Тодта с еле слышным скрипом кивнул и, дёрнувшись, заковылял в сторону высоких двойных дверей, за которыми обнаружилась довольно уютная комната с большим овальным столом, окружённым массивными троноподобными креслами и занявшим чуть ли не полстены, огромным жарко натопленным камином. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть и ломаные движения, слуга оказался довольно шустрым малым. Так что не прошло и пары минут, как стол гостиной оказался заставлен принадлежностями для чая... Но дожидаться, пока Йорген разольёт содержимое заварника по чашкам, Падди не стал. Говорить об эксперименте с простейшим зельем, "доверенном одному синекожему неумехе", он начал ещё до того, как приземлился в кресло, а закончил... едва перед ним оказалась наполненная ароматнейшим травяным взваром, кипенно-белая чашка из невесомого, тончайшего костяного фарфора.

Хозяин дома смотрел на нас по-прежнему холодно, но хафла слушал со всем вниманием, и даже задавал уточняющие вопросы, смысла которых я вообще не понимал. Да мне, в принципе, в их разговоре были ясны лишь предлоги и междометия! В остальном же... словно они и не лэнгри вовсе говорили, а на каком-нибудь сиддском наречии. Из островных.

— Интересно, — вновь протянул доктор Тодт и, полюбовавшись на стоящую перед ним колбу с пресловутой чёрной жижей, провёл над ней ладонью. Жидкость тут же взбурлила, но стоило магу убрать руку, как она вновь успокоилась. — Чрезвычайно интересно...

— Да-да, — нетерпеливо закивал Падди. — Так что вы думаете о моём предложении?

— А тут и думать нечего, — индифферентно пожал плечами маг. — Но, стоит ли тратить время на какие-то проверки, если я и без того ощущаю в вашем друге совершенно определённые колебания энергии, присущие моим коллегам... точнее, тем из них, что успешно прошли спонтанную инициацию?

— А были те, что прошли её но не достигли успеха? — удивился Падди. Хозяин дома в ответ кивнул, отчего мой приятель, кажется, сильно удивился. — Э-это как? Всегда считал, что инициация либо была, либо — нет. В первом случае, инициируемый посвящается определённому аспекту силы, во втором — гибнет, и третьего не дано, разве не так?

— Всё так. Но, вот, Йорген, как раз, пример такого безуспешного прохождения инициации, — равнодушным тоном откликнулся Тодт, вот только мне почему-то показалось, что маг прячет в уголках тонких бескровных губ ехидную ухмылку. Впрочем, это вполне могла быть игра отблесков пламени в камине. — Инициацию он не прошёл, но ведь и умершим, как мы видим, его назвать нельзя... Живым, правда, тоже.

— То есть, он кха-кходячий тр-руп? — невольно вырвалось у меня.

— Я предпочитаю определение: "немёртвый разумный", — неожиданно подал голос обсуждаемый нами слуга... о-очень скрипучий, надо заметить, голос.

— Полностью с тобой согласен, Йорген. Трупы, даже ходячие, к мышлению не способны, как бы мы с коллегами ни старались исправить это досадное недоразумение... тогда как наличие у тебя весьма светлого ума, я считаю фактом неоспоримым, — поддержал его хозяин и, покосившись на беззвучно открывающего рот Падди, покачал головой. — Впрочем, мы несколько отклонились от темы. Мейн Грым, прошу прощения за столь долгое невнимание к вашему присутствию. Профессиональные интересы и увлечённость порой превращают магов в совершеннейших невеж, и мы с уважаемым мэтром Берриозом, увы, не исключение...

— Право, не стоит извиняться за подобное, — растянув губы в широкой ухмылке, я перешёл-таки с вербального общения на куда более удобные текстовые сообщения, на этот раз, ради разнообразия, выдавливаемые собственной силой на медной пластине. — Я прекрасно понимаю, что такое стремление к знаниям, и вовсе не был обижен вашим невниманием. В конце концов, я ведь сам увязался за Падди, и пришёл в ваш дом незваным. Не так ли?

Бровь Тодта дёрнулась, пока он читал проявляющийся на медной пластине текст. Почти незаметно, так что если бы я не вглядывался столь внимательно в лицо собеседника, то вряд ли смог бы уследить за этим микродвижением. Но... увидел же. А значит, доктор не так уж холоден и невозмутим, как ему хочется казаться. Запомним.

— И тем не менее... — протянул хозяин дома, смерив меня долгим взглядом, но отвлёкся на изобразившего лёгкое покашливание хафла, и вздохнул. — Впрочем, оставим это. Как я вижу, вы вполне вменяемый молодой огр, что, признаюсь, изрядная редкость даже в менее отдалённых от вашей родины местах, уж поверьте знающему разумному. Более того, вы — огр прошедший инициацию Смертью. И это ещё большая редкость, по крайней мере, на островах точно. Я не буду спрашивать, как вам это удалось, где и при каких условиях. Инициация — процесс глубоко частный, можно сказать, интимный, и интересоваться его подробностями в нашей среде не принято.

— Буду знать, — черкнул я, но доктор, кажется, вовсе не обратил никакого внимания на изменившиеся надписи.

— Как бы то ни было, вы, молодой огр меня заинтересовали, и я хочу предложить вам небольшую подработку, с которой ваш друг Берриоз, к моему сожалению, справиться не в состоянии, равно как и подавляющее большинство его коллег на этих забытых Многоликим островах. Здешние учёные, к моей досаде, слишком уж настороженно относятся к танатологии, и это наложило определённый отпечаток на их знания и возможности... если, вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Впрочем, это не так уж важно... Итак, что мне от вас нужно, — продолжил он, и, ткнув пальцем в послушно булькнувшую чёрную жижу в колбе, пояснил: — Это, так называемая "суть посмертного вздоха". Получается из компонентов преимущественно животного происхождения, и только у зельеделов прошедших инициацию Смертью. Я могу предоставить вам несколько рецептов наиболее оптимального пути получения этого зелья, но не собираюсь ограничивать в экспериментах с иными материалами, если, конечно, вам это будет интересно. А может быть, даже буду платить за некоторые из них, но в этом случае, я буду требовать личного присутствия при эксперименте, или, как минимум, подробных записей о его проведении. Как я вижу, с последним проблем быть не должно, учитывая вашу грамотность. Что скажете, Грым?

— Ну дык, — прохрипел я в ответ, не постеснявшись утереть рот рукавом рубахи. Уж больно резанули по ушам внезапно прорезавшиеся снисходительность и высокомерие в голосе мага. С Берриозом он общался куда более... ровно. С сёрбаньем отхлебнув из чашки едва тёплый взвар, я довольно осклабился, — Сговоримся, док...

Даже не дрогнул, с-скотина. Хотя, мне показалось, что снисходительность в его взгляде на миг уступила место лёгкой усмешке. Померещилось, должно быть.

— Мейн Тодт, — ошпарив меня уничтожающим взглядом, вмешался Падди. — А разве вы сами...

— Не могу, — развёл руками хозяин дома, переключая внимание на хафла. — Я не проходил инициацию. Способности к танатологии можно назвать моим родовым даром, так что необходимости в пересечении границы Сущего, у меня до сих пор не возникало. И, признаться, надеюсь, что такая надобность появится ещё нескоро.

— Врождённая способность, да? Как умение обращаться с камнем у тех же диких кобольдов? — вновь ощерился я, перебивая Падди, вновь вытаращившего на меня глаза... от возмущения, полагаю.

— Врождённые умения, Грым. Более высокая ступень развития доставшегося по наследству дара, который я вполне успешно перевёл в разряд полноценных осознанных умений, — отозвался по-прежнему невозмутимый доктор Тодт. — Итак, вас интересует моё предложение?

— Объём, время, стоимость ингредиентов? — черкнул я на пластине, и в этот раз танатолог не стал её игнорировать.

— Две пинты в неделю. Приготовление такого объёма по моей рецептуре займёт порядка четырёх часов вашего времени. Стоимость ингредиентов составит от полутора до двух корон. Я готов платить по одному соверну за пинту.

Вот так я и стал поставщиком зелий для мага-танатолога, оказавшегося, по совместительству, ещё и очень неплохим целителем, известным в Тувре вообще, и в Граунде в частности, не меньше, чем дипломированные маги-специалисты Королевского колледжа. Правда, круг клиентов доктора Тодта был несколько... сомнителен. Но с другой стороны, кто-то же должен лечить тех, до кого официальным властям империи нет никакого дела? И плевать, что основные научные интересы доктора лежат совсем в иной области. Наоборот, связи в теневой части Тувра, наработанные за счёт помощи его обитателям, изрядно помогают ему в "продвижении науки", как обтекаемо именует свои эксперименты с мертвым и живым сам доктор Тодт. А куда деваться? Не любят островные маги и власти танатологов. Боятся, наверное. Вот и приходится мастеру изворачиваться, как умеет. А умеет он неплохо, да...

— О чём задумался, Грым? — на высокий барный стул перед стойкой, за которой я, по традиции всех барменов, натирал до скрипа очередной стакан, приземлилась гибкая фигурка Дайны.

— О знакомстве с доктором Тодтом, — честно признался я, выводя надпись на застеклённую пластину с песком. Орчанка удивлённо приподняла бровь, но тут же посерьёзнела.

— Вот, кстати о нём. Я закончила заказанный доктором артефакт для переливания... жидкостей, — чуть замявшись на последнем слове, произнесла она и, сделав долгую паузу, договорила на одном дыхании, словно нырнула в омут с головой: — И после его оплаты, я бы хотела уехать из города.

Я замер. Хеймиты, конечно, обещали помочь с восстановлением разума моей зелёной подруги, но... так быстро?!

— Накхсовкхсем или... — выдавил я. — А кхак же твой дом? Лавк-кха?

— Нет, что ты! — вскинулась было Дайна, но тут же тихо добавила: — На месяц, может быть, на два. Хочу проведать родные места. Я же не была в Музене с тех пор, как дед увёз меня на "Ласточку", знаешь...

Я понимающе кивнул, а орчанка говорила всё быстрее и быстрее, чуть ли не захлёбываясь словами. О том, что её жизнь после побега от Пиккардийца и его банды стала похожей на сон, местами приятный и даже радостный, но такой зыбкий и... невнятный. О том, как пугающе легко оказалось забыть о родне и погибшем деде. О городе и орочьей общине, в которой она росла, о старых друзьях и подругах. И о том, как она словно очнулась, проснулась и... пришла в ужас от собственного поведения. Как пугали её воспоминания о сладком забытьи и тумане, в котором проходили последние несколько месяцев жизни. Дайна говорила, а я... я слушал, и постепенно, камень чуть было не раздавивший мне сердце, словно растворялся, исчезал под напором эмоциональной речи подруги. Дайна оживала прямо на глазах, и я не мог, не имел права обижаться на неё за то, что она наконец очнулась от сковавшего разум морока и решилась навести порядок в собственной жизни. Единственное, что я мог и должен был сделать, это...

— Помощь нужна? — осведомился я, когда орчанка наконец выговорилась, замолкла и, устало вздохнув, приняла протянутый мною бокал с лёгким малиновым вином, которое я и держал-то лишь для неё. Остальные посетители предпочитают напитки покрепче.

— Последишь за моим домом, пока я буду в отъезде? — с явным облегчением в голосе попросила она.

— Об этом могла бы и не спрашивать, — ответ я расписал уже на привычной "барной" застеклённой доске с песком. И, стерев первую надпись, тут же заменил её другой. — Деньги, сопровождение, оружие?

— Ты серьёзно? — удивилась Дайна, но, увидев мой взгляд, осеклась и, благодарно улыбнувшись, договорила: — Не стоит, Грым. Оружие и деньги у меня есть, а сопровождение... найму пяток бойцов в Пампербэй. Их должно хватить.

— Увер-рена? — прищурился я, и орчанка кивнула, резко, без малейших сомнений. Что ж... Я нырнул под стойку бара и, вытащив из спрятанного там сундучка небольшой медальон, заказанный мною у Уорри специально для такого случая, положил его перед Дайной. — Капни каплю крови на рубин, надень медальон на шею и никогда его не снимай.

— Это что? — с интересом покрутив в руках серебряный кругляш на цепочке, поинтересовалась Дайна.

— Амулет возврата, — отозвался я. — Берриоз сделал по моей просьбе специально для тебя. Кровь нужна для привязки. Капнешь на медальон, и его не то что сорвать или украсть, даже обнаружить на тебе не смогут. Зато, в случае опасности, тебе достаточно будет крепко сжать его в ладони, и он вернёт тебя сюда из любой точки мира.

— Грым... — орчанка запнулась, катастрофически потемнела лицом и, вдруг перегнувшись через стойку, решительно ухватила меня за шею. Поцелуй вышел до-олгим. — Спасибо, синенький!

Глава 3. Правильно заданный вопрос не подразумевает отсутствия ответа

Пока находящаяся под неназойливым присмотром Агни, Дайна наводила шороху, собираясь в поездку, я нашёл-таки время побеседовать с незадачливыми пациентами саксготтского доктора с характерной фамилией, которых ему сам же и "организовал". И начал, понятное дело, с подчинённых владельцев кабака на Часовой площади. Ну... бывших владельцев, бывшего кабака, если быть совсем уж точным. Но тут мне не особо повезло. Вышибалы, работавшие под началом братьев Ротти, оказались тем, чем и выглядели, то есть, классическими дуболомами-исполнителями из разряда: есть приказ — ломай, нет приказа — отдыхай. Иными словами, ничего толкового они мне рассказать так и не смогли, хоть и горели желанием угодить заглянувшему к ним в гости улыбчивому синему носорогу, во что бы то ни стало. Всё же, несмотря на общую ограниченность, с памятью у этих мускулов всё было в порядке, и нашу недавнюю встречу, в результате которой они оказались на больничных койках, подчинённые братьев-франконцев помнили замечательно.

После этой неудачи, я было нацелился на встречу с их хозяевами, но... когда не везёт, тогда не везёт. Доктор Тодт, в чьей лаборатории-лечебнице, собственно, последнюю неделю и проживала вся компания разозливших меня членов профсоюза дубинки и поварёшки, напрочь запретил приближаться к братьям Ротти, по крайней мере, до тех пор, пока те не расплатятся с ним за лечение, своё и подчинённых.

Спорить с танатологом? Я ещё не выжил из ума... а потому, извинившись перед доктором за беспокойство, поспешил сбежать из его владений, пока саксготтский профессор не разобрал меня на запчасти. Мелькало что-то такое... безумно-исследовательское на дне его невыразительных глаз, да... Ну, химеролог-вивисектор, что с него взять?

В общем, ввиду недоступности франконских индюков, пришлось искать встречи с вейсфольдским каплуном. И вот тут удача мне, наконец, улыбнулась, хотя и не совсем так, как хотелось бы.

Предупреждённый доктором Тодтом о необычности питомцев рыжего вейсфольдинга, я уже начал раздумывать над нейтрализацией химер, в преддверии "задушевного" разговора с их хозяином, и даже придумал несколько способов, как опирающихся на мои невеликие умения, так и с применением некоторых зелий Падди. Честно говоря, я бы и артефактами Дайны не постеснялся воспользоваться, если бы в её хозяйстве нашлось что-то подходящее. Но, увы, чего нет, того нет.

Как бы то ни было, все задумки и приготовления, на поверку оказались совершенно бессмысленны, поскольку предмет моего интереса нашёл меня первым. Просто, однажды вечером, уже перед самым закрытием "Огрова", на его пороге нарисовался рыжий вейсфольдинг... в совершенном одиночестве. Никаких химер, никакой охраны... даже пресловутых вышибал с собой не привёл.

Сверкающий надраенной медью пряжек башмаков и двойного ряда пуговиц на вычурном франконском сюртуке, одышливый толстяк снял с головы широкополую кожаную шляпу с обвисшими полями и, растянув губы в приветственной, но насквозь фальшивой улыбке, отвесил мне самый натуральный поклон.

— Доброго вечера, уважаемый Грым, — произнёс он с порога. Пришлось мне поставить на стойку и без того надраенный до блеска стакан и, отложив в сторону полотенце, отвечать на вежливость вежливостью.

— И тебе того же, почтенный Леддинг, — отозвался я, насилуя свои связки и кивнул гостю, указывая на столик в углу зала. — Пр-рисаживайся. Я подойду чер-рез минуту.

Делать вид, что я принял гостя за обычного посетителя, желающего пропустить стаканчик горячительного на сон грядущий, я не стал. К чему? Да и сам вейсфольдинг явно не был настроен на игру в "непонимайку", иначе драхха лысого припёрся в моё заведение. А ведь ему куда проще было бы сделать вид, что он не в курсе дела и вообще понятия не имеет о моём конфликте с братьями Ротти и их подчинёнными. Явной-то связи меж ними всё равно нет. Не в глазах обывателей, по крайней мере.

И тем не менее, не прошло и трёх дней с момента столкновения с его людьми... и нелюдью, как вейсфольдинг явился в гости. Неужто только для пустого трёпа? Вот уж вряд ли.

Собственно, так оно и вышло. Леддинг терпеливо дождался пока я отдам последние распоряжения крутящимся вокруг хеймитам, запру опустевший зал и устроюсь за столом напротив него. И первое что я услышал от гостя, были извинения за ошибочные действия его "чересчур резких и любящих проявлять порой неуместное рвение друзей, принявших почтенного владельца пратта за обычного подёнщика, занявшего не своё место". Не сказать, что речь вейсфольдинга была полна раскаяния или хотя бы искреннего сожаления о случившемся, но, объяснения поступку своих людей он дал вполне честные, да и сказано всё было очень вежливо и без какого-либо намёка на угрозы, что уже немало. А ведь и такой вариант был вполне возможен. Да что там! Учитывая методы, которыми ведут дела его подчинённые, я бы совершенно не удивился, услышав из уст Леддинга пару-тройку завуалированных... "предупреждений". И тем не менее, их не было.

А уж когда синевласый Луф приземлил на наш стол поднос с бутылкой крепкого в сопровождении пары стаканов и миски с полосками вяленого мяса и копчёным сыром... я и вовсе успокоился. Хеймиты чрезвычайно чувствительны к эмоциям и настроению разумных, и им в голову не придёт угощать того, кто таит зло на них или их "подопечных", к которым разноцветные крылатые с некоторых пор относят и меня. В общем, можно сказать, Луф, таким образом, заверил меня, что наш гость пришёл... нет, не с добром, конечно, но, точно без камня за пазухой, что не может не радовать. Так что, извинения Леддинга я принял точно так же, как он их принёс. Ровно и без слёз умиления.

— Уважаемый Грым, я прекрасно понимаю, что из-за излишней ретивости моих... друзей, знакомство наше с самого начала не задалось, скажем так, — проговорил вейсфольдинг, показательно скривившись при упоминании этих самых "друзей". — Но мне не хотелось бы, чтобы этот прискорбный инцидент имел продолжение. Подобное развитие событий дурно скажется не только на репутации братьев Ротти, но может затронуть и других наших коллег, совершенно непричастных к недавнему происшествию. Да, уважаемый Грым, вы правильно поняли. Мы, содержатели питейных заведений Граунда и портового района, стараемся держаться вместе, и помогаем друг другу в меру сил и возможностей, что не является секретом для окружающих. Причин такому объединению было несколько. Первая, хотя и не самая главная... куда проще и дешевле договариваться с поставщиками о поставках крупных партий продуктов.

— Сэкономил — заработал, — я понимающе кивнул, а Леддинг, прочитав написанное мною толчёным мелом на грифельной доске, даже отсалютовал стаканом с дубовым гоном.

— Именно так. Но были и другие причины. Как вам должно быть уже известно, мы живём не в самой спокойной части города. Эмигранты, нищие, бродяги и мошенники... Здесь полно всякого сброда, так что клиенты у нас бывают очень разные и часто весьма беспокойные. Драки в заведениях, ограбления перебравших клиентов, а то и кражи выручки из кассы... Всё это не только влечёт за собой прямые денежные потери, но и дурно влияет на репутацию здешних заведений, что тоже сказывается крайне отрицательно на прибыльности дела. Так вот, именно подобные риски привели к тому, что мы, содержатели праттов, создали своё... содружество, формальным главой которого, я имею честь быть на протяжении уже добрых двух десятков лет. За время существования нашего объединения мы смогли создать довольно устойчивую систему защиты своих интересов. Так, например, мы создали общую охранную службу, отбор в которую, на мой взгляд, посерьёзнее, чем королевский набор в добберы. Так же, мы постоянно обмениваемся сведениями о недобросовестных работниках и... ненадёжных, да и просто опасных клиентах. А в случае крайней необходимости, содружество может привлечь к решению проблем своего участника даже представителей Шоттского Двора. О собственных стряпчих и сотрудничестве с городским магистратом, я и вовсе молчу. Мы, конечно, не одна из Старых гильдий, но, скажу, не хвастаясь, в количестве связей и возможностей мало в чём им уступаем. А если отбросить всяческую мишуру, вроде гербов и жалованных грамот, то...

— Предлагаете вступить в вашу организацию? — прищурившись, осведомился я. Вейсфольдинг прочёл написанное мною и, усмехнувшись, кивнул. Надпись тут же опала белой пылью и струйки толчёного мела вновь побежали по чёрной поверхности доски. — А как же разнесённый мною кабак на Часовой площади? Что скажут другие участники содружества, узнав об этой истории? А самое главное, как отнесутся ваши друзья Ротти к подобному повороту событий, почтенный Леддинг?

— Братья Ротти, — велеречивый вейсфольдинг на миг скривился, вздохнул, но, помявшись, всё же решился дать кое-какие объяснения. — Видите ли, уважаемый Грым, здание на Часовой площади принадлежит не им, а содружеству. Братья же, хоть формально и считаются полноправными участниками нашей организации, но своего собственного заведения не имеют, а заняты лишь руководством охранной службой и, фактически, являются наёмными работниками содружества, правда, с правом голоса на общем собрании. Собственно, ввиду постоянных трений с владельцами соседних домов, не желавших иметь под боком питейное заведение, мы и решили разместить в этом здании штаб охраны, против чего никто из соседей, к счастью, не возражал. Как бы то ни было, ответственность за имущество содружества полностью лежит на мне, как главе организации, так что даже при возникновении каких-либо вопросов по поводу разрушенного здания со стороны общего собрания участников, моих полномочий и авторитета с лихвой хватит, чтобы замять это дело без всяких для вас последствий. Ручаюсь. Что же касается возможных трений или просто неприязненного отношения братьев Ротти к вам, уверяю, эти опасения совершенно напрасны. Скорее, братьям стоит опасаться того, что подробности истории с вашим противостоянием станут известны участникам содружества. Ротти сильно превысили свои полномочия, более того, их действия могут повлечь за собой немалые репутационные потери для нашей организации вообще, а значит, и для каждого её участника в отдельности. А такого конфуза братьям могут и не простить. Не факт, конечно, но... вероятность их изгнания из содружества всё же есть, хоть и невеликая.

— Вы готовы их изгнать? — неровными от удивления строчками, начеркал я свой вопрос.

— Я? Нет. Признаюсь честно, мне не хотелось бы так поступать с друзьями, — мотнул головой Леддинг. — Но участники содружества могут настоять на подобном решении, и тогда я буду просто вынужден исполнить вердикт, вынесенный собранием. Это уже не хозяйственные дела, в которых слово главы остаётся решающим, а вопрос репутации, относящийся к исключительной компетенции общего собрания участников содружества. Таковы наши правила. Не самая радужная перспектива, скажу я вам. С братьями Ротти меня связывает весьма долгое сотрудничество и тесная дружба, которую мне совсем не хочется разрушить из-за единственной их ошибки.

— Мейн Леддинг, может, всё-таки, перестанете ходить вокруг да около и сыпать намёками? — предложил я, устав следить за виляниями собеседника. Рыжий вейсфольдинг, прочитав появившуюся на грифельной доске надпись, на миг замер и, залпом допив остатки дубового гона из своего стакана, резко выдохнул. Скривился, закусил выпитое кусочком копчёного сыра и, выдержав короткую паузу, решительно кивнул.

— Желаете говорить прямо, уважаемый Грым? Что ж, пусть будет так, — произнёс он. — Итак... вот вам моё предложение. Содружество праттеров порта и Граунда принимает вас в свои ряды, как полноправного участника, со всеми вытекающими привилегиями и возможностями. Я закрываю перед собранием вопрос об уничтожении вами имущества организации. Братья Ротти становятся эмиссарами организации в Пампербэй. Вы молчите о подробностях их действий в вашем отношении.

— Хм... — я окинул задумчивым взглядом сидящего напротив меня рыжего толстячка, но ответить не успел. Тот меня опередил.

— Перед отъездом из Тувра, братья укажут вам заказчика, оплатившего нападения их подчинённых на вас и ваше заведение, — договорил Леддинг.

Эта новость выбила меня из колеи. Да так, что несколько секунд я просто молча смотрел на своего гостя, пытаясь осознать сказанное им. А вот вейсфольдинг явно почувствовал себя очень неуютно под моим неподвижным взглядом. Иначе с чего бы ему так ёрзать и обильно потеть?

Появившийся рядом, Луф стукнул по столу двухпинтовым сосудом с дубовым гоном, принесённым им на смену уже опустошённой нами бутылке, и я словно очнулся.

— С одной стороны, выгоды такого соглашения очевидны. Как для меня, так и для вас. Но такой договорённости можно было бы достичь и без моего участия в вашей организации. Зачем я вам в ней понадобился, мейн Леддинг... и чем я должен буду расплачиваться за такое благоволение? — заструившийся по доске мел, заставил моего отчего-то напрягшегося собеседника встряхнуться.

— Какая плата, уважаемый Грым?! — почти неподдельно удивился вейсфольдинг. — Разве две либры в год, это плата? Всего лишь небольшой вклад в общую копилку организации, позволяющий нам содержать достаточный штат работников для решения общих вопросов содружества. И только. Но поверьте, даже эти мизерные траты с лихвой перекрываются теми преференциями, что предоставляет наша организация своим участникам.

— Согласен, сумма невелика. Но я не услышал ответа на свой вопрос. Зачем вам нужно моё участие в содружестве?

— Пф, — из толстяка словно воздух выпустили, а на обрамлённом завитками рыжих бакенбард лице нарисовалось натуральное облегчение. Э-э, он, случаем, не обделался, а? Нет, ну мало ли?

Пока я настороженно "принюхивался", Леддинг справился со своими эмоциями и даже ухитрился бледно улыбнуться в ответ на мой заинтересованный взгляд.

— Прошу прощения, уважаемый Грым. Привычка торговца. Если речь зашла о деньгах, то ни о чём другом рассуждать мы уже не способны. Профессиональная деформация, если вы... впрочем, да... — окончательно запутавшись к концу своей тирады, вейсфольдинг затих, но почти тут же встрепенулся и заговорил, как ни в чём не бывало. — Прошу прощения, уважаемый. Итак, вы спрашивали, почему я так радею за ваше участие в нашей организации? Ответ прост. Подобный ход разом снимет любое возможное напряжение в ходе разбирательства по делу братьев Ротти, как между самими участниками содружества, так и по отношению к вам, как поводу для этого разбирательства. Это первое. Второе — расширение влияния организации. Может быть, вы заметили, что в ближайшей округе нет ни одного пратта, хотя учитывая количество здешних жителей и близость рынка, таковых должно быть немало.

— На рынке достаточно едален и кухонь, чтобы любой пратт в его окрестностях, прогорел, не проработав и полугода, — кивнув в ответ на речь собеседника, отозвался я.

— Именно! — от избытка эмоций Леддинг хлопнул себя ладонями по ляжкам. — Вы совершенно правы, уважаемый Грым. Любой обычный пратт! Но ваше заведение не назовёшь обычным, не так ли? И судя по количеству посетителей, что ежевечерне наведываются в "Огрово", разорение от недостатка клиентов вам не грозит. А всё почему?

— Почему? — вслух повторил я следом за вейсфольдингом.

— Новый подход к делу! — распалившийся, раскрасневшийся рыжий праттер воздел указующий перст вверх и, разом опустошив стакан с гоном, затараторил: — Ваше заведение заняло свою нишу. Вы не стали конкурировать с многочисленными рыночными едальнями, сделав упор на совершенно другие услуги! Для одних, возможность отдохнуть после рабочего дня, с рюмкой горячительного или кружкой отменного эля. Для других, место для спокойных переговоров в тиши и дали от сутолоки и вечного рыночного гомона... да просто уютный уголок, где можно перекинуться парой слов со знакомыми, услышать сплетни о жизни Граунда и поделиться собственными новостями... Ещё бы завести пару игровых столов...

— Пр-ринципиально пр-ротив, — прохрипел я, но, опомнившись, вновь перешёл на общение через записки. — Игроки, это азарт и лёгкие деньги. Азарт, это эмоции, ведущие к конфликтам, а лёгкие деньги будят жадность и неосмотрительность. Мне не нужны драки и скандалы в заведении, и грабежи за его порогом.

— Может быть, вы и правы, уважаемый Грым, — понимающе протянул Леддинг и, чуть подумав над услышанным, решительно кивнул. — Там где крутятся, как вы выразились "лёгкие деньги", всегда появляются желающие получить их ещё более лёгким способом. А это дурно влияет на репутацию и доходы... Согласен. Игровые столы в подобном месте, это лишний и совершенно ненужный риск.

— Рад, что вы оценили мою задумку, но я до сих пор не услышал ответа на свой вопрос, — я постарался вернуть Леддинга к интересующей меня теме... и мне это даже удалось.

— А? Да. Так вот, уважаемый Грым, — вейсфольдинг замялся, явно пытаясь сформулировать мысль поточнее. — Содружество праттеров объединяет достаточно обеспеченных разумных, многие из которых хотели бы вложиться в расширение своего дела, но... место! Как бы ни был велик Каменный Мешок, его размеры всё же конечны. А из этого следует, что и количество праттов в городе тоже не может расти до бесконечности. Учитывая же, что попытка сунуться в богатые районы даже для нашей организации может стать фатальной, ситуация для участников содружества, вынужденных тесниться лишь в портовой части города и Граунде, и вовсе становится безвыходной. В конце концов, деньги не приносящие дохода, это прямой убыток, понимаете?

— Вполне, — кивнул я в ответ.

— Вот-вот. Прежде, рыночные площади оставались эдакими белыми пятнами для праттеров. Абсолютно негодные места для ведения нашего дела, по общему мнению, представляете? А ведь только в портовой зоне имеется четыре рынка, занимающих весьма немалые территории, — протянул Леддинг. — Но вот, нашёлся разумный с незашоренным взглядом и ситуация враз изменилась на противоположную. А вместе с ней... азарт и жадность, да?

— Не понял, — честно признался я. Вейсфольдинг протяжно вздохнул.

— Если я приму вас в содружество, это поможет снизить накал страстей среди тех участников, что уже сейчас начинают присматриваться к вашему делу. Понимаете, уважаемый Грым, чисто формально, ваше заведение не является праттом... с точки зрения нашего содружества. А это значит, что любой из участников нашей организации может открыть подобное дело, не оглядываясь на установленные нами правила и заключённые соглашения. Начнутся склоки, обиды, нечестная конкуренция и подковёрная борьба, которые неминуемо приведут к ослаблению содружества. А мне не нужны такие потрясения в организации, службе которой я отдал двадцать лет собственной жизни. Но, как говориться, не можешь предотвратить, возглавь!

— Пр-рецедент, — понимающе прорычал я.

— Именно, — довольно улыбнулся Леддинг. — Приняв вас в нашу организацию, я создам прецедент, благодаря которому, открытие нашими участниками заведений подобных вашему, будет проходить согласно уже существующих правил, принятых в содружестве. Да, без трений не обойдётся, недовольные найдутся всегда, но в результате, вместо кризиса, который грозит нам сейчас, организация получит серьёзный толчок к развитию, а с ним и новые возможности... Глядишь, лет через пять сможем и за пределы портовой зоны и Граунда выйти, без опаски получить по зубам от коллег из чистых районов.

— А знаете, я, пожалуй, соглашусь на ваше предложение, — протянул я, стараясь пересилить непослушные связки. А заметив, как просиял мой собеседник, поспешил добавить: — Но! Только после обсуждения некоторых условий...

Глава 4. Утренники и вечеринки

Удивил меня рыжий вейсфольдинг. Удивил своей откровенностью в разговоре... на мой взгляд, даже несколько излишней. С другой стороны, учитывая причины его визита, и намерения, может быть, такая чрезмерная честность и была оправдана. Как намёк на возможные негативные последствия для участников содружества допускающих недобросовестность в отношении коллег, скажем так. Впрочем, намёк этот был настолько завуалирован, что его можно было бы счесть даже доброжелательным. Ушлый вейсфольдинг.

Как бы то ни было, меня зацепили не столько методы вразумления впадающих в грех крысятничества членов профсоюза ложки и поварёшки, о которых заикнулся Леддинг, а то, что исполняющие роль "карающего меча правосудия" в нашей организации, попутно подрабатывают на полукриминальных "левых" заказах. Вроде того, что получили братья Ротти на одного безобидного голубокожего огра.

— Ленивые франконцы, — недовольно цыкнул зубом Леддинг. — Поторопились, не стали проверять сведения заказчика. В результате, едва не сработали во вред всей организации. Глупо получилось.

— Непр-риятно, — уточнил я.

— И разорительно, — кивнул Леддинг, явно вспомнив руины кабака на Часовой площади. Мы в унисон вздохнули и замолчали, медленно потягивая дубовый гон. Но уже через минуту, праттер встрепенулся и, гулко грохнув опустевшим стаканом по тяжёлой столешнице, заговорил резко и отрывисто: — Давно было пора прикрыть эту лавочку частных заказов, да большинство участников содружества были против. Ну как же! "Авторитет" организации им покоя не даёт. Съедят нас, бедных и несчастных, если перестанем демонстрировать силу. Кому демонстрировать-то? Рыночным воришкам? Или шайкам юных лоботрясов, у которых мозгов на честную работу не хватает?! Так они и без того от наших вышибал по головам получают... А уж если содружество и впрямь решит выбираться за пределы порта и Граунда, то такой вот "авторитет" нам точно боком выйдет.

— А ведь происшедшее на Часовой площади видели многие, — вывел я мелом на доске.

— И это тоже проблема, — кивнул Леддинг, прочитав написанное, и кольнул меня острым взглядом. — До выхода на новые рынки и заботы о кристальной чистоте собственной репутации ещё нужно дожить, а вот среди здешней шушеры шепотки о провале братьев Ротти наверняка уже поползли, так что столь лелеемый иными членами содружества "авторитет" может рухнуть со дня на день, причём с совершенно неприличным грохотом. А это уже не столь желаемый мною плавный и неафишируемый отход от околокриминальных методов, а прямое предложение местным крысам попробовать организацию на зуб. Мы, конечно, справимся... но чего нам это будет стоить?

— Могу помочь, — ощерился я, выписывая меловой пылью очередную фразу под стеклом грифельной доски. Праттер прочёл мои почеркушки и... поперхнулся очередным глотком гона.

— Слушаю, — выдохнул он, справившись с кашлем.

— Не-е, — в голос протянул я, и вновь взялся за доску. — Это я слушаю, что ты можешь мне предложить.

— Как участник содружества... — начал было Леддинг, но наткнулся на мой выразительный взгляд мыслящего кирпича... и осёкся. — Ладно. Согласен. Пока говорить о помощи содружеству с твоей стороны, преждевременно. Тем не менее, я просто не представляю, чем могу отблагодарить за решение этой проблемы. Если оно, конечно, у тебя есть.

— Мои клиенты частенько спрашивают напитки, о которых я даже не слышал, — мел неслышно струился по грифельной доске, и Леддинг не сводил с неё взгляда. — Приобретать же неизвестный продукт здесь... рискованно. Облапошат ведь. И ладно, если товар окажется пришедшим в обход таможни... всё равно акцизной печати на дне кружки не увидеть. Но ведь могут подсунуть откровенную бурду, предложив которую знающему разумному, я буду иметь весьма бледный вид.

— Понимаю, — задумчиво покивал праттер. — И что, действительно, многие желают чего-то... эдакого?

— Так ведь портовый рынок под боком, — пожал я плечами в ответ. — А там выходцы чуть ли не со всего света крутятся. Не хочу терять клиентов, только потому, что не имею возможности предложить им желаемое и самого высокого качества.

— Хм, и то верно, — протянул вейсфольдинг и вдруг довольно ухмыльнулся. — Что ж, думаю, я смогу тебе помочь в этом деле. Есть у меня хорошие знакомые, занимающиеся поставками из-за рубежа, и если, как ты уверяешь, посетители и в самом деле не видят акцизной печати на дне кружки...

— Уверяю, что так оно и есть, — черкнув ответ на доске, кивнул я.

— Тогда, договорились. Поможешь решить проблему содружества, и я сведу тебя с достойными доверия поставщиками, — праттер откинулся на спинку стула и выжидающе уставился на меня.

Что ж, слово сказано. Я решительно стёр всё написанное с доски и вновь принялся заполнять её ровными строчками текста, прочитав который, рыжий вейсфольдинг оглушительно захохотал.

— Значит, слухи о проверке, да? — утерев выступившие от смеха слёзы, произнёс он. — А ты, получается, ревизор со стороны, нанятый мною для "вскрытия недостатков и перегибов в работе подчинённых"... Ли-ихо. Завиральная идея, конечно, наглая, но... лихо. Мне нравится. Тем более, что кому и распускать и собирать слухи, как не нашему брату-праттеру, а? Только мы твою затею немного доработаем, если не возражаешь, мейн Грым. Видишь ли, нанимать посторонних для подобной работы, в нашей среде не принято. Сор из избы мы стараемся не выносить, а потому проверки подобного рода проводят только свои. В связи с этим, для остальных участников содружества, твоё "ревизорство" будет вступительным взносом в нашу организацию. Своеобразным, да, но от того не менее важным. Это даже самые упёртые участники, из стариков, что спорят по любому поводу, примут без писка и визга.

Ага, заодно и праттер свою толстую задницу прикроет от весьма неприятных вопросов со стороны коллег. В конце концов, братья Ротти взяты на должности именно им, так что ему и за "косяки" подчинённых отвечать.

— Слушай, мейн Грым... — неожиданно замерев на полуслове, вдруг протянул Леддинг, словно осенённый сногсшибательной идеей, — а может, возьмёшь на себя руководство нашими вышибалами? А что? Франконцы отправляются в Пампербэй, замену им так и так искать придётся, так почему бы тебе не занять их место?

— Вот уж к драхху! — прорычал я, мотая головой, но опомнился и вновь взялся за грифельную доску. — Мне бы сил хватило, чтоб со своими делами управиться, куда уж тут в чужой воз впрягаться! Нет, мейн Леддинг, даже не уговаривай. К тому же... ты забыл о моей проблеме, которая в этом случае, неизбежно станет проблемой организации.

— Э? — изобразил недоумение праттер. Весьма топорно изобразил, надо сказать.

— Таинственный заказчик моих неприятностей, — сделав вид, что поверил собеседнику, пояснил я. — Одно дело, личное противостояние одного из участников содружества с кем-то там, и совсем другое, если этот участник возглавляет силовое крыло организации. В этом случае, дело резко перестаёт быть личным, согласись?

— И то верно, — нехотя согласился праттер. — Но ты всё же подумай. Всякие там неприятности, они же не вечные... А мне бы очень пригодился умный и толковый глава... как ты сказал? Силового крыла, да? Вот-вот.

— Ага, а ещё большой, сильный и синий, — хохотнув, черкнул я на доске.

— Не без того, — дурашливо покивал Леддинг и, резко посерьёзнев, договорил: — но ты всё же подумай. До официального представления тебя содружеству как нового участника время есть. Если успеешь управиться со своим неприятелем до того времени, то я с удовольствием озвучу это предложение на собрании.

— Не стоит, мейн Леддинг, — покачал я головой. — Не моё это.

— Стоит-не стоит, но я всё же твою кандидатуру выдвину, — решительно хлопнув ладонями по столешнице, заявил вейсфольдинг, кажется, ничуть не разочарованный моим резким отказом. — А там решать тебе. К тому же... вообще-то, собрание может и отказать принять представленного мною кандидата, назначив на должность своего ставленника. Но тут уж, как получится, да... Так что, имей в виду.

Вот же вертлявая рыжая сволочь! И ведь ручаюсь, как дело не повернётся, этот вейсфольдинг внакладе точно не останется Ушлый жучара.

Распрощались мы с Леддингом, когда ночь давно уже вступила в свои права, и Граунд-хейл погрузился в темноту, едва-едва рассеиваемую редкими огнями в окнах домов.

А следующее утро я встретил на развалинах пресловутого кабака на Часовой площади, под взглядами доброго десятка бывших подчинённых братьев Ротти. Именно здесь Леддинг обещал мне передать информацию о заказчике моих неприятностей, и... опаздывал уже на добрых полчаса! Отчего я вынужден был коротать время, наблюдая за работой дюжих орков и берсов, с явной настороженностью поглядывающих в мою сторону, но дисциплинированно продолжавших во исполнение полученного от начальства приказа растаскивать остатки деревянного здания, разрушенного, в том числе, и моими стараниями. Ну, кто ж виноват, что строители этой халупы так схалтурили, что оно рассыпалось чуть ли не от одного небрежного тычка в прогнившую опору? Эх...

Но всё когда-нибудь заканчивается, завершилось и моё ожидание. Рыжий праттер выкатился из-за угла в окружении уже знакомых мне псин, в которых доктор Тодт недавно со всей уверенностью опознал весьма и весьма опасных боевых охранных химер. Увидев мою возвышающуюся над прохожими фигуру, вейсфольдинг довольно улыбнулся и уже через несколько секунд оказался рядом.

— Приветствую, мейн Грым! — приподняв свою смешную шляпу, поздоровался Леддинг. Пришлось ответить ему с той же любезностью. Правда, снимать с головы кепку, я не стал, это выглядело бы ещё смешнее. Так что ограничился привычной по прошлой жизни отмашкой от козырька и крепким рукопожатием, от которого вейсфольдинг, кстати, даже не поморщился.

— И тебе здравствовать, мейн Лейс, — рыкнул я в ответ на приветствие, одновременно ловя удивлённые взгляды со стороны занятых разбором завалов бойцов братьев Ротти. Могу поспорить, именно на такой эффект и рассчитывал Леддинг, назначив мне встречу именно здесь и сейчас.

Как бы то ни было, затягивать наше рандеву вейсфольдинг и в самом деле не стал. Мы по-приятельски обменялись с ним несколькими фразами, после чего рыжий вдруг хлопнул себя по лбу ладонью, глянул на золотой карманный хронограф и, залопотав что-то о своей забывчивости и возможном опоздании на важную встречу, всучил мне выуженную из саквояжа папку, после чего самым наглым образом смылся на проезжавшем мимо кэбе. А вместе с ним исчезли и химеры-охранники. Словно в воздухе растворились.

— Вот ведь шустр-рый колобок, — прохрипел я себе под нос и, взвесив на ладони полученную от этого актёра и интригана папку, решительно двинулся прочь от площади. Дел у меня на сегодня было запланировано немало...

И первым из них было ознакомление с той информацией, что притащил мне рыжий вейсфольдинг во исполнение наших договорённостей. А притащил он, надо признать, немало. Нет, в ворохе бумаг не нашлось имени заказчика всех тех непотребств, что натворили подчинённые братьев Ротти. Ну, в самом деле, глупо было ожидать, что они станут обмениваться визитками, не так ли? Впрочем, на этом вся "конспирация" и заканчивалась. Не было никаких цепочек посредников, затейливых способов обмена информацией или вкладов "до востребования" в оплату за выполненную работу. Была лишь встреча всё в том же кабаке на Часовой площади, куда заказчик заявился в сопровождении местного проводника, скрывая лицо за простенькой, судя по приложенному к записям отчёту штатного механика, иллюзией, а фигуру за широким тёмным плащом. Это летом-то! Ну, пусть в конце лета... туврского... но не зимой же!

Заказ... заказ был прост: доставить как можно больше неприятностей голубокожему громиле-эмигранту, обосновавшемуся на Граунд-хейл при новом питейном заведении. Об убийстве речи не идёт вовсе. Срок исполненния... интересно. А сроки-то не оговорены... точнее, братья должны были устраивать мне весёлую жизнь до тех пор, пока заказчик не скажет "стоп". Дела-а! Это ж кому я так в суп плюнул, что обиженый незнакомец отвалил добрых десять совернов за неделю моих приключений? За одну неделю... а судя по отчёту братьев Ротти, те были намерены гонять меня до зимних праздников, не меньше. И тут удивляет близорукость франконцев. Они ведь не удосужились собрать хоть сколько-то приличный минимум информации о своей новой цели. Сразу рванули в атаку... в которой и охренели. Последствия сего события можно до сих пор наблюдать на Часовой площади и в лечебнице уважаемого доктора Тодта... чтоб он к ним во снах являлся!

Что ещё интереснее, сведения о заказчике моих приключений братья Ротти собирали не в пример куда более скрупулёзно. Среди принесённых мне рыжим вейсфольдингом бумаг нашлись результаты проведённого братьями опроса проводника, притащившего на встречу с ними моего пока незнакомого недруга, а также доклады уличных мальчишек, по поручению всё тех же братьев Ротти, непрерывно следивших за заказчиком с момента его ухода и до получения задатка, запись опроса хозяйки дома, сдавшей ему квартиру... да, здесь даже нашёлся обрывок багажного транзитного талона, с обозначенной на нём датой прибытия чемодана моего незнакомца в порт Тувра... и, что ещё занимательнее, с датой его грядущего отбытия, до которого осталось всего двое суток, между прочим. Чудно...

Впрочем, если учесть особенности "работы" силовиков Ротти под крылышком профсоюза ложки и поварёшки, с их очевидным стремлением не вляпаться в дела, что могут идти вразрез с интересами "крыши", такое внимание к подноготной возможных заказчиков, вполне понятно. Как и ворох отчётов, должный, в случае чего, прикрыть тылы самих братьев-франконцев от неудовольствия собрания участников содружества.

Со мной же... драхх знает почему, но братцы-кролики ограничились лишь той информацией, что передал им заказчик, да коротким докладом от всё тех же вездесущих уличных мальчишек, наблюдавших за мной, как следует из всё тех же бумаг, один-единственный день. А это, если вспомнить, был мой законный выходной, который я посвятил домашним делам и... помощи Дайне.

Ха! Теперь понятно, что убедило франконцев в моём статусе эмигранта-наёмника. В купчей, выданной орчанке окружным советом, её дом остался за прежним номером, тогда как моё "Огрово" после размежевания участка обзавелось новым адресом Вот только о самом факте разделения известного всем жителям Граунд-хейла домовладения на две части, никто не объявлял. Есть купчая, зарегистрированная с окружном совете, есть землеустроительное дело, хранящееся в соответствующем столе городского совета... и, собственно, всё. Так, за кого же ещё, как не наёмного работника могли принять синекожего громилу, работающего во дворе домовладения, принадлежащего некой орчанке-артефактору, для удовольствия содержащей ещё и небольшое питейное заведение?

Недоработали братца-кролики. Ой, недоработали. Вот, Леддинг словно чуял грядущие неприятности со взятым ими заказом. Не поленился ведь обратиться к землеустроителям, где получил выписку о владельце "Огрова"... которую, кстати, он не преминул приложить к кипе переданных мне бумаг. То-то вейсфольдинг вчера мелким бесом передо мной рассыпался. Понял, в какую кучу дерьма втащили его подчинённые, взяв заказ на полноправного подданного... и поспешил разрулить проблему лично. Немного опоздал, правда, но тут уж кому как везёт.

— Что ты там такое интересное читаешь, если не секрет, Грым? — осведомился возникший перед моим столиком Падди, как всегда не вынимающий изо рта длиннющего чубука трубки, и оттого привычно окружённый облаком удивительно ароматного и ничуть не раздражающего табачного дыма.

— Отчёт о нападениях на одного юного беззащитного турса, — откликнулся я, привычно черкнув ответ меловой пылью по грифельной доске, стоящей на моём столике рядом с кружкой холодного освежающего кваса. Напитка, в Тувре прежде неизвестного, и, честно говоря, не пользующегося особым спросом среди посетителей "Огрова", что не мешает мне каждую неделю сменять опустевший бочонок на полный, настоявшийся в погребе. А что? Если уж я не могу есть обычный хлеб без плачевных последствий для моей "нежной" пищеварительной системы, то хотя бы так имею возможность насладиться хлебным духом.

— О как! — Падди подманил телекинезом массивный стул стоявший у барной стойки, и тот послушно подлетел под пятую точку мага. Усевшись, хафл водрузил локти на столешницу, сложил ладони в замок и, удобно устроив на них свой острый подбородок, с выжиданием уставился на меня. Молча.

— Ну? — не выдержал я, откладывая в сторону прочитанную стопку бумаг.

— Что? — изобразил недоумение Падди, отчего его брови устремились куда-то вверх под чёлку белобрысых волос, и даже серебристые конопушки засияли как-то подозрительно честно... Вот же, актёр погорелого театра!

— Не нер-рвирруй меня, — рыкнул я на друга. Тот хмыкнул и, затянувшись, выдул целое облако дыма, тут же окутавшее его почти непрозрачным облаком. А когда белёсое марево лениво поднялось к потолочным балкам, передо мной уже сидел не беспечный коротыш-хафлинг, мальчишка с вечной улыбкой на устах, а предельно серьёзный, сосредоточенный боевой маг, в котором уже ощущались отголоски той тяжкой силы, что постоянно сопровождает его деда, Старого Уорри Берриоза.

— Ты ведь не думал, что я оставлю тебя разгребать эту кучу навоза в одиночку? — осведомился Падди, растягивая губы в улыбке. Вот только обычного задора в его оскале не было ни грана. Зато злого предвкушения, хоть отбавляй!

— Почему нет? — пожал я плечами, старательно игнорируя столь резкие изменения в поведении хафла.

— Потому что я не хочу пропустить грядущее веселье? — Изогнув одну бровь, ответил вопросом на вопрос молодой Берриоз, и, тут же, не давая себя перебить, добавил: — а кроме того, ты мой друг, синекожий! И моя семья перед тобой в долгу. Выбирай любой вариант — не ошибёшься. Итак. Когда мы идём бить морды?

Я вздохнул, потом ещё раз... потом попытался найти спокойствие в переплетении потолочных балок. Не нашёл. Перевёл взгляд на застывшего в ожидании ответа хафлинга и, вздохнув в третий раз... махнул на всё рукой.

— Сегодня вечером, — меловая пыль скользнула по грифельной доске длинным росчерком. — Мы идём в гости сегодня вечером. После закрытия заведения.

— Вот и славно, — Падди расслабленно откинулся на спинку высокого барного стула и, радостно сверкнув глазами и конопушками, хлопнул в ладоши, после чего заорал на весь, полупустой в виду раннего времени, зал "Огрова". — Лима, беда моя рыжая! Тащи эль и перцовый гон! Я сегодня буянить буду!

— Не в мою смену! — материализовавшаяся перед нами огненно-рыжая хеймитка вздёрнула носик и, погрозив хафлу пальчиком... приземлила на стол заставленный закуской и выпивкой поднос. — Будешь бузить, выгоню к драхху и больше на порог не пущу! Осознал, белобрысик?

— Проникся, — сворачивая пробку бутылки с гоном, весело ухмыльнулся Падди, вновь превращаясь в легкомысленного балбеса, и договорил, глядя преувеличенно преданным взглядом на суровую Лиму: — Здесь я буду тих и нежен... но только ради тебя, огненная моя!

— Балабол! — припечатала та, и алым росчерком исчезла за барной стойкой.

Глава 5. Новости и безвести

Вечер мы встретили за тем же столом в "Огрове", трезвые как стёклышко, благодаря очищающим эликсирам из запасов Падди. Впрочем, вопреки громогласным заявлениям хафла, не так уж мы и гулеванили сегодня. Опустошили пару геллетовых бочонков флотского эля под копчёную кабанятину, опрокинули по флакону очищающего, да и разбежались по делам. Хафл умчался готовиться к вечернему рейду, а я встал за барную стойку, тем более, что к обеденному времени в "Огрово" потянулись постоянные посетители, из тех, кто не прочь переждать духоту летнего дня в прохладе просторного зала, с кружечкой лёгкого эля в руке. Всё же, хоть хеймиты и оказались весьма расторопными помощниками, на которых я мог спокойно оставить зал хоть на весь день, но сваливать на них всю работу, чтобы самому плевать в потолок было сподручнее... это стало бы откровенным свинством с моей стороны.

Тем более, что в отличие от того же Падди, много времени на подготовку к ночному походу в гости, мне было не нужно. Всего и дел, сменить одежду на более неприметную, крепкую и немаркую, нацепить подаренную Дайной кожаную сбрую с подмышечными кобурами и патронташами, да снарядить её соответствующим образом. Не то, что бы я был так уж уверен в опасности предстоящего визита, но кто его знает, как сложатся обстоятельства? Всё-таки, сегодня нас с Падди ждала вовсе не лёгкая прогулка по вечернему Лаун-парку, да и интересующий меня господин, своими действиям успел убедить в серьёзности его намерений. А раз так, то иметь пару внушительных аргументов в грядущем споре, было бы не лишним.

Таковыми, в моём случае, выступили честно затрофеенные на давешнем трампе обрезы двух дробовых дросданов. Не сказать, что я такой уж большой поклонник больших громыхалок, но обычные револьверы, даже те, что я отобрал у напавшего на меня тогда франта в шляпе, для моих грабок не очень-то подходят, а эти трёхствольные монстрики чрезмерного калибра, найденные мною на тамошней оружейной "выставке", удивительно хорошо ложатся в руки. Так что, если подумать, то у меня и выбора-то особого нет. Либо вооружаться этими шедеврами чьего-то сумрачного гения, превратившего ружья для охоты на особо крупную дичь в натуральные "траншейные мётла", либо идти в гости безоружным. И скажу сразу, второй вариант меня не устраивает.

Да, арифметика получается не в пользу обреза, если сравнивать его три выстрела с шестью револьверными, но, как показала практика, попадание револьверной пули я вполне переживу, а вот переживёт ли мой противник заряд свинцовой зерновой картечи, это большой вопрос.

В общем, к походу в гости я был готов настолько, насколько это было вообще возможно в моей ситуации. Оставалось только дождаться Падди, накинуть поверх вооружения штормовку из тюленьей кожи и...

— Можем отправляться! — громко провозгласил ворвавшийся в зал хаффл, отбросив на барную стойку даже на вид тяжёлый кожаный плащ. Окинув взглядом так и сияющего оптимизмом младшего Берриоза, я не сдержал вздоха. М-да, и стоило так переживать о сокрытии оружия от чужих взглядов, когда рядом со мной будет такое вот...

Мелкий белобрысый был наряжен в лучших традициях здешних авантюристов. Надраенные до блеска чёрные сапоги с высоким голенищем и прочным "ухом" для защиты колена, в которые заправлены тёмно-серые бесформенные штаны. На широком "боевом" поясе из толстой буйволиной кожи, удерживающем несколько подсумков, тускло сияли перламутровым "щёчками" револьверы в открытых кобурах, пристёгнутых к бёдрам тонкими ремешками. Торс, помимо рубахи в цвет штанам, укрывал прочный чёрный жилет с высоким, защищающим горло воротником и пара бандольер на плечах, набитых какими-то склянками. Не хватало только набора метательных ножей, закреплённых на предплечьях, да защитных налокотников. Венчала же всё это великолепие победившего милитаризма, прикрывавшая белобрысые лохмы хафла, кожаная широкополая шляпа с лихо "по-волонтёрски" загнутыми и пристёгнутыми к тулье полями. М-да, ему бы вместо шляпы — бескозырку, да станковый пулемёт в качестве прицепа, и можно отправлять героя на штурм дворца... Зимнего.

Под моим взглядом задорная улыбка, озарявшая лицо Падди, несколько померкла, а когда я принялся наворачивать вокруг него круги, и вовсе исчезла, зато появился подозрительный прищур. Несколько секунд мелкий сверлил меня взглядом, но всё же не выдержал.

— Что?!

— Кха... Не вижу метательных ножей и гр-ркхаанат, — отозвался я. Падди высокомерно хмыкнул и, схватив отброшенный им на барную стойку плащ, продемонстрировал рукава со слишком широкими обшлагами. Миг, и в ладони хафлинга сверкает серебристая рыбка небольшого ножа. Миг, и она исчезла за обшлагом. Понятно. — Повтор-рюсь... А гр-р-ркаханаты?

— А это что, по-твоему? — Падди хлопнул себя ладонью по перекрещённым на груди бандольерам, и, усмехнувшись, с апломбом договорил: — Боевая алхимия, мой большой синий друг, будет посильнее обычных солдатских "толкушек". Уж поверь мастеру!

— Вер-рю, — прохрипел я. — Вот себе не векхр-рррю, а тебе вер-рю.

— Ну, подмастерью, — изобразил смущение белобрысый. — Чего ты к словам цепляешься?

— Снимай, — подхватив со стола грифельную доску, написал я.

— Че-его? — возмутился Падди. — С какой стати?!

— А как ты намерен идти по городу в таком виде? — в свою очередь рассердился я, отчего написанные мелом строчки вышли кривыми и косыми, почти до нечитаемости, — Или хочешь собрать за нами хвост из всех добберов Тувра?

— Ну, сюда же я дошёл, — пожал плечами мелкий.

— Граунд-хейл не показатель, — отмёл я рассуждения хафлинга. — Здесь добберы и днём-то не бывают, а уж ночью! Тем более, что до твоего дома от "Огрова" рукой подать. Так что не спорь и снимай свою амуницию.

В ответ, Падди тяжко вздохнул, смерил меня долгим сожалеющим взглядом и... вдруг приобрёл свой обычный, совершенно повседневный вид. Тёмно-синий костюм-тройка в почти незаметную тонкую полоску, начищенные до блеска остроносые щёгольские туфли и шляпа-котелок в тон костюму. Вот только лицо... Сейчас, на меня смотрел не Падди, а какой-то совершенно незнакомый черноволосый и кареглазый хафл с острым носом-клювом и без единого намёка на серебристые веснушки на смуглой физиономии. Я мотнул головой, пригляделся и... Хафлинг передо мною как-то странно раздвоился. Словно кто-то наложил пару полупрозрачных изображений друг на друга, и теперь я видел одновременно и "боевой" и "цивильный" наряды белобрысого, просвечивающие один через другой, и дрожащие лёгким маревом, от вида которого у меня уже через несколько секунд заломило в висках.

Ещё раз тряхнув головой, я отвернулся, а когда ломота прошла, и я вновь посмотрел на Падди, тот опять выглядел готовым к бою хомячком. Белым. Лабораторным.

— Иллюзорный артефакт, Грым, — пояснил хафлинг. — Будем выходить, я его включу. И никто ничего не разберёт... если, конечно, по пути нам не встретится какой-нибудь чересчур подозрительный маг.

— Только маг? А у добберов, значит, мер противодействия твоему артефакту быть не может? — уточнил я, немного успокоившись. Падди отрицательно покачал головой.

— А зачем? — пожал плечами белобрысый. — Или ты думаешь, что любой вор из Граунда может обзавестись такой игрушкой как у меня? Ну так, можешь больше так не думать. Это творение деда — сплав менталистики, сенсорики, пространственной магии и магии стихии Воздуха. Уникальная вешь, можно сказать. Мастеров способных создать что-то подобное, конечно, немало, но... такой артефакт делается на заказ, под конкретного разумного, стоит очень и очень дорого, и для посторонних бесполезен в принципе. Просто не будет работать. Опознать же носителя под иллюзией навеиваемой таким артефактом можно лишь имея навык, когда-то пафосно названный "оком волшбы". И хотя этот самый навык присущ многим магам и даже механикам, но и у него есть свои слабые стороны. А именно, он требует осознанного применения, его нельзя постоянно держать активированным, а то и с ума недолго сойти.

— То есть, для того чтобы рассмотреть скрытое иллюзией, нужно знать, что перед тобой именно иллюзия? — черкнул я на грифельной доске, и Падди утвердительно кивнул.

— Собственно, по большей части, этот навык востребован там, где требуется видеть токи сил. Магам-исследователям, артефакторам, зельеделам. Тем же механикам, работающим с артефактной аппаратурой или ювелирам при работе с магически активными камнями, без "ока волшбы" в работе не обойтись. Но, как я уже сказал, с постоянно работающим "оком" особо долго не походишь. Слишком велика нагрузка на разум.

— Насколько велика? — спросил я, всё ещё пребывая в сомнениях.

— Настолько, что тем же артефакторам, признанным мастерам в использовании этого навыка, для серьёзной и долгой работы приходится использовать специальные очки с боковой защитой, видел, наверное, такие у Дайны? — произнёс Падди и я кивнул. Действительно, во время работы орчанки над артефактами я неоднократно заставал её в монструозных гогглах, склонившейся над рабочим столом. Выглядела она в тех окулярах крайне забавно. — Так вот, такие очки, если не считать иного функционала, нужны, чтобы ограничить поле зрения мастера. Меньше обзор, меньше нагрузка на мозг, больше времени для работы со включенным "оком". И, кстати об артефактах... держи!

В руку мне плюхнулся небольшой медальон из алхимического золота, на длинном плетёном кожаном ремешке.

— Это то, о чём я подумал? — спросил я Падди. Тот усмехнулся.

— Менталист из меня не ах, честно говоря, а учитывая твои особенности... в общем, думаю, с чтением твоих мыслей и мастер ментала не сразу справится. Иными словами, я понятия не имею, о чём ты там подумал, синий! Но если вдруг в твою лысую голову ненароком заглянула мысль о том, что у тебя в руке находится артефакт иллюзии, то знай, я в восхищении твоими умственными способностями! — довольно щерясь, признёс он, но почти тут же погасил ухмылку, и заговорил куда более серьёзным тоном: — ты только учти, что в отличие от моего медальона, это дешёвая одноразовая поделка. То есть, и труба пониже и дым пожиже. Полностью изменить твой образ он не сможет, да и после выключения эта фитюлька просто рассыплется пылью. У деда не было возможности сделать для тебя полноценный дубликат моего артефакта.

— Ого! — вырвалось у меня.

— Вот-вот, — Падди скривился и, чуть помявшись, всё же решил объясниться до конца: — Не, дед, когда выпыт... узнал у меня, куда мы с тобой сегодня собрались, хотел поначалу сделать нормальный артефакт, но помучился с твоим ментальным образом полтора часа и развёл руками. Размытый, говорит, очень, нужной точности с таким никак не обеспечить. В общем, пришлось обойтись таким вот эрзацем. Одежду он не замаскирует, как и рост с походкой, но перекрасит твою кожу в зелёный цвет, волосы на лысине "нарисует" и чуть изменит черты лица, чтоб больше на орка походил. Вот и всё. Ни подстройки под мимику, ни влияния на ментал окружающих. В общем, дешёвая поделка, как я и сказал. Но и это лучше, чем светить твоей синей рожей перед возможными свидетелями, согласись?

— Соглашусь, — прохрипел я в ответ. Честно говоря, я-то думал, что на подходе к месту обитания заказчика своих неприятностей, просто закрою лицо платком, да натяну кепку пониже, но то, что предложил Падди... это же совсем другое дело!

— Спасибо, — я отвесил хафлу короткий поклон и, вновь подхватив доску, черкнул на ней свой вопрос: — сколько я должен за артефакт?

— Иди ты к драхху, отрыжка Многоликого! — неожиданно взъярился Падди. — Я про цену говорил, чтоб ты понял, насколько редко такие вещи встречаются, а не для того чтобы... это подарок от деда! По-да-рок! Понял, дубина ты синестоеросовая?!

— Понял я, понял. Извини, — вздохнув, я повернулся к вьющемуся над барной стойкой хеймиту, с интересом следившему за нашей беседой, и продемонстрировал ему грифельную доску с тут же послушно изменившейся надписью на ней. — Луф, будь другом, притащи с кухни приготовленный мною поднос. Поужинаем с Падди, да и двинемся потихоньку по делам.

Хеймит согласно мотнул синей гривой и тут же исчез из виду, только пыльца искрами с крыльев осыпалась.

— Есть перед боем? — скривился заметно успокоившийся хафл, углядев мои почеркушки.

— Перед визитом в гости к очень невежливому разумному, который нас к столу наверняка не позовёт! — воздев к вверх указующий перст левой руки, правой я продемонстрировал Падди грифельную доску с новой надписью. Белобрысый в сомнениях покачал головой. Но тут до его носа донёсся запах от леветируемого с кухни подноса, и хафлинг махнул рукой.

— А! Уговорил, драхх красноречивый! Помирать, так на сытый желудок! — воскликнул он. Миг, и неугомонный Берриоз уже сидит за столом. Вот ведь... клоун.

Долго рассиживаться мы не стали. Да и ужин, приготовленный мною был не настолько роскошным и обильным, чтобы отнять у нас с Падди много времени. Пара кусков правильно зажаренного мяса с ягодным соусом, полголовки сыра из лавки Ровса-варрийца, лимонад для хафла и кружка хлебного кваса для меня, вот и весь ужин. В общем, спустя полчаса Агни с Лимой заперли за нашими спинами дверь заведения, и мы с Падди отправились на вершину Граунд-хейла, чтобы уже оттуда спуститься вниз к Старой дороге и, перейдя её, углубиться в переплетение кривых переулков Саутэнда, района чуть более приличного чем тот же Граунд-хейл, и куда более респектабельного чем оставшийся за холмом Граунд и уж тем более, его рыбацкие окраины.

Если верить записям рыжего вейсфольдинга, то именно в Саутэнде, где обитают конторщики туврских мануфактур, отошедшие от дел морячки и не нажившие богатств отставные армейцы из нижних чинов, временно обосновался и заказчик моих недавних неприятностей. Причём, остановился он не в каком-нибудь доходном доме, каких полно в Саутэнде, и где любое новое лицо — повод для сплетен и слухов, а на северо-восточной окраине района, граничащей с куда более респектабельным Хиллэндом, в одной из многочисленных гостиниц из тех, где предпочитают останавливаться коммивояжёры и разъездные приказчики торговых домов невысокого пошиба. Хороший ход для того, кто не хочет привлекать к себе лишнего внимания. Но и нам он на руку. А уж с артефактом Старого Уорри на моей шее... Я невольно ухмыльнулся. Ну а что? Не придётся сторожиться взглядов возможных свидетелей, не нужно будет изображать паука, взбираясь по стене гостиницы, чтобы пробраться в номер моего таинственного неприятеля незамеченным, а может даже не придётся скакать по крышам после визита, если тот закончится слишком... громко. Чем не повод для радости?

Вообще, с моим ночным зрением, блуждания по тёмному, напрочь лишённому какого-либо уличного освещения Саутэнду не должны были стать проблемой, как и поиск верного пути. Проблема оказалась в другом. Этот драххов район планировал пьяный косоглазый полуслепой маразматик! Петляющие улицы и кривые переулки, то и дело заканчивающиеся совершенно неожиданными завалами, превращающими их в тупики, приводящие в глухие дворы закоулки и совершенно неописуемая система нумерации домов, без единого намёка на названия улиц, вывески с которыми не найти и днём! И это несмотря на королевский указ прошлого царствования, за исполнением которого городские власти до сих пор следят со свирепостью цербера!

Когда я понял, что петлять по здешним кривулинам-загогулинам можно до утра, то плюнул на всё и, подхватив крякнувшего от неожиданности Падди за шкирку, взлетел вверх по ближайшей стене на крышу дома. Чтобы сориентироваться, мне хватило минуты... После чего я усадил онемевшего от такой выходки хафла себе на загривок и помчался в сторону Хиллэнда. М-да, а ведь совсем недавно радовался, что не придётся бегать по крышам... Эх.

К нужной гостинице мы с Падди подошли спустя полчаса, как вполне добропорядочные горожане, пешочком по краю выложенного брусчаткой тротуара, старательно обходя многочисленные лужи. Как оказалось, у хафлингов с ночным зрением тоже всё в порядке. По крайней мере, по пути Падди ни разу ни во что не врезался и... не вляпался. А возможности были, да. Почему-то на границе с Хиллэндом, где, казалось бы, дворники должны выполнять свою работу куда лучше, чем в глубине Саутэнда, где те просто не водятся, следов жизнедеятельности чамберсов на дороге оказалось не в пример больше, чем можно было ожидать. Ну да и драхх бы с ними. Не вляпались, и ладно.

Остановившись за пару десятков шагов до входа в нужную гостиницу, мы с хафлом переглянулись, я хлопнул ладонью по медальону на груди, активируя иллюзию, и... начали.

Легко отворив незапертые, скрипучие двери с давно не мытым, мутным остеклением, я вошёл в холл гостиницы, а следом за мной внутрь просочился и Падди. Оглядевшись по сторонам и не увидев в едва разгоняемой редкими светильниками полутьме никаких намёков на присутствие портье или хоть кого-то живого... кроме тараканов, мы с хафлом дружно двинулись вперёд по пыльной ковровой дорожке. Несмотря на непрезентабельный вид, она вполне успешно глушила наши шаги, так что сладко посапывающий на диванчике рядом с запертым лифтом портье, даже не всхрапнул, когда мы проходили мимо него.

Узкая полутёмная лестница с истёртыми ступенями тихо поскрипывала под весом... моего напарника. Мои шаги, благодаря врождённым способностям турса, оставались беззвучными. Впрочем, Падди почти тут же приноровился ступать вплотную к стене, и скрип исчез. Так мы миновали два этажа и вышли на третий. Тихо, глухо... спокойно.

По длинному, на удивление ярко освещённому коридору прошли беспрепятственно. Никаких бодрствующих работников гостиницы здесь не оказалось, так что, уже через минуту мы с Падди подошли к нужному двери с нужным номером. Остановились, прислушались к тишине за тонкой филёнкой... Не услышав ни звука, мы переглянулись и, расстегнув плащи, не сговариваясь, выудили из кобур оружие.

Повинуясь телекинезу Берриоза, тихонько хрупнул замок и дверь начинает поворачиваться в петлях. Краем глаза я успеваю заметить высунувшуюся из-за поворота коридора физиономию смутно знакомого хобгоблина, вижу его расширяющиеся в изумлении глаза, а в следующий миг из темноты номера полыхнуло... Грохот!

Отброшенный взрывом, полуослепший от полоснувшего по глазам ревущего пламени, я чувствую как прошибаю собственным телом хлипкую стену, но всё же успеваю сгруппироваться и почти неосознанно прижимаю к себе трепыхающегося хафла. Удар! В спину впиваются осколки стекла, полёт вниз и... я неожиданно вспоминаю, где именно видел того хоба. Понимание накатывает волной и... гаснет вместе с сознанием от чудовищного удара о брусчатку.

Глава 6. Броня крепка и носороги быстры

В сознание, Падди пришёл от тяжёлого рыка и странной дрожи, словно под его телом огромным недовольным медведем ворочается земля. Землетрясение? В Тувре?!

Открыв глаза, молодой маг потряс головой в попытке избавиться от мельтешащих перед его мутным взором странных огней и звёздочек, и чуть не вывернул на всё ещё трясущуюся под ним землю, ужин и обед с завтраком заодно. Рука автоматически нашарила перевязь с зельями и, ухватив один из флаконов за характерный для медицинских зелий колпачок, тут же выудила его из гнезда. Щелчок бугельного замка, и ментоловый аромат ударил в нос хафла, а в следующий миг обжигающе холодная жидкость волной промчалась по пищеводу и, ухнув в желудок, взорвалась живительными потоками сил, моментально разлившимися по жилам. В голову ударило холодом и Падди облегчённо вздохнул, чувствуя как стремительно исчезает противная слабость в мышцах, отступает головная боль и рассеивается застилавшая взор белёсая муть.

Наконец, молодой маг смог оглядеться и... тут же скатился с пуза ворочавшегося под ним турса.

— Мелкий-мелкий, а тяжёлый! — неожиданно отчётливо прорычал поднимающийся на ноги голубокожий гигант и, стряхнув с одежды пыль и мелкую щебёнку от размолоченной их столкновением с мостовой брусчатки, окинул Падди внимательным взглядом, — ты как, цел?

— Порядок, — прислушавшись к себе, кивнул в ответ хафл и, бросив взгляд на освещённый всполохами огня пролом в стене уже начавшей просыпаться гостиницы, спросил: — Сам как?

— Не кха-хуже тебя, — ощерился Грым. — Падением с такхой высоты даже новор-р-рожденного огр-ра не пр-ронякхть.

— Славно, — вздохнул Падди и, покосившись в сторону гостиницы, зияющей проломом в стене, кивком указал на неё турсу. — Что это было?

— Ловушка с подст-кх-авой, — переходя на уличный граунди, прохрипел огр, зло клацнув внушительным частоколом зубов, — и я даже знаю, кхто именно её сотвор-рил.

— Вейсфольдинг? — понимающе протянул Падди, одновременно утягивая друг прочь от места их падения, освещённого разгорающимся в гостинице пламенем. Подальше от поднимающейся вокруг суеты и любопытных взглядов уже собирающихся на улице зевак, всполошённых раздавшимся в ночи взрывом.

В ответ на предположение хафла, турс скорчил совершенно дикую гримасу, от вида которой любой не подготовленный знакомством с Грымом разумный удирал бы прочь быстрее собственного визга. Но уж Падди-то давно научился разбираться в немногочисленных гримасах своего голубокожего друга, а потому сейчас, он, даже в ночном сумраке едва подсвеченном светом тусклых фонарей, легко распознал выражение крайнего недовольства на физиономии турса.

— Не толькхо, — с хрипом и присвистом проговорил Грым, и с явным усилием, буквально выдавливая слова из непослушной глотки, спросил: — видел кха-хобгоблина в конце кор-ридор-ра?

— Ну, мелькнула там чья-то серая морда, — нахмурился хафл. — И что?

— Я его узнал, — угрюмо рыкнул турс, ощутимо прибавляя ходу. Теперь уже он сам утаскивал друга в переплетение ночных туврских переулков, прочь от суеты, всё больше и больше разрастающейся вокруг пострадавшей от взрыва гостиницы.

Миг, и подхваченный сильной рукой Грыма, Падди вновь оказался у него на загривке. А едва хафл открыл рот, чтобы высказать всё, что он думает по поводу такой бесцеремонности голубокожий гигант вдруг сиганул вверх и, оттолкнувшись ногами от кирпичной стены, взмыл над крышами домов. Подошвы обуви турса глухо стукнули по черепице, а следом Падди услышал звонкое клацанье собственной захлопнувшейся челюсти, заставившей его подавиться возмущением и любыми вопросами заодно. Но может быть оно и к лучшему, ведь при той скорости, что развил несущийся по крышам Грым, да при сопровождающей его гигантские прыжки совершенно дикой тряске, хафл скорее сам себе язык откусил бы, прежде чем выговорил хоть слово.

Впрочем, уже через несколько секунд бега по крышам, часть вопросов у хафла отпала сама собой. Направление движения Грыма было совершенно очевидно. Турс рвался домой на Граунд-хейл и, судя по набранной им скорости, синекожий был чем-то сильно обеспокоен.

Что именно заставляло друга так торопиться домой, Падди понял, когда увидел зарево, поднимающееся над уже знакомым всему Граунду трактиром. Удивительно, но, прорвавшись через маскирующую завесу, укрывавшую магическую вакханалию вокруг "Огрова", устроенную пятёркой неизвестных магов, синекожий даже не попытался напасть на неприятеля, штурмовавшего стены его дома. Хотя, судя по отсутствию видимых результатов атак, заведение Грыма оказалось не так уж беззащитно. А если вспомнить о прижившихся в этом доме хеймитах... можно было понять ту удивительную небрежность, с которой турс отнёсся к попыткам магов разнести его собственность.

Так и оставшись незамеченным нападавшими, Грым промчался по самой границе маскирующей завесы и, скрывшись в переулке за собственным домом, одним огромным прыжком перемахнул через высокий забор, чтобы уже через секунду застыть на пороге чёрного хода, ведущего в мастерскую его подруги.

Прислушавшись к чему-то, турс немного помялся и... вежливо постучал в запертую дверь.

— Дайна? Это я, Гр-рым! — пытаясь чётко но негромко выговаривать слова, произнёс он. За дверью послышался шум и невнятный бубнёж, а потом грохнул отодвигаемый засов, и в нос турсу упёрся ствол обреза совершенно монструозного калибра, сжимаемый твёрдой рукой...

— Ожер?! — изумился синий, окинув взглядом стоящего перед ним, готового к бою волколака, а, переведя взгляд чуть дальше, и вовсе опешил. — Боцман Жарди? Вы что здесь делаете?

— Охраняем гейни Дайну, конечно, — усмехнулся возвышающийся позади владельца "Акулы и Перста", орк, водрузив на плечо ствол точно такого же обреза, каким Ожер только что тыкал в лицо турса. — Контракт обязывает, знаешь ли...

— А сама она где? — спрыгнув наконец с плеча Грыма, поинтересовался Падди.

— Здесь я, здесь, — растолкав охранников, Дайна окинула взглядом запылённый и местами подраный костюм турса и, на ходу кивнув уже достающему свою любимую трубку Падди, моментально оказалась рядом с синекожим гигантом. Замерла на миг... и, отвесив Грыму шикарнейшую плюху, тут же впилась в губы ошарашенного турса жадным поцелуем... под смешки владельца пампербэйской таверны и боцмана "Старой Крачки", конечно.

Впрочем, долго улыбаться и зубоскалить им не пришлось. Хафл одной фразой заставил их посерьёзнеть.

— Видели, что творится рядом с "Огровым"? — спросил он, и волколак с орком, нахмурившись, кивнули.

— Трудно не увидеть такое светопреставление, находясь в полусотне рядов от него, — проворчал Ожер. — Да ещё и гейни Дайна так рвалась на помощь нашему синему другу, что мы с Жарди уже думали оглушить её от греха подальше. Или накрылся бы наш контракт медным тазом.

— Вот, кх-кстати, — оторвавшись от губ орчанки, пророкотал Грым, — С чего это Ожер-р вдр-руг р-решил оставить своё любимое дело р-р-ради р-рядового наёмническхого кха-контракта? А ты, Жар-рди? Боцманский чин стал тесен? Или пр-риключений закх-хотелось?

— И то и другое, — отозвался орк. — Гейни Дайна всё равно отправится в путешествие именно на "Старой Крачке", а я уже давно мечтаю размять кости на берегу. Ты-то совсем перестал на стол выходить, так мне теперь и повеселиться не с кем.

— Ага-ага, и требование гейды Жарди тут совсем не при чём, — с насмешкой прогудел волколак. — Это же не она велела тебе присмотреть за "несчастной девушкой, чтоб никто не вздумал обидеть внучатую племянницу деверя её троюродной сестры"? Или она говорила о шурине её двоюродного деда?

-А сам-то? — буркнул в ответ смутившийся орк. — Можно подумать, твоя супруга тебе о том же всю плешь не проела, впечатлённая историей Дайны?

— Но-но, в отличие от всяких зеленошкурых, я в своём доме полновластный хозяин. Просто так уж сложилось, что пришла пора проверить чему сынок научился, и можно ли оставить на него фамильное дело. А жена, да... впечатлительная она у меня, мягкосердечная, — открестился Ожер и развёл руками, — вот оно всё и совпало. Мне — отдых, сыну — тренировка, жене — спокойствие. И все довольны, всем хорошо.. Тем более, что и плата по контракту очень даже приличная выходит. Кстати, о контракте... Грым, ты извини, но помочь тебе с защитой "Огрова" мы не сможем. Наша задача — охранять гейни Дайну... ты, вообще, застал нас чуть ли не на пороге, когда мы уже собирались покидать дом. И не надо так на меня зыркать, гейни! Продолжи вы артачиться, и я бы в самом деле оглушил вас и утащил подальше от этой свистопляски. А там, хоть контракт расторгайте...

— Грым! — орчанка перевела требовательный взгляд на турса, но тот покачал головой.

— Пр-равильно, — рыкнул голубокожий гигант, заставив Дайну возмущённо топнуть ножкой. — И не свер-ркай так глазами. По мне, так-кха лучше пепелище "Огр-ррова", чем твои по-кхао-ор-роны. Ясно? Вот и замечательно. Ожер-р, Жар-рди, забир-райте Дайну и уматывайте отсюда... Кх-ха! Падди, пр-роводи их до Пампер-рбэя, пожалуйста. Мало ли, как оно повер-рнётся, сам видишь. Защита мага в пути им точно не повр-редит.

Хафл извлёк изо рта свою неизменную трубку и кивнул в ответ с самым решительным видом. Секунда и над оказавшимися вдруг пустыми ладонями мага зажглись небольшие клубки пламени.

— Сделаю, Грым, — отозвался маленький маг, чуть придавив окружающих отпущенной на волю мощью своей магии.

— А ты?! — воскликнула Дайна, кажется, всё же смирившаяся с предстоящим уходом.

— А я... пойду поигр-раю. Вон как р-ребята зовут-стар-рр-раются! — совершенно людоедски оскалившись, проговорил-проперхал турс, извлекая из кобур свои чудовищные дросданы. Крутанув в ладонях трёхствольники, он лихим жестом вернул их на место и... нежно погладил недовольную орчанку по спине. — Не волнуйся милая, один р-раз я с так-кхими уже игр-рал. Мне понр-равилось.

— Думаю, спрашивать мнение тех, с кем ты "играл", бесполезно, а? — прищурился боцман Жарди, но ответ он получил не от турса, а от мрачной Дайны.

— И не выйдет, если у тебя нет знакомого танатолога, — буркнула она и, вздохнув, обняла уже собравшегося уходить Грыма. — Только не вздумай проиграть, синенький...

— Обещаю...

На этот раз, и охранники Дайны и Падди всё же отвернулись, чтобы не смущать целующуюся парочку. Впрочем, уже через несколько секунд Грым оторвался от губ подруги и, подтолкнув её в сторону охраны, резко развернулся и исчез в темноте двора, озаряемого всполохами потревоженной защиты "Огрова".

— Надеюсь, он знает, что делает, — пробормотал себе под нос Падди, начиная накладывать на Дайну и её охрану все известные ему щитовые чары.

— Этот знает, уж поверь, — усмехнулся Жарди под подтверждающий кивок волколака. Орчанка и хафл переглянулись и тяжко вздохнули. Им хотелось верить боцману, но... беспокойство за близких, это такая вещь...

* * *

Когда старый приятель, собутыльник и однокашник предложил весёлому повесе Биму Орниму поучаствовать в небольшой демонстрации возможностей настоящих магов, с целью преподать урок наглому нелюдю и наглядно объяснить синекожей твари, в какой именно канаве его место, Бим с радостью согласился. Дельце предполагалось простенькое до изумления: прийти к нужному дому и спалить его к драххам. А плата обещана щедрая. Настолько, что магу хватило бы денег и на погашение карточных долгов и на месяц-другой жизни в приличной гостинице. Может быть даже предложенной платы достало бы на отыгрыш в Морском клубе...

Но как бы гейс Бим Орним ни был уверен в собственных силах, рисковать идти на дело в одиночку он не стал, и пригласил поучаствовать в веселье компанию приятелей из недавних студентов Королевского колледжа. Вылетевшие со старших курсов, балагуры и забияки были совсем не против устроить кавардак в трущобах Тувра, особенно, если за это им ещё и часть долгов спишется. А что? Чем не развлечение для благородных гейсов, изнывающих от скуки и перманентного безденежья? Жизни местных жителей? Да пусть трущобные крысы хоть все передохнут! Приличным разумным лишь дышать легче станет.

Конечно, ищейки Шоттского двора за такие шалости по головке не погладят, так ведь для этого авторов огненного представления ещё и найти нужно! Но они же маги, в конце концов! Пусть и не доучившиеся. Уж затереть следы своего участия в этой потехе, у них умений и знаний хватит.

С тем они и явились в назначенный час на Граунд-хейл. А там... поначалу, достойных гейсов удивил сам район. Небольшие, но чистенькие и ухоженные дома, добротно мощёные улицы... общий вид Граунд-хейла совсем не соответствовал представлениям гостей о трущобах. Да в том же Саутэнде, домики выглядят порой хуже, чем здесь!

Второй раз господа маги удивились, зарядив по указанному дому со странной вывеской "Огрово", мощными огненными шарами. Казалось бы, от совмещённого удара кирпичное здание должно было обрушиться, полыхая всеми стропилами и перекрытиями, но... не задалось. Вспыхнула плёнка проявившихся магических щитов, и пламя запущенное магами, бесполезно стекло наземь, где и потухло без смысла и толка. Хорошо ещё, что благодаря гейсу Биму и поднятой им над ближайшими окрестностями, маскирующей завесе, никто из обитавших в соседних домах жителей не мог видеть случившегося с господами магами конфуза. Но улыбки на лицах бывших студиозов погасли. Лёгкая прогулка превращалась в нудную работу, а этого они не любили. Да и как так-то? Пришли же развлекаться и веселиться, а тут думать надо! Исследовать защиту, взламывать её... Скучно же!

Но деваться некуда. Списание долга и ждущий после дела роскошный ужин в клубе, обещанный гейсом Бимом, манили друзей-собутыльников. Переглянувшись, маги вздохнули и принялись исследовать защиту здания, как умели. Всё же что-то из лекций профессоров ещё маячило в их памяти. Немногое, но... хоть что-то.

Исследовать щиты здания, достойные гейсы решили разноплановыми атаками, и сами удивились немалому количеству чар, как оказалось, хранившихся в их памяти. Плёнка щитов на здании практически перестала гаснуть, непрерывно сияя в ответ на многочисленные удары, наносимые магами. Но продолжала держаться.

Гейс Орним хмурился. С момента начала действа прошло уже полчаса, а результат до сих пор нулевой. Драххово здание как стояло, так и стоит. А силы-то уходят! Самого Бима хватит ещё на четверть часа поддержания маскирующей завесы, не больше. И если за это время не удастся разрушить этот трактир, о гонораре придётся забыть. А вместе с ним и о погашении долгов и об ужинах в Морском клубе... и об отыгрыше у драххова мерзавца Гебера!

— Да прекращайте уже дурью маяться! — не сдержал раздражения Бим, обращаясь к своим помощникам. — Объединитесь в круг и врежьте по дому огненным смерчем! Вас как раз хватит на пентаграмму контроля!

— А если их будет четверро? — неожиданно раздавшийся за спиной гейса Орнима низкий раскатистый голос заставил мага дёрнуться... и чуть не упустить чары завесы. А почувствовав, как в затылок упёрлось что-то холодное, и крайне неприятно пахнущее оружейной смазкой, Бим невольно сглотнул.

Над ухом гейса Орнима бахнуло, и один из развлекающихся магов тут же замарал стоящих рядом друзей содержимым своего черепа.

— Упс... а квадр-ррогр-раммы у вас бывают? — осведомился всё тот же голос. Над ухом Бима снова рявкнуло, и второй из замерших в ошеломлении магов рухнул наземь, заливая брусчатку кровью из обрубка шеи. Голова незадачливого повесы, столь жаждавшего огненного веселья в трущобах Тувра, прокатилась по мостовой и застыла у ног его приятеля, взирая на него снизу вверх, удивлённо и растеряно.

Впрочем, на этом немая пауза и закончилась. Оставшаяся в живых, троица бывших студиозов моментально облачилась в кинетические щиты, в руках у них засияли готовые к активации боевые чары, и Бим с ужасом понял, что его присутствие на пути возможной атаки, собутыльников не остановит. Дошло это и до стоявшего за спиной гейса Орнима чудовища. Последнее, что услышал Бим, перед тем как его сознание погасло, был рыкающий голос врага.

— Позже поговор-рим, — и тело Орнима, снесённое мощным ударом в сторону, с силой впечаталось в стену дома.

Над тем местом, где только что находился синекожий гигант, со свистом и грохотом промчались огненные шары и клубки молний, но цели они не достигли и погасли, истощая и без того уже рассеивающуюся маскирующую завесу. Противник же, успевший за каких-то десять секунд уполовинить состав магов, взвился в неимоверно высоком, совершенно невозможном для такой туши, прыжке и... исчез за срезом крыши стоящего рядом дома.

Трое магов сбились спина к спине, и изо всех сил вглядывались в темноту, пытаясь предугадать направление, с которого враг нанесёт следующий удар. А в том, что он обязательно последует, сомнений у них не было.

Рухнувшее откуда-то сверху, тяжёлое тело разметало магов, как кегли. Одному не повезло сразу. Приземлившийся турс своим весом просто сломал ему шею, так что на землю рухнул уже готовый труп. Двум другим магам... впрочем, стоило ли считать доставшиеся им три секунды жизни серьёзным везением? Приправленный фирменным недотелекинезом Грыма, удар кулака легко проломил и выставленный магом-недоучкой щит, и его хрупкие рёбра.

— Сюр-рррпр-рриз, с...ка! — ощерившись в зубастом оскале, прошипел-прохрипел турс в лицо последнему противнику, с ужасом смотревшему на падающее тело приятеля. И мир для него погас навсегда.

Оглядевшись по сторонам, Грым покачал головой. Ещё недавно чистенькая и ухоженная улица, бывшая гордостью Граунд-хейла, теперь напоминала скотобойню.

— Доброй ночи, мейн Грым, — выступивший из темноты, доктор Тодт, как всегда сопровождаемый своим молчаливым слугой, отвесил турсу вежливый поклон. — Не возражаете, если я заберу этот... материал?

— Добр-рой ночи, мейн Тодт, — мгновенно взяв себя в руки, Грым отвесил ему ответный поклон. — Ничего не имею пр-ркхотив, особенно, если вы...

— Ну что вы, мейн Грым, — невозмутимо покачал головой танатолог. — Есть же понятие врачебной этики! Тайны моих клиентов и пациентов я соблюдаю неукоснительно. Впрочем, об этом мы можем поговорить в другой раз, а сейчас, если позволите, мне необходимо заняться транспортировкой материала в лабораторию. Время в таком деле, знаете ли, имеет значение... что бы ни думали по этому поводу иные горе-философы.

— Не смею вас задер-рживать, мейн, — отозвался Грым. Встать между танатологом и его исследованиями? Ха, есть и более изящные способы суицида! — Но пр-рошу оставить живого мага мне.

— Вам нужен он сам или информация? — чуть заметно склонив голову к плечу, осведомился доктор Тодт, и под его равнодушным взглядом, кровь и ошмётки тел, заляпавшие мостовую, вдруг закурились ржаво-коричневым дымком и... пропали, оставив лишь налёт серого праха на брусчатке.

— Инфор-рмация, — чуть подумав, отозвался Грым.

— Что ж, тогда идёмте, добудем её для вас, а там...

— Никха-аких возр-ражений, — понимающе кивнул турс.

— Вот и славно. Йорген! — окликнул своего "мёртвого цапля" танатолог. — Тела в стазис, на телегу и домой. Да, не забудь голову этого... швёрда. Потом вернёшься за последним телом.

Слуга-"цапль" молча кивнул и исчез в темноте.

— А мы с вами, уважаемый мейн Грым займёмся делом, а? — в холодных глазах старого мага мелькнула тень азарта... и пропала.

— Пр-рямо здесь? — удивился турс.

— Почему нет? — пожал плечами доктор. — Завесу невнимания я уже восстановил, так что нам никто не помешает. Да и времени это много не займёт, уж поверьте. Итак?

— Идёмте, — согласился Грым и танатолог, довольно покивав, направился к бессознательному телу гейса Бима Орнима, по-прежнему валяющемуся под стеной дома.

Заключительная глава

Окончательно убедиться в правоте своих подозрений насчёт личности врага, мне удалось почти сразу после начала допроса мага Бима Орнима. И дело было даже не в навыках мейна Тодта, сопротивляться воле которого, допрашиваемый оказался не в состоянии. Просто первым, что мы услышали от приведённого в сознание мага, был отборный мат в адрес моего... скажем так, основного подозреваемого.

В общем-то, тратить время на долгие расспросы нам и не пришлось. Танатолог лишь разок отпустил свою магию и шалый, стонущий от боли наёмник, собравшийся было поиграть в партизана, раскололся до самой развилки. Захлёбывающийся слезами и соплями, повизгивающий при одном взгляде на равнодушно наблюдающего за его метаниями, доктора Тодта, придавленный его тяжёлой и холодной, будто могильная плита, силой, Бим Орним тараторил, сдавая всё и вся, начиная с заказчика нападения на моё заведение, и заканчивая собой самим и своими подельниками. Путаясь в словах и мыслях, беспрерывным потоком он вываливал на наши головы планы по погашению долгов за счёт исполнения заказа, разбавляя их пересказом разговоров своих покойных друзей, ещё недавно просто-таки предвкушавших возможность покуражиться над обитателями "самого дна Каменного Мешка". И это он про наш Граунд-хейл!

Ну и на кой мне было выслушивать откровения заходящегося крупной дрожью будущего подопытного доктора Тодта? Что, у меня других дел не было, что ли?

Посему, спустя пару минут я глянул на саксготтца и тот, понимающе кивнув, хлопнул бормочущего мага по лбу, отчего тот, мгновенно заткнувшись, потерял сознание.

— Полагаю, у вас ещё есть дела где-то поблизости? — осведомился танатолог и, поднявшись с колен, указал своему невесть откуда возникшему слуге на тело Бима. "Цапль" склонился в коротком полупоклоне и, молча подхватив будущего подопытного старого химеролога, исчез в темноте так же беззвучно, как и появился.

— Кхм... кхаажется, вы пр-равы, — прохрипел я в ответ, старательно давя в себе удивление. На фоне своевременности появления мейна Тодта несколько минут назад, его проницательность... к тому же, не мне об этом беспокоиться. Уважаемый доктор, как я успел узнать, очень широко понимает термин "врачебная этика". Иными словами, о его молчании волноваться не приходится, тем более, что я его довольно щедро оплатил... материалом для исследований, скажем так.

— В таком случае, мейн Грым... могу я попросить вас... немного бережнее отнестись к следующим образцам? — всё так же предельно вежливо проговорил танатолог.

— О! — я бросил взгляд в ту сторону, где скрылся слуга доктора и, вспомнив, до какого вида довёл подельников Бима, понимающе кивнул. Но всё же не удержался от вопроса: — а... вы ув-вер-ррренны, что эти обр-разцы обязатель-кха-но появятся?

— Чутьё, уважаемый мейн Грым. Меня ведёт чутьё танатолога, — пожал плечами саксготтец. — А оно ещё ни разу меня не подводило. Смерть идёт за вами следом, но интересуют её совсем другие разумные. Учитывая же ощущаемую мною силу этого самого "интереса", до его объекта рукой подать. Так что, вы уж постарайтесь, уважаемый мейн Грым, душевно вас прошу. В моём деле, знаете ли, кондиции материала имеют весьма большое значение, что бы ни говорили по этому поводу иные... знатоки.

— Постар-раюсь, мейн Тодт, — с хрипом отозвался я и, кивком попрощавшись с пугающим доктором, припустил вверх по улице. Ведь если замечание танатолога о расстоянии до цели правдиво, то... мне и впрямь стоит поторопиться.

На знакомый двор я влетел, перемахнув через высокие ворота, умудрившись при приземлении придавить какого-то зеленуху. Учитывая же, что ему здесь вообще не место... в общем, печалиться о судьбе орка я не стал. Свернул ему шею, памятуя наставление доктора, да и двинулся дальше. Высокое крыльцо, веранда, тёмные стёкла больших окон и тишина... Шаг за порог, и всё это умиротворяющее ночное спокойствие тут же сменилось ослепляющими вспышками, грохотом и гудением магии.

В доме разгром, мебель переломана, местами тлеют доски пола и деревянные стенные панели. Мерзко воняет жжёным ворсом ковра. А кое-где виднеются оплавленные, словно съеденные кислотой чьи-то кости и сожжённые до головешек тела. Жуть...

Осторожно двигаясь по полутёмным комнатам и коридорам, я, наконец, добрался до полуразрушенной лестницы и, оттолкнувшись, прыгнул через разваленный пролёт на площадку второго этажа, туда, откуда и доносились звуки магической битвы, чьи-то крики и сдавленный мат.

Первым на моём пути встретился приземистый цверг, поливающий коридор комками гудящего пламени, с пулемётной скоростью вылетающими из какого-то громоздкого артефакта, похожего на усеянный множеством коротких трубок, круглый щит. Рассматривать, куда именно целился этот бородатый огрызок, я не стал. И так понятно, что пробить непроницаемую для взора, магическую завесу в конце анфилады комнат ему пока не удалось. Комки огня бессмысленно тухли в чернильной темноте щита. Удар по голове увлёкшегося пальбой цверга, отправил бородача в беспамятство. Хруст шейных позвонков... второй экземпляр для доктора готов.

Здесь я бывал нечасто, но расположение комнат второго этажа помню неплохо. А потому, я не стал ломиться через ту неприятную чёрную завесу, что колыхалась в конце анфилады комнат, ведущих в холл перед хозяйским крылом и, шагнув в сторону, осторожно приоткрыл... не пожелавшую открываться, а потому просто вывернутую мною из косяка, дверь в "малую" гостиную. На самом деле, это была длиннющая проходная комната, через которую можно пройти в библиотеку и в личное крыло хозяев, и она встретила меня гулкой пустотой.

Прислушавшись, я проскользнул по паркету гостиной и, остановившись у дверей, ведущих к хозяйским комнатам, осторожно приоткрыл одну створку. По лицу прокатилась волна жара, а грохот и мат стали слышны куда отчётливее. Кажется, сюда...

Для верности, я попытался было проверить библиотеку... ну, чтобы не оставлять за спиной возможные проблемы, но та не поддалась даже моему недотелекинезу. От прикосновения к двери ведущей в хранилище знаний, у меня вообще осталось впечатление, будто я пытаюсь не деревянную створку толкнуть, а каменную стену подвинуть... несущую.

Ну, в принципе, логично. Библиотека в этом доме и должна быть защищена почище банковского хранилища. Я так думаю.

Вернувшись к дверям, ведущим в хозяйское крыло, я глубоко вздохнул и, переступив с ноги на ногу, попытался "прислушаться" к ощущениям в стопах. Не сказать, что этот фокус у меня получался на пятёрку, но... сейчас мне и не требовалось прочувствовать давление на грунт в сотне першей от себя. А пяток-другой рядов, для моей нынешней чувствительности, это не расстояние.

Определив местонахождение целей, устроивших побоище в холле хозяйских апартаментов, я глубоко вздохнул и, хорошенько оттолкнувшись, да так, что доски под моими ногами вздыбились размолоченной щепой, пушечным ядром вломился в помещение. Носорог плохо видит, да... Но ей-ей, это не его проблемы!

Оказавшуюся на траектории моего пути, пару нападавших, сосредоточенно паливших из дросданов по плёнке сияющей алым светом магической защиты, преградившей путь к хозяйским спальням, я снёс своим телом, размазав зеленух вместе с их дробовиками по каменной стене. И, не теряя времени, повернулся к замершим в ошеломлении трём другим бойцам. Губы сами собой разошлись в широченной улыбке, и стоящий за спинами двух своих помощников, высокий, затянутый в чёрный сюртук, человек попятился, встретившись со мной взглядом и... тут же окутался маревом какого-то личного щита. Не поможет.

— Добр-рый вечер-р, мр-рази!

* * *

Когда дед вдруг прервал ворчание на давно ускакавшего по своим авантюрным делам Падди, и, замерев посреди гостиной, нахмурился, а после зачем-то погнал Фари на второй этаж, та поначалу даже не поняла, что происходит. Но тут на дом опустилась тяжёлая, совершенно непроницаемая тишина, и в ней отчётливо послышался жалобный звон разбитого вдребезги внешнего контура защиты. Хаффла испуганно ойкнула, впадая в ступор, и только резкий окрик деда привёл её в чувство. Фари и сама не поняла, как оказалась на втором этаже и, пролетев через анфиладу комнат, слыша как щёлкают за спиной замки самостоятельно закрывающихся дверей, ворвалась в холл перед спальным крылом. Промчавшись через небольшое помещение, она ввалилась в коридор и, вспомнив когда-то вбитые дедом инструкции, на ходу, с размаху ударила по одному из настенных светильников. Свет в холле мигнул, а коридор вдруг окрасился в алые цвета, подсвеченный перекрывшей дверной проём, плёнкой щита.

— Дед! — пискнула Фари, вдруг поняв, что сама отрезала старому Уорри путь отступления под защиту самых мощных домашних щитов. А тут ещё и снизу до неё донёсся грохот боя, взрывы и вопли нападавших. Хаффла сползла по стеночке, вздрагивая от каждого сотрясающего дом удара, и даже не сразу поняла, что рядом вдруг оказался некто чумазый и воняющий чем-то палёным. Лишь когда крепкие руки встряхнули её за плечи, Фари опомнилась, дёрнулась было, чтобы вырваться из чужой хватки, но... столкнулась взглядом с такими же синими как у неё глазами... и разрыдалась прямо в пахнущую дымом и жжённой шерстью любимую жилетку деда.

— Ну-ну, тихо, конопушка! — осторожно погладив внучку по растрёпанной гриве белоснежных волос, проговорил старый Уорри. — Я здесь, мы живы... Слышишь?

— Де-еда, а я... я думала, тебя... — всхлипывала хаффла.

— Пф, ты своего дедушку совсем не ценишь, — коротко усмехнулся старик.

— Но... а как? — совсем по-детски стирая слёзы кулачками, встрепенулась внучка.

— А порталы на что? — деланно удивился Уорри и, осторожно подняв девчонку на ноги, подтолкнул её к одной из спален. — Иди, возьми в своей комнате подарок братца, да не забудь патроны к нему. А я здесь... попробую доставить нашим гостям ещё немного удовольствия. Кое-кто из них, всё-таки, успел пройти за мной следом, да в эту часть дома без моего разрешения попасть порталом нельзя. Вот и стоят теперь в холле, маются бедолаги...

В этот момент, словно подтверждая слова старика, плёнка щита, отделявшего коридор хозяйского крыла от холла, вдруг затрещала, прогибаясь под ударом мощного огненного шара, но выдержала и, чуть померцав, вновь восстановила прежний непрозрачно алый цвет. Фари пискнула, но, тут же нахмурившись, целеустремлённо рванула к своей комнате. Присутствие деда придало хаффле мужества, да и... ну не могла же она подвести семью, когда в дом пришла беда, правда?

Вернулась она в коридор уже через минуту, подпоясанная оружейным поясом с расшитыми бисером кобурами, в которых покоились небольшие, сделанные точно под её руку, кургузые шестизарядные револьверы с короткими, но весьма внушительным по калибру стволами. Четыре линии, не кот чихнул!

Вернулась как раз к тому моменту, когда дед колдовал над дополнительным щитом, судя по нежно-голубому цвету, призванному защищать от выстрелов из огнестрельного оружия. Тот мерцал и время от времени даже трещал от напряжения, но держался не хуже алой защиты от магических атак. Правда, судя по общему бледному виду старого Уорри, сидящего на полу у резной консоли, и по тому, как обильно стекал по его лицу пот, превращая закопчёное, испачканное сажей лицо в несуразную маску, сил у мага на поддержание этого щита уходило немало.

— Фари, я обозначу на магическом щите иллюзию силуэтов нападающих, — прохрипел старик. — Как только отпущу кинетическую защиту, бей по ним. Сразу же, слышишь! И... ляг, внучка. Меньше шансов, что тебя достанут шальной пулей. Поняла?

— Угу, — насупившись, Фари вытащила из кобур подаренные братом револьверы и, улёгшись на пол, положила один из них перед собой, а второй ухватила двумя руками и навела ствол на прикрытый щитами выход в холл. Вот голубое сияние кинетического щита погасло, а на алой плёнке основной защиты появились чётко очерченные силуэты... Пять целей... а, нет. Уже три!

Два силуэта вдруг дёрнулись и, слившись в одну непонятную кракозябру, исчезли, снесённые чем-то... чем-то огромным. А следом послышался такой знакомый раскатисто-хриплый голос, от мощи которого задрожали все уцелевшие стёкла в доме.

— Добр-рый вечер-р, мр-рази!

От звукового удара, висевшее над консолью зеркало пошло мелкими трещинами и вдруг осыпалось, едва не накрыв собой старого Уорри. Правда, тот даже не шевельнулся, лишь прикрыл глаза и замер, словно прислушиваясь к чему-то. Но уже через несколько секунд, старик вдруг охнул, побледнел и, одним жестом стерев с алой плёнки щита мечущиеся в холле силуэты, покосился на внучку.

— Не надо тебе на это смотреть, конопушка. Совсем не надо, — пробормотал он. И хоть говорил Уорри довольно отчётливо, Фари едва удалось разобрать её слова. Шум в ушах от оглушающего рыка ещё не прошёл, да и... раздавшийся из холла грохот и крики, почти сразу перешедшие в стоны боли, изрядно мешали. Впрочем, уже через несколько секунд шум за плёнкой щита стих.

— Фар-ри, стар-рик... вы там живы? — на этот раз голос Грыма прозвучал не в пример тише, но казался куда более хриплым, чем обычно.

— Живы-живы! — радостно откликнулась хаффла. — Сейчас дедушка снимет щит, и выйдем!

— Ну... э-э... — как-то странно замялся турс. — А мо-кха-жет, ты пока подождёшь-кха в своей кха-комнате, пр-риведёшь себя в пор-рядок-кха? А гейс Уор-р-ри займёкхтся щикхтами, а?

— Э-э, — Фари окинула своё помятое, перекошенное оружейным поясом платьице взглядом и почти признала правоту Грыма, но... он ведь её не видит! Как узнал-то?! Да и дед выглядит куда хуже! Ему что, не нужно привести себя в порядок?! Об этом она и спросила синего.

— Да-кха, тут... лучше тебе сюда покха не выкходить, Фар-ри, — с явным смущением в голосе, с хрипом и бульканьем протянул турс. — Я тут намусор-ррил... сильно-кха... Вот.

— Грым прав, внучка, — приоткрыв глаза, устало проговорил Уорри. — Там очень грязно и... поверь, эту грязь тебе лучше не видеть вовсе. Так что, иди, займись собой, а мы с этим носорогом пока приберём то, что он там... наляпал.

Фари вздохнула, но, всё же последовала совету деда. А когда вышла в холл...

— Мейн Тодт? — присев в неглубоком реверансе, удивилась хаффла. Саксготтец в ответ поднялся с лёгкого полукресла, в котором успел удобно устроиться, и коротко поклонился ей в ответ.

— Рад видеть вас в добром здравии, минни Фари, — как всегда ровным тоном отозвался доктор, подвигая ей одно из кресел. — Признаться, я изрядно переживал, что наш добрый синий друг мог опоздать к... действу. Боюсь, без вашего присутствия наш любимый Граунд-хейл утерял бы добрых две трети своего уюта.

— Благодарю за беспокойство, а... а где Грым? — закрутила головой Фари, привычно пропуская мимо ушей всю странность комплиментов старого мага.

— Умывается, как и ваш достойный дед, — дождавшись, пока хаффла присядет, саксготтец занял своё кресло. — Бой с добравшимися до этой комнаты противниками вышел у мейна Грыма несколько более грязным, чем с их подельниками. Увы. А я ведь просил его быть поаккуратнее, но... огр есть огр. Увлекающаяся натура, что тут скажешь.

— Пр-росто, у некотор-рыкхх магкхов есть пр-ривычкха оставлять живыкх вр-рагов за спиной, — неожиданно раздавшийся из-за спины Фари хриплый, срывающийся на скрип голос, заставил хаффлу подпрыгнуть. А в следующую секунду она уже повисла на шее синекожего гиганта, из-за собственного визга едва расслышав окончание его фразы: — вот и пр-ришлось позаботиться об ок-кха-кхончательном р-решении вопр-роса. Я и Падди отослал с окхр-раной Дайны в Пампер-рбэй, чтоб он не помешкхал мне гр-рохнуть мер-рзавца.

— Он бы не стал мешать, — подал голос вошедший в комнату старый Уорри, всё ещё растрёпанный, усталый, но успевший не только привести себя в относительный порядок и переодеться, но даже приготовить чай, поднос с которым он и водрузил на столик перед доктором Тодтом. — Пиккардиец был другом мне, а не моему внуку. И обязательств между ними нет и быть не может.

— Да кх-то ж вас, магкхов знает? — пожал плечами Грым, осторожно снимая со своей шеи Фари и усаживая её обратно в кресло.

— Стойте... какой Пиккардиец?! — внезапно дошло до хаффлы. — Он же... Грым же его... на корабле!

— Я тоже так думал, — На этот раз, турс не стал издеваться над своими голосовыми связками. Он топнул ногой по полу, и по деревянным, местами обугленным доскам зазмеился текст. — Но, вышло иначе. По некотором размышлении, я понял, что на судне мне довелось столкнуться вовсе не со старым другом уважаемого хозяина этого дома, а с его бесталанным братом, капитаном. Меня ввело в заблуждение присутствие в его компании трау и очень похожая одежда. О том же, что за время нашего столкновения, предполагаемый Пиккардиец ни разу не воспользовался магическими методами ведения боя, я даже не подумал, да и когда бы? Но, если на судне я убил настоящего Пиккардийца, то кто же швырялся нам с Дайной вслед огненными шарами? Какой-то третий маг? Маловероятно, не находите? Как бы то ни было, по завершении истории с нашим похищением, гейс Уорри не проявил ни капли волнения или беспокойства, даже услышав о том, как нам с Дайной пришлось петлять по морю, уворачиваясь от атак мага с судна. И я последовал его примеру... Причём, к стыду своему, должен признать, я успокоился настолько чрезмерно, что когда начались проблемы с моим заведением, даже не подумал о возможности участия в этом деле родни Пиккардийца и уж тем более, его самого.

— Не корите себя, уважаемый мейн Грым, — пригубив чаю, покачал головой доктор Тодт. — У вас были основания подозревать совершенно другого разумного в своих проблемах, не так ли?

— О да, рыжий вейсфольдинг, — покивал турс, подвигая поближе к Фари корзинку с печеньем. — Добрейшей души человек, великодушно предложивший совершенно замечательные условия для вступления новичка в закрытый клуб содержателей трактиров и харчевен Граунда и портовой зоны... и сознательно подставивший меня под засаду в гостинице на окраине Саутэнда, ради получения в свои руки права открывать заведения подобные "Огрову" без оглядки на автора идеи. Зачем трупу отчисления от использования его изобретения, правда? Про само "Огрово" я и вовсе молчу. Со связями гейса Леддинга, признать моё заведение выморочным имуществом после гибели его хозяина, не оставившего наследников, и тут же выкупить его по бросовой цене не составило бы проблем.

— Хочешь сказать, что этот... Леддинг, да? Был в сговоре с Пиккардийцем? — удивился Берриоз.

— Разумеется, — пожав плечами, вновь начертал ударом ноги по полу Грым. — Меня же вели в гостиницу к конкретной дате и, можно сказать, конкретному времени. Ещё день, и "цель" покинула бы отель, как то следовало из подложенной вейсфольдингом багажной транзитной квитанции. Паззл сошёлся, когда перед взрывом в номере, вышвырнувшим нас с Падди в окно, я увидел в коридоре гостиницы рожу знакомого хобгоблина... старшего механика из команды Пиккардийца, с которым я столкнулся на борту "Ласточки". А уж когда увидел, как шестеро уродов штурмуют "Огрово", с великим трудом защищённое артефактами Дайны и усилиями хеймитов... сомнений не осталось вовсе. Посему, я отправил Падди вместе с Дайной и её охраной в Пампербэй, после чего постарался как можно быстрее разобраться с нападавшими на мой дом, и побежал к вам. Честно говоря, очень боялся опоздать, но... гейс Уорри показал себя великолепным бойцом. Из полутора десятков "гостей", он умудрился уничтожить добрую половину ещё до моего прихода! Моё почтение, гейс.

Грым не поленился отвесить хозяину дома уважительный поклон, но тот лишь устало отмахнулся.

— И что теперь? — протянула Фари. — Всё закончилось, да?

— Не совсем, — отозвался турс, в очередной раз меняя змеящуюся по доскам пола надпись. — Дайна обещала вернуться домой через пару месяцев, и к этому времени я должен решить проблему с Леддингом. Мне, знаете ли, совсем не хочется втягивать гейни Дайну в неприятности, а с этим рыжим вейсфольдингом, такой поворот вполне возможен, ведь мы соседи!

Грым выглядел настолько забавно смущённым, что Фари не удержала короткого смешка. Ну да, ну да, они же соседи, конечно!

— Вейсфольдинг, вейсфольдинг, — неожиданно забормотал доктор Тодт, листая небольшую записную книжку с золотым обрезом и массой закладок. — Ага, нашёл! Вейсфольдинг... девятьсот тридцать второй год. М-м, по-моему, это было уже после публикации работы мейна Радолли о северных фенотипах. Или...

— Если позволите, гейс Тодт, — проговорил Берриоз, стараясь не обращать внимания на непонимающе смотрящую на него внучку, — работа мейна Радолли, о которой вы говорите, была выпущена в восемьсот восемьдесят втором году.

— Благодарю за своевременную подсказку, мейн Берриоз, — уважительно кивнул собеседнику танатолог и обернулся к турсу, — ввиду того, что свои исследования в этой области я проводил уже после публикации работы мейна Радолли, а значит, с учётом приведённых в ней сведений, мейн Грым, в отношении Леддинга я не буду отягощать вас просьбами подобными недавней. Впрочем, если материал окажется в приличном виде... вы знаете, где меня можно найти. Не так ли?

— Подсказку по собачкам? — прищурившись, отписался Грым и добавил: — в качестве аванса.

— Что ж... это возможно, загляните ко мне завтра вечером, я посмотрю свою картотеку, — кивнул танатолог, щёлкнул крышкой дорогого карманного репетира и, изобразив сожалеющий вздох, поднялся с кресла. — А сейчас, минни, мейны, прошу прощения, но мне пора. Стазис стазисом, но и он не вечен. А работы у меня нынче мно-ого.

— Я вас провожу, гейс Тодт, — тут же вскочила Фари, заметив знак, поданный ей дедом. Танатолог благодарно кивнул и последовал к выходу.

Уже оказавшись в изрядно порушенной анфиладе, хаффла чуть притормозила, чтобы расслышать обрывок беседы старого Уорри и Грыма. Пусть и односторонней, ввиду манеры общения турса. Но кое-что она разобрала.

— Я уже рассказывал о причинах наших с Пиккардийцем разногласий... Что ж, возможно, ты и прав, синий... Хорошо! Закончишь свои дела с Леддингом, и я обещаю тебе всё рассказать... Но не вздумай вовлечь в это дело моих внуков!... Да чтоб вас! Авантюристы...

— Бег от прошлого, порой, приводит лишь к его повторению, — задумчиво протянул доктор Тодт, медленно вышагивавший рядом с Фари по чудом уцелевшей парадной лестнице. — Ни в коей мере не пытаясь навязать своё мнение, всё же осмелюсь заметить, что вашему деду, юная минни, по моему скромному мнению, следовало бы выполнить просьбу мейна Грыма, хотя бы из уважения к разумному, уже дважды спасавшему вашу семью от истребления. И я буду рад, если вы донесёте до мейна Уорри мою точку зрения, если... когда он заартачится вновь. Всё же, подобные долги лучше не отягощать неисполнением данных обещаний.

— Поняла, — протянула Фари и, проводив его к парадному выходу, вежливо попрощавшись, устремилась обратно. Если понадобится, она заставит дедушку сдержать только что данное Грыму обещание. И не потому, что боится старого танатолога, а... ну... это ведь явно что-то интересное, а интересное, значит, приключение! И уж на этот раз она не упустит своего шанса поучаствавать в нём, как бы дед не запрещал! В конце концов, чем она хуже Падди?! И... Дайна тоже будет рада развеяться. Точно! Так и будет! Осталось только уговорить деда... и брата... и Грыма... Эх, скорей бы зелёная вернулась. Вдвоём, они точно дожмут этих толстолобых, упрямых... этих... мужчин, вот!

13 июня 2023 года, Москва

Гейс — здесь, вежливое обращение к мужчине, принятое в Закатной империи.

Пиккардиец — подданный Франконии, проживающий или происходящий родом из земель прибрежного герцогства Пиккард.

Шоттский двор — Туврский департамент полиции, бывший ранее Королевским полицейским управлением, но лишившийся этого статуса после перевода столицы Империи в Новые владения Короны.

Гейда — здесь, вежливое обращение к замужней женщине, принятое в Закатной империи.

Лэнгри — общепринятый язык общения в Закатной империи.

Гентри — имперский средний класс, к которому относятся помещики, горожане, живущие с дохода от ценных бумаг (т.н. рентеры), безземельные дворяне, живущие с патента и чиновники средней руки.

Добберы — туврское прозвище полицейских.

Ряд — здесь, мера длины равная 1/4 перша или трём стопам. В одной стопе три пяди или двенадцать иншей, в одном инше три зерна или десять линий. В одной линии десять точек.

Либра — здесь, мера веса равная 1/40 пода, 1/14 камня или тридцати двум лотам. В одном лоте три золотника, в одном золотнике девяносто шесть долей.

Хафла — обиходное название женщин расы хафлингов, свойственное туврской "низкой" речи.

Пядевый брус — здесь, брус толщиной в одну пядь (или 1/3 стопы или 4 инша или 12 зёрен или 120 линий или 1200 точек).

Щёлкалки — здесь, обиходное в Тувре название дешёвых карманных часов, не имеющих не только стекла над циферблатом, но даже обходящихся без минутной стрелки.

Чаберс — порода ящеров, используемых в бывшей метрополии в качестве упряжных животных.

Норгрейт — здесь, имеется в виду Норгрейтская тюрьма, место содержания бродяг, воров, убийц и иных "злодеев Короны", как именуют в империи всех не политических осуждённых.

"Пьяный набор" или "пьяный найм" — способ, которым нередко пользуются вербовщики большинства "цивилизованных" стран. Сводится он к опаиванию кандидата в матросы крепким алкоголем в смеси со снотворным. После чего, на контракте о найме ставится отпечаток пальца пребывающего без сознания "рекрута", а сам он оказывается в карцере судна, на которое был "нанят", где и просыпается от зуботычины боцмана в тот момент, когда берег уже скрылся за горизонтом, а на шее уже болтается так называемый усмиряющий ошейник.

Под — мера веса, равная 40 (сорока) либрам.

Патентованный баррест — здесь, юрист, знаток права, имеющий патент на представление интересов частных лиц и компаний в королевском суде.

Граунди — название говора присущего жителям Граунда и обитателям Дортмутских доков.

Перш — мера длины, равная четырём рядам или двенадцати стопам.

Коргёр — франконский термин "парусной" эпохи. Вежливое название пиратов тех времён. Впрочем, также именовали и "честных" каперов.Но если первые принимали такое название с удовольствием, то названный коргёром, капер мог и вспылить... вплоть до выстрела из пистоля в лицо оскорбившего.

Каботажник (каботажное судно) — судно осуществляющее морские перевозки из порта в порт.

Трамп — судно, осуществляющее нерегулярные (не линейные) рейсы, с подбором попутных грузов, без привязки к районам плавания и какому-либо расписанию

Линейник (линейное судно) — судно, совершающие регулярные рейсы по заранее установленным маршрутам и расписаниям.

Тапут (гном. наречие) — мелкий норный зверёк, обитающий преимущественно в штреках и галереях подземных городов. Всеяден, практически неуничтожим. Извести популяции этих вредителей в ареалах их обитания не удалось даже магам.

Стармас — здесь, сокращение от старший матрос.

Мейн — вежливое обращение к мужчине в Саксготте и общепринятое обращение к офицерам на франконском флоте. Эта традиция пошла со времён создания военного флота Франконии, когда львиную долю его офицерского корпуса составляли выходцы из Саксготта.

Ромовый глинт — или старый глинт. Один из традиционных зимних напитков бывшей метрополии. Горячий ягодно-травяной взвар с добавлением небольшого количества рома и восточных специй.

Хоб — здесь, общепринятое сокращение от хобгоблин.

Ползерна — здесь, мера длины, соответствующая 1/6 инша.

Трёхиншевая — три инша равны1/48 перша, 1/12 ряда, 3/4 пяди, девяти зёрнам, тридцати линиям или трёмстам точкам.

Цвета Серой Стражи — брикаэн в виде серо-синей диагональной клетки на зелёном поле, является официальным орнаментом Шоттского королевского дома, главами которого вот уже тысячу лет являются монархи Закатной Империи. Это единственный брикаэн, который позволено использовать всем подданным империи без исключения, в независимости от личного статуса, сословия и положения в обществе. Брикаэны иных расцветок определены Ордонансом Королевской Геральдической палаты, как принадлежащие шоттским кланам, и могут быть использованы только их представителями, но лишь пока те не находятся на королевской службе. В этом случае, одеваясь в традиционный шоттский костюм, они также обязаны использовать брикаэн Серой Стражи, как символ служения Королевскому дому.

Гейни — здесь, вежливое обращение к незамужней даме в Закатной империи.

Франдор — франконская расчётная золотая монета, весом в четверть унции.

Лаунхейм — старейшая из лечебниц для душевнобольных в Империи.

Ландмастер — (букв.) хозяин земли. Дворянин, владеющий собственной землёй, пожалованной королём. Иногда, пожалованной вместе с титулом.

Фригейс — (букв.) свободный гейс. Чаще всего, это владелец земли расположенной в коронном домене, владеющий ею по древнему, ещё доимперскому праву, подтверждённому королевским эдиктом.

Йондейл — шоттский аналог фригейса, за тем лишь исключением, что владеет землёй проданной ему шоттскими кланами или королём. Обычно, эти земли представляют собой скалистые неудобья, пригодные лишь для выпаса овец или коз. Отсюда и презрительное прозвище всех жителей Верхнего Шотта — "козопасы".

Хеймиты — представители малого народца Хейм, частенько упоминаются в сказаниях и мифах, как живущие на лесных полянах, мелкие крылатые проказники с весьма чёрным чувством юмора, которое они с превеликой охотой изливают на незванных гостей. В реальности, места проживания этой расы неизвестны, тогда как их представителей можно встретить где угодно. Хеймиты, при общем, вполне человеческом внешнем виде, отличаются крайне малым ростом (десять-двенадцать иншей) и наличием радужных крыльев, подобных крыльям бабочек. Впрочем, последнее неточно. Немногочисленные исследователи, занимавшиеся изучением этой расы, так и не смогли прийти к единому мнению о наличии или отсутствии у хеймитов крыльев, что и немудрено, учитывая немалый талант этого народца в магии Иллюзий и телекинетике, признаваемый всеми учёными без исключений. Кроме того, кое-кто из исследователей утверждал, что хеймиты также весьма сильны в менталистике, но эта теория не встретила понимания в магическом сообществе... ввиду того, что была высказана на ассамблее в Саксготской академии, представители которой отличаются некоторой ксенофобией, особенно когда речь идёт о ментальной магии, действительно являющейся расовой способностью людей, хотя и вполне изучаемой магами иных народов. Как бы то ни было, поймать хеймита, чтобы "пощупать" его крылья и определить степень их иллюзорности, до сих пор не удалось никому из живущих.

Две трети — в данном случае, мера содержания спирта в алкогольном напитке.

Праттер — владелец трактира, харчевни на хохготте, государственном языке Саксготта, Вейсфольда и северных княжеств.

Танатолог — здесь, маг изучающий состояние организма в конечной стадии патологического процесса, динамику и механизмы умирания, непосредственные причины смерти, магические, клинические, биохимические и морфологические проявления постепенного прекращения жизнедеятельности организма, а также процесс отделения духовных оболочек от физического тела, их трансформацию и переход на иные планы.

Дубовый гон — самогон, настоянный на дубовой коре.

Механик — здесь, общепринятое обозначение специалиста в какой-либо области магии или артефакторики (не создателя-учёного-исследователя, а профессионала в применении магических приёмов или артефактов определённой направленности, эдакого инженера-эксплуатационщика от магии).

Дросдан — букв. над-под (лэнгри). Термин обозначающий дробовое или нарезное оружие с вертикальным расположением стволов.

"Траншейная метла" — прозвище данное солдатами дробовикам, использовавшимся штурмовыми частями для зачистки окопов и траншей противника.

Зерновая картечь — здесь, картечь калибром в 1(одно) зерно или 1/3 инша.

В Закатной Империи, а также во Франконии и Саксготте, счёт этажей в зданиях начинается со второго.

Швёрд (саксготт.) — презрительное выражение, которое можно перевести как: неудачник, человек, по собственной глупости сующий голову в петлю.