Себелиус улыбнулся воспоминаниям. Это было так давно, что он успел позабыть о могучей силе заключённой в резном сундучке.
«Как хорошо, что среди восставших обнаружился предатель, и ничего взрывать не пришлось, — подумал маг. — Буду в Халифате, обязательно заберу у Намоса сундук. В предстоящей войне любая помощь будет уместна».
Себелиус наполнил кубок вином и взобрался по лесенке на шестигранный алтарь. Сел на тёплую поверхность, скрестил ноги и поставил артефакт перед собой. Осталось нарисовать магический рисунок и произнести слова заклинания.
Заранее припасённый обсидиановый нож пробежался по запястью и Архимаг принялся скрупулёзно вырисовывать руны магического алфавита, то и дело, макая палец в открытую рану. Когда рисунок был закончен, кровь почти перестала сочиться. Он резанул по второй руке и подставил кубок. Несмотря на головокружение, маг дождался, пока чаша наполнится до краёв и лишь тогда остановил кровь. Осталось произнести нужные слова.
Себелиус поднялся на ноги, простёр ладони к высокому потолку и твёрдым голосом принялся читать сложный текст. Слова звучали под сводами магической сокровищницы подобно грому. Блуждая меж высоких стеллажей со всевозможной магической утварью, они эхом возвращались обратно, но тут же улетали подхваченные новыми. Наконец отголосок последнего звука затерялся в глубине сокровищницы и Архимаг тяжело опустился рядом с кипящим кубком.
Из-за магического истощения потемнело в глазах, и тишина сдавила виски. В предобморочном состоянии Себелиус не увидел, а, скорей, почувствовал, как из кубка в потолок ударил ослепительный сноп света. Раздалось шипение разъярённой гадюки и, теряя сознание, Архимаг толкнул тело внутрь мерцающего провала.
* * *
Когда Вальдрес привёз скипетр, Намос`ар Тин решил, что это подарок от старого друга и отправил в сокровищницу к сотням тысяч таких же дорогих безделушек. Но когда молодой маг вернулся в столицу и сообщил Себелиусу, что скипетр на месте, Архимаг сразу же послал другу птенца с объяснениями. Теперь артефакт-маяк покоился в нужном месте, ожидая своего часа...
Был обычный ничем не отличающийся от других день, когда в одной из сотен комнат дворца Халифа прозвучал громкий хлопок, и из образовавшегося над скипетром провала вывалилось бесчувственное тело в окровавленных одеждах. Стоящий за дверью евнух побледнел и принялся судорожно срывать с пояса массивный ключ.
Дрожащими руками он отпёр замок, распахнул высоченные двери и с ужасом уставился на то, как предмет, который наказали стеречь, как зеницу ока осыпается пеплом. Когда шок прошёл, а в голове перестали мелькать сцены кровавой расправы, которую обещал Халиф, евнух, наконец, заметил на полу бесчувственного старика. Закричав чтобы привели целителя, тучный охранник подскочил к лежащему.
Когда весть о чужаке долетела до Халифа ведущий неторопливую беседу Намос`ар Тин прервался на полуслове, побледнел и сорвался с места. Такое поведение для солнцеподобного правителя было несвойственно, и все кто находился рядом, поспешили следом.
Открыв глаза, Архимаг сразу же провёл ревизию организма. Энергетические каналы напоминали русла высохших рек, а некогда полыхающая ярко алым аура походила на едва тлеющий костёр. Восстанавливаться придётся долго.
И, тем не менее, Себелиус улыбнулся. Он попал куда нужно...
Глава четырнадцатая
— Казалось бы, что может быть проще — прицелься получше, замахнись пошире да вдарь посильней. Но так может рассуждать лишь крестьянин, взявший после оглобли меч. Запомни, Колин — прицелился, замахнулся и... проиграл.
Друзья расположились в небольшой рощице возле уютного костра. Это был их третий ночлег под открытым небом, так как постоялых дворов в вольных землях не встречалось.
Худгараду удалось отговорить Скахета от поездки через столцу Заозерья. Слишком много препятствий ждало приятелей на пути во владениях наместника — начиная от необоснованно завышенной платы за проезд и заканчивая пристальным вниманием к чужеземцам. Заозерье гордилось изолированностью и приезжих там встречали настороженно. А вольные земли тем и славились, что были вольными в полной мере этого слова. И хотя риск нарваться на любителей лёгкой наживы здесь был значительно выше, Скахет предпочёл рискнуть, чем топтать землю наместника.
В первый же вечер Колин без сил свалился с лошади и со стоном принялся растирать онемевший зад. Спина ныла так, словно весь путь по ней колотили палками, а ноги ощущались как нечто чужое, пришитое к телу впопыхах. Скахет сперва насмехался над другом, но после всё же снизошёл до сочувствия. Достав какую-то мазь, он намазал Колину спину и заставил намазать ноги. Через некоторое время боль сменилась лёгким онемением мышц и уже не настолько доставала.
В тот вечер воин всё сделал сам: расседлал и накормил лошадей, собрал дров, запалил костёр и сварил похлёбку. Колин разбито наблюдал за действиями приятеля не в силах даже встать и отойти до ветра. Первый ночлег показался ему кошмаром, но настоящий кошмар начался утром. Скахет поднялся ни свет, ни заря и буквально пинками погнал его на пробежку. А потом заставил разминаться с деревянным мечом...
— Понимаешь, просто замахнувшись, ты работаешь на противника, — продолжал объяснять Скахет. — Замах — есть защита либо обманный манёвр. И никогда не вздумай целиться, всё равно промажешь. Удар навскидку — вот цель твоего обучения. Но удар никогда не должен существовать в одиночестве. Одиночные удары лишь отнимают силы. Всегда наноси серию из двух-трёх ударов. Так больше возможностей достать противника. Кроме того так ты избежишь «проваливания».
— Избегу чего? — переспросил Колин только чтобы окончательно не заснуть от затянутой лекции по основам фехтования.
— Проваливание — когда ты промахнулся, и твоё тело летит вслед за мечом. Попадёшь в неустойчивое положение и конец.
Видя, что Колин откровенно клюёт носом, Скахет подскочил к вещам, взял чучело и вбил в рыхлую землю.
— Не время спать, дружище, до утра ещё далеко! Хватай свою палку и покажи на что способен.
Колин с ворчанием поднялся, подцепил деревянный меч и подошёл к чучелу. Спорить бессмысленно — Скахет не отстанет. Он начал наносить рубящие удары по соломенному человеку каждый раз меняя направление, а воин продолжал:
— Резче, ещё резче! Удар должен быть как взрыв — максимальная скорость и сила за минимальное время. Не знаешь, как ударить — перемещайся, вводи противника в заблуждение. Бой это атака когда начал ты, либо контратака, когда противник оказался шустрее. Ты должен уметь верно оценить оппонента и заставить его атаковать там где тебе это наиболее удобно. И ни в коем случае не будь предсказуем. Всегда импровизируй. Шаблонов боя не бывает.
Колин «плясал» вокруг чучела, пугая ночных мотыльков, а Скахет отстёгивал комментарии:
— Двигаешься словно беременная баба. Шире ноги! Переступай плавней!
Колин прервался, опустил ставший неподъёмным «меч» и повернулся к другу.
— А разве прежде чем учиться махать мечом, не нужно изучить хоть какие-то стойки?
Скахет подхватил флягу и швырнул сержанту. Тот благодарно кивнул и надолго приник к горлышку.
— В школах мечников, конечно же, обучают куче всевозможных стоек, — произнёс воин задумчиво. — Но я так скажу — эта шелуха сгодится лишь отпрыскам богатеньких родителей. У них есть время запоминать всю эту чушь. У нас же с тобой времени в обрез. Есть три простеньких правила, которые нужно соблюдать, принимая стойку: во-первых, тебе должно быть удобно, во-вторых, ты должен свободно перемещаться, и в третьих, ты должен быть устойчив. В идеальной стойке все эти пункты должны сочетаться в равной степени. Все другие виды стоек образуются либо за счёт усиления устойчивости (более широкие), либо за счёт усиления подвижности (более узкие). Ладно, на сегодня хватит. Ложись-ка спать, а то на тебе уже лица нет.
Пока вымотавшийся друг размещался на ночлег Скахет достал свой меч и принялся неторопливо водить оселком по острому лезвию. Колин уже привык засыпать под шелест точильного камня и на причуду друга не обратил внимания. Его больше волновало, что из-за тренировок не остаётся времени изучить собственные магические возможности. Максимум использования магии — ежевечерний розжиг костра, постепенно вошедший в обязанности сержанта. А он чувствовал, что способен на большее. Ведь швыряние огненных шаров не может быть пределом. Решив начать изучение магии со следующего дежурства, Колин провалился в сон...
Через неделю пути каменистая местность начала преображаться — всё чаще стали появляться деревья, да и растительности под ногами заметно прибавилось. И это радовало, так как корм, припасённый для лошадей, неумолимо подходил к концу.
В какой-то момент дорога расширилась, и друзья оказались у развилки. Воздух заметно посвежел, запахло большой водой. Скахет спешился и подошёл к покосившемуся столбику. Пошарил в траве и нашёл давно отвалившуюся деревянную табличку.
— Что там? — Колин и не подумал покидать седла.
— Не разобрать, — Скахет подошёл к коню и достал из седельной сумки кожаный свёрток.
— Только не говори, что собрался перекусить.
Отмахнувшись от слетевшейся на пот мошкары, Колин спрыгнул на землю и подошёл к другу. Вопреки его ожиданиям в свёртке оказалась не еда, а сложенная вчетверо бумажная карта.
— Откуда сие добро? — сержант опустился рядом.
— Худгарад, верлы его дери, весьма запаслив, — хмыкнул Скахет, остановив палец на похожей развилке. Колин проследил за его жестом и отметил, что над самым пальцем расположились две большие синие кляксы. Он указал на них и поинтересовался:
— Кто-то вино пролил?
— Это озёра, — не принял шутки воин. — Верхнее и Нижнее. Судя по карте, дорожка, что бежит направо приведёт нас к Нижнему.
Колин склонился над картой и попытался прочесть надписи. Как и следовало ожидать, ему это не удалось. Вальдрес хотя и помог с изучением языка, но помощь распространялась лишь на устную речь. Письменность, увы, так и осталась непонятными закорючками на листе.
Он провёл пальцем по дороге и поинтересовался:
— Если верить карте, у нас одна дорога — через этот лес, — палец уткнулся в нарисованные деревья, которые с западной стороны огибали Нижнее озеро. — А дальше куда?
— А дальше в Сион, оттуда в Скавелл, а там уже и прямая дорога до столицы.
Воин прочертил пальцем указанный маршрут и бережно сложил карту. Вернув её в сумку, он поднялся и изрёк:
— Предлагаю сделать небольшой крюк и переночевать у воды. Помоем лошадей, сами искупаемся...
— Я только за, — не стал спорить сержант. Ему и самому до безумия хотелось смыть въевшийся пот бесконечных тренировок.
— Вот и славно, — Скахет запрыгнул в седло...
Поздним вечером друзья добрались до юго-западного берега Нижнего озера. Расседлали лошадей, задали им остатки корма и поели сами. Успокоив ноющий желудок, Скахет блаженно растянулся в густой траве на пологом берегу и через мгновение сладко спал. А Колину, как назло, сон не лез в глаза, хоть плачь. Промучившись с полчаса, он поднялся, подошёл к кромке воды и вдоволь напился. Затем уселся на кочку поудобнее и стал вдыхать аромат дивной ночи.
Будь он художником, нарисовал бы на холсте картину, чтобы и другие могли полюбоваться. Ветра нет, луна озаряет мир почти как днём, а россыпи чистых звёзд отражаются в неподвижной глади озера как в зеркале.
Может сержант задремал, убаюканный тихим шелестом воды, а может, нет, но только он отчётливо увидел воина. Мужчина в самом расцвете лет, рослый, плечистый, с окладистой бородой и светлыми, почти золотыми волосами молча стоял в стороне. Голова его была непокрыта, а некогда богатые доспехи давно потеряли роскошный вид. Оружия он не носил, а может, потерял совсем недавно, потому как на поясе висели пустые кожаные ножны.
Колин очнулся от сладкой дремоты, вскочил и опасливо огляделся. Вроде всё в порядке. Неподалёку сладко почивает Скахет в обнимку со своим топором, лошади мерно пофыркивают, а прямо на водной глади стоит — не тонет — незнакомый воин с пустыми ножнами.
Сержант почувствовал прилив гаденького липкого ужаса. Где это видано, чтобы живой человек ходил по воде! Не иначе утопленник. Он до боли в пальцах сжал рукоять кинжала и давай по-рачьи пятиться назад. Воин не препятствовал — просто стоял и смотрел бездонными глазами, скрестив руки на широкой груди.
— Скахет! — не сводя глаз с призрака, зашипел Колин, — Скахет, проснись!
На его счастье спал воин хоть и крепко, но чутко, сразу видно жизнь в Храме прошла небезопасно. Схватив топор, он вмиг вскочил на ноги:
— Что случилось?
— У нас гости, — сержант кивнул в сторону молчаливого воина и ещё на шаг подвинулся к другу. Скахет протёр глаза.
— Где?
— Да вон, стоит на воде, видишь?
Воин настороженно огляделся. Раз, другой. Ничего подозрительного, ночь по-прежнему сияет хрустальными огнями и цикады стрекочут в высокой траве...
— Вокруг ни одной живой души. Какого верла ты меня разбудил?
— Что значит, какого?! — Колин задохнулся от возмущения. — Ты ослеп или шутки шутишь?! Нашёл время! Говорю же, вон на воде стоит утопленник.
— Какой ещё утопленник? — воин подавил зевок. — Привиделось, поди. Ты б заснул что ли...
— Уснёшь тут, как же... — начал заводиться Колин но вдруг осёкся.
Там, где только что стоял утопленник, гладь озера оказалась пустой. Икнув от удивления, он медленно опустился, где стоял.
— И вправду никого. Но как же так? Ведь я его ясно видел...
— Видать, задремал, — снисходительно проговорил воин.
— Да не спал я! — отмахнулся Колин. — Не спал...
— Тогда что делал?
— Любовался пейзажем.
— И всё?
— Ну да... Никак не мог заснуть, пошёл напиться, а потом просто сидел у воды...
— Стоп. Ты что пил из озера?
— Ага. Знаешь, вода оказалась настолько вкусной, что еле оторвался. Никогда такой не пробовал.
— Скажи, Колин, а у себя на родине ты часто пил из озёр?
— Не припомню... нет, никогда не пил... Хочешь сказать...
— Именно. Видимо дело в воде.
После этих слов Колин почувствовал отвращение и отодвинулся подальше от озёрной глади. Тут его осенило:
— А как же лошади? Они ведь тоже пили эту воду.
— Животные, — пожал плечами воин, — что с них возьмёшь? Ты как хочешь, а я буду спать, — и воин растянулся там же, где спал до этого.
Мысленно позавидовав нервам друга, сержант лёг на спину, поёрзал, устраиваясь поудобнее и принялся вглядываться в звёздное небо...
Поутру его растолкал Скахет и предложил искупаться. После ночных приключений желания лезть в воду поубавилось, и Колин ответил отказом. Тогда воин сказал, что не намерен мыть ещё и его лошадь и сержант, скрипя зубами, повёл её к озеру.
