— Зато твоё утро прошло интересно, — буркнул сержант, не разделяя веселья черноволосого воина. Перед глазами вновь встала жуткая картина. — Неужели тебе это доставляет удовольствие?
— Не скажи, — Скахет посерьёзнел и уселся рядом. — Поверь, со мной они бы поступили точно так же, а может и того хуже. У трезубцев такое в порядке вещей... Кстати, ты всё ещё хочешь узнать, как о тебе прознали Верховные?
— Ещё бы! — Колин подался вперёд.
— Вот видишь, — усмехнулся воин, — всё-таки не зря я встал пораньше. Вон как глаза загорелись.
— Простое любопытство, — насупился сержант. — Что-что, а уж я бы точно не стал добиваться ответа таким образом. Это не моё.
— Зарекалась гаррута10 дерьмо не клевать... — протянул Скахет и, хлопнув себя по коленям, поднялся на ноги. — В общем, так — все ответы в пути. Завтрак, кстати, тоже. Быстро собираем оружие и выдвигаемся.
— Куда нам столько оружия? — удивился Колин, поднимаясь вслед за воином.
— Для особо безграмотных объясняю — на материке за такие мечи любая оружейная лавка отсыплет кучу золотых. Так что поторопись, мы и так уже много времени потеряли.
Обойдя трупы, они собрали три пары мечей и четыре кинжала. Упаковали собственные вещи и выдвинулись в путь...
— Ну и как обо мне узнали в Храме? — через некоторое время поинтересовался Колин, догнав Скахета. Воин молча шёл впереди, задавая темп. Дорога пролегла меж невысоких каменистых холмов, поросших мелкой травой.
— Ты их заинтересовал... — отстранённо произнёс Скахет, погружённый в собственные мысли.
— Заинтересовал? — неподдельно удивился Колин. — Но чем? — ему пришлось обогнать Скахета и встать на пути. — Где они меня видели?
— В развалинах монастыря... — односложно ответил воин, обходя остановившегося сержанта.
— Да постой же ты! — Колин дёрнул его за плечо. — Разве в тех развалинах был кто-то ещё?!
— Кроме нас там были верлы, — Скахет, наконец, снизошёл до ответа. — В Храме всегда ходила легенда, что после особого ритуала Верховные могут видеть их глазами. Правда, в неё мало кто верил. Теперь-то всё становится на свои места.
— Хочешь сказать, глазами тех тварей смотрели Верховные? Что за бред?!
— Это не бред, Колин. Уж поверь, нас учат добывать правду...
От этих слов повеяло чем-то жутким и у сержанта пропало желание дальше задавать вопросы. Скахет поправил амуницию и глянул из-под ладони на солнце.
— Надеюсь, ты всё выяснил, так как времени на разговоры больше нет. Двигаться будем до самого заката. Береги дыхание.
Колину ничего не осталось, как поспешить вслед за воином, кляня чёртов мешок, который из-за прибавившегося оружия стал ещё тяжелее...
До самого вечера шли молча, лишь изредка перекидываясь дежурными фразами. Да и когда разговаривать? Колин едва поспевал за неугомонным Скахетом, который, судя по всему, решил за день пройти весь остров. Останавливались всего пару раз и то лишь попить воды да перемотать портянки.
Когда солнце склонилось к самому горизонту, путники вышли к подножию пологого холма. Дорога здесь резко сворачивала вправо, огибая возвышенность на которой расположилась высокая башня. Воздух заметно посвежел, исчезла изрядно надоевшая пылевая взвесь и неприятный прогорклый запах.
— Заночуем в старом маяке, а завтра выйдем к порту, — Скахет стянул с лица кусок ткани и вдохнул полной грудью. Из-за постоянной пыли ни один житель острова не выходил из дома без подобного платка.
Колин, разглядывающий высокое сооружение, тёмный силуэт которого чётко обозначился на фоне вечереющего неба, лишь вздохнул и поспешил следом, вернув на плечо опрометчиво снятый мешок.
Вблизи маяк оказался не таким величественным, каким выглядел издалека. Быть может когда-то он был высок и даже указывал путь заблудшим кораблям, но солёный морской ветер да неумолимое время оставили от могучего исполина каменный остов, скалящийся чернотой дверного провала. Верхний этаж, где в былые времена располагалось путеводное око, бесследно исчез, оставив как воспоминание о себе лишь деревянный пол да кусок каменной кладки.
Под одной из стен приютился небольшой домик с провалившейся внутрь крышей. Судя по всему, там жил смотритель маяка, но растущее посреди развалин дерево красноречиво говорило, что природа давно вернула украденный у неё клок земли.
— Совсем ты меня загнал, — простонал Колин, сбрасывая с плеч мешок и сползая по стене. — Я уж думал, этот сумасшедший день никогда не закончится. Неужели ты ни капли не устал?
Он стянул с ног сапоги, растёр натруженные ступни и блаженно растянулся на полу, подложив мешок под голову. Но счастье длилось не долго. Скахет бесцеремонно выдернул мешок и, не обращая внимания на ворчание, принялся копаться внутри.
— Где огниво? — спросил он через некоторое время, в очередной раз перетряхивая вещи.
— Последний раз ты разводил огонь, — пожал плечами сержант, — наверно там и забыл. Одну ночь можем и без костра обойтись. Давай лучше спать.
— Это предыдущие ночи можно было обойтись, а здесь у моря всю ночь будешь зубами кьяту11 отстукивать.
— Ничего не поделаешь, — философски изрёк Колин, вернув мешок под голову и закрыв глаза. — Значит, будем плясать.
Он всерьёз вознамерился заснуть — усталость сковала тело, но Скахет был другого мнения. Он навис над Колином и легонько пнул носком сапога в бок.
— Не время разлёживаться. Доставай свои огоньки, а я за дровами.
— Какие огоньки? — не понял сержант.
— Помнится, когда мы расправлялись с трезубцем, ты лихо ими швырялся. Вот и сейчас подсоби.
С этими словами воин выскочил из маяка. На улице тут же громыхнуло. Выглянув наружу, Колин застал яркую дугу ломаной линией устремившуюся к земле. Следом прозвучал очередной раскат грома.
Из домика смотрителя вышел Скахет и поволок к маяку две длинные доски. Не обуваясь, Колин выскочил навстречу и принял ношу. Воин благодарно кивнул и отправился за новой партией. Пока сержант укладывал доски внутри, Скахет вернулся и кинул на пол очередную порцию дров. Следом раздался новый раскат грома, и в землю вонзились тяжёлые струи.
— А ты говорил без костра, — усмехнулся Скахет. — На Каменном погода переменчива как настроение юной девы, — он подхватил топор и принялся рубить доски.
Но Колин его уже не слушал. Ему вдруг стало интересно, сможет ли он повторить тот же трюк с огненными шариками не в стрессовой ситуации, а в спокойной обстановке. Скрестив ноги, он положил ладони на колени и попытался напитать их энергией. Ничего не вышло. Открыл глаза и встряхнул кистями рук. Снова закрыл и как в прошлый раз стал дышать глубоко и часто, насыщая кровь кислородом. После дыхательной гимнастики тепло в груди не заставило себя ждать.
А Скахет закончил рубить и уселся напротив, с любопытством наблюдая за действиями спутника. Ему ещё не приходилось видеть, как работает настоящий маг. Вот над правой ладонью Колина засветилась яркая точка и медленно стала увеличиваться в размере. Сержант открыл глаза и протянул руку к дровам. Ярко-оранжевый шарик сорвался с ладони и врезался в расставленные шалашиком доски.
Эффект превзошёл все ожидания. С оглушительным хлопком огненный пузырь взорвался, разметав дрова. Деревяшки устлали пол горящими факелами, а на их месте образовалось небольшое углубление. Ослеплённый яркой вспышкой Скахет едва успел отскочить.
— Скажи а для того чтобы поджечь костёр обязательно его взрывать? — поинтересовался он когда зрение восстановилось.
— Извини, — виновато произнёс сержант, глядя, как Скахет затаптывает огоньки. — Ещё недавно я и так-то не умел...
Он поднял горящую деревяшку и сунул внутрь вновь собранного костра. Огонёк весело перекинулся на сухое дерево и, уже через несколько минут, в маяке стало значительно теплей.
— Странный ты, — сказал Скахет, блаженно протягивая босые ноги к огню. — С виду вроде мой ровесник, а ведёшь себя, словно младенец. Многого не знаешь, мало что умеешь. А может ты не случайно оказался на моём пути?
Колин было напрягся, но Скахет как ни в чём ни бывало, продолжил размышлять вслух:
— С одной стороны, ты сложён как воин, но боец из тебя, как из дерьма копьё. Хотя надо признать ножички кидаешь отменно. С другой — ты, несомненно, маг, но ведёшь себя будто и не маг вовсе, — Скахет окинул взглядом напряжённого спутника. — Так кто же ты на самом деле, Колин? Если тебя действительно так зовут.
От взгляда сержанта не ускользнуло движение его руки, которая небрежно легла подле рукояти меча. Колин сглотнул подступивший ком, глубоко вздохнул и решился.
— Пообещай взять меня с собой на материк, если расскажу, кто я на самом деле.
Скахет некоторое время молча играл желваками, но наконец, произнёс, словно топором рубанул:
— Обещаю.
Колин решил рассказать всё, что приключилось с ним за последнее время. И начал рассказ с того момента, как получил приказ о патрулировании космопорта. Чем дольше он говорил, тем легче становилось на душе. Будто слова прорвали какую-то незримую плотину, освободив память, где лежали мёртвым грузом.
Скахет слушал с интересом, изредка задавая уточняющие вопросы о местности или об ощущениях сержанта, а когда Колин закончил, молча развязал мешок и достал свёрток с вяленым мясом.
Колин благодарно кивнул, смочил пересохшее горло длинным глотком и принялся отрывать зубами полоски жёсткой солонины. Рассказав свою историю, он словно скинул тяжёлую ношу с плеч, и больше не думая о том, поверил ему воин или нет, полностью отдался занятию мясом.
Всё это время Скахет молча смотрел в огонь и теребил шейный платок. На лице застыло задумчивое выражение. Колин давно покончил с мясом, а воин всё сидел и не шевелился. Наконец, когда сержант решил устраиваться на ночлег, Скахет тихо заговорил:
— Своего отца я никогда не знал, так как всё, на что его хватило, это обрюхатить мою мать в портовой таверне славного Свериша. Возможно, он был одним из купцов, что нескончаемым потоком идут через порт Сумарского Халифата, а может кем-то из тех, кто продаёт меч за звонкую монету. Так или иначе, я родился в таверне и с трёх лет драил полы в проклятой забегаловке, пока однажды мать не подхватила проказу. Невзирая на мольбы, хозяин тут же выставил её на улицу, и она испустила дух в одной из грязных подворотен. Улица встретила несмышлёного юнца с распростёртыми объятьями. За те два года, что я прожил среди отбросов, мне выпало хлебнуть изрядно дерьма: от попрошайничества и мелких краж, до разбоя и убийств. Но всему когда-то приходит конец. Однажды я попытался срезать кошель у изрядно подпившего моряка, но на мою беду тот оказался весьма проворен. Поймав меня, он не отдал страже, а потащил на свой корабль и уже к вечеру мы вышли в море. Той же ночью я понял, зачем он это сделал. Моряк оказался из тех, кто женской ласке предпочитает слабых мальчиков. Но он не учёл, что меня воспитала улица, за что жестоко поплатился. Я ударил его табуретом по голове. Этот гад упал, а я всё бил и не мог остановиться. Когда кровавая пелена спала с глаз, каюта была полна матросов. Команда жаждала мести, и капитану едва удалось удержать их от расправы. Весь дальнейший путь я провёл у него в каюте. Через дюжину дней мы вошли в порт Каменного острова. Вся команда спустилась на берег пополнить запасы провизии и пресной воды, а капитан тайно отвёл меня в одну из таверн на окраине. Там он переговорил с каким-то человеком в глухом капюшоне и за увесистый мешочек передал меня ему...
Скахет замолчал и смахнул со лба выступивший пот. На протяжении всего рассказа он ни разу не сменил позы, оставаясь в напряжении, словно взведённый арбалет. Колину показалось, будто воин заново переживает события детства, упрятанные в самом потаённом уголке души. Его ли собственным рассказом было вызвано такое откровение или чем-либо другим, но сержант решил не упускать шанса и узнать окончание истории.
— И кто тебя купил?
Скахет глубоко вздохнул и продолжил:
— Не знаю. Но он привёл меня в Храм Теней и там я, наконец, смог нормально поесть, — воин усмехнулся. — Дальше началось обучение и больше мы не встречались.
— А что за странный ритуал с куском верёвки, кинжалом и чёрной коробочкой?
— Фаурис, или выбор смерти. Воину, имеющему заслуги перед Храмом, но ставшему по какой-либо причине неугодным, предоставляется право выбора собственной смерти. Варианта три: удушение, поединок и смерть от укуса песчаного унура. Он-то и сидит в той проклятой коробке, — Скахета передёрнуло, — весьма мерзкая смерть, скажу я тебе.
— А ты-то чем не угодил Храму? — удивился Колин.
— Я узнал кое-что, чего мне знать не следовало...
— И что же это за опасное знание, что едва не вогнало тебя в могилу?
Сержант подался вперёд, предвкушая тайну, но Скахет молчал. Его тяжёлый взгляд некоторое время буравил лицо собеседника. Наконец что-то для себя решив, воин продолжил:
— Близится большая война. Не знаю почему, но впервые за многие столетия нейтралитета Храм не остаётся в стороне. Именно эти сведения я и должен доставить в Ивокарис магистру Себелиусу.
— И только-то? — Колин разочарованно расслабился.
— Ну, для тебя это знание может быть и бесполезно, — Скахет придвинулся поближе к костру и растянулся на полу. — А вот маги дорого заплатят за информацию о неожиданном союзнике. Ладно, давай спать. Итак уже полночи проговорили. Добрых снов...
Глава десятая
На палубе было темно. Свежий ночной ветер звонко свистел в парусах, нещадно скрипели снасти, солёные холодные брызги летели из-за борта прямо в лицо, но качка здесь ощущалась куда меньше, чем в каюте. Колин глубоко вдохнул и крепче уцепился в фальшборт, подставив лицо ветру. Уж лучше промокнуть здесь, чем дышать смрадом той каюты, в которую их поселил капитан.
На корме тускло светился фонарь, раскачиваясь на ветру и отбрасывая неверные круги света. В его скудном свете сержант заметил фигуру у штурвала. Тхоол... Колина передёрнуло. Поистине это был человек наисквернейшего характера. Высокий, с копной нечёсаных полуседых волос, худым измождённым лицом и кожей столь серой, что невольно приходила в голову мысль о мертвеце, вставшем из могилы.
Увидев, что Скахет прибыл не один, Тхоол наотрез отказался пускать его на борт Скорлупки, как он ласково назвал то прохудившееся корыто, на котором им приходится теперь плыть. В ответ на все уговоры и взывания к совести, капитан заявил, что согласится только в том случае, если плата будет удвоена. Скахету ничего не осталось, как скрипя зубами достать трофейные мечи. В глазах этого скверного типа зажегся такой алчный огонь, что Колин невольно припомнил слова воина об их цене.
