Лялька

Победитель Японии предложил девице колхозной:

— Ищу мать своим будущим детям — если согласна рожать их, выходи за меня.

Возможно, мама так и не стала любимой женщиной моего отца, но она всегда была матерью его обожаемых детей. Чадолюбие — это у нас семейное. А любовь?

Знаю, мама в нашей ситуации сказала бы отцу:

— Езжай, спокойно работай. Я буду ждать и справлюсь одна.

Никаких упреков: у нее своих забот полон рот — вести хозяйство, хранить дом, печь хлеб, стирать, убирать, готовить, кормить и растить детей. И мы с сестрой крутились вокруг мамы — чем могли, помогали, никакую работу не считая в тягость: корову подоить, ей травы подкосить или цыплят от коршуна стеречь. Это было детство голубое — такая пора, когда за пенку от варения жизни не жалко. А любовь в романах хороша.

От кого-то слышал — у всех Оль тяжелая женская доля: не очень-то счастливы они в жизни. Моя жена должна стать исключением. Это задача партии и правительства, и я исполню ее на "отлично". Дело чести и долга. Только вот пока что-то плохо получается — я стараюсь, а она ни в какую не делается счастливой. В чем засада?

Или муж для нее не хорош? Пойдем по пунктам.

1. Нас, Агаповых, жена — пусть самая лучшая из всех женщин мира — интересует, прежде всего, как мать детей наших общих.

2. В этом плане, если есть место выбору, предпочтение отдается не красоте-уму-женственности, а доминирующему чувству материнства.

3. Поиски счастья с одной-другой-третьей и так далее полностью исключаются, если в семье появились дети — выбор сделан: любил-разлюбил отменяется; признается — люблю и буду любить всегда.

4. Какие-то проступки антисемейного характера никому из супругов не допускать, а уж коль случится, надо уметь прощать в интересах семьи.

5. Задача — подобное отношение к совместной жизни попытаться привить своей половине.

6. Считать эти правила семейным кодексом Агаповых.

Кто "за"? Голосую. Единогласно!

"Все это прокатило бы, — кривится подсознание, — с барышней твоего круга. Избранница наша — интеллигенция третьего поколения. Это культура, премудрый ты мой, она впитывается с молоком матери, и никакими Уставами ее не задавишь. Хочешь, по пунктам разложу ее ответы на твои бредни?"

"Валяй"

"Жена скажет на твои морали:

1. Я не свиноматка, а женщина, которая хочет любить и любимой быть.

2. Замужество — это не рабство, поиски счастья — пожизненная привилегия любого живущего.

3. Если ты утратишь роль моего идеала, я займусь поисками другого.

4. Детям не будет счастья в семье, где жена презирает своего мужа.

Достаточно? Убедил?"

"И что же делать?"

"Присмотрись к тестю — как он относится к своей половине. У девочек из хороших семей папа в большом авторитете. Может, и выбор ее пал на тебя из-за какой-то схожести с ее отцом".

"Боже! Какие сложности! А быть самому себе идеалом?"

"Слишком просто. Для этого даже не надо чистить зубы".

"Ну и как же стать идеалом в глазах собственной жены?"

"Хочу обратить твое внимание, что не ум, не сила в приоритете у женщин, а, как это ни парадоксально, внешность мужчины — с нее начинается зона любви".

"Думал, ты скажешь — 24 часа в сутки глядеть в глаза, гладя ручку, и мурлыкать: "единственная моя"...."

"Для этого тебе стоит напиться — тогда ты становишься пылким и страстным, открытым и прямолинейным, человеком эмоций, как джин из бутылки. Таких тоже любят, но недолго. В реальной жизни, если хочешь убедить женщину в искренней любви к ней, надо быть готовым идти на компромиссы со своими чувствами и привычками: тут сдержать себя; с этим смириться; на это закрыть глаза. Постоянно приспосабливаться к окружающей обстановке — ежедневно разыгрывать сотни эпизодических ролей на подмостках обыденности, быть канатоходцем, постоянно что-то уравновешивать, взвешивать, чтобы не разрушить создаваемую конструкцию. Гораздо проще — взять и влюбиться, то есть полностью сконцентрироваться на "женщине всей жизни", на избранной, обожаемой. Тогда тебе многое простится, а остальное решится само".

"У нас нормальный, здоровый брак. Какого тебе черта надо?"

"Я тебе так скажу — если любые слова жены пусть даже самые занудо-ругательские звучат как соловьиные трели, а не кудахтаньем, то ты ее любишь. Готов признать, что супруга твоя курицей быть не может?"

"Не получится так, что полюблю некий фантом, призрак вместо реальной женщины, увидев которую, окончательно разочаруюсь в этом браке? Ты уверен, что от любви настоящей к своей жене, жизнь моя станет легче мешка цемента, а сам я из сатирика-реалиста не превращусь в мелодраматика? А вдруг от такой страсти сердце пробьет грудную клетку?"

"Посыкиваешь, мореман?"

"Предположим, я влюблюсь в женщину, на которой уже женат — в ее мимику, сопровождающую иронию, в музыку ее слов, в движения ее рук, в глаза, волосы, в мочку ее правого уха, в левую щиколотку, все равно. Предположим, почувствую, что нас связывает нечто большее, чем плод, зреющий в ее чреве. Не разлюбит ли она меня тогда, посчитав Эверест покоренным?"

"Задним числом часто видишь реалии, которые изначально казались совершенно исключенными. Короче говоря, все возможно".

"Как интересно! Ты предлагаешь мне самому себя свергнуть с пьедестала в ее глазах? Это же надо, какой бред!".

Да, действительно — истинный бред. И это уже за гранью. Даже такой испорченный персонаж, как я, не смог бы позволить себе такого.

"Ну, тебя к черту! Пойду-ка, напьюсь".

Ищущий да обрящет! У черта на куличках, на краю земли (считая Урал ее хребтом) парни наши умудрились найти в кромешной тьме ночи трех славных девиц из категории the telki. Без всяких проблем — пришли, поставили палатку, развели костер и попивают винцо на берегу Байкала. А тут мы, подвыпившие, с гитарами и водкой — наше вам с кисточкой!

Еще один тупизм, которого я никогда не понимал — ухаживать толпой за одной-двумя-тремя девушками: ну, ни дать ни взять собачьи свадьбы. Даже наш самый старый боец, а в миру кандидат наук, читающий первокурсникам историю КПСС, Хламкин перышки распушил и бубнит сальные анекдоты из застольного арсенала бывших комсомольских работников — тоже какие-то перспективы питает, в смысле девиц. По этой причине будет он пыжиться от чувства собственной значимости, страдать из-за собственной упертости, потеть, беситься, надеяться и в итоге иметь голый вассер. А ведь все водка клятая говорит!

Глядя на весь этот вавилонский блуд, размышлял — не шибко ли усложняю проблемы сердечные. Может, есть смысл в очереди потолкаться локтями, соперничая в остроумии, полапать телку и удовлетвориться впечатлением, произведенным на окружающих — мол, я еще о-го-го, кобель тот. С мыслью о том, что подобная инсинуация была бы последним гвоздем в гроб сегодняшней попытки подсознания подсказать дорогу к семейному счастью, иду спать в палатку.

Голова кружится, в глазах пляшут и размножаются звезды. Одним словом — хреново. Не в силах идти или стоять, сажусь на пенек и закуриваю. К горлу комками подкатывает тошнота. Встаю, раздеваюсь, минут десять ныряю и плаваю в ледяной воде Славного Моря. Когда посвежевший забираюсь в палатку, на часах половина второго....

Наконец, добрались до места работы.

Стоит сказать, что это был не сам БАМ, а его северное направление: Тында — Беркакит или АЯМ (Амуро-Якутская магистраль). В нашу обязанность по договору входили работы на строительстве городка ВОХР (военизированной охраны) тоннеля Нагорный, пробитого в вечномерзлотном грунте длиной почти полтора километра.

За две недели на неосвоенном месте дикой якутской тайги вырос палаточный городок с тротуарами из дощатого настила, складом, баней, столовой и проч. Появилась традиция у командира — с жутким запахом изо рта проводить ежевечерние производственные совещания со спиртом из чайника. Пить и не морщиться! — был приказ. — Чтоб других не смущать.

Поначалу работы шли успешно — с энтузиазмом выдолбили в мерзлоте траншеи под будущие теплотрассы — а потом тормознулись из-за отсутствия труб. Потянулись дни вынужденного простоя и тоскливого безделья. Впрочем, сачка давить, студентом не привыкать — было бы что пожрать. Самое глупое и ужасное в ситуации было то, что нас почему-то перестали финансировать — не оплачивали наряды на уже выполненные работы. Призрак голода, как коммунизм в Европе, рыскал-рыскал по сопкам Якутии и, найдя нас в распадке, навалился.

Исполненные руководящей мудрости и отеческой заботы о коллективе, оседлали с начальником прикомандированный "Магирус" и поехали в Нагорный. Ну что, amigos, решили про нас — похороны обойдутся дешевле?

Забрав почту, иду в комитет комсомола — у меня комиссарское, кроме всего прочего. Васильев, тем временем, топает в СМП (строительно-монтажный поезд) выколачивать деньги — к тем самым товарищам, о ком говорил: у них головы превратились в жопы. Ему видней: он с ними давно марьяжит — на две недели раньше нас прилетел сюда с двумя коллегами из ЧПИ, интерном-доктором и поварешками.

Местный секретарь комитета комсомола — уроженка Молдавии; красавица — свет не видывал. У нее прямые черные волосы, пухлые, чуть вывернутые губы и бездонные антрацитовые глаза. Пока любуюсь ее чертами, она меня дрючит за ерунду — мол, сколько выпустил боевых листков да на стену газет повесил? Далее следует витиеватая речь о том, что партия приказала — комсомол ответил "есть!". Пошло и поехало....

Я ей на эту ересь в ответ про тяготы и лишения, которые испытываем в плане дефицита продуктов, а точнее отсутствия финансирования наших работ их уважаемым СМП.

— Так что ж вы молчите?!

Хороший вопрос!

Напару топаем в контору СМП. Без стука и разрешения, как революционные матросы в Зимний Дворец, вламываемся в кабинет директора. Причем, застаем его ужасно удивленным. Но не нашим напором — Васильев успел его ошарашить.

— Мать моя в кедах! Всем отрядам хватает аванса на сезон. Вы, только приехав, уже все профукали. За гранью реального! Любопытствую — куда потрачены средства? Можете дать отчет?

Васильев, гаденько подхихикивая, мотает головой — мол, беливь ми, не сохранились чеки. Он всем своим видом показывает, что говорить на эту тему не хочет — нет денег и все!

Картина ясная! Аванс командир зажилил. А я так не вовремя вошел....

Тут директор СМП "включает" программу "Профессионал учит работать студентов-бездельников". Он долго говорит о вопросах морали, семейных ценностях и обществе без пороков, как единственно верном подходе к строительству железнодорожной магистрали в условиях вечной мерзлоты.

Васильев, с облегчением от того, что беседа уходит в сторону от финансового отчета, вздыхает и заверяет:

— Да-да, мы учтем и постараемся.... Нам бы еще шесть недель продержаться.

— Хоть это противу правил.... Впрочем, деньги ваши — не знаю только, что домой повезете....

Мир полон маленьких деталей, которые дают нам всю необходимую информацию — остальное домыслы. Я понимаю, что стал свидетелем неприятной тайны, но воспринимать ее всерьез сознание отказывается пока. У меня довольно четкое ощущение, что смотрю на ситуацию со стороны, как кино, в котором хорошие парни всегда побеждают, а зло обязательно будет наказано. Но — стоп кадр! — где положительный герой? Неужто я? А мне хреново — только что вынуто несколько кирпичей из фундамента жизненной платформы. Еще немного — и вся моя философия рухнет, как Родосский Колосс. Впадаю в ступор и становлюсь похожим на Железного Дровосека.

Всю обратную дорогу сижу в "Магирусе" совершенно закрепощенный от нахлынувших дум. Тяготили ответственность и особая печать момента. Нет, не загоняюсь в паранойю борьбы с пороком — просто начинаю понимать, почему некоторые чисто человеческие ценности называют библейскими.

— Ну, что, комиссар, спасли мы отряд? — ликует Васильев. — Может, бухнем по этому поводу?

Наигранная фраза и предложение выпить необходимы ему, чтобы понять мое отношение ко всему происшедшему — насколько проникся и что буду делать? Короче — враг ли я ему?

Мы останавливаемся на берегу Холодянки, открываем три бутылки "Тамянки", пьем из горла без посуды и закуси. Рассказываем всякие смешные истории. Здесь я ближе знакомлюсь с водителем Яшкой (тоже, кстати сказать, молдаванином), который при всей своей меланхоличности оказывается человеком с потрясающим чувством юмора и кладезем такого рода историй, неизменно начинающихся со слов "Одын малчык....".

Васильев припомнил, как я докладывал о кандидатах в отряд — "возраст ребят лет 19-25; недужат редко; имеют крепкие зубы и зрением хороши; в работе сносны; норов покладистый; делать гадости считают профессией....", и ну хохотать — разобрала "Тамянка".

Интересно, сколько он отстегнул в свой карман из аванса отряду? Может, и бодяга вся затеяна с этой целью? Для кандидата технических наук вполне приличная многоходовка. Да и навар....

Винишко прикончили, спирт открываем — из горла, без закуски. Бр-р-р-р...!

Васильев поплыл. Стекленеет Яшка — вот паразит: ему еще машину вести! Меня тоже накрывает, но как-то невесело. Вспоминается Кмитец, который два дня назад ушел в ночь пешком без копейки в кармане — у него невеста и свадьба в Свободном (город такой в Амурской области). Доцент даже для такой ситуации денежки пожалел — нету, и весь хрен! На мой взгляд — типичная гонорея души.

Мысленно аплодирую цинизму и пошлости нашей жизни: все не так страшно — все гораздо страшнее. Где ты, подсознание, ау? Нужен мне ответ на вопрос — когда я стану такой же сволочью? И стану ли вообще?

Тут как тут — из тайги на лыжах: "Не смешно. Думаешь, очень умно выглядишь со своим цинизмом?"

Накликало, гадино! Не умно, а скверно: с очередного глотка меня тянет рвать — сначала спиртом, а потом желчью. Спазмы накатывают один за другим, и моему желудку уже нечего извергать, и уже кажется, что меня рвет воздухом. И когда я уже начинаю задыхаться, все утихает. Изрядно вспотевший, присаживаюсь на корточки, руки лодочкой — черпаю и пью речную воду. Потом умываюсь и возвращаюсь.

Бутылка в руках у водилы:

— Давай еше.

— Нет-нет, не стоит. И тебе хватит. Шеф где?

— В кабине спит. Что, много принял?

— Когда любишь, не считаешь.

И вот мы в лагере. Походкой загнанного на мельнице осла Васильев колбасит в командирскую палатку, успев на ходу митингнуть — гуляем, братва! Наши две поварешки — пусть будут Надя и Вера — быстренько отваривают макароны, приправляют тушенкой и на стол, где уже (бутылка на четверых) стоят спирт для настоящих мужчин и "Тамянка" для девушек и слабаков. Разговение!

С суровыми лицами колхозников времен Великой Отечественной бойцы садятся завтракать-обедать-ужинать сразу за несколько дней — атмосфера многодневного неторопливого безделья таки наложила свой отпечаток. Но постепенно алкоголь будит природную жажду деятельности молодых сердец. Все становятся очень радостны — много говорят, поют, не прочь порезвиться в танцах.

На запах макарон по-флотски в столовую приполз командир — голод не тетка. Ест, похмеляется и вспоминает, что де в СМП пересекся с командиром отряда из Челябинского института культуры; у него сегодня день рождения — в гости пригласил.