Лялька

Дальше пошло все как по маслу. С Ириной Ивановной мы набрасываем план необходимых мероприятий и покупок к свадьбе. Пошли в кафе, так понравившееся Оле, и арендовали его. Меню обсудили.

В какой-то момент мы остаемся вдвоем.

— Скажи, Антон, это у вас серьезно... с Лялькой... или по случаю?

— Вы мне не доверяете?

— Доверяю полностью твоей порядочности.... Но, прости, ты не выглядишь счастливым женихом. И на Ляльку смотришь... ну, как-то не так, как должен смотреть влюбленный парень на свою невесту.

— Счастье мы собираемся строить вместе.

— Прости, не понимаю. Как так можно? А если не слюбитесь?

Я обескуражен ее отношением ко мне и моему участию в судьбе ее дочери. Да, я не очень-то разговорчив, но никого не гружу своими проблемами. То, что мы вдруг становимся родственниками, не моя воля — судьбы решение.

Появляется Оля, и Ирина Ивановна завершает диалог:

— Возможно, я заблуждаюсь на твой счет. Дай то Бог!

Мое подсознание глаголет нудно: "Ты им нужен в семью, как мотоциклу педали велосипеда". "А мы построим свою и будем дружить, если получится". Подсознание ворчит: "Только не делай вид, что не замечаешь, как избалована твоя невеста". "А кто тебе сказал, что я всю жизнь буду получать 63 р.?" "Прежде чем высоко летать, надо по земле научиться ползать", — усмехается подсознание. "Что тебя так развеселило?" "Твое умение наживать врагов".

На следующий день мы едем в салон новобрачных. Мы — это мы с Понькой, Оля с подружкой и Ирина Ивановна с сестрой, у которой остановилась в Челябинске. Невесте платье выбираем, жениху костюм. Примеряю один, второй — все не то. Дамы в восторге, лишь Серый знает, почему я их отвергаю — брюки в "дудочку" для меня не приемлемы. И он помогает мне выпутаться из ситуации — то цвет критикует, то фасон....

Кажется, моя привередливость начинает раздражать безтрехнедель тещу. Да и я завожусь от коллективного дамского желания сделать из меня свадебное чучело. Именно таким буду выглядеть в брючках а-ля-Шурик — необъятных в поясе, длиной до щиколоток и неприлично узких в этих местах.

— Нет! — ору я на Поньку, который сует мне очередную двойку. Я сердито смотрю на шедевр элитного ширпотреба, и, не будь он неодушевленным предметом, уверен, съежился бы от ужаса под моим яростным взглядом. Все присутствующие оглядываются на меня. Оля хватает под руку плохо воспитанного кавалера:

— Что с тобой?

И подсознание вторит: "Ты орешь как медведь, которому в задницу впилась колючка". Его игноряю, отвечаю Оле:

— Хочу заказать костюм в ателье. Ты не против?

— А эти-то чем тебе не по нраву? Ты еще не все перемерил.

— Пожалуйста, — с ледяным спокойствием говорю, — не дави на меня.

Чувствую непомерную тяжесть обрушившейся реальности. Еще никогда мне не хотелось так остро, как сейчас, сбежать в какое-нибудь тихое место, где мог бы наедине с собой приучить себя к мысли, что я не один теперь, что обо мне будут проявлять заботу свою жена и... теща. Я содрогаюсь — ведь это на всю оставшуюся жизнь! Привыкну ли когда-нибудь, что кто-то лучше меня знает, как мне вести себя и во что одеваться?

С тяжелым сердцем освобождаю локоть из ее руки.

— Пойду, покурю.

Выхожу из салона, зная, что назад не войду — пропуск у Оли.

Она тем же вечером:

— Мама права — тебя укрощать еще и укрощать.

— Меня? Укрощать? — фыркнул я. — Время терять.

— И ты прав, — согласилась невеста. — Но давай договоримся: явишься в ЗАГС в джинсах и свитере, свадьбы не будет.

— Об этом и я: ты ведь за меня замуж выходишь, значит, должна мне верить и не опекать. Это душит. Я никогда не добьюсь ничего в жизни, если ты будешь все время вмешиваться. Мне нужна определенная свобода поступков и мыслей. Ведь я не вмешиваюсь в твои дела.

Она серьезно выслушала меня.

— Я хочу, чтобы нам было вместе хорошо.

— Знаю и понимаю. Но если мы надеемся на долгое совместное счастливое будущее, то мы должны доверять друг другу и доверять нашим вкусам. Пусть твоим мнением я не прав, но дай мне возможность понять самому это и исправить ошибку — не будь наседкой. Ведь с одинаковой вероятностью можешь быть неправа и ты. Научись терпению.

Подсознание во время диалога корчит самые зверские рожи и кажет языки: "Я не подстрекатель, но вы не подеретесь".

Помотавшись по городу в поисках пошивочного ателье, в магазине одежды "Руслан и Людмила" покупаю белоснежную гипюровую рубашку — ну, ту, что в дырочках, как решето. Отдаю в мастерскую приталить и укоротить рукава. Приталили, а рукава откромсали, как штанцы петуху. Никакой возможности переделать. Я не скандалю, но настроение падает ниже плинтуса — что они могут сотворить с костюмом?

На помощь пришел Сергей Иванов — привез в ателье экстра-класс: уж он-то знает адреса! Выбрали ткань — название не скажу, но цвет глаз ласкает: что-то среднее между густо голубым и бледно синим, как волна черноморская в ясный день.

Закройщик, вылитый Паниковский, но с фамилией Бендит, предлагает фасоны пиджаков. Я ему — ворот шалевый, остальное, как сумеешь, а вот с брюками поколдуй — клеш от бедра 3,5 см. и скос на каблук 1,5 см. Как разрешил морякам мудрый генсек Леонид Ильич.

Под цвет костюма подобрали галстук. Посмотрим, откажется ли от свадьбы Оля, когда увидит жениха в шикарных импортных корочках на высокой платформе, с булавкой для галстука и запонками из горного хрусталя. Блин, вот запонки никто не увидит — коротки рукава гипюровой кольчужки!

Представляю изумление суженой от моего небесного вида, и лицо чуть не трескается пополам от самодовольной улыбки. Даже подсознание одобрительно кивает: "Ну, кры-са-вец! Лови момент!" Но еще надо поймать момент — кольца обручальные приобрести.

В сквере сижу у кинотеатра Пушкина — через дорогу ювелирный магазин "Алмаз". Сегодня мы были там — примерили с Олей шаблоны колечек на пальцы, чтобы размеры определить. Завтра привезут золотые. Это бывает раз в неделю, поэтому очередь в магазин желающие браковаться и прочие, до золота охочие, занимают с вечера. Вот как я. Друзья предлагали организовать сменное дежурство — по два-три часа на брата, а я им сказал: "Идите к черту! Свои семь кругов ада пройду сам".

Зеленая травка и цветы на клумбах создают сельскую идиллию. Неторопливый ветерок мягко шелестит позолоченной вечерним солнцем листвой. Все мило и навевает покой, пахнет цветущей сиренью. Представил, как лежу на траве и гляжу в чистое голубое весеннее небо. Мысль настолько соблазнительная, что мне почему-то взгрустнулось по дому. Там, кстати, не было никаких эксцессов по поводу свадьбы-женитьбы — "знать, время пришло"; и избранницы — "тебе жить".

Время движется к полуночи. Появляется Иванов:

— Дед, я не могу тебя оставить ночью с такими деньжищами одного.

Серега — мой друг, мой свидетель на свадьбе. Его подружка с автотракторного факультета будет свидетельницей Оли — мы так сговорились. По велению сердца ли, под давлением оценок Иванов решил после сессии перевестись на АТ.

— Серый, с музыкой разобрался?

— Вокально-инструментальный ансамбль с ПС факультета, талантливые парни и гожий репертуар. Ну, а как ты справляешься?

Это он наверняка о свадьбе — интересуют общие впечатления.

— Как с курсовым: смотришь — страшно, взялся — поехало. Правда, не всегда здорово — вчера Оля отругала за конфеты. Но друзья выручают. Борька Газизов привез из "почтового ящика" два короба отличного вина. Жежель уступил свою комнату на втором этаже. Автомобильный картеж обещает тесть — он на Коркинской шахте какая-то шишка. Коробка коньяка, два ящика водки — упиться, не встать.

— Гулять, так гулять! Знай наших! — кивает Иван.

К открытию магазина должна приехать Оля. Но они появляются с Кмитецем, ни свет, ни заря — еще и троллейбусы не ходят. Смотрю на нее — она потрясающа, она очень красива, моя невеста. А еще понимаю, что обручальные кольца ценой бессонной ночи это не последняя трудность в нашей жизни — нам еще вместе предстоит одолеть гору конфликтов. Как вот с конфетами — купил не ее любимые. Кабы знать! Но не сомневаюсь, что мы их осилим, и впереди у нас долгая счастливая супружеская жизнь.

— Подумать только! А если бы на твоем платье в тот танцевальный вечер вдруг оказались карманы....

Оля поворачивается ко мне, бестолковому, и пытается убрать с лица веселое удивление. Не получается:

— Господи, ты так ничего и не понял! Святая наивность, а еще — председатель!

Этакий призрачный намек на то, что меня закадрили. Да теперь-то что — мы скоро станем родителями, а еще раньше мужем и женой. Я человек доброжелательный, придираться по пустякам точно ни не буду. Правда, подлости и предательства не прощу — здесь я тверд как скала.

— Ты меня осуждаешь? — у нее веселый настрой, и уже уверилась, что она — главный человек в моей жизни. И здесь без сомнений — кто же еще? — Так знай же, любимый: женщина с одним прощается, с другим встречается, следующего присматривает.

Да ерунда все это, ей Богу! Покупаем кольца. Последняя проблема — жилье.

Вопрос о проживании постоянно читался в глазах Оли. Я тянул, тянул.... Оказалось, не зря. Когда-то я выручил с этой комнатой Олега, теперь он меня.

— Все, что там есть — ваше, подарок на свадьбу... так сказать.

Подарила нам чета Жежелей холодильник, кровать широкую и линолеум на полу.

Хотели вместе приборку сделать, так Оле понадобились мамины советы — по интерьеру и прочая, прочая.... Ирина Ивановна приехала вечером перед свадьбой.

Я было в двери им помогать — на пороге друзья:

— Ты без мальчишника хочешь улизнуть из нашего братства? Такое, приятель, не прокатит. Что? Оля ждет? Оле сейчас все объясним.

Понька пошел объяснять, остальные за стол и... пир коромыслом.

Выпили, погалдели и начали петь — не зря же Зязев гитару принес.

— Там, где клен шумит над речной волной,

Говорили мы о любви с тобой....

Когда утомленные генуборкой Оля с мамой выходят на крыльцо общежития, мы пьяной толпой вываливаемся на балкон и орем:

— Жанитьба хужей кабалы!

От ей отвернемся мы смело.

Не нада жаниться, орлы! Хо-хэй!

Ведь бабы последнее дело....!

Ирина Ивановна кивает на шалман и тоном страдающей от интриг императрицы:

— Все ясно. Не зря раньше подбирались пары из своего круга, своей песочницы. Может, одумаешься, Лялька, пока не поздно?

Лялька не отвечает. Может, и одумалась бы, но Рубикон перейден и поздно теперь боржоми пить.

Утром мне было не до песен. Но нет дрожи в коленях, и голос не сел, не хрипит — голос мой готов сказать "да". Тем не менее, парни находят во мне бледность лица и укладывают на кровать — интенсивно идет подготовка к баталии под названием "Выкуп невесты". Подтягиваются родственники в общежитие. Сват Колька Евдокимов приехал....

Жизнь все-таки удивительная штука. Порой ухахатывается над нами так, что и самому не грех рассмеяться. Я не верю в то, что кирпич обязательно упадет подлецу на голову, но верю в то, что судьба в какой-то момент захочет ухмыльнуться, похулиганить и поведет себя как трудный подросток. Когда Колька демобилизовался и нашел меня в общежитии, я сразу ему дал понять — дружба наша закончилась, и к хулиганству возврата не будет. Даже на свадьбу к нему не поехал, а он:

— Брат, мне непременно быть надо свидетелем.

— Припозднился, — говорю, — занята роль.

— Выручай, иначе мне кранты — еле-еле жену уговорил под марку свидетеля к тебе на свадьбу.

— Да у нас тут тоже не с бухты-барахты. Свидетельница, — киваю на Иванова, — его подруга, почти невеста.

Коля посмотрела на меня так, будто я его последнюю котлету сожрал, и к Сереге.

Я на подушку, глаза закрываю.

Входит бездвухчасов тесть.

Понька, репетируя роль тамады, на меня кивает:

— Вчера накирялся, никак в чувство привести не можем.

К присутствующим:

— Парни, кто жениха на сегодня подменит?

Кондратий приобнимает моего тестя и отнимает дар речи.

Старшая моя сестра Людмила, выполняющая роль посредника, щекочет мне пятку:

— Вставай, женишок, невеста одета. Красивей еще свет не видел.

Я поднимаюсь, здороваюсь с тестем, облачаюсь в свадебные доспехи. Виктор Киприянович, прижимая ладонь к груди в области сердечной мышцы, сползает на стул без комментариев. Но Понедельник не дает ему расслабиться — заряжает за букетом для невесты: хоть, мол, вы папа, но на машине.

Наконец, у противоборствующих сторон все готово, и Людмила дает отмашку — на штурм, буржуины! Олю на церемонию выкупа переселили к подругам на третий этаж — подальше от комендантской и ее обитателя, опасаясь возможных провокаций.

Сражение начинается на дальних подступах — девчонки требуют, на каждый мой шаг новое ласковое слово для любимой. Парни хором орут, заглушая меня:

— Ласточка, рыбонька, огуречик...!

Такое девчонкам не нравится — спорят, придираются, выстраиваются в цепь, не пускают. Меня поднимают, как знамя полка, и, очертя голову, идут на таран. У защитниц невесты припасены на шпаргалках куча загадок, приколов, веселых шарад — они не согласны на скорую сдачу. Но толпа ребят сминает их, теснит от двери — свалка, почти потасовка. Свидетельница, как лайка в медведя, вцепилась зубами в грудину свидетеля. Впрочем, его алую ленту вижу на свате — дотошный, малый....

— Целуй их, братва! — Зязев орет, и девчонки сдаются — отступают, повизгивая, вглубь коридора.

Наконец, я в комнате, перед невестой. Действительно, в подвенечном платье Оля смотрится просто божественно. Мне даже не верится — она ли это? моя ли свадьба с этой принцессой? Хочется пасть на колени, вручая букет. Тянусь поцеловать, а мне запрещают:

— Нельзя! Нельзя! Сначала в ЗАГС!

Идем к машинам. Перед общежитием нас провожает толпа народа. Огромная, как демонстрация! Приятно, черт возьми! Но мне не до них — я любуюсь своей избранницей, и налюбоваться никак не могу. Хочу сказать: "Милая, никогда не снимай это белое платье, и никогда не угаснет огонь восторга в моих глазах".

Колька садится рядом с водителем — на лицах невесты и свидетельницы недоумение. Пожимаю плечами — мол, сами сменились, меня не спросили.

В ЗАГСе все, как и надо — торжественно, чинно, отлажено. Мы расписываемся, свидетели тоже. Целуемся, наконец, под Мендельсона. Пьем шампанское. Едем кататься, возлагаем цветы — бетонному Ленину и Скорбящим матерям.

На пороге кафе нас встречают мои родители с караваем — кто больше цапнет, тот и будет хозяином в доме. Цапнула Оля — я не против.

Все традиции соблюдены. Садимся, пируем — ВИА играет, Понька тамадит, гости виновников торжества поздравляют и заставляют нас с Олей плясать — "вальс", "цыганочку", "яблочко" и... твою же мать! Сколько можно — пляшите сами: не в цирк-шапито пришли, и мы вам не артисты!

Тесть задвинул продвинутый тост — что, мол, должны мы по жизни стать друзьями, любовниками и.... Отец мой морщится — так ненавистно ему слово "любовник".

Предложили мне сказать — маху дал. Вместо "спасибо дорогим гостям, что удостоили..." благодарю родителей за прекрасную жену. Тестя от моей благодарности снова корежит. Кто-то подсказывает: "До брачной ночи такое не говорят". А ведь верно, блин!