Лялька

Найдя гениальное решение, испытал подъем боевого духа, который не часто теперь наведывался. Тупиковая ситуация вдруг обернулась прекрасной перспективой. В долгий ящик решил дело не откладывать — как только увижу на сборах Незнамова, сразу пойду наводить мосты. Ну, или по возвращению в Челябинск....

И едва не взвыл от тоски, представив себя в сапогах и при галстуке, а потом офицером, раздувающим щеки и с умным видом ерунду катающим.... На всю ведь оставшуюся жизнь!

Спросите — как я дожил до мысли о побеге из семьи? Ответ не составит труда — такова, значит, была жизнь моя. За последний год моя вера в род людской подвергалась серьёзному испытанию. Вот представьте: есть колея, по которой идет человек, и ходить он может только по ней; его сбили, он потерял ориентиры и теперь стоит, озирается — ни туда, ни сюда. А помощи ждать не приходится. Вот так и я.

Со стороны наша семья по-прежнему смотрелась образцово-добродетельной. Однако весь этот год после диспансера я не жил, а существовал — все переменилось и напрягало. Тесть, казалось, с брезгливой миной ладонь подавал для рукопожатия, а потом украдкой ее вытирал. Теща уже не целует в щеку, а грязную посуду за мной вряд ли моет — скорее выбрасывает в мусорное ведро. Чувствовать такое все равно, что быть повешенным немного. Тебе на шею надели петлю, выбили из-под ног табуретку, и ты висишь, болтая ногами — горло передавило, глаза выкатываются, язык наружу полез ... Короче — вот вам я, во всей красе! Крепка пеньковая — да кто ей рад! Ждешь, не дождешься в гостях на Розе, когда же автобус обратно в Челябинск.

Начал подумывать, что ничего хорошего не увижу больше в этой жизни — так был раздавлен физически и морально. Просыпался без радости, все что делал — без настроения, и не ждал от будущего улучшения. А это ведь вредно. Недаром врачи говорят: туберкулез — болезнь плохого настроения.

Как Лялька, спросите? Да никак: она не очень-то помогала мне адаптироваться для новой жизни — жизни бывшего прокаженного. В интиме — сплошная аскеза. Ко мне вернулись страхи юности — мол, бабы по ночам кусаются. Мало того — стал замечать, что жена ступила на тропу войны, не простив академ.

— Ты, конечно, очень умный! — презрительно кривилась. — Коммунист, пятикурсник... краса и гордость факультета. А с Гончаровой связался ради жорева с поревом?

— Ты чего сквернословишь? Тётечка Лидочка говорила, что леди ты.

— Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой...

И без перехода:

— В школе ты, наверное, всегда сидел за первой партой?

— Представь себе — да.

И еще:

— Мыгра, ты кем хочешь стать — великим ученым или директором?

— Как получится.

— Я так думала — у тебя вся жизнь наперед расписана, как у порядочного карьериста.

— А с карьеристом жить западло?

— Нет, почему же — хочу поучиться: в душе я сама такая.

— Следовало бы отшлепать тебя за эти слова, но радуйся — воздержусь пока.

— Ой-ой-ой! Испугал! — напрашивалась Лялька на скандал.

— Избавь меня от своих дерзостей!

— А ты не строй из себя председателя — ты в семье, а не на студсовете.

Мымыгренок стоял на линии огня — своим существованием успокаивал, стыдил, призывал к миру. И подсказывал оправдания....

— Если ты психуешь по поводу обстоятельств, сделавших нас супругами, то готов признать себя мерзавцем. Этого достаточно?

— Нет. Ты еще и насильник!

Взглянул бы сейчас на себя через зеркало — увидел бы паникующего придурка.

— Зря ты думаешь обо мне плохо, — не было сил долбить лбом бетон.

— Я думаю о тебе исключительно хорошо! — Лялька не скрывала злой иронии.

Любовь коротка — память живет дольше.

Пробовал подлизаться цветами, но реакция была не та:

— Следующий раз принеси мне кактус — может, однажды на него сядешь!

Вот так мы и жили последний год.

Но в краю благодатном, в "политическом убежище" я нашел решение проблемы. Мужской ум устроен инертно — пока мысль дойдет, бывает уже поздно. Не сразу, но начал понимать: если не люб, то хоть в лепешку разбейся, ничем никогда не угодишь. Какой выход? Тикать. Бежать надо на край Земли от любви несчастной и семьи любимой, чтобы хоть в душе их сохранить.

Итак, план побега готов.

Ждал я Незнамова в Чебаркуль — а барина нету, не едет все барин. Не дезертировать же со сборов, в самом-то деле — не в том возрасте я и звании....

Ждем.

Судьба нуждается порой в небольшом поощрении, а дружба состоит в том, чтобы протянуть руку судьбе. В воскресный день вместе с Борькой Газизовым (а это парень из нашей группы) приезжает... кто бы, вы думали? Лялька! Вот уж не предполагал, что мое пребывание в тихом лесном уголке окажется таким интригующим! Чудны дела твои, Господи!

— Здорово, БОрис! Рад тебя видеть, хотя беда не приходит одна!

— Мне считать это комплиментом? — обиженно спросила жена.

— Был бы я хорошо воспитан, то ответил бы утвердительно, но ты меня знаешь — я по натуре грубиян.

— Та-ак, суду все ясно, — сказала жена, критически осмотрев меня. — Будь добр — сделай над собой усилие вспомнить, что мы женаты.

Оля достала из своей сумочки мне подарки — студенческую фарцу: сигареты "ронхил", "мальборо".

— Будешь курить?

Да кто ж откажется, хоть я вроде бросил!

Напустил на внешность задумчивый вид и попытался обрести подобие безразличия, принуждая себя к раскованному и равнодушному тону. Нормальной холодноватости получилась встреча для трехнедельной разлуки, но позже, когда остались в беседке вдвоем, Лялька пересела ко мне на колени, обняла и поцеловала в шею. Я не отозвался и едва сдержался, чтобы не оттолкнуть расшалившуюся жену. Но моя каменность, еще больше ее распалила. Оля приподняла мне локтем голову и прижалась к губам долгим и пламенным поцелуем.

Ей очень хотелось ответной страсти, и в то же время было забавно и любопытно. Одно дело дать конфетку бобику на задних лапках, и совсем другое — сделать шелковым дикого зверя. Почувствовать свою женскую власть над мужчиной не когда он сам только того и жаждет, а когда все его мысли и устремления за тысячу километров от этого места.

Я расслабился и обмяк. Достаточно зернышка надежды, чтобы засеять целое поле счастья, и всего немного надо терпения, чтобы оно сумело прорасти. Потер лицо, словно печали мои были маской, которую можно размазать и убрать. Потом приложился губами к ее ладошке и долго-долго вот так держал.

— Ты прости — иногда голова хромает, — казалось, слова царапают мне глотку.

— Узнал меня, вспомнил? Ну, слава Богу. А то, признаться, запаниковала — месяца не прошло, и ты как не мой. Впрочем, Онегин, я тогда моложе и лучше, кажется, была...

Почувствовав, что власть надо мной к ней снова вернулась, Лялька обрадовалась и разболталась — при этом была отчаянно смешна и мила мне до спазмов в горле:

— Как женщина с опытом незамужним подружкам даю консультации, что для мира в семье надо научиться глотать обиды и быть в стороне, когда не нужна.

Разумно, но это слова — где же поступки?

— Представляешь — они еще верят в сказочных принцев? Я им говорю — легко любить кого-то, до кого не дотянуться, так ведь ничем не рискуешь.

Обалдеть! Что это тянет ее философствовать?

— Спрашивают — счастлива ли я с тобой? В семнадцать стать женщиной, в восемнадцать родить — это ли не счастье? Зато и ума теперь палата — все знаю, все понимаю и еще много чего могу! Комплексы отпадают, как пересохшая шелуха, и я чувствую себя кумой королю! Меня уже не проведешь на мякине, нет. Правда, при условии, что не влюблена как полоумная в какого-нибудь козла. Но я ведь не влюблена как полоумная. Тебя, безусловно, я люблю, но сказать, что как полоумная, не могу. А ты меня любишь? Ну, скажи мне, скажи, что я женщина загадочная и сулящая открытия. Впрочем, молчи: все мужики — толстокожие и недалекие существа в том, что касается женских чувств!

Я невесело рассмеялся тому, как Оля вьет из меня веревки, но согласился:

— Человек, постигший законы женской логики, заслуживает Нобелевской премии.

— Сколько она? Мыгра, давай заработаем — всю логику тебе расскажу. Значит так.... Что касается мужиков логика довольно проста — этого бросаю, с этим встречаюсь, вон того приглядываю. И все это сразу.

Ради Нобелевской премии стоило примириться! А примирившись, почувствовать себя счастливым. Нет ни слуха, ни голоса, но душа моя пела. Точнее, подсознание выводило — прелестно, заслушаешься:

"Две гитары, зазвенев,

Жалобно заныли,

Сердцу памятный напев,

Милый друг мой, ты ли?

Старый друг мой, узнаю,

Ход твой в ре-миноре

И мелодию твою

В частом переборе..."

Я сказал певцу:

"Ужасно завидую старым парам".

"В чем же их выигрыш?"

"В том, что они уже дожили до глубокой старости в любви и согласии. Нам это предстоит, и пока неизвестно как мы с этим делом справимся".

"За любовь и согласие сказать не могу, но правило жизни весьма простое — от собак не рождаются кошки, а ты, брат, зануда, и жизнь померкнувшей тебе кажется от того, что бросил курить. Вот отравился никотином и снова счастлив".

"В правилах смысла нет, если время от времени их не править. Вот Марк Аврелий говорил: сохранять надо ясность ума, чтобы признавать то, что не под силу изменить, смелость иметь, чтобы изменить то, что под силу, и мудрость, чтобы видеть разницу между первым и вторым. Такие правила тебе как?"

"В каком его возрасте это было?".

"В конце жизни".

"У тебя еще есть немного времени".

.... Мы сидели, и друг на друга смотрели. Ее глаза по-прежнему прекрасны, они завораживали меня — в них любопытство. И что-то еще.... Что же это? Неужели любовь?.. Неужели она лукавит в словах и, не смотря ни на что, по-прежнему любит меня? Да нет, вероятно, мне просто хочется тешить себя этой мыслью...

Оля держала меня за руку. Все, что она не говорила вслух, что я хотел от нее услышать, передавалось с теплом ладоней. Я чувствовал, как принимаю ее радость, любовь, тревогу, слышу невысказанные слова и понимаю неутоленные желания. Путь от левой руки до сердца был короток. Если б мою сердечную мышцу можно было отжать как губку, из нее сейчас капал бы сплошной мед.

Остановись, мгновение, ты прекрасно!

От избытка чувств зачесался нос. Наклонил голову и потерся им о Лялькино плечо, заодно слезу промокнув. Говорить не хотелось — целовались украдкой, когда на нас никто не смотрел. Это было бы смешно, если бы не было так приятно. Два взрослых человека! Повернем друг к другу головы, соединимся губами. Секунда, две, пять — и опять приняли исходное положение. Никто не заметил? Отлично! Повторяем!

Поцелуи не увеличили моего счастливого опьянения, они его организовали и упрочили. Головной дурман переходил в другую фазу физического состояния — твердого, прочного, нетерпеливого....

Вели разговоры.

— Если б не знала, что здесь одни мужики, я бы от ревности умерла.

— Правда, ревнуешь? — спросил польщённый.

— Вот когда вдруг перестану ревновать, это станет для тебя серьёзным поводом для беспокойства. А ты хоть немножко по мне скучаешь?

— Немножко утром, немножко днём, немножко вечером, а ночью схожу с ума!

— Не надо сходить с ума — зачем ты мне сумасшедший нужен?

— Тоже верно. Ты, как всегда, права!

— Права-то права, но мне интересно — чем вас тут кормят, чтоб так жизни радоваться? — спросила жена, многозначительно улыбаясь.

Потом был берег Кисегача с холодной водой и ярким солнцем. Мы лежали на рыжем песке и любовались чайкой, носившейся высоко в небе. Белая птица, расправив крылья, взмывала и падала в воздушных потоках. Потом улетела и скрылась вдали — велик Кисегач.

— Сегодня ты не такой, как всегда, — сказала Оля.

— Это нетрудно, когда ты в купальнике.

— Не говори глупостей.

— Тебя что-то смущает во мне?

— Ты не похож на себя.

— Это недостаток?

— Нет, но сбивает с толку. Такое впечатление, что мы отвыкли друг от друга.

— Вернусь — будем привыкать.

— Ты тоскуешь по сыну?

— Как он? Что-нибудь добавил к своему быстрорастущему интеллекту?

— Бегает — не догонишь.

Я сел, зачерпнул горсть песка в ладонь, пропустил между пальцами и вздохнул.

— Привезла б — побегали.

Оля перевернулась на живот и окунула пальчики ног в воду.

— Бр-р-р! Холодная! Рассказать, как мы тебя ждем?

— Я сказал что-то не то?

— Мне кажется, — пробормотала Лялька, — ты не любишь сына.

— Наоборот — это единственный человек, в котором у меня сомнений нет.

Она похлопала меня по бедру.

— Эй, ты чего? Он же ребенок!

— Может быть, но я никому не нужен кроме него.

Оля приняла выпад безмолвно, села рядом и крепко обняла меня.

Потом мы гуляли по кромке воды, и волны большого холодного озера сразу стирали за нами следы. Оля повисла у меня на плече, с виноватым видом заглянула в глаза.

— Кажется, ты начинаешь грустить.

— А ты, по-моему, навеселе.

— Не исключено. Озеро штормит, землю качает и меня укачивает.

— Я скажу тебе одну умную вещь, только ты не обижайся, пожалуйста.

— Давай...

— Единственный враг нашей семьи — твой характер, но со временем, надеюсь, он сгладится....

— Я постараюсь.

Время летело незаметно и быстро. Было удивительно легко и уютно с женой и вернувшимися чувствами. День выходной — народу приезжего тьма-тьмущая. В лагере спортивный праздник для всех желающих — футбол, волейбол, танцы под Челентано из магнитофона на траве под солнцем палящим. А вон из палатки выбрался заспанный ...

Я Олю за руку:

— Посмотри, твой кумир.

Паренек городской, но ухаживал за девочкой, с которой Лялька прежде жила в одной комнате. Жена за него прожужжала все уши — ах, какой мачо, как одевается...

"Ах, какой мачо" был в кальсонах и нательной рубахе цвета затасканных портянок. В тех местах, где обычно марается белье нижнее, видны были желтые пятна. Мимо нас кумир прочапал в сортир.

— Нет мамки рядом, и спекся Делон.

Лялька промолчала, но насупилась — ой, как не любит она проигрывать!

И тут же ответный выпад.

— Видела Гончарову. "Без мужа и сына, — говорит, — гуляешь, молодка? Мальчиков стреляешь?". "А зачем мне мальчики, — говорю, — от добра добра не ищут". "Что? Нисколечко не хочется изменить? Не ври! Женщина не может всю жизнь быть влюблена в собственного мужа, это противоестественно. Посмотри на себя в зеркало — у тебя стали скучные замужние глаза. В них нет поиска. А ничто так не привлекает мужиков, как поиск в бабьих глазах". "Но зачем что-то искать, если я уже нашла?" "Нашла? Смотри не потеряй. Отсутствие поиска и мужа может отвратить, заруби себе это на носу!" Вот стерва, да?

Выпад достиг цели — у меня омрачилось настроение.

Уезжая, спросила:

— Ты когда приедешь? Буду в городе тебя ждать.

В глазах ее были любовь, страх, сдерживаемый порыв ласки, нежность, тревога, отчаяние, обожание.... Давно на меня она так не смотрела, так не скучала зримо — вот что значит месяц разлуки!

— Что тебе приготовить?