Строевик сейчас из Берестова — никакой, даже команду не подать, но есть отличная вакансия — адъютант старший медсанбата (так до 1943 года называлась должность начальника штаба, ведающего всем делопроизводством и контролем за исполнением запланированного и приказанного, в дальнейшем автор будет исользоватьи более привычное 'начштаба', так как адъютант в неынешнем понимании — значительно иное, чем тогда — пояснение автора). Должность — капитанская, но по причине острого кадрового голода возьмут и лейтенанта, присвоив сразу старшего. Это считай — прыжок хороший на два звания. Плюс тот, что и жена медик, может и вольнонаемной поступить, с радостью возьмут, а если что — у нее после училища и звание военное есть, так тоже удобно. Конечно, уезжать из Ленинграда грустно, город красивый, но и медсанбат в городе стоит, меньшем конечно, но все ж — очаг культуры и молодой семье комнату дадут тотчас. И оклад у старлея куда гуще, а на капитанской должности — уже и совсем хорошо получается. Опять же — не захолустье какое, не замшелый гарнизон у черта на рогах, а вполне себе перспективное направление. И — намекнул умудренный кадровик — в Ленинград вернуться лучше капитаном. Как-никак, а Берестов повоевал, в личном деле у него все чисто и гладко, ранен опять же не на коммунальной кухне сковородкой, а в бою, так что перспективы есть. И — намекнул кадровик опять же — ворон ворону глаз не выклюет. Свояк свояка видит издалека. А тут еще и почерк отличный и голова светлая, так что и тут должность 'начальника над всеми бумагами' в самый раз. К тому же среди медиков и вылечиться будет проще до строевого состояния.
Берестова кивнула. Конечно, не для того она в Ленинград приезжала, чтобы отсюда уезжать, но в сказанном был толк. Прозябать за занавеской в снятом у чужих людей углу — то еще удовольствие. Когда будут дети, можно и на комнату рассчитывать, но опять же — муж у нее не пробивной, жуликовать не умеет, так что толстого тылового лейтенанта в сладком сале из него не получится. Посадят мигом. Видала она всяких, иной старшина умеет устроиться так, что и майору не достать, но тут прирожденное умение надо. У мужа — не выйдет. С одной стороны вроде и плохо, а с другой... Ленинград подождет, а вернуться и впрямь лучше со связями и со шпалами в петлицах. Опять же сразу на два чина... Это — солидно! И очень хотелось жить в своей комнате. А лучше — в квартире. И чтоб просторно было, чтоб метров по шесть на человека получилось! Или даже по восемь!
Имущества у обоих было — аккурат на полчемодана, собирались не долго. И уже вскоре медсестра убедилась, что не зря так решили. Ленинград подождет, а пока можно и здесь пожить — и комната замечательная сразу и работа вполне себе и муж доволен, только устает очень на работе, во все вникать надо, а медсанбат — штука громоздкая и сложная. Хорошо еще пока Берестов лежал в госпитале — вник в медицинские дела немного, пообтесался, не совсем дуб — дерево. И даже шутки медицинские сам понимает. Бляхер — кохер — нахер!
Старший лейтенант Берестов, не пойми кто на данный момент.
— Ну, а от меня-то ты цего хоцешь? — уставшим тоном спросил его уполномоченный Особого отдела Солнцев.
У сидящего напротив за столом собеседника вид был не лучше.
— Девать мне шдо? Посоведуй! — сказал Берестов без особой надежды.
— Ты же сам говоришь, цто вряд ли это вредитель или шпион, так? Так. У меня, знаешь, и так работы выше головы. Вот бумага, вот карандаш. Пиши, буду разбирацца. Заранее скажу — если ты у меня зря время отнимешь — я тебе это попомню. Ты начальству доложил? Это твоя инициатива?
— Довожив — уныло кивнул старший лейтенант. Последнее время у него такой водоворот вокруг крутился, что впору запить. По прибытии к новому месту службы хоть и покривили морды в кадрах, а видно деваться было некуда, и лейтенант гордо занял капитанское место. И офонарел тут же, потому как все, чему его учили — тут было даром не нужно. Медсанбат, хоть и числился военной самостоятельной единицей, но из-за медицинской специфики легко свел бы с ума и более здорового строевого командира. Ну, не было в этой штатской артели ничего военного, разве что ходили врачи и прочий личный состав в военной форме. И командир — военврач второго ранга Левин, был глубоко штатской шляпой. Даже общались все эти лекаря друг с другом не как положено по уставу, а по имени — отчеству, словно не в воинском формировании служили, а в гражданской клинике работали. Представление на присвоение очередного звания лейтенанту Берестову начальство подписало быстро, третьи рубиновые кубики так же быстро заняли свои места на петличках, а шеврон "с тремя галочками" — на рукаве, и все вроде бы и хорошо, ан не совсем. Как только он попытался в соответствии со своими обязанностями по подписанному плану боевой подготовки устроить для подчиненных строевые и тактические занятия, как его тут же вызвал к себе командир МСБ.
И когда прибывший по вызову Берестов четко козырнул и старательно прожевал положенную кашу во рту, с трудом выговорив на свой новый манер это самое: "Дыщ воевдащ вгодого дагга, сдадший вейдедадт Бедесдов по вашему пдикасадию пдибыв!", командир на его четкое козыряние кивнул, пожевал губами и предложил сесть.
И огорошил начальника над всеми бумагами тем, что настоятельно порекомендовал не проявлять излишней ретивой прыти в превращении врачей и медсестер в строевиков и пехотинцев. Да, положено заниматься строевой подготовкой, но в первую голову медсанбат — лечебно -профилактическое учреждение и основные показатели его успешной деятельности — вовсе не успехи в парадной шагистике или там в рукопашном бое. Известно же начальнику штаба о том, какая сейчас тут тяжелая ситуация?
Берестов кивнул. Конечно — известно. Корпус только формируется, дивизия только комплектуется, всего не хватает, хаос и безобразие на каждом шагу, рядового состава призвали на 80 %, а командного — хоть сержантов, хоть командиров — и до 30% не добрали, призыв идет из местных, а они — народ темный и малограмотный, поляки не шибко-то заботились о местном быдле, так что голова кругом у всех. Учить надо всему, вплоть до того, что правила гигиены тут неизвестны, вшивость и хронические болезни на каждом шагу. И те же врачи в медсанбате — тоже практически все — вчерашние штатские, которым дали суррогат — звания военврачей всякого ранга и теперь надо сколачивать из аморфной массы нормально работающее заведение. А многие лекаря — местные, про армейские порядки слыхом не слыхивавшие (или очень грамотно притворяющиеся, что не слыхивали) и чувствовал себя в их среде Берестов как та щука, что пошла в сарай мышей ловить. И ей-ей казалось иногда, что вот-вот хвост щуке хитрые мыши и отгрызут. Потому что он один. А они его требования саботируют. И даже вот его непосредственный начальник ту же линию гнет старательно. И точно, Левин мерным доброжелательным голосом, в котором все же угадывались железные нотки, продолжал увещевать ретивого и неразумного подчиненного:
Так вот, раз известно, давайте вместе совершенствовать работу нашего батальона, потому Дмитрию Николаевичу (так упорно именовал своего начштаба доктор Левин) стоит обеспечить всю свою бумажную работу в первую очередь, а вот когда все будет приведено по медицинской части до совершенства — тогда и занятия по строевой можно будет проводить, а пока — начштаба должен понять на что важнее тратить драгоценное время. К слову начальнику штаба неплохо бы больше озаботиться тем, что санитарного персонала не набрано и половины. Медсестер не хватает катастрофически. Их тоже набирать надо — и весьма тщательно. И тут не нужны глупые люди, медсанбат — это интеллигентное место.
— Я полагаю, что мы таки поняли дгуг дгуга? — грассируя почти по-французски прозрачно намекнуло начальство.
Берестов все понял и ушел озадаченный. А вечером жена добавила масла в огонь, заявив, что доктор Мерин — явно мошенница и документы у нее поддельные. Мало того, что дура и стерва, так еще и очевидно, что не врач. Потому как не знает ничего и не умеет ничего. Так что надо бы муженьку этот вопрос провентилировать, где следует. Муж попытался было объяснить, что это не его уровень, потому что командный состав — это дивизионное веденье, он для того мелковат, но довод не сработал.
— А может она шпионка? Кому тогда пропишут клистир со скипидаром и патефонными иголками? И таки если и не шпионка — она тут напортачит так, что опять же никакой радости всем не будет, кому хорошо? — спросила мудрая жена и как всегда оказалась права. Вот и сидел сейчас Берестов как дурак последний перед особистом. И не хотелось ничего писать, потому как и сам чуял — скорее всего мошенница эта Мерин, не более того. А у Солнцева и так вид груженый, ясно — хватает ему тут и серьезной работы. К тому же не любил этот особист неконкретных доносов, особенно — пустопорожних. По долгу службы, как ведающий кадровыми делами в медсанбате, Берестов периодически посещал уполномоченного ОО, а то, что у особиста были выбиты многие зубы как-то сблизило обоих. Из пары намеков понял Берестов, что загремел сам Солнцев по доносу во время ежовщины, как раз к самому ее концу, и бравые соколы мелкорослого наркома тут же повышибали зубы подозреваемому, а потом, на его счастье, ежовщина кончилась, и те, кто вышибал ему зубы, отправились подставлять затылок пуле. И на их место вот Солнцев и попал, потому сам работал аккуратно, без нахрапа и глупого энтузиазма. И вроде — хорошо работал, было у него чутье и навыки. Потому не интересно ему было тратить время на всякую шелупонь. Да и начальство в медсанбате как — то отнеслось без восторга к докладу о странностях у доктора Мерин. Не любило начальство шумихи, хлопот и неприятностей.
— В соседнем колхозе сразу десять грузовиков из строя вышло полностью. Кто-то добрый залил электролит в бензобаки, и концов не найти. А у местных сразу слушок — плохая де техника у совецких, ломаеца. Понимаешь?
Берестов хмуро кивнул.
— Плохо понимаешь. Поцему кобура пустая опять? Зарежут, как цыпленка и фамилию не спросят! Не могу с тобой делиться информацией, но тут и пилсудчики рукоблудят, и литовские фашисты и прочая сволочь гадит и это не считая уголовного элемента. А народ тут запуганный, темный, языки за зубами привыкли держать, так что непросто все.
Старший лейтенант пробурчал, что и склады только формируются, в первую голову оружие получают боевые подразделения, да и начальство батальонное не приветствует спешку в плане вооружения, оно считает, что медики не стрелять должны, а лечить.
— И ты так сцитаешь? — усмехнулся особист.
Берестов только вздохнул. Он так не считал и вообще чувствовал себя в этом странном учреждении совсем не в своей тарелке. И попытки донести свое мнение всякий раз оказывались гласом вопиющего в пустыне. Вроде бы и батальон — а на деле самая что ни на есть больница. Ну, ничегошеньки военного. И он в этой артели, как собаке пятая нога. Но ведь создавали-то структуру медсанбата люди поумнее доктора Левина и поглавнее его, раз ввели должность начштаба со всеми обязанностями — так ведь неспроста же! Понять бы еще — в чем это неспроста заключается. Пока только массу бумажек писать приходилось, тонул в документации Берестов, как в океанской пучине. Иной раз только чертыхался свежеиспеченный начштаба, выписывая особо кудреватые писания и диву даваясь разнообразию мира.
— В общем, докторшу эту мутную убирайте отсюда в тыл. Там с ней пускай разбираюця, не нужны нам тут бездари косорукие. А то притащат меня, героицески раненого бандитской пулей, в вашу артель, мне и зашьет такая все дырки, но не те, которые нужно. С глаз долой из сердца — вон. Оружие полуци, хотя бы для обеспецения караульной службы. Могу завтра твоему нацальству позвонить, дескать, возможны вылазки уголовных элементов — он сразу напугаеця. Или послезавтра когда к зубному вашему приеду скажу. И надо же ему такую фамилию таскать! Скажи кому, что у Гопника лецусь — посмеюця.
Берестов грустно усмехнулся. Фамилии у медиков были те еще — доктор Гопник, доктор Пергамент, хорошо еще доктора Ойнахера перевели в соседнюю дивизию. Да и вообще дружба народов немало головной боли доставляла, вот как раз на неделе сам же принял в госпитальный взвод медсестру, которую звали Махтута Гиздатовна Иванова. Только головой крути, записывая такое в карточку учета и в ведомости.
Военврач второго ранга Левин, главврач, то есть командир медсанбата.
Умение всегда договориться и сработаться практически со всеми, кто попадался ему на жизненном пути, было его сильной стороной. Ухитрился пережить благополучно и не без пользы для себя и царский режим и обе революции и всех, кто болтался потом на Украине — и немцев и австрияков и петлюровцев и белогвардейцев разной масти и у Махно побывал и к большевикам вовремя примкнул. Потому в будущее смотрел со сдержанным оптимизмом, зная себе цену. Заведование этой странноватой больницей, которую почему-то называли батальоном, было неплохим этапом в жизни, положение в обществе, оклад жалования, разве что приходилось вместо привычного белого халата носить еще и униформу другого склада и другого цвета. Но хаки не режет глаз и в быту не маркое.
Если бы еще не морочили голову всеми этими военными забавами и игрушками, ненужными в лечебной работе — совсем было бы хорошо. Покалеченный мальчик, которого ему прислали для исполнения работы начальника штаба батальона, никак этой простой истины не мог понять и все рвался играть в солдатиков. Только и не хватало заниматься тут идиотской шагистикой и фрунтом. Больше делать нечего!
Нет, так-то парады вполне импонировали Левину, они ему даже нравились, если на них посмотреть со стороны или в кино, он вообще любил пышность и красивость, но для медиков — тянуть носок и ходить строем, вовсе не было обязательным делом. Главное — хорошо лечить.
И тут возникала проблема. Коллектив был собран с бору по сосенке, публика была очень разная, все яркие индивидуальности, а с профессиональными навыками обстояло весьма иначе. Таки очень даже слишком и совсем. Особенно с хирургией, на весь медсанбат хирург пока был один — сам Левин. И перед собой он мог признаться. что это немножко не то.
Вот и теперь надо было решать — что делать с амбициозной и высокомерной докторицей из недавно прибывших. И начштаба высказал сомнения в подлинности ее документов об врачебном статусе, и от больных поступали нехорошие сигналы, а жена этого самого Берестова — очень толковая медсестра, прямо заявила, что это не врач, а недоразумение — базовые манипуляции делать не умеет вовсе от слова совсем.
Надо что-то решать, и решать быстро.
Сам же военврач второго ранга своими собственными ушами слышал пикировку барышень, хорошо хоть не при пациентах. И ему это категорически не понравилось. Он даже задержался за углом в коридоре, чтоб послушать. И женская ядовитость не подвела, мало уши не опухли, как от крапивы.
Берестова протопотала и с ходу начала прямо у дежурной комнаты:
— Где эта девочка преклонных лет? К ней тут посетители с благодарностями!
— Благодарность-то велика? — узнал голос зубного врача Левин.
