Перевел дух, наконец-то обратил внимание на наводчика, так и торчащего рядом.
Раздраженно спросил: "Чего тебе? Уж подождать не мог!" И не совсем понял из сбивчивой возбужденной речи, что собственно произошло.
Пришлось переспрашивать: "Какого минометчика везти? Что за фигулина?" Дошло через пару минут разъяснений. Кутин про пушку помнил все время и если попадался кто с артиллерийскими эмблемами — тут же спрашивал о том — сем. Сейчас углядел парня из пушкарей, правда тот оказался "собачником", ну то есть — минометчиком. Так вот перекурили и выяснил, что там у этих самоварщиков неподалеку от позиции стоят брошенные немецкие зенитки, которые корпусные трофейщики осмотрели, но не забрали. Так что одну можно и притараканить — если поможем этому парню доехать — у него ноги посечены, охромел.
— Сдурел? Куда нам эти дурынды? — ужаснулся Волков, мигом вспомнив гигантские немецкие флаки. Да их буксировать — запаришься, не говоря — размещать и стрелять. Снаряд, считай Кутину по плечо будет.
— Не, не, так как раз пушечки очень масенькие! Как раз по нам получится— замахал руками наводчик.
— Это если твой минометчик не врет, чтоб мы его просто отвезли — с сомнением заметил осторожный Волков.
— А чего ему врать!
— Дай-ка я сам с ним потолкую. Он где? — спросил старшина. Он уже немножко отошел от неприятного инцидента, а добыть пушку — было интересно, все прибыток в хозяйство. А Волков любил — когда прибыток. Ему не нравились как раз убытки.
— А в курилке — дал целеуказание наводчик.
Круглолицый сержант и впрямь обнаружился на самодельной лавочке, окружавшей вкопанную в землю пепельницу — половину железной бочки. По виду справный боец, аккуратный, только ноги ниже колен забинтованы и вместо сапогов — какие-то расхлюстанные тапки.
— Вот — сержант Калинин — представил знакомца Кутин.
— Гвардии сержант — поправил раненый.
— Старшина Волков — буркнул в ответ. Неприятно, но медикам знак не полагался, медсанбат не стал гвардейским.
Пожали церемонно друг другу руки. Ясно, сержант тоже из деревни. Ну это лучше, горожане куда как верткие и прохвостные, так и норовят надуть. И вроде как физиомордия знакомая, видел вроде его раньше, а где — не вспомнить.
— Рассказывай, что у вас там за зенитки? — взял быка за рога решительный Волков.
— Эрликоны, одноствольные, 20 миллиметров. 4 штуки. Перед мостом — ПВО было. Так, на ощупь — килограммов 150 будет в сборе. Станок колесный, но думаю, что снять колеса можно.
— Ишь ты как все знаешь — уважительно кивнул головой старшина.
Сержант пожал плечами: "Так глянули, когда окапывались, мало ли пригодятся. Хотя снарядов мало — сотня самое большее, но если б немцы поперли — и эрликоны бы пригодились. Управление там несложное, если по наземным целям работать. Вот воздушные прицелы поломаны — то ли фрицы сами, то ли наши, что раньше прошли".
— А начальство ваше не заругает?
— Вот это у них спросить надо. Взводный-то посмотрел, говорит — хламье. А что комдив скажет — тут не знаю. Дык ждать мне вас, или самому добираться?
— Далеко? — спросил Волков.
— Километров двадцать. Дело привычное — проголосовал за равитие автотранспорта — и езжай.
— Схожу к начальству, уточню. Ты в минбате какой бригады?
— 10 гвардейская механизированная бригада — ответил минометчик. Волков отметил про себя, что собеседнику очень нравится слово "гвардия" и все от него прилагательные.
— Ладно. Кутин — угости человека обедом, я пока обговорю всякое важное — велел старшина и отправился к начальнику штаба. Удачно поймал его по дороге на обед. Берестов выслушал, подумал минутку и отправился к командиру, что-то на ходу обмозговывая.
Вернулся минут через двадцать. Успели поговорить по многоканальному телефону, что стоял у майора Быстрова и с командиром минбата и командиром трофейной роты. В общем получалось, что притараканить один эрликон можно, разрешения на это не дали, но обещали не заметить. Записан трофей был за танкистами, но и им по какой-то причине не запонадобился, чего Берестов не понял — отлично ведь ему врезалось в память, как бронеходы всю малокалиберную зенитную штукендрачину себе брали. Что-то не так. Но Волкову велел взять с собой Кутина и съездить на развозке, прибрать к рукам. Расписок не писать, следов не оставлять, будут осложнения — тут же сообщать.
И старшина так и поступил. Степенный, хоть и молодой сержант Калинин сел в кабину полуторки, так как с ногами у него и впрямь была беда, а воодушевленный наводчик сиганул в кузов вместе с пуком веревок и прволоки.
— Осколками стегануло по ногам? — спросил Волков у сержанта гвардии.
— Сейчас — да. А до того ножом порезали — ответил тот.
— Это как тебе так повезло? — удивился, вертя баранку, старшина.
— В плен попал — неохотно буркнул Калинин.
— Долго был?
— Пару часов.
Хотя дорога и трудное дело ведения машины по рекомой этой дороге и занимало большую часть сил новоиспеченного водителя, но тут от удивления Волков повернул голову и только чудом не уехал в кювет. Вильнул несколько раз, смирил норовистую полуторку и уточнил:
— Это как тебе повезло, земляк?
— Засыпало меня в окопе. А гансы — в контратаку. Наших с позиции сбили. А тут и я выкопался, думал уже — каюк, обрадовался, что сумел из могилы выцарапаться. Вылез довольный, дух перевести не успел, да как раз на немцев. Дали мне пару раз по голове, да на танк посадили, пристебнули шпагатом за руки к какой-то железяке на крыше башни. Сами тоже сели — и опять вперед. Нарвались почти сразу, наши сыпанули, не пойми откуда, только по броне и загремело. Гансы с танка горохом, танк дернул зигзагами, а мне в ногу как шилом. Смотрю, я им смотровую щель перекрыл ногой, или левой или правой — они ножом из щели и пыряют. Чтоб обзор не загораживал. А по броне звяк — бряк. Потом как хрястнуло, искры фонтаном, так я турманом с башни полетел. До своих добежать сил хватило, потом только обмяк. Только подлечили в бригадном медпункте — нас и вывели в тыл на переформировку — короткими фразами рассказал сержант свои приключения.
— То-то я смотрю, что лицо знакомое вроде — кивнул Волков.
— Ну да, я тут был. Недолго. Меня из действующей армии исключили, долечивался уже под Львовом. Туда командировали, бандеру по Яворовским лесам гонять — тут сержант запнулся.
— Да ты не волнуйся, я не скажу никому. Солоно пришлось, или отдых? — уточнил водитель.
— Да какой там отдых. Бандера дурная, да хитрая. Днем он ястребок и активист — а ночью с автоматом в засаду — товарищей наших стрелять. При том и соседей ненавидит, всё тебе расскажет кто в Панской Польше кем был, чем "сусед хнида" помогал "Владе немецкой". А те про него все рассказывают за милую душу. Схронов понастроили чертову прорву, оружия, денег от немцев — полно. А дураки — как с дерева струганные. Чурбанье — презрительно пожал плечами Калинин.
— С чего так решил?
— Ты понимаешь, они сами по натуре души своей — холуи. Им господин над ними нужен. А сами они ничего создать не могут, только нагадить или схрон выкопать. На большее у них мозгов нет — селюки они хуторские, дремучие. И даже друг с другом объединиться не могут — там у них чертова куча атаманов и все — сами по себе. Их за это даже фрицы стреляли — немцам нужны каратели, а эти дурни друг с другом воюют все время, словно им партизан мало. Дальше носа не видят — что за огородом — то не мое. А для самостоятельной страны — разум нужен. Широта взгляда. Чтоб все вместе понять. Со всех сторон — постарался объяснить сержант.
— Понятно — кивнул Волков, наконец увидев нужный поворот. Ездить тут доводилось, но хорошо, что запомнил.
— Понимаешь, у них холуйский взгляд на вещи. Что такое — равноправие — они не понимают вообще. Если ты ему не господин, значит он себя в господа зачисляет, а тебя в холуи. Каши с ними сварить невозможно и убедить — тоже. Если что в голову взяли — не выбьешь. Дурные, одно слово. Вот тут давай влево! Не, туда, где деревья.
Старшина послушно проехал, куда сержант показал. Потом обогнул давно сделанный орудийный ровик, в котором стояла странная машинка, не то очень маленькая пушка, не то крупный пулемет. В глаза кинулись колеса с голыми ободами, откуда явно были сняты резиновые покрышки. Отвалы капонира уже давно травой поросли.
Кутин выпрыгнул из кузова, подошел к пушке, тоже удивился, продекламировав:
— На горе стоит машина,
Та машина без колес,
Всю резину на гондоны
Растащила молодежь.
Не торопясь, солидно вылез из кабины. Пригляделся. Рядом второй такой же капонир. Та же машинка, только ствол в другую сторону смотрит. Никаких гильз, вроде не стреляли. И вообще следов боя здесь видно не было. Разве что странная конструкция из тонких трубок над пушечкой погнута немилосердно, аж краска отлетела. И странно покрашена пушечка — ствол с казенником и непонятными штуковинами — откатником-накатником в виде мощных пружин, навитых на ствол — вороненые, а все остальное — приятного глазу кофейного цвета. И удобное креслице к пушке приделано — наводчику сидеть.
Непривычно по окрасу для немцев.
Втроем разобрались с тем, как пушка заряжается и работает. Вроде исправно все. А трубки сверху — хитрый прицел для стрельбы по самолетам, но явно сломано все.
— Ну что, берем? — нетерпеливо спросил Кутин. Он уже и пару досок из кузова вытянул и приладил как пандус.
— Да, берем — решил Волков. Закатить вдвоем пушку оказалось несложно.
— Так, а снаряды где? — огляделся Кутин.
— К первой пушке все снесли. Но сразу скажу — мало снарядов-то — признался Калинин. И захромал — показать что где.
— Я пока примотаю ее, чтоб не болталась, а ты давай дуй за снарядами, да побыстрее, нечго нам тут маячить — сказал старшина. Сейчас ему уже вся его выходка казалась не очень разумной. Придет кто ругаться — отбрехивайся еще. Лучше побыстрее смотаться.
Кутин сбегал дважды и притащил несколько магазинов со странными снарядиками — головастыми, гильза и снаряд — пополам делят длину, да еще несколько картонных упаковок. Пока он бегал, Волков закрепил пушку в кузове и брезентом укутал, чтоб в глаза не бросалась.
Никто внимания на их возню не обратил. Газанул и вырулил на дорогу. Обратно мигом долетел. Пушку скатили из кузова — легонькая. Правда, и калибр смешной и снарядики как игрушечные.
Пришел тут же Берестов, осмотрел внимательно, зачем-то потрогал нагревшийся на солнце пламягаситель на конце стволика. Спросил, сколько снарядов есть. Оказалось всего 102. Очень негусто, тем более для автоматической пушки. Да и снаряды — то, одно название, скорее уж — патроны.
После ужина начштаба позвал Волкова и вместе с ним дернул в тылы, имея на лице озабоченное выражение. В приземистом, набитом до отказа разномастными ящиками, складе нашли командира трофейной роты. Тот сидел, закопавшись в бумагах, визиту был не слишком рад, но позвал кого-то из своих — сутулого мужичишку, на котором военная форма сидела как на корове — седло, в толстостекольных очках на носу. Нелепый тип. Даже не очки, а две лупы на носу. Совершенно невоенного вида человек, но чувство превосходства у Волкова быстро увяло, когда начштаба вручил этому близорукому кроту привезенный с собой снарядик.
Сутулый мельком глянул маркировку из букв и цифр и тут же заявил: "Эрликоновский патрон 20 на 100, с белым фосфором, зажигательный".
— Они у нас есть? — перебил ротный.
— Нет. Это старая модель пушки, швейцарская, СЕМАГ еще видимо. Флак 28, судя по калибру, но отличается от тех, что раньше попадались. Основная масса Эрликонов — типа S, с патроном 20 на 110, а это — их предшественник. Танкисты спрашивали с десятой, попалась им не типичная батарея. Вы вторую такую нашли? — совершенно не по-военному спросил очкарик.
— Нет — мотнул головой капитан. Что странно, но его совершенно не задело такое гражданское ведение разговора.
— Тогда я о ней слышал уже. Но там снарядов на один пук. Не типовые, видимо больше швейцарцы этот размер не поставляли. Сотня, как помню. Скорострельность у Эрликона этого образца — короткоствольного — 350 выстрелов в минуту. А из четырех стволов — это 5 секунд боя. Ниочем.
— Зачем тогда поставили? — не удержался от вопроса Волков. Его очень удивила такая глупость.
— Агония. Немцы в дело пустили все, что осталось, все малосерийные образцы, все, что на складах завалялось, раритеты используют, а производят нынче такие экземпляры оружия, которые нам даже складировать нет смысла. Крайне грубого исполнения и очень ненадежные. Фольксгеверы для фольксштурма, к примеру. Одноразовые солдаты, одноразовое оружие — вежливо ответил сутулый.
Берестов кивнул и проговорил достаточно понятно, что было два случая за последнее время: доставили раненых из разведбата, у которых в руках взорвались трофейные автомат и винтовка — стволы разнесло. Комиссия разбирала, думали, что боеприпас специально порченый, а может и неосторожность глупая, чуть ли не самострел — но оказалось, что просто оружие паршивое, эрзацное.
Очкастый сухо усмехнулся и заметил своему начальнику, что вот — лишнее подтверждение.
Командир роты равнодушно пожал плечами. По его лицу было видно, что ему и без сортировки винтовок дел хватает. Почему-то с сутулым спорить не стал. Глянул на визитеров выразительно, дескать не надоели ли вам, дорогие гости, хозяева?
— А резина куда делась? Колеса там — голые обода — уточнил старшина.
— Это понятно. Такие системы использовались в самом начале войны в ПВО танковых частей. Шины истираются при езде, а марши у них были протяженные. Когда оказалось, что эти Эрликоны не могут бить ни Ил-2, ни Т-34 их с передовой частично убрали в тыл, видимо и с боезапасом тоже сложности были. Те, что пошли в тыл — потеряли свои шины, передали их в подвижные части на еще оставшиеся зенитки. В тылу и на ободах постоять могли.
Начштаба уточнил — может ли пробить бронетранспортер?
— Поджечь может. Белый фосфор горит и без кислорода. Пробить — вряд ли, взрывчатого вещества тут нет, да и сам снаряд не силен — ответил очкастый.
На том попрощались и поехали домой не солоно хлебавши. Правда десяток фаустпатронов на прощание Берестов выцыганил. И два цинка патронов к пулеметам. Этого добра в трофеях было до черта.
— Есть несколько магазинов к эрликону, на пятнадцать патронов, должно быть он их в секунду выплевывает. То еще приобретение выходит — закручинился старшина.
Капитан глянул искоса, хмыкнул. Проворчал, что маленький пирожок гораздо лучше большого туберкулеза. Волков с таким очевидным постулатом согласился. Спросил — что за странный такой мужчинка в трофейной команде. Оказалось — феномен, энциклопедия ходячая по оружию и боеприпасам, полезное приобретение, знаток. И память — как у слона, помнит все, что получили и что выдали и что списали.
Пушку оставили на всякий случай и Кутин стал ходить гоголем. Опять почувствовал себя наводчиком при грозном оружии. Впрочем, очень скоро пришлось сворачивать медсанбат — корпус, хоть и сильно потрепанный и с убогим количеством танков перебросили на главное направление.
