Но мы — не они. Мы остаемся людьми. Даже если очень хочется пристрелить пожилую пару, чей сыночек так мило развлекался на чужой территории с чужими женщинами.
Нашел какой-то пустой чемоданчик, положил туда оба альбома и пакет. Подумал, кому передать — замполиту, в Смерш или по старым знакомствам прямо в комиссию по расследованию злодеяний? Если молодой хозяин в плен попал — то, может, его еще и найдут? Виселица бы вполне сгодилась для молодчика. Потом подумал, открыл пакет и взял себе самую первую фотографию. На снимке была одна из врачих. Лицо точно знакомое, только не помнил где видел ее. Все же медучреждений и госпиталей он повидал много. На этом фото она была еще живой. Последующие фото с ней смотреть было уже невозможно.
Закрыл чемоданчик и пошел к командиру. Майор поглядел на него и удивился. Встал, закрыл за ним дверь.
— Что случилось, Дмитрий Николаевич? На вас лица нет!
Начштаба поспешил успокоить, что все в МСБ в полном порядке, дело внеслужебное. Командир медсанбата чуточку утешился, но смотрел встревоженно. Привык считать своего адьютанта старшего чуточку деревянным — ну, или железным, если кому покажется в прилагательном "деревянный" нечто оскорбительное. Даже в весьма пиковые моменты — сдержан, спокоен, рассчетлив. Связь теперь постоянно работает хорошо, обстановку вокруг начштаба контролирует и изменения узнает быстро, коллектив сколочен, боевых людей подобрал — в общем, сейчас медсанбат обидеть непросто, что, к слову недавняя стычка показала. А тут — сам на себя не похож. Впору пугаться.
Берестов забурботал, хоть и со вставными зубами, а речь все же не вполне качественная. А еще и волнуется. Фото показал. С одной стороны — мерзкие развлечения у арийцев, но опять не понятно — навидался капитан и не такого. Но почему германцам так нравится позировать с трупами? Словно они охотники, те тоже фотографировались с добычей?
Майор Быстров пожал плечами:
— Все давно уже ясно, странно, что вы так поражены. Хотя вы моложе сильно, потому многого не можете помнить в принципе, да и интересы у пехотных курсантов были в ином плане, полагаю, о сути человеческой натуры им рассуждать не очень надобно.
— Я не о том — буркнул Берестов.
— Дмитрий Николаевич! Вы же взрослый человек, а вопросы задаете — словно наши медсестры. Те тоже нашего бравого усатого замполита уже допекли. Притом сами же знаете — пришли к нам в страну эти культуртрегеры за землей и рабами. Они, в моем представлении — не люди, им очень не хочется быть людьми, они в сверхлюди лезут. В их представлении — мы не люди, унтерменьши. Соответственное и отношение. Я уже толковал замполиту, что это все богатство вокруг — в немалой степени результат банального ограбления колоний немцами. Так в своих колониях они себя вели ровно так же. Им же нет разницы — готтентот — или русский, белорус — или герреро.
Берестов заворчал, выдавая вслух сильное сомнение — дескать, какие там у немцев колонии-то?
— Ну да, возраст, никуда не денешься. Да и сколько вам было лет в ту войну? — и сразу же майор уточнил, какие колонии у Германской империи его подчиненный знает.
Как ни печально, но этот вопрос начштаба опустил. Не помнил он в Германии колоний.
— Перед той войной у немцев колониями были и куски Африки и половина Новой Гвинеи — это около Австралии (Берестов кивнул, он все-таки карты читать умел и этот здоровенный остров помнил отлично), масса островов — Маршалловы, в Океании и всякие еще, кусок Китая, еще что-то, все уже и не помню. И оттуда они давили все соки, а если туземцы возмущались — убивали их и калечили без всякой жалости. Одних готтентотов истребили десятки тысяч, а герреро выбили почти полностью. В результате войны все колонии у немцев отняли наши союзнички по Антанте, а жить богато без обдирания колоний невозможно. Вот фрицы и отправились у нас колонии свои возмещать. так что ничего удивительного в их поведении нету. Они только не учли, что у готтентотов не было своей промышленности и руководство оказалось бестолковым, не как у нас, вот и все.
Начальник штаба кивнул. Новая грань открылась в картине мира. Он как — то не задумывался раньше — откуда взялась гитлеровская Германия. Тельман, "Рот фронт" — это знал. Но так глубоко не интересовался. И вот оно как выходит, оказывается.
— Вы же кадровый, Дмитрий Николаевич. Сами не хуже меня знаете, что армия без дисциплины, массово занявшаяся мародерством и насилиями разваливается и армией перестает быть. И пример Наполеона тут блестящ. Нам наша армия еще очень может пригодиться — задумчиво сказал командир медсанбата, глядя в окно.
— Пофему? — удивился немного Берестов. Гитлеровцев уже добивают, долго война не продлится, о чем он даже немного сожалел краешком сознания, понимая, что в армии мирного времени ему вряд ли найдется место.
— Гитлеры приходят и уходят, а на горизонте невооруженным глазом видна война с союзниками...
Тут Быстров спохватился, уставился своими буркалами на подчиненного. Потом осторожно спросил:
— Доводилось ли вам слышать такую репризу:
"— Ты куда?
— На Волго — Дон! А ты?
— Надолго — вон!"
Начштаба укоризненно посмотрел на начальство. Вздохнул еще более укоризненно. Вот уж на кого он не собирался стучать совершенно точно — так это на майора Быстрова. Сразу по многим причинам. Тот понял, успокоился и продолжил. Видно было, что охота человеку выговориться и либо получить подтверждение своим мыслям, либо — опровержение, что, может быть, даже и лучше бывает иногда.
— Потому как союзники наши такие сволочи, что отворотясь не налюбуешься. Я сейчас не про эти сумы переметные вроде Финляндии, Болгарии, Румынии и так далее. Немцы, как хорошие работники и солдаты — как раз отлично годятся для войны. Свойство их такое — кто ими руководит, тому они и подчиняются беспрекословно. Зачем лишать себя дисциплины в нашей армии и десятка союзных немецких дивизий в будущем? В конце концов те же пруссаки сначала вместе с нашими воевали против Наполеона, потом с Наполеоном — против наших, а в конце — снова вместе. Ведь если просто поглядеть, откуда взялось это чудовище — Третий Рейх, вместе с Гитлером, вермахтом, люфтваффе и прочими танками— кораблями, так очевидно — искусственно выращенное на англо-саксонские и французские деньги образование. После Версальского договора Германию посадили на цепь, вырвали зубы, остригли когти и надели намордник. И вдруг с появлением фюрера — фигляра из ниоткуда, запреты все сняты и деньги рекой, вместо изъятия репараций. Но только на армию. Пушки вместо масла. Военная экономика в мирное время.
Быстров задумчиво постучал ногтем по бронзовой чернильнице роскошного письменного прибора, занимавшего треть стола.
— Давали займы, поддерживали во всем, что усиливало Рейх. Помните, как Лига наций объявила нейтралитет по Испании? И задерживали только наши корабли и суда, а немецкие и итальянские посудины с военными грузами ходили свободно и невозбранно? Австрию вручили, Чехию, даже золотой запас чехов, что они у нас украли в Сибири — Гитлеру вернули. А после Мюнхенского балагана — всю Европу отдали. Да еще как ловко устроили начало войны. Умело науськали и Польшу. Знаете, ведь поляки очень хотели воевать в 1939 году — грустно усмехнулся "Рыбоглаз".
Берестов недоверчиво посмотрел на майора. Тот кивнул и продолжил:
— Представьте, видел их газету от 1 сентября 1939 года. "Вперед на Берлин!!! Линия "Зигфрида уже прорвана в 7 местах!!! Наши самолеты бомбят германскую столицу!!!" Не верите? А зря, нам показывал парторг, мы сами видели, что у поляков были основания быть воинственными и храбрыми и наглыми. Простая европейская арифметика: Население стран: Польша — 35 миллионов, Великобритания — 524 миллиона, Франция — 112 миллионов. А в Германии всего 90 миллионов. Превосходство Польши с ее союзниками — 7 к 1! А теперь скажите — почему вместо того, чтобы Германию раздавить, устроили "странную войну" и не помогли полякам никак, да еще, как нарочно, все руководство страны удрало в полном составе? Словно им хозяева с Острова приказ отдали. Ведь на поверхности лежит объяснение! Ковровую дорожку из Польши сделали — все, Рейху дорога открыта, можно громить СССР. А когда немцы и мы выпустим друг другу кишки — в дело вступает бодрая и свежая Антанта и добивает и тех и этих. Тройная выгода.
Капитан задумался. Раньше это в голову как-то не приходило. Вопросительно глянул на раскрасневшегося Быстрова.
— Защем?
— Мешаем мы им. Всегда мешали. Теперь — после победы социалистической революции — в сто раз больше мешаем. Им ведь придется и для своих работяг вводить 8 часовой рабочий день, оплачиваемый отпуск, бесплатное образование, медицину и еще много чего — чтобы им не устроили революции. И все их кармана буржуев. Представьте — какие расходы! Так что добра нам от них ждать нельзя. Другое дело, их бешеный пес — Гитлер — на хозяев прыгнул, такое ему не простят. Потому фюрер должен сдохнуть. А дальше — они будут опять нас стараться всеми путями уничтожить, не ужиться им с нами, помяните мое слово — проговорил тоном пророка — вещуна командир медсанбата.
— Думаете война и потом бутет?
— Смотря как мы сейчас Германию домолотим. Одна надежда, что сдрейфят союнички. Англо-саксы смелы чужими руками жар загребать, сами в драку не любят лезть. Помните, их Молотов прямо называл поджигателями войны? Они воюют до последнего солдата своих союзников. Вот и посмотрим. Пока удача на нашей стороне. Потому надо ценить удачу и пользоваться ею — пока есть. Потом может и не повезти.
Берестов хмыкнул и вспомнил вслух давно слышанное, что удача бывает трёх типов — плохая, слепая и дурная. А некоторые вообще считают ее птицей.
— Она бывает двух типов — повезло или повезло, но кому-то другому. И птица удачи двулика — вернул грустную усмешку майор.
Помолчали. Берестов подумал, что ничего она не двулика. Птица как птица. Просто когда она поворачивается к кому-то другому рылом — к тебе она в лучшем случае выходит боком. А в худшем — естественно жопой. Сплошная жопа и немножко клюв, чтоб было чем в глаз долбануть. Только и гляди в оба! Потом капитан спросил о том, что его тяготило. Видел же своими глазами столько преступлений европейских гостей, что не мог не спросить — как дальше жить с этими соседями? Вроде как истреблять их ответно — запрещено. Так делать вид, что ничего не произошло? Но ведь — было! Оно понятно, что у нас пролетарский интернационализм и гуманизм — но ведь добром за зло платить — разумно ли. Даже сам испугался немного, выдав такую нехарактерную для нормального строевого командира тираду. Понаберешься с этими медиками. только и следи за языком!
— При некотором старании, можно приготовить борщ или винегрет. Оно конечно и то, и то — еда, но, немного разная. Вот и получится: либо будет история об отдельных несознательных личностях, и обманутых ими простых людях, либо придется устраивать максимально суровое и массовое отношение к обыкновенным культурным европейцам, которые не только не ,,фашисты", но и о ужас — даже не немцы. Знаете, очень большая серьёзная тема. Так что... — витиевато и не очень понятно ответил сослуживец. Видно было, что он и сам об этом думает — о мере ответа и способах расплаты. Потом майор как-то встрепенулся, глянул весело и закончил беседу немного необычно:
— Знаете, русские всегда отвечают — и часто неожиданным образом. Предупреждаю, это рассказ профессора кафедры кожвенболезней, но на что он опирался — не знаю. Мы тогда изучали триппер, то есть гонорею. Так вот он говорил, что у воевавших под Севастополем французов самый страшным ужасом были не пушки наших воинов, не штыковые атаки и даже не массовые болезни, голод и холод. Они сильнее всего запомнили черный русский триппер.
Берестов кивнул, про оборону Севастополя сто лет назад он кино видел. Там, правда, про триппер ничего не было.
— Во время осады Севастополя от него пострадали и французы и англичане, да и сардинцы, наверное тоже. Нашелся там какой-то штамм, который вызывал не просто жжение в канале и болезненные эрекции при езде на тряской повозке или в седле, но и такое злое воспаление уретры, что губчатое тело вместе с уретрой искривлялось, отчего член имел вид изогнутого краника. И говорил профессор, что, утро в лагере осаждавших начиналось со скрежета зубовного — больные клали член на камень и кулаком его распрямляли. Поскольку было больно, ругань стояла мощная. Французы триппером болели и до того, дело для них привычное, но такого ужаса не видели, оттого и название "черный". Так что не понос, так золотуху наши враги получат полной меркой. Ладно, Дмитрий Николаевич, есть сильное подозрение, что скоро нас отсюда перебросят куда-то в другое место. Вы что-нибудь об этом слыхали?
Берестов кивнул. Конечно, слыхал. Да и любому, кто немного разбирается в тактике понятно, что да к чему. И потому внятно высказал слышанное от приятелей из разведбата. Корпус уперся в горы. Потери большие, толку мало. Ломиться в горы на укрепрайоны чешской постройки смысла нет. Драться здесь пришлось только потому, что имелась в предгорьях группировка немцев из нескольких дивизий. Сейчас пять дивизий разгромлены полностью, остальные растрепаны до невменяемого состояния, потеряли всю технику и ударить во фланг нашей группировки, отвлекая от удара на Берлин физически не смогут. Осталось врезать по Берлину, пока туда союзники не добрались. Про себя, правда, начальник штаба отметил, что корпус себя тут проявил не лучшим образом и были слухи, будто комкор загулял вместе с комфронтом, отчего пошла масса накладок, тем более — дороги тут в предгорьях не позволяют разъехаться большим массам войск, но это говорить майору он не стал. Это — слухи, он — офицер, а не старая баба.
— Что ж. Придется довоевывать. Конец — делу венец. Значит, будем готовиться к переезду. Опять.
И Быстров нараспев прочитал по памяти:
— Разровняй трава
наш след
по еловой улице...
Ночью были —
утром — нет.
Лишь туманы курятся!
Старшина медицинской службы Волков.
Снимавшая пробу с обеда белобрысая докторша придралась к тому, что каша пригорелым отдает. Самую чуточку — но отдает. Ну, тут дело вкуса, хотя грех на поваре есть — перестарался, не гораздый еще углем кухонную печку топить, вот и не углядел, жар-то иной, чем от дров. Зевнул, сукин сын, но не выкидывать же! Только старшина стал уламывать строгую и чересчур чувствительную дежурную, как Кутин не ко времени прибежал, сияющий, как медный грош. И физиономией старательно знаки подает, дескать, дело отлагательства не терпит.
— Таким раненых кормить нельзя — спокойно отметила докторша. Мягко, но как отрезала.
— А если я приправы положу? Для вкуса? — косясь на земляка, спросил старшина.
— Если органолептически привкус гари пропадет — тогда посмотрим — так же невозмутимо ответила дежурная врач. Зараза! Куда деваться — отмахнулся от вертящегося рядом в нетерпении Кутина, полез, недовольно сопя, в закрома старшинские. Не хотелось очень, а пришлось доставать из НЗ припрятанные там трофейные перец и какие-то еще специи, сильно и ароматно пахнущие. Очень не хочется тратить, но скандал с 293 порциями каши с мясом, которая чертова докторица вот так вот просто не допустит к раздаче, куда страшнее. Постарались исправить ситуацию, белобрысая одобрительно кивнула и сделала соответствующую запись в журнале.
