Помолчали. Потом "Рыбоглаз" продолжил:
— Какое выполненное задание имелось в виду в благодарности от ВММА? — и опять не о том спросил. Все-таки Берестову казалось, что он пришел с важным предложением, касавшимся устойчивости функционирования всего медицинского батальона, а все о пустяках речь несущественных. Пришлось рассказывать про сбор голов и всего прочего. И наконец-то проняло "Рыбоглаза", удивился и даже присвистнул, когда речь пошла о тысячах черепов. И даже вроде чуточку — уголками губ, улыбнулся, по — прежнему таращась водянистыми гляделками:
— Резюмирую разговор. Первое — как уже сказал, вы, Дмитрий Николаевич, приведете в порядок данные о себе. Завтра будет заседание ВКК — явитесь на осмотр и документирование ранения. В приказ соответственно внесем право на ношение щитка за ранение. Второе — купите в лавке военторга нашивки за ранения и потрудитесь, чтобы две желтые и одна красная у вас на кителе были размещены в соответствии с уставными требованиями. Срок исполнения — неделя.
Адьютант старший было раскрыл рот, но Быстров продолжал:
— Третье. Официального хода вашей служебной записке я дать не могу, как вы, полагаю, сами понимаете. Но неофициально — одобряю и ваше предложение о подборе санитаров из числа умелых, опытных бойцов и предложение об усилении огневой мощи нашего лечебного учреждения. Как я понимаю, в сборе трофеев у вас опыт немалый?
Берестов кивнул.
— Тогда займитесь. При первой же возможности. Насчет пушки — вы уверены, что она так уж нам необходима?
Начштаба опять закурлюкал, заново переживая впечатление от сраных немецких жестянок, которых было никак не остановить. Даже крупнокалиберная стрелковка превратила бы эти танки в хорошо прогретые банки с тушенкой, не то, что нормальная пушка. А винтовки — бесполезны были.
"Рыбоглаз" выслушал, помрачнел.
— Ладно, вы меня убедили. Заодно постарайтесь набрать и шоферов соответствующих. А я постараюсь убедить начальство, чтобы оно не вставляло нам палки в колеса. У вас все? Не смею задерживать, Дмитрий Николаевич.
Уходил после разговора Берестов со странным ощущением — то ли довольный, то ли удивленный. Странный все же штукарь этот самый военврач второго ранга Быстров Сергей Сергеевич...
Бывший уполномоченный Особого отдела Солнцев, нынче командир разведвзвода партизанского отряда.
В первую секунду ему показалось, что он провалился левой ногой в яму, и сильно ударился, потому что стремительно упал набок. Не понял — откуда тут на тропинке яма?
И только перепуганные глаза пулеметчика Головина подсказали — все было и так совсем плохо, а теперь — уже хуже некуда.
— Цто?
— Вам ногу перебило, кость торчит! — лепетнул бывший танкист.
Глянул сам — замутило, голова кругом пошла. Нога, вывернутая совершенно дико в сторону, и да из кровищи торчит сахарно-белый осколок кости, нечему там другому торчать, такому яркому. Сам удивился тому, как мысли быстро понеслись, пока танкист собрался с духом и предложил тащить волоком — чего только в голове не просквозило, от совсем нелепого и глупого 'А может, еще и отобьемся?' или 'Головин здоровый лось. Может и утащит?', до трезвого и леденящего морозом 'Все, отбегался!'
Головин как-то неприлично засуетился, то порываясь стягивать гимнастерку, чтобы перебинтовать рану драной рубашкой, то хватался за пулемет. Видно было, что растерялся парняга. А ведь обстрелянный и опытный! Смотреть на это было тошно и неприятно.
— Стой! Сколько патронов в диске? — остановил Солнцев бестолковое мельтешение подчиненного.
— Десятка два! — сразу же ответил танкист, и показалось раненому, что глаза как-то не так блеснули у него.
— Ты пулемет оставь и дуй!
— Но... — начал было возражать Головин, и заткнулся. Повалился рядом, над головами опять густо стало посвистывать — каратели сменили позиции, приблизились.
— Бегом! В смысле — ползком. Но бегом! — коряво скомандовал Солнцев, изо всех сил пытаясь дотянуться до пулеметного приклада.
Танкист (он так и бегал в матерчатом шлеме, хотя одежку с приметного синего комбеза сменил на привычную для партизан сборную полугражданскую — полувоенную) спорить не стал. Подтянул пулемет поближе, тряханул им, ставя на сошки, пожал, словно клещами плечо раненого и змеей дернул прочь, только стершиеся подковки на каблуках сверкнули.
Боль еще не врезала по сознанию, только тупо мозжило под коленом, еще не понял организм, что его прострелили и поломали и, пользуясь этим, Солнцев постарался поудобнее пристроиться к пулемету. Получалось плохо, ослаб он как-то моментально.
Думать теперь оставалось только об одном — как бы зацепить с собой кого из тех, кто уверенно и цепко вел облаву, уничтожая всех людей, оказавшихся в мешке блокирования. Немцы всерьез взялись за партизан в этом 1942 году, бросив на ликвидацию сопротивления такие силы, что уцелеть под ударом было просто не возможно. И авиация прибыла, и танки и артиллерия, не говоря уж о разношерстной пехоте — начиная с толковых, расторопных егерей и кончая прибалтами, паршиво воюющими, но замечательными палачами, особенно когда речь шла о безоружном населении. Мастеров лесного боя судьба и прицепила к отходящему, ополовиненному партизанскому отряду, где был взводным Солнцев. Отряд был еще более — менее боеспособный, много окруженцев, все же огрызался. Жрать было нечего, боеприпасов кот наплакал, все ослабли — и потому потери были страшные. И раненых не было, не могли их эвакуировать. Ранен — значит, убит. Только безвозвратные потери. Теперь самому оперуполномоченному предстояло почувствовать, что такое — попасть в эти самые потери. Поганенькая мыслишка — сдаться в плен, мелькнула на долю секунды в голове у раненого, но не прижилась вовсе. Не потому, что Солнцев был несгибаемый былинный герой и совсем уж свою жизнь не ценил. Нормальный он был человек, и жить хотел никак не меньше всех остальных. Просто был трезвым, видавшим виды опытным мужчиной. Каратели здорово обозлены тем, что сгоряча недооценили 'бандитов' и потеряли вчера несколько своих, потому не факт, что настроены были кого-нибудь щадить в принципе. Да и знала Солнцева в этом районе любая собака, прикинуться рядовым балбесом, которого силой, дескать, заставили уйти в лес не получилось бы никак. И уж совсем напоследок, еще был бы шанс, будь он целым, а — раненого допросят на месте, дергая за перебитую ногу и тыкая со смешками штыками в больные места, но корячиться и волочь лежачего егеря не будут. А если соберутся тащить — так и семи пядей во лбу иметь не надо — только потому, что будут ценную добычу потрошить не торопясь, со вкусом толком и расстановкой, выпотрошат как рыбу — и повесят как собаку. Солнцев был в своей нквдшной форме, так что втереть очки кому бы то ни было из карателей совсем не реально. Так же нереально, как надеяться, что свои сумеют вытянуть. Не те харчи — даже и без носилок с телом идти быстрее сыто кормленых егерей не получалось. Голодные партизаны еле ноги волочили.
Как ни старался Солнцев, а попасть хоть в кого-нибудь из мелькавших стремительно силуэтов ему не повезло. А потом пулемет как живой рванул в сторону, вылетел из рук, только по грубому лязгу и покореженному диску, зиявшему сверкающей ссадиной, догадался — зашли сбоку и выбили из рук машинку метким выстрелом. С трудом перекатился на спину — боль уже поднималась, еще была терпима, но от движения прострелило, словно ледяным ожогом по позвоночнику, аж ослеп на мгновенье. Закопошился плохо слушающимися пальцами, боясь не успеть наощупь. Вроде — успел. И тут увидел немцев. Совсем не там, где ожидал. С такими серьезными рожами они подходили, что уже чуть не расплакавшийся от всего навалившегося Солнцев, неожиданно для самого себя заржал таким бодрым, заразительным идиотским смехом, что и сам удивился. Хотел остановиться — и не смог.
Егерь, шедший со стороны ног, поневоле скривил губы ответной мрачной улыбкой, умело прилаживая к своему карабину сине сверкнувший штык. Это еще больше развеселило раненого, ржал Солнцев до слез, катившихся по щекам, сам это чуял и никак не мог остановиться.
— Рус, капут? — утвердительно спросил его кто-то совсем рядом.
Отвечать на такой очевидный вопрос смысла не было никакого, и Солнцев просто поднял перед лицом щелкнувшую руку. Все силы на это движение ушли, словно не руку поднимал, а многопудовую тяжесть.
Это чушь, что ручная граната Ф-1 бьет осколками метров на двести, так далеко летит пяток особо крупных кусочков чугуна, но метров на десять лимонка дает зону сплошного поражения. Гарантированного. Из пяти зольдат, подошедших к партизану на это расстояние, никто не успел отскочить. Один был убит сразу, двое — в скором времени померли, и егеря только зря потеряли силы и время, пытаясь эвакуировать изрешеченных осколками камарадов. Преследование в тот день сорвалось, что дало товарищам Солнцева столь важную передышку.
Начальник медсанбата военврач второго ранга Быстров.
Из всего положенного по штату оружия, выдано было всего двадцать винтовок. И ровно столько же наганов.
О чем он и заявил своему непосредственному начальству, бывшему уже подполковником. Начальство только поморщилось, потому как эту беду считало не самой важной — соединение формировалось в сжатое время, танковые полки, пехотные части тоже еще комплектовались в дальней дали, за пару сотен километров от расположения тыловых служб и как-то так выходило, что внимания к тыловикам — а соответственно и медицине — было оказано маловато. Не хватало куда более серьезных вещей, чем оружие для медиков.
И винтовки для санитаров были не самым важным, во всяком случае — пока.
— На складах есть манлихеры. В конце — концов нам не бои вести, а людей лечить. А на фронте сможем заменить на отечественное — нашел соломоново решение подполковник.
— Насчет пулеметов вы не спросили? — уточнил Быстров.
— Вам бы пехотным командиром быть! Можно подумать, что все остальное у вас в полном порядке! — разозлился подполковник.
— Электростанцию на прицепе мы уже добыли, третья кухня тоже будет получена на днях. А без оружия нас любой сукин сын обидит незамедлительно — твердо ответил начМСБ.
— А прививку от туляремии сделали, а? То-то, а должны до конца недели закончить!
— Скарификаторы не получены — буркнул военврач второго ранга. Тут он понимал свой недочет — как ни отбрехивайся, а на фронте все должны быть уже привитыми, у немцев, румын и итальянцев — точно известно — эпидемия. И потому вляпаться в это все не готовыми и не защищенными — да никому дела не будет, что простеньких царапаторов не получили.
— Так работайте над этим! С неба ничего не свалится — ядовито заверило начальство.
— Работаем! Но насчет пулеметов все же тоже важно. Вот там-то на нас с неба много чего высыпят — сказал сущую правду Быстров.
— Спрашивал я про пулеметы. Посмотрели косо, но сообщили, что могут вместо самозарядных винтовок по штату положенных, выдать пулеметы "Браунинга" и ... — тут подполковник вытянул бумажку и прочитал неуверенно: пулеметы "Чаучат".
Спрятал бумажку в карман обратно и не без интереса спросил:
— Вы всерьез считаете, что сможете отразить налет бомбардировщиков пальбой из таких пукалок?
— Мой начштаба уверен, что, во всяком случае — напугаем.
— Ага, и напуганные враги разбегутся в разные стороны. Лучше о скарификаторах позаботьтесь. Прямо сегодня оформите через финотдел — есть тут в городке жестяных дел артель — вот у них и закажите. Вы понимаете всю серьезность размещения непривитого контингента в условия эпидемии? — хмуро глянул подполковник на неразумного, но строптивого подчиненного.
— Точно так, понимаю.
— Если понимаете — чего же не выполняете? Это преступное легкомыслие! — жестко отчехвостило начальство, добавило еще пяток замечаний и убыло горделиво.
Возразить было нечего. И это было весьма печально. Создавать с нуля считай полевую больницу, да еще подвижную, да в сжатые сроки, да еще в условиях страшной нехватки всего, что необходимо, а необходимы тысячи позиций самых разных — от фармакопеи и санитаров до грузовиков и хирургического инструмента — задачка весьма нетривиальная. Так еще и такая гадость. Как сделать всегда получаемые без проблем в виде расходного материала ерундовые вроде скарификаторы вот так посреди провинциального городка — опытный врач не очень представлял. К тому же проблем при формировании и обеспечении медсанбата действительно было много, рождалось учреждение в муках и корчах. Впрочем, любая проблема решаема. А то, что "ничего не делай сам, если есть толковый зам" — он помнил хорошо. В конце концов, за пулеметы головомойка получена, так что пусть и капитан пехотный получит свою долю радости.
Приказал вызвать Берестова и тот явился незамедлительно.
— Дмитрий Николаевич! Пулеметы мы получить сможем, старый хлам, судя по всему из польских трофеев, но на складе есть Браунинги и Чаучаты — порадовал сходу Быстров. Он рассчитывал увидеть какие-то эмоции на физиономии подчиненного, но изуродованное лицо ничего не выразило. Тогда начальство перешло ко второй части выступления:
— У вас есть план прививок, но встала проблема неожиданного свойства по его исполнению. Нам не поставили инструментарий для прививочной работы. Начмед предлагает сделать их самостоятельно, изыскав возможности на местах.
Опять лицо у капитана, как деревянное божество. Натурально, идол.
— У противника эпидемия туляремии. Это дополнительно к тому, что у них и так есть дизентерия и сыпной тиф.
Тут Быстров убедился в том, что зажатый и стесняющийся обычно много говорить при других людях, адьютант старший с ним уже почти стесняться прекратил, потому как Берестов позволил себе усомниться в том, что у врага все так плохо. Кроме того дал понять, что про туляремию (она в его устах получила гораздо более экзотичное название, потому как выговорил он на свой манер) слыхом не слыхал. Это только подзадорило флегматичного начальника медсанбата. И порадовало, что попытки разговорить своего нелюдимого подчиненного, сработали. Вот и отлично, совершенно не нужен в работе зажатый НШ, ему командовать людьми надо.
— Не слыхали про туляремию? — удивленно уточнил Быстров.
— Нет.
— Милое заболевание. Разносится грызунами, есть районы, где эта инфекция имеется всегда, в дремлющем виде. При отступлении уборку урожая провести не получилось, осталось все на полях, зерно осыпалось. Грызуны при этом изобилии жратвы размножаются чудовищно — и всегда среди них эта самая туляремия, псевдочума, если так понятнее, как раз и вспыхивает обязательно. Биологический закон регулирования популяции. С наступлением холодов больные грызуны лезут в тепло, в блиндажи, избы, а путей передачи инфекции этой хвори несколько — через зараженные продукты и воду, аспирационно, даже кровососущие насекомые ее переносят. Естественно, что пройдя по областям, где туляремия дремлет, враг эту хворь получил в полном размере, слыхал я, что их эпидемслужбы работали в плане предотвращения чумы, а туляремию они знать не знают — вот как вы. С гигиеной у этих европейцев дело обстоит кисло, кипятить воду перед употреблением у них возможностей нет, значит пьют оттуда, куда гадят больные мыши. То же и с продовольствием. Мыши гадят — немцы жрут и пьют. Так что, полагаю, дела у них уже плохи — проинформировал своего начштаба военврач второго ранга.
