— Ты тако о сеим глаголеши, аки первее зришь, иже сяко свершится, — поразился отец.
— Если много книг читать, то многое умственному взору откроется, — наплёл ему.
— Паисий рече, иже спасётеся град сей великий. Господь не оставит вержения оплота правоверия, — не поверил мне князь.
— Какой оплот? Разве ты не знаешь, что ведутся переговоры между представителями папы Римского и патриарха Константинопольского об объединении церквей? Сливают ваше православие. Император Иоанн требует от своих церковных иерархов принять все условия латинян, лишь бы католические короли помогли спасти его страну от осман. Самым главным таким условием является признание главенства Римского папы над всеми христианами.
— Мнозе глаголов тужны я от тя за остатню годину внемлю, но лепше истина горька, нежели лжа сладка, — промолвил князь с потемневшим лицом, — Нелеть сверзити наше благочестие и метатися (ст.русс.: кланяться) еретикам. Воздвизати требно народ правоверны на святый ряд — спасати Царьград.
Ой-ей! Я уже топчусь по бабочкам, как Челентано.
— Одним Галицким княжеством спасать собрался? У османов сила великая. Нужно верить отцу Паисию и молиться, авось спасётся древняя столица, — сдал я назад, испугавшись решительного тона отца.
— Государь, вели глагол рещи, — осторожно всунулся в палату новый особист и сообщил тревожным голосом, — На подоле горят хоромы дьяка Алимпия.
Правитель аж подскочил грузным телом.
— Сушь зельна днесь. Град мой пожегне. Старея гридей к ми. Боярина Морозова клич! — прорычал он.
— Люди мои и гражане со смагою братеся ужо (ст.русс.: Люди мои и горожане с огнём борются), — попытался дьяк Варфоломей успокоить государя.
— Кои суть пожигатели, яша их? — немного пришёл в себя князь.
— Яты холопы почившего дьяка. Они беша онде до запаления.
Дьяк ушёл. Я с отцом вышли следом. С другой стороны здания в распахнутых окнах был виден охваченный огнём район в нижней части города. Подбежал новый начальник гридей.
— Лукиян, гони вся сеи люди ратитися с запалением, — рявкнул на него государь.
— Отец, всех гридей не стоит из дворца отсылать. Что если убийцы захотят на тебя напасть? — высунулся я.
— Не похочут, понеже сам иду овамо.
Князь показал пальцем на поднимающийся столбом дым. Подошедший боярин Морозов принялся было уговаривать правителя остаться во дворце, но тот оставался непреклонен в своём желании попасть на пожар. Я промолчал, хотя был согласен с дворецким только по другой причине. Присутствие высокого начальства в местах стихийных бедствий в лучшем случае не приносит никакой пользы. Людям приходится отвлекаться на обеспечение безопасности высоких особ, создавать комфортные условия пребывания, реагировать на бестолковое рукомашество.
Поехал в возке, учитывая существующие ещё боли в нежных местах. Пока добрались до зоны бедствия, пожар почти закончился. Закопчённые горожане заливали водой последние очаги пожара. Выгорела целая улица, включая церковь Всемилостивейшего Спаса. От некоторых зданий остались только обугленные брёвна и печи.
— Добре! — покивал головой князь и повернул коня обратно.
У красного крыльца встретились в почтительном поклоне монахи.
— Пришед крылошане по тея повелению, княже наш, — провозгласил стоявший возле них дьяк.
— Истинно, нарок вечеряти. Проводи их в трапезну. Поидем и мы с тей, сыне. Попотчуем ся, иже ниспослано нам Богом.
Эти монахи были знакомы по докучному терему. Я сильно напрягся, ожидая учуять поднадоевший мерзкий запах немытых тел. Куда уж без него. Рыське они тоже не понравились. Так на них рыкнула, внезапно появившись из-под стола, что вонючки с воплями ломанулись из трапезной. Русану успокоили, а я даже благодарно почесал её за ушком. Животное офигело поначалу от моей наглости, потом примирительно рыкнуло и даже лизнуло мою ладонь. Чтобы не искушать судьбу ещё раз, слуги по повелению князя вывели разбойницу из трапезной.
Вернули крылошан. Радовало только, что их усадили в дальнем конце стола. Отец пожелал выслушать из их уст описание произошедшего знамения. Слушая черноюбочников, я чуть не подавился кашей. Такую чушь бредячью накрутили, что волосы мои в разных местах дыбились и извилины коротило. Любая ложь работает по принципу снежного кома. Лгуны в желании выжать из своих выдумок максимальный эффект всегда пытаются расцветить сказанное разными дополнительными деталями, даже не опасаясь попасть впросак. Вся эта братия утверждала, перебивая друг друга, что видели знамение своими глазами. Ангел с серебристыми крыльями за спиной и в сверкающих одеждах спустился с небес, вошёл в златовласого отрока и покрыл через него утопленницу, отчего к ней тут же вернулась жизнь. Это действо сопровождалось сладкоголосым пением невидимых духов. А на небе звёзды проявились и стали переливаться адамантами.
Я возмущенно подскакивал на заднице при особо завиральных пассажах. Это что за наглый поклёп? Вот чего они выдумывают всякую ерунду, придурки ветхозаветные? Никто никого не покрывал. Однако, сказать ничего было нельзя. Если они действительно там были, то смогут меня узнать, и будет ещё хуже. Паисий подключится и тоже чего-нибудь со своей стороны завернёт. Начнется культ княжеского сына. А живым святость соблюдать, ох, как сложно. Оно и сморкается, и чешется, и блудодействует, и матом поругивается. А вот мертвым ему быть самый раз. Лежи себе в раке, да нетленность соблюдай. То не сложно, ведь составы бальзамирующие известны со времен египетских фараонов.
— Ты, сыне, несть почечуем (ст.русс.: геморроем) хвораху? — заботливо поинтересовался князь.
— Отец, а тебе не кажется, что людям просто голову напекло? — резонно обозлился я, — Какие к чёртям собачьим ангелы с крыльями? Обычный городской парень воду из лёгких удалил девочке. Никакого чуда тут нет.
— Се знаменье, сыне. И не лайся паскудно. Раз люди глаголят сие, тако суть, — уперся тот, — Сам Господь кажет ми пошед на Ваську и согнати его с отча стола.
Монахи изменили бы своей природе, если не придумали как обратить своё враньё в нечто прибыльное. Почувствовав удобный момент, принялись разводить князя на деньги. Ясное дело, надо теперь часовенки строить, рисовать иконки, петь хором, махать кадилом и прочие очень нужные дела вытворять. Место, где я якобы приземлился в образе ангела для покрывания мёртвой отроковицы, требовалось освятить. Нашёл индюк куда приземляться. Место там красивое, много зелени, для купаний отличное. Теперь там попы обоснуются и будут стрекотать свои проскомидии, как саранча. Ясное дело, что Галич в очередной раз чудесами обретается, как свинья апельсинами.
Люди в этих краях довольно таки своеобразные. Зря я понадеялся, что знамения здесь редки. Относительно недавно, лет сорок-пятьдесят назад, боярин Иван Овин на своих землях что близ Галича, узрел двух юношей, которые оказались конечно же ангелами. Они вручили боярину икону и велели построить монастырь, в коем теперь старец Паисий счастливо игуменствует. Какие-то огольцы прикололись над замороченным боярином, а в результате новые культовые сооружения, ритуалы, и деньги сыпятся в поповские мошны. Прямо математическая пропорция получается между количеством чудес и идиотами, в них верящими. Что-то мне подсказывает, что если я поживу здесь подольше, то ангелы с чертями в обнимку табунами начнут колобродить вокруг Галича.
Вря без продыху, крылошане яростно работали челюстями. Термиты в своих термитниках обзавидовались бы такому аппетиту. Понятно, почему в большинстве своём они такие толстые. Монахи, конечно же. Кое-кто из знакомых антагонистического пола мне задвигала, что если быстро есть, то можно сильно разжиреть. Организм будто бы не успевает понять, когда нужно подавать самому себе стоп-сигналы и промахивается. Не знаю, не хочу никого сам обманывать. Наверное, не на всех срабатывает. Пытался как-то раз быстро питаться, но так и не удалось поправиться.
Я ковырял еду ложкой в жутком настроении. Какой тут к лешим аппетит, если теперь любое моё правдивое изложение обругивается в самом начале и не воспринимается. Ужин наконец-то закончился. Князь поблагодарил крылошан за увлекательное повествование о явленном чуде и отпустил их, наделяя каждого целым серебряным рублём. Мне он рубля почему-то не дал, зато сообщил о завтрашней поездке в Успенский монастырь и праздновании там "Михайлова чуда". Праздник этот посвящён явлению архистратига небесного воинства Михаила, оказавшего помощь добродетельному отроку Архипу, которого злые язычники собирались убить потоками горной реки. Простым способом его прикончить им, наверное, было скучно. В этот день запрещалось работать православным, зато нужно много праздновать, ходить по гостям. Ну, в таких делах я большой профессионал.
Князь приказал позвать главу тайных дел. В ожидании его прихода вернулись к обсуждению чудес у озера. У меня всё ещё свербело на эту тему:
— Отец, врут безбожно твои монахи. Я там был и всё видел. Могу поклясться на чём угодно, что не было никаких сверкающих ангелов с крыльями. Девочку действительно спасли. Не мёртвой она была, а только без сознания.
— Ты не зрел, овы зрели и их множае. Коем ми верити? Охолонь, сыне, и Библию чти. Господь в милосердии сея мнози кудесы сотворял, — стоял на своём князь.
— Хочешь, я скажу тебе, кто на самом деле спас Матрёну? Девочку ту спасённую так звали. Я это был, а не ангел? — в конец разозлился я.
— Ай, блядишь, сыне! — естественно не поверил отец.
— Её брат и друзья, с кем она плавала на лодке, должны меня признать. Не было никакого знамения, — высказался и натолкнулся на тяжёлый взгляд.
— Истинно рече отче Паисий, иже бесы тя населиша. Дмен, яр, божествен промысел отрицаешь.
О чём можно дальше в таком русле спорить. Как раз подоспел Варфоломей, обсудивший с государем странности пожара. Была выдвинута версия, что убил Алимпия и поджёг его дом затаивший на него злобу тать. Ага, а ещё он его яблоню шатал и собаке хвост вертел. Просто убить дьяка было злодею маловато.
Высказал вслух свои сомнения, и что свидетелей поджога усадьбы требуется тщательно охранять. Они единственные, кто мог видеть возможного убийцу Алимпия. Варфоломей настаивал, что холопы могли сами соучаствовать в преступлении. Резон в его словах имелся. Одинокий Алимпий не имел официальной семьи и, соответственно, наследников. Жил бесчестно с приживалками и холопками. Возможно, кто-то из них затаил на него обиду. Однако, убийство произошло во дворце, а не на усадьбе. Сжигание здание после убиения хозяина вообще теряло смысл. Пришлось схлестнуться с Варфоломеем в споре, пока раздосадованный батя не распорядился нам двоим убраться и опросить тех холопов. Поскольку было уже поздно, договорились с ним встретиться и выполнить княжье поручение на следующий день.
Я отпустил провожавшего меня с факелом до покоев молодого воя и залёг на свой лежак, размышляя над субботними событиями. Холопы поминутно заглядывали в комнату, словно чего-то хотели от меня. Когда я остановил Ждана и спросил, чего ему нужно. Тот, запинаясь, с сильным смущением поинтересовался насчет обещанной порки. С трудом удержался, чтобы не грохнуть смехом. Ждущей мой вердикт чернявой голове расслабленно сообщил:
— Мне пофигу. Поритесь там сами, коль настроение возникло.
Через какое-то время стали раздаваться чпокающие звуки и вскрики. Я выглянул в людскую. И ведь реально парни устроили садо-мазо шоу. Блондинистый Устин лежал на лавке с голым худым задом, над которым трудился с ремнем Ждан. Рявкнул им, чтобы развлекались тихо, или уматывали куда-нибудь во двор. Чапаю думать надо. Вроде бы шуметь перестали.
15.
Воскресную утреннюю службу князь Юрий Звенигородский и Галицкий решил провести в Успенском монастыре, а не как обычно в церкви рядом с дворцом. С нами выехали все ближние и не слишком бояре. Ехали в большинстве своём в возках, по ночному времени дохрапывая недоспанные сны и не желая попадаться даже случайно на глаза простолюдинам своими неожиданно скромными одеяниями. Однако, возвращаться обратно знать намеревалась во всём своём великолепии.
Надумал тоже покимарить в возке, если можно так определить этот аттракцион под немилосердную тряску и стук копыт. Слуги расположились сзади на закорках. В возке со мной трясся сундук с парадно-выходной одеждой принца Галицкого, а для визита во владения старца Паисия я на этот раз был обряжен в добропорядочную светло-коричневую порть, которую обычно носили галичанские подмастерья. От утреннего холода спасала сермяжная епанча такого же цвета. Ехать к зловещему иерарху с его толстопузой братией мне не хотелось до скрежета зубовного, до мышечных болей в одном интересном месте. Была бы моя воля — потравил этот вонючий клоповник дихлофосом. Кстати, неплохо бы его изобрести. А пока надлежало выполнять волю отца и изображать лицом благостное смирение.
Вел службу сам владыка Паисий. Неожиданно для меня высокородной публике была представлена закутанная в плат девочка, пророчившая о тяжёлых временах и явлении сатаны, если молящиеся не возлюбят Христа по определённым правилам. Силу этой любви предполагалось определять количеством выделяемых из вятших мошн монет. Девчушка оказалась не кто-нибудь, а отроковицей Матрёной. Ангел её оживил, отчего она естественно обрела дар пророчества. Такая вот мелкая, а уже не промах.
После многочасового стояния и заунывных песнопений на греческом с последующими не менее нудными толкованиями произнесённого на понятном всеми русском, было приятно бросить под рёбра монастырские яства, представленные в основном молочными блюдами: густой простоквашей, творогом, начинённым изюмом, орехами и прочими сухофруктами. Мясо тоже наличествовало, но только в виде птичьей убоины и мелких яиц, по виду перепелиных. Ели все вместе в трапезной, не чинясь. Простые монахи сидели с князем и его боярами, одетыми в простые без украшений суконные кафтаны.
Бояре после трапезы сразу же разъехались по своим усадьбам. Меня остановил с таинственным видом отец и предложил отведать совместно какого-то особого монастырского перевара, называемого чаем. Ого, не знал, что в этом времени баловались чаями.
Вскоре к нам присоединились главный дипломат, тысяцкий, дворецкий и новый глава тайной палаты. Отец Паисий лично повёл нашу группу через яблоневый сад к беседке над прудиком. Около неё нас повстречал необычного вида человек лет сорока. Привлекало взгляд умное, правильное лицо, обрамлённое по-европейски небольшой русой бородкой, и тёмно-синий кафтан, короткий по немецкой моде.
— Здрав буде, княже великой! — поприветствовал незнакомец отца низким поклоном.
Потом поприветствовал каждого с ним подошедшего. Меня он окинул недоумённым взглядом.
— И ты буде здрав, боярин Новуградски! — ответствовал ему отец.
Обратившись к нам, представил мужчину, — Се есть боярин старшинны Василей Никитович. Муж вельми вятш и разумом, и гобиной. [Посадничал не единою. Пришед зде отай. О сем сретении зауститися требно (ст.русс.: Посадничал не однажды. Прибыл сюда тайно. Об этой встрече нужно молчать)].
