Рать Осины обложила крепость со всех сторон и казалась много большей по численности той, что покинула столицу. Возле стены валялись разбитые в щепки лестницы и какие-то предметы. Видимо, этот долбан, не проведя переговоров и не разобравшись в ситуации, сразу сунулся штурмовать город и получил заслуженно по соплям. Людей только напрасно положил. Большая часть войска и шатёр командующего виднелись с восточной стороны осаждаемой крепости.
Поднявшееся из-за зубчатого горизонта солнце уже припекало, растапливая накопившуюся за ночь изморозь на траве. Я приказал Акиму расположиться лагерем возле места где находились и в сопровождении двух бойцов поехал наносить визит вежливости Осине. Военачальник ещё спал. Пришлось потоптаться возле его шатра, пока тот не надумал вылезать из своего обиталища, голым по пояс. Вслед за ним показалась румянощёкая девица, тоже в неглиже. Ойкнула, увидев меня, и скрылась в шатре.
— Здрав буди, княжич! — буркнул он, приветствуя меня без привычной враждебности.
Видимо, сложности в военной операции поубавили его темперамент.
— И тебе здравия, сотник! Как тут у вас идут дела?
— Добре тече детели..., — зло процедил он сквозь зубы и мотнул головой в сторону стен, — Поскору заятим град крамольны.
— Горожанам предлагали сдаться? — поинтересовался естественно.
— Несть требно сие, — лениво потянулся сотник и приказал одетому в военную шмоть худощавому мальчишке подать себе на спину воды из кувшина.
Пока Семён обливался холодной водой, удовлетворённо рявкая, я обдумывал как уговорить его на мирные переговоры с жителями. Осина словно почувствовал, о чём я собираюсь с ним диаложить и, накупавшись, произнёс:
— Аще не будешь ми под руцы лезти, кажися мастротам ратны. Ово с нами купно ратися, мня мя стареем.
Я вернулся к своим людям и наблюдал с холма, как с восточной стороны начался штурм Чухломы. Ратники подтащили штурмовые лестницы и стали карабкаться наверх. К воротам подвезли осадный таран. Над зубчиками стены появились головы защитников города. На штурмующих полетели камни, стрелы, полилась горячая вода. Закричали раненые. К полудню штурм выдохся, но таран продолжал бухать в крепкие дубовые ворота города. Собрав раненых и убитых, ратники отступили в лагерь и, как ни в чём не бывало, стали собирать костры для подготовки еды. У многих в руках появились кожаные бурдюки с вином.
После обеда штурма не последовало, но начался интенсивный обстрел города стрелами с горящей паклей на конце. За стенами возникли серьёзные пожары, чухломичи старались спасти деревянные постройки, заливая разгорающиеся очаги огня водой. Обстрел продолжался непрерывно несколько часов подряд, пока у галичан не кончились боеприпасы.
Аким подходил ко мне с вопросами о нашем участии в сражении. Я отбрыкивался ничего не значащими общими словами. Обстреливать новиков следовало бы, но так чтобы они потом не оставались в виде трупов. Привык, панимаш, ценить жизни боевых товарищей.
А после полуденного отдыха в главном шатре состоялся военный совет. Хоть меня и не приглашали, заявился туда сам с Акимом. Осина подёргал желваками, но промолчал. Выступали десятники, докладывали о понесённых потерях.
— Иже порече об исходе денном княж Волежски? — внезапно спросил меня Семён, — Пошто люди тея в детелях ратны незримы беху.
— Мне, как воеводе, назначенного государем нашим Юрием Дмитриевичем, невместно отчитываться перед младшим по званию, — напомнил тем, кто слегка кое о чём забыл, — И я лишь ученик, смиренно постигающий у своих старших боевых товарищей искусство напрасно гробить своих воинов. Почему бы не направить к горожанам посланников, провести с ними переговоры, узнать о причинах бунта, решить проблемы миром. На худой конец, можно ведь взять город в осаду и дождаться пушек.
Обсуждать мои предложения сотник не стал. Объявил завтрашний день праздным и закрыл совещание.
Ближе к вечеру произошло несколько важных происшествий, сильно повлиявших на мою дальнейшую жизнь. Сначала меня нашли витязи Мирон с Треней, сбежавшие из дворца. Чуть не загнали лошадей, так спешили сюда. Шеи их были свободны, но статус беглых холопов они себе обеспечили. Несмотря ни на что, я был страшно рад видеть дорогие лица. Ещё сильней обрадовалась встрече с любимым Соболица. С воплями радости висла на шее у парня. Не стыдясь, целовалась с ним на виду у всех.
Несколько позже состоялось явление Тюхи. Я прогуливался по высокому бережку речки среди берёз в обществе витязей, слушая их рассказ о своём житье-бытье во дворце и последующем бегстве. Проворный Гуляйко готовил для моих бойцов кулеш. Запах варева доносился до нас, дразня ноздри и сбивая с мыслей. Внезапно спиной почувствовалось чьё-то присутствие. Обернулся. Между кустов стоял невысокий мужчина в одеяниях чади. Я махнул рукой, чтобы он подошёл поближе. Мужчина оказался подростком Тюхой. Витязи насторожились. Парень подбежал и сделал стойку.
— Ладно, не тянись, Тюха. Рассказывай, как поживаешь и что привело тебя сюда? — дружелюбно расспросил его.
— Истинно еси ты, Димитрие? — тихо поинтересовался парнишка.
— Не сомневайся, Тюха. В малую сумму ты меня оценил тогда в своей лодке, — повеселился я.
— Христопродавец! — возмущённо взвыл Мирон и шагнул к недоумевающему мальцу, сжав кулаки.
— Погоди, Мироша. Не он нас выдал Единцу, а Ванька Ивок. Помнишь скуластого?
Тюха, когда узнал, что его могли подозревать, расстроился чуть ли не до слёз. Ему тогда удалось подслушать разговор самого младшего Жеховского с Единцом, и он спешил нас предупредить, но не успел. И сейчас он поспешил ко мне предупредить, что готовится покушение. Лиц говоривших он не сумел рассмотреть, те находились в шатре. Поблагодарил от души смелого парнишку, и Тюха растворился среди кустов в тумане от речки.
Когда вернулся в свой лагерь, настигла ещё одна новость. Глеб протянул мне письмо от своего отца. Данила через сына предупреждал меня о возвращении в столицу боярина Морозова и о неожиданном сближении с ним дьяка Варфоломея. Государь теперь знает, кто посмел надругаться над его любовницей. Он удручён весьма скорым моим отъездом и намеревается в скором времени отозвать меня из войска. Старец Паисий принялся настаивать на подмене княжича. Дескать, я не тот Дмитрий, какого он знал и любил. Сыну своему умнолицый боярин советовал немедленно оставить меня и возвратиться домой в Галич.
Ну, что же, разумное предложение. Я обнял Глеба и пожелал ему благополучной дороги. Невольно оказался свидетелем жаркого спора бояричей. Дорошка не соглашался меня покинуть. Было с одной стороны приятно чувствовать такое дружеское проявление, с другой — не хотелось портить будущее парня. Однако, и меня он слушать также не стал.
Ночью долго размышлял над своими дальнейшими перспективами. Батя всё-таки прислушался к моим недоброжелателям и слил меня, как и старших сыновей. Чего-то подобное от него ожидалось. А каким же гадом оказался Варфоломей! Даже не хотелось верить тому, что случилось. Пора настала переходить от режима высокостатусного лодыря к варианту жизни простолюдином и добывать кусок хлеба каким-нибудь ремеслом. Да хоть скоморошьим. Вон, какая у меня банда под рукой образовалась, кроме Мирона с Треней. Целый симфонический оркестр. А лучше взять, да и примкнуть к разбойникам Фоки, если он ещё не умотался к своей семье. Обещания в отношении меня он ведь старался выполнять, случайно приняв Макашку за своего сообщника по побегу.
Прежде чем устроить себе эскейп, стоило бы подчистить за собой хвосты. Никаких обязательств не давал чухломичам, но оставлять их на произвол судьбы и ненормального Семёна Осины с его ордой категорически не желалось. Никаких мыслей на этот счёт пока не было, кроме как попытаться ещё раз обратиться к благоразумию строптивого военачальника.
Глеб со своими людьми двинулись с первыми лучами солнца по дороге в сторону Глазуново. Попрощался с ним сердечно. Увидимся ли ещё когда-нибудь, и в каком качестве? Был он хмур и рассеян. С ним уехали его слуги, подьячие и поп.
Солнце поднялось довольно высоко. В лагере галичан праздновали Крестовоздвижение. Доносились возгласы попов. Раз великий праздник, дал всем своим бойцам отгул, и они сразу же потянулись на молебен. Пришлось и мне тоже туда тащиться. Службу проводили монахи из Аврамиева Покровского монастыря, что за озером. Судя по осуждающим возгласам в сторону города, церковники не последнюю руку приложили к организации похода против еретиков. После длительного и утомительного богослужения состоялся обед в режиме шведского стола, почему-то с постными блюдами, то есть абсолютно без хмельного. Я воспользовался случаем и подошёл к Осине с намерением убедить начать переговоры с жителями Чухломы. Тот в резких выражениях посоветовал мне не приставать к нему больше, а лучше пойти и почитать свои любимые библы, или поиграть в игрушки. Стоявший рядом его младший брат Ивок со своими приятелями обидно засмеялись.
До вечера я бродил по окрестностям, сопровождаемый тремя витязями. Соболица считай супружница Мирона почти, а, следовательно, тоже витязь в какой-то степени — витязица.
Осмотрел крепость со всех сторон, и словил в голову одну интересную мысль. Надо будет только дождаться ночной темноты. Вернулся в свой лагерь и собрал военный совет в составе: Акима, Трефилия, Дорошки, Мирона и Трени. Придуманный мной план был таков. Под покровом ночи я в простой одежде, воспользовавшись навыками паркуриста и веревкой с крюком, должен проникнуть в крепость и попытаться открыть северные ворота. Моя дружина должна скрытно подобраться к ним извне и сразу же ворваться в город. Нейтрализовать предводителей и самых буйных не составит труда, остальные не станут сопротивляться. Своим отрядом я не позволю воинам Осины устраивать резню в городе. Слабым местом плана оставалась зависимость от моих успешных действий на стене с некоторой степенью риска, поэтому возражали почти все. Навязывали мне самых ловких воинов. Спорил с ними до хрипоты, пока не согласился на двух своих холопов — Марчка и Полутку. Во-первых, они оба — довольно рослые, длинные. А во-вторых, без раздумий станут делать то, что я им скажу.
Затем с рыцарями продолжил инспектирование деталей местности. Удивляло, что от северной стороны крепости до берега озера всего-то было пара сотен метров. Можно ведь использовать водную преграду как естественную защиту. Из истории известно, что когда князь Московский Иван I Калита первый раз присоединил к Москве Галичский край, он переселил часть москвичей в Чухлому. Крепость тогда была выстроена и с тех пор ни разу не обновлялась. Пара пушечек и день их работы решили бы проблему кардинально.
Наметил себе место проникновения. Самым низким тын показался у изгиба Сандебы. Воинство должно будет обойти крепость с запада, чтобы не заметили галичане, переправиться возле устья реки и затаиться у северных ворот. Если до утра ворота так и не откроются, то перейти в распоряжение Осины.
Я с витязями возвращался от устья Сандебы в свой лагерь. Вдруг кто-то бросился на меня и сбил с ног. Оправился и увидел, что на мне лежала Соболица, а изо рта её вытекала тоненькая струйка крови. В спину девушки вонзилась стрела. Рядом сидел и кряхтел Треня со стрелой в плече. Мирон бегал по кустам, размахивая мечом. Нападавшим удалось скрыться. Я прощупал сонную артерию девушки. Кажется, её уже с нами не было. Стрела, предназначенная мне, пробила её сердце. Подбежал Мирон, бросился перед погибшей любимой на колени и зарыдал в отчаянии, обнимая её и шепча ласковые слова. Было тяжело видеть такое безудержное горе. Во мне проснулся подросток и тоже заплакал.
Но, надо жить дальше. Стонущего Треню попользовали старые и опытные наши воины. Вытащили стрелу и обработали рану каким-то составом. А Соболицей занялись участвующие в празднике попы. Отрядил Мирона взаимодействовать с ними и чтобы смог подольше побыть с бывшей невестой. Монахи согласились на уговоры похоронить девушку у себя на монастырском кладбище с особыми почестями, как павшую на поле боя. Крестильное имя у неё было Марфа. Так и будут написаны на могиле вместе два имени — Марфа Соболица.
Мирон попросил проводить тело к монастырю той печальной музыкой, что я исполнял на последней трапезе в княжьем дворце. Для милой Соболицы был готов сделать всё. Собрал вышегородских гудцов и дал им поручение как можно скорее подготовить композицию Рыбникова. Парни обрадовались, что я на них наконец-то внимание обратил и хорошо потрудились. Когда лодки с гробом Соболицы в сопровождении Мирона и монахов отплывали от берега, зазвучала рыбниковская "Лирическая тема". Красивая мелодия будто струилась по глади поверхности озера лёгким ветерком, отражалась и уплывала в неведомую даль. По лицам многих провожавших процессию воинов текли слёзы.
Аким усилил мою охрану и уговорил не показываться из своего шатра до вечера. Я и не думал возражать. Не хотелось, чтобы кто-нибудь снова пострадал из-за моей беспечности.
Закат сопровождался заметным похолоданием. Осень будто напоминала о своём присутствии. Преодолевать водные преграды моим бойцам станет некомфортно. Проблемы разрешил появившийся в сумерках Мирон, сообщивший, что пригнал от монастыря четыре лодки и оставил их близ устья реки Ивановки. Поблагодарил от души сметливого парня. Теперь мой отряд не будет заморачиваться с переправой, а десантируется с озера прямо к воротам. Я же с моими двумя молодцами отправился покорять стены крепости с другой стороны. Обозной прислуге велел свернуть шатры не позже ранней зари и скрытно удалиться в Глазуново.
29.
Луна почти не светила своим убывающим обрезком. Лишь звёзды рассыпались по бескрайнему небосводу щедрой горстью бриллиантов. Подобрались к речке бесшумно. Я разделся полностью и ухнул по шею в обжигающе ледяную воду. Неожиданно здесь оказалось довольно таки глубоко. Одежду в руках пришлось намочить. Зачем только раздевался. Постарался поскорей пробежать деревенеющими ногами по дну реки и выскочил на берег, дыша, словно загнанная лошадь. Растёр тело, помассировав ноги. Зубы не уставали выбивать пулемётную дробь. Поприседал, попрыгал. Мои спутники последовали моему примеру и теперь прыгали голыми со мною вместе. Представляю себе эту картину маслом со стороны. Надо было бы хмельного с собой прихватить, тяпнуть. Еле согрелись.
Верёвка и крюки не понадобились. Я напялил мокрые шмотки. Тощий Полутка залез на плечи более крепкого Марчка, а я вскарабкался уже на него. Руками дотянулся до верха тына, подтянулся и оказался на забрале стены. Своему сопровождению прошипел приказ оставаться на месте и ни в коем случае не лезть за мной.
Ожидаемых караульных на стене не было видно. Это удивило и насторожило. Выждал пару минут, стоя на месте с обнажённой саблей. Площадка у стены освещалась костром с сидящим неподвижно бородачом. Больше ничего в пределах видимости и слышимости не обнаруживалось. Осторожно продвинулся далее кошачьей походкой. Мне было важно поскорей унести свою задницу подальше от этого места и в простой одежде спокойно продефилировать через весь город к воротам. Спустился с забрала по наклонному полотну и направился в темноту улиц.
