— Не паникуй Стар, кроме герцога сюда вряд ли кто рискнёт войти, а он сейчас занят поисками своей госпожи. Её для этого и похитили, что бы отвлечь внимание.
— И все равно здесь пахнет гарью.
— Ладно, двоим проверить коридор.
— Так там же темно,— ничего не видно.
— А уши вам на что? Послушайте тишину и постойте на всякий случай на страже.
Я коснулся руки Корсака и на ухо прошептал всего одно слово: — Кинжалом.
Нам повезло, так как внимание всех остальных было привлечено к тому, что открывалось за стеной, да и эти стражники с видимой неохотой шли к дверям, постоянно оглядываясь. Как только они вышли в коридор и сделали несколько шагов, зажав им рты, нашими клинками мы перехватили их глотки, а тела тихо пустили на пол. Видимо мы действовали недостаточно тихо и этот самый Стар встрепенулся, выхватил пистоль и крадучись направился к дверям. Ждать больше не имело смысла и я использовал свои новые пистоли. Стрелять из них было одно удовольствие,— лёгкие и удобные в руке, их не надо было перезаряжать, да и звуки выстрелов больше походили на шипение воздуха из порванного бурдюка, чем на грохот обычных пистолей. Корсаку стрелять не пришлось. У моих пистолей был только один существенный недостаток,— при попадании они почти всегда убивали, не оставляя раненых.
Светильник упал из рук их предводителя, и в комнате стало совсем темно, не считая клубящегося дыма в открывающемся помещении.
— Корсак, принеси факел, а я пока проверю ход, вдруг ещё кто в гости придёт. Нырнув в открытую дверь и сделав несколько шагов, я прислушался. Было тихо, только моё сердце гулко стучало в груди — значит Милу похитили что бы отвлечь моё внимание. Надо было хоть одному стрелять не в грудь, а в ногу, и мертвеца ведь не допросишь. Пройдя метров пятьдесят по коридору я повернул назад, однако, не сделав и нескольких шагов замер. Слышался гул голосов. Шло не менее десяти человек. Шли не боясь и не скрываясь. Я торопливо надел на себя балахон, прижался к стене и стал ждать. Вскоре появилось с несколькими факелами в руках человек восемь, и среди них была, возможно, Мила. По крайней мере я явственно видел женскую фигуру, она тоже держала в руках факел и по её виду никак не было видно, что она похищенная.
— Ещё немного и мы будем на месте,— это был её голос, его я бы узнал из сотни похожих голосов. А это значило, что никакого похищения не было....
Как же я устал от всего этого, и я начал стрелять. Видимо гнев настолько ослепил меня, что я опять не оставил ни одного раненого. Когда все затихло, откинув капюшон, я подошёл и поднял один из факелов. Это были наёмники Честера, по — крайней мере, у трёх из них были значки. Освещая погибших, я подошёл и к девушке. Дыра в груди не оставляла ей никаких шансов на спасение. Это была Мила, но что то смущало меня в её облике. Не сразу я понял что. Её глаза,— их цвет не соответствовал цвету глаз моей Милы. Они были жёлтыми, как у кошки, с огромными зрачками. Хотя чему удивляться, лекарь мог сотворить все что угодно. Если это была Мила, то она вела наёмников именно сюда, как дочь Форлан она наверняка знала здесь все ходы и переходы.
За спиной послышались топот ног и тяжёлое дыхание, а вскоре из-за поворота выскочил Мих с моей охраной. Он не удивился, увидав в свете факела только моё лицо:
— Ну вот, опять все самое интересное прошло без меня,— потом осёкся увидав погибшую девушку. — Уффф, я уж думал, что это госпожа Мила, к счастью, это не она.
— Как не она?— насторожился я.
— Да просто, миледи никогда не носила на шее украшений, а у этой висит какая-то цепочка с камнем. И действительно, на шее висел кулон в виде белого камня. Я наклонился и сорвал его. В то же самое мгновение лицо девушки неузнаваемо изменилось, и она уже ни как не походила на госпожу. Это была водяная, такая же как и Милана — с человеческими чертами, но с зубами водяных.
Я выругался,— Скотина Форлан, нельзя верить ни одному твоему слову. В следующий раз живым ты от меня не уйдёшь. Мих, приберите здесь, обыщите трупы, что там у Корсака? — Ждёт вас и торопит, боится, что стена вновь закроется.
Я торопливо пошёл назад, а Мих шёл за мной и ворчал на некоторых непутёвых правителей, за которыми нужен глаз да глаз. Он даже пообещал пожаловаться деду на меня, если я, конечно, в следующий раз опять не возьму его с собой. Больше всего его интересовало, как повели себя новые пистоли и сетовал, что ему не удалось пока из него толком пострелять.
28. Месть.
Я, так же как и Корсак, в огромный зал не сунулся. — Мих, как такое может быть,— стены между помещениями не толстые, максимум метр, а тут целый зал метров тридцать длинной и столько же шириной.
— Не знаю ваше высочество, это вы у нас умный, придумайте что-нибудь.
Я подошёл к рисунку на стене, что продолжал мерцать нежно-зелёным светом, но ничего путного из его созерцания для себя не извлёк. У меня хватило ума провести указательным пальцем по рисунку, как это делал до меня один из наёмников, рисунок засветился ярче, но ничего больше не произошло. И все-таки внутренний голос говорил, что в помещение заходить нельзя, там какая-то скрытая опасность. Вскоре вернулся десятник и виновато развёл руками:
— Ничего интересного ваше величество, никаких бумаг или ещё чего стоящего. Только вот это кольцо было в кармане женщины в специальном потайном отсеке.
Я взял кольцо, тяжёлое, с какими-то знаками на ободке. Сразу же бросилось в глаза, что знаки на кольце и на стене совпадали. Я поднёс кольцо ближе к стене, что бы получше сравнить рисунки и тут произошло неожиданное. Кольцо засветилось и рисунки с ободка, вспыхнув ярким светом, сорвались со своих мест, возникли в воздухе, а потом впитались в рисунок на стене. Клубы дыма тут же рассеялись, в зале вспыхнул яркий свет, и когда глаза привыкли к освещению, я с удивлением заметил, что зал был значительно больше, чем я его определил сквозь дымку. Весь пол был заставлен сундуками, а в глубине были видны многочисленные стеллажи и полки, совсем как в сторожевой башне, заваленные и заложенные свитками, книгами, приборами, сосудами и совсем незнакомыми мне вещами. Причём конца края этим стеллажам и полкам видно не было. Я уже собирался сделать первый шаг в зал, как грубые руки моих охранников схватили меня и отодвинули в сторону, а первым, подмигнув мне, в помещение вошёл Мих. Он потоптался на месте, прошёлся мимо сундуков и некоторых стеллажей, вернулся по другому проходу и подал сигнал охране отпустить меня: — Все в порядке, опасности вроде нет, хотя его высочество наверняка что-нибудь найдёт.
В сундуках было золото и драгоценные камни. Рядом с золотыми монетами соседствовала золотая посуда какой-то вычурной формы. Особенно меня поразил золотой шлем, который стоял на постаменте. На рыцарский он ни как не походил, слишком много завитушек и различных выступов, а так же тонких золотых шипов, что торчали в разные стороны. И опять Мих опередил меня,— он первый взял шлем в руки, повертел его в разные стороны и надел на свою голову, подождал немного и потом снял:
— Неудобный и тяжёлый, но безопасный, так что можете одеть ваше высочество, коли вам такая блажь пришла в голову.
— Мих, мне не нужна такая мелочная опека.
— Ты не понимаешь Найд,— Мих зыркнул в сторону охраны, что замерла у входа в хранилище,— погибни я, мир не перевернётся и не изменится. А теперь представь на секунду, что с тобой что-нибудь случится. Фертус, Ройс, а теперь и Пелополос в одно мгновение окажутся в такой заднице, что и представить тяжело. Ты хоть заметил, что там, где ты появляешься, тебя сразу же стремятся закрыть своими телами и наёмники, и гвардейцы, и стражники и даже простые горожане. Была б возможность, с тебя бы пылинки сдували. Людей то не обманешь, все видят, что именно от тебя зависит их благополучие. В тебя не просто верят, тебя уже сейчас боготворят. Народ верит и знает, что ты принимаешь только правильные и верные решения, что ты не прячешься за спины других и сам всегда идёшь навстречу опасности. Тебя любят Найд, а это дорогого стоит. Так что терпи мою мелочную опеку, это самое малое, что я могу сделать для тебя.
— Спасибо Мих за заботу, просветил. Не обижайся, но я и сам за себя могу постоять.
— Вот и постой, но в сторонке, пока я или мои ребята все не проверят.
Спорить было бесполезно и что бы прекратить этот разговор, я взял шлем и нацепил его на свою голову.
Вам били по голове чем-нибудь большим и тяжёлым? Ощущение были сродни хорошему удару. В глазах у меня потемнело и, по-моему, из глаз посыпались искры. А потом наступило такое облегчение и такое состояние, словно я парил в воздухе. Сколько так продолжалось, я не знаю, так как потерял ощущение времени. Мне брызнули в лицо водой, и я пришёл в себя. Голова страшно чесалась, и я не удержался, поскрёб макушку.
— Мих, а где шлем? Ты что снял его?
— А шлем, тю-тю, исчез. Прямо с головы. Был, а потом растаял в воздухе, даже следов не осталось. Хотя нет, след остался, — у тебя в волосах появился седой клок. А ничего так смотрится, девицам будет нравиться. Себе что ли такой выкрасить?
— Я что был в отключке?
— Не долго, минут двадцать — двадцать пять. Сначала просто стоял, потом закрыл глаза и даже перестал шевелиться, а потом шлем задымился и исчез. Эх, целый бурдючок вина на тебя использовал, что бы привести в сознание. А какое вино было вкусным, вон Корсак постоянно клянчил,— налей да налей хоть немного. Клянчил Корсак? — крикнул Мих.
— Чего клянчил? — спросил Корсак от входа
. — Как чего? Вино конечно.
— Вино? Конечно, клянчил, его почему-то всегда мало бывает.
— Ладно, будет тебе вино, сам выберешь себе в подвале какого захочешь.
— Бочку?
— Бочонок. Дай команду, что бы пару сундуков с монетами забрали отсюда. Один отправить под охраной герцогу во дворец, второй раздели между всеми нашими, что бы могли с горожанами рассчитываться и за еду и за постой.
— А наши, это кто?
— Все, кто с оружием, включая городскую стражу Пелополоса, что тут непонятно?
— Да с этим то понятно. А вот кухарки и поварня, слуги в доме,— это наши или нет?
— Слушай Мих, я ещё буду себе голову забивать такими пустяками. Обратись к герцогу и попроси у него человека в управляющие и все эти вопросы спихни на него.
— А что, считать не будем? Добро то оно учёт и счёт любит.
— Не будем. Как-нибудь потом, когда времени будет побольше, а на сегодня все. Пошли домой, спать хочу, глаза закрываются.
— А с хранилищем то что делать будем, охрану выставим? — Ничего не надо. Я его и все подземные ходы в дом закрою, теперь я знаю, как это сделать, да так, что даже сам лекарь сюда уже не попадёт.
Ещё час нам понадобилось на то, что бы переправить часть золота наверх, после чего я подошёл к стене и просто приложил свою ладонь к светящемуся рисунку. Стена тут же заскрипела и минут через пять встала на своё место. Рисунок погас, а Корсак попытался открыть потайную дверь, но у него ничего не получилось.
— Все двери в подземные ходы закрыты моей личной печатью, и никто не сможет без моего разрешения ими воспользоваться. А теперь пошли, а то я на ходу засну....
Спал я в своей новой спальне, правда, предварительно у меня хватило сил залезть в горячую воду и немного откиснуть, смыть с себя грязь и пот. Мне ночью что-то снилось, что-то очень важное и интересное, но я ничего не помнил. Проснулся я уже ближе к вечеру хорошо отдохнувшим, бодрым и ужасно голодным. Мих огорошил меня тем, что я проспал почти двое суток. Охрана говорила, что я во сне с кем-то ругался, но в покоях не было никого.
— Ладно, все это хорошо, меня интересует, что произошло за эти два дня, что я спал. Какие новости?
— За ужином Кошачий глаз все расскажет. Где ужинать будете,— в своих покоях или в столовой?
— Конечно в столовой, и если Корсак где-нибудь поблизости, пригласи его. Меня интересуют, есть ли какие новости из Честера...
Пока я ел, за столом царила настороженная тишина, а заметив, что я стал значительно медленнее работать челюстями, тишину первым нарушил Кошачий Глаз.
— Простите милорд, но пока ни каких сведений о госпоже Мила нам не удалось узнать, она словно сквозь землю провалилась. В городе все спокойно, жизнь налаживается. Я занимаюсь только порядком на улицах и охраной дворца, всем остальным руководит его светлость герцог Фертуса. Не знаю, будет ли для вас новостью или нет, но все воззвания и указы, которые он подписывает от вашего имени, он начинает словами 'По повелению и поручению его королевского величества...' и идёт полным ходом подготовка к вашей коронации.
Я отмахнулся рукой,— Чем бы дед не тешился, лишь бы поскорее наладил нормальную жизнь в городе. После позднего обеда нанесём ему неофициальный визит, посмотрим, чем и как можем помочь.
— Лучшая наша помощь будет в том, что мы не будем ему мешать,— вполголоса пробурчал Мих, — а то у нас такой богатый опыт управления, что только и думаем, где и как его применить, а ещё дров наломать и влезть в какую-нибудь заварушку.
— Мих, будешь ворчать, оставлю во дворце.
— А я старому герцогу пожалуюсь, и посмотрим, кому из нас будет хуже,— мне в вашем винном подвале, или вам, ваше высочество, в кабинете у деда, выслушивая его нотации.
Его слова я оставил без внимания и обратился к капитану наёмников: — Корсак, какие новости у тебя?
— Особых новостей нет милорд, все дороги и тропинки, о которых нам известно перекрыты дозорами и разъездами. В Честер пропускаем только караваны с юга, которым запрещено входить в город. О госпоже нет ни каких сведений. Несколько человек я отправил в Честер для наблюдения и разведки, они ещё не возвращались. Ришат с людьми ушёл выполнять ваше задание. Мои люди его немного проводили, небольшой отряд остался в условленном месте, и если что, он придёте на помощь. Сведений от него пока не поступало. И вообще стало как то подозрительно тихо, это, наверное, из-за того, ваше высочество, что вы изволили отдыхать. Люди тоже отдыхают и приводят себя в порядок. Составлены списки погибших, пропавших без следа и раненых. Несколько человек необходимо отправить домой, что бы их там подлечили и подлатали. Около полусотни местных просят записать их в отряд.
— Хорошо, занимайтесь своими делами. Да в чем дело? Что вы переглядываетесь как красные девицы на смотринах?
На правах старшего заговорил Кошачий глаз: — Милорд, тут такое дело, не знаю даже как и начать.
— Говори прямо и без предисловий.
— В общем, наши наёмники больше не хотят быть наёмниками и просят принять весь отряд в вашу гвардию.
— А кто будет границы защищать и следить за степью и кочевниками?
— Так они и будут, но будут уже как гвардейцы. К тому же и дворцовой охране не помешает иногда возвращаться в степь, что бы растрясти свой жирок.
Я пожал плечами: — Хорошо Глаз, я подумаю, а ты представь мне свои соображения.
— Мих представит. Он самый молодой и рядом с вами ума поднабрался, ему и отдуваться за всех нас.
— Понятно, сговорились заранее. Но я так понял, что это не всё?
