К казакам-то прибились те, кого они сами предупредили, потому случайных людей было куда меньше. Хотя давно уже для себя решил — не завидовать хорошим людям, в принципе, тем более, что и у них тут не сахар был явно. Тоже хватанули вдосыт, хрен редьки длиннее, а вкусовые — то схожи. Одна и та же чума была у всех.
База у казаков имеет довольно стандартный вид, насмотрелся уже на эту новодельную готику — стены периметра из бетонных плит, щедро намотанная колючка с повисшими на ней лохмотьями одежды и привешенными гроздьями пустых консервных банок, огневые точки, перекрывающие сектора обстрела и защищенные мешками с песком, только вот тут еще по периметру нагорожено бетонных блоков везде, где может проехать грузовик.
Колонна наша потому задерживается и просачивается зигзагообразным маневром через эти препятствия. До меня доходит, что ребята опасаются, что шахид-такси с грузом взрывчатки может пойти на таран. Да, это новенькое, у нас такого нету.
Людей на базе довольно много, но мне хочется познакомиься с коллегой, который тут при боевом отряде. Я понимаю, что это поп и, отпросившись у командира и узнав, где этот поп сейчас находится иду его искать, благо он сейчас в расположении. Когда захожу, спрашиваю у первого встречного — кто тут священнослужитель. Встречный — подвижный, темнорусый мужичок с неохотно растущей рыжеватой бороденкой и такого же окраса усишками остро взглядывает умными глазенками и отвечает:
— Что за надобность, сыне?
— Да я врач, хотел с коллегой пообщаться.
— Сын мой, тогда меня звать вроде бы и рано? Если еще врач помочь может? — не без ехидства вопрошает мужичок, одетый в камуфляж, как и многие тут. Мне сначала кажется, что он так прикалывается. А потом, наконец, доходит, что это поп и есть. Нормальный боевой поп. И с чего я подумал, что он одновременно и врач — сам не понимаю. Наверное, отголосок компьютерных забав, там, в играх как раз клирики лечением занимались, как правило.
— А, так вы, значит, просто священнослужитель, но не лекарь! — понимаю я очевидное.
— Истинно глаголешь, сыне! — опять же не без ехидинки говорит он и посматривает своими прищуренными глазенками хитровато, но доброжелательно. Как-то не укладывается в голове, что вот он — поп. Выглядит он как совершенно нормальный человек, не дурак выпить, подраться и вообще не чуждый радостям плотской жизни. Да и снаряжение на нем развешено грамотно, привычно.
— А, ну тогда извините, что побеспокоил. Я почему-то решил, что совмещаете — поясняю я.
— Исцелять души тоже важно, сыне — замечает он.
— Ну, наверное. Вы еще скажите, что все это безобразие вокруг оттого, что люди Бога забыли — ехидничаю я в ответ. В немалой степени еще и от смущения, что облажался.
— Разумеется, сыне. Именно наказание Божие за неверие и поклонение ложным богам. Испытание и наказание. Или говоря более доступным языком — фальшивые идеалы, сатанинская идеология и демонская религия всему случившемуся причиной — невозмутимо наставляет меня этот пастырь в камуфляже и с пистолетом в кобуре. ПМ между прочим.
— Да бросьте, Отче. Религии государственной уже девяносто лет нету, атеизм был, а идеологии у нас в стране не было вообще никакой последние двадцать лет, прямо так и в Конституции написано — поясняю я.
— Религия есть всегда, всегда была и всегда будет. В обязательном порядке. Было православие. Потом атеизм — который тоже религия. Потому как Вера и Мораль были и при атеизме. Доказать отсутствие Бога ведь не смогли? А сейчас мультикультурализм? Чушь. Сейчас бог давался — Мамона. Деньги вместо бога. Потому что Мамона — гнусный демон, падший ангел, а не бог. Из тех, древних и диких лжебогов. Типа Ваала. Золотой Телец. Вот и пришли людишки в ад на земле, хотя думали, что это будет рай с двумястами сортами колбас. Так что, сыне, имеющий глаза — да увидит, а имеющий уши — да услышит. А лекарь наш отрядный — Доктор Трелони — сейчас у себя в офисе, отсюда выйти, пятьдесят метров направо — и аккурат его офис.
— Эээ... Наверное все-таки Доктор Ливси? — удивляюсь я.
— Нет, именно Доктор Трелони — улыбается поп.
Ухожу озадаченно, опиум для народа этот поп выдал толково. Действительно в массе своей поклонялись Мамоне, причем не только христиане, отсюда и победы ваххабизма пошли. А так этот поп даже и понравился, хотя, конечно жук еще тот. Иду по указанному ему маршруту, и ни с того ни с сего вдруг вспоминаю, что когда в Лиссабоне было землетрясение и особо горячие священнослужители заявили, что это — Божья Кара, в ответ мэрия города показала статистику, согласно которой развалилось множество церквей, но устояли все публичные дома. Странноватая тогда вышла кара Господня. Но у меня сейчас не получилось что-либо возразить быстро и внятно.
Офис доктора Трелони и впрямь выглядит как богатый офис скорее, чем медпункт. И глянув на хозяина, вальяжного, барственного и холеного понимаю, почему у него такое прозвище. Эсквайер.
Сразу прикидываю, что либо он был не самой мелкой фигуре в фарм-бизнесе, либо владел своей частной клиникой. Небольшой, но своей. Не знаю, по каким признакам решаю так, но уверенность зреет и дальше по ходу разговора. Из всей обстановки, в которой и дорогущий массажный стол новехонький и пара компьютеров с офигенными мониторами, выбивается только стоящая у стены толстенная широкая доска, словно исклеванная.
Я сперва решаю, что по ней стреляли долго, но чем-то она все же отличается от загубленных на стрельбище сестричек. Первые минуты разговора носят официальный характер — кто откуда, кем доводилось работать, кого знаешь в медицинском мире, потом как-то ситуация одомашнивается. Даже и очень недурной кофе выставляется с какими-то восточными сладостями. Типа 'знай наших!' Принесла очень симпатичная девушка в очень элегантном медицинском халатике, свежем и отутюженном.
Вообще видно, что хозяину нравится поговорить о своих успехах и о себе самом, таком успешном и преуспевающем. Нельзя сказать, что это сильно раздражает, но и особенно не радует, потому что мне всегда казалось, что если человек старается убедить других в том, как ему хорошо, то что-то здесь не вполне так, как преподносится. Через минут десять разговора отмечаю, что есть и еще одна особенность в его речи. На любой заданный вопрос он отвечает совершенно своеобразно.
Замечаю у него на поясе пистолетную кобуру, в которой безошибочно узнаю знакомый уже абрис — явно там квадратный Глок. Ну да, такой ему к лицу.
— А вы, видимо, благодаря пистолету этому и спаслись? — спрашиваю я, сворачивая тему успешного развития под его началом медицины в окрестностях Гатчины.
— Что? Нет, этот пистолет я уже здесь получил. Подарок за заслуги. Ну, вы же пооонимаете, что надо соответствовать своему положению, статус как-никак.
Ну, это мне понятно, непонятно только, что в комплекте с модным Глоком из огнестрельного оружия в кабинете только изрядно пошорканный ППШ с секторным магазином. Вот либо плохо я разбираюсь в понтах, либо для статуса великим людям положено нечто большее, чем потрепанный ППШ.
Ну а если и ППШ — так обязательно в подарочном исполнении, такой, как сделали маршалу Воронову — никелированный, сияющий, доведенный вручную до идеального состояния. Сразу по такому видно — элитное оружие, уникальное. А уж все эти иракско-мексиканские замороки с позолоченными калашами — и тем более. Вот ей-богу не удивился бы, если б увидел тут такой позолоченный калашников. Но почему вместо статусной цацки потрепанный ветеран той войны?
— А как же вы спаслись в первые дни? Вы тут рядом жили? — поглядывая на ППШ, уточняю невначай.
— Что? Нет, поооонимаете, в Сертолово. Мне, конечно, позвонили сотрудники, сообщили, что творится невероятное. Я уже в первый день знал, что происходит. Разумеется, принял меры.
— Понятно, Сертолово, там же склады громадные. ППШ оттуда?
— Что? ППШ я уже тут получил, очень поооонимаете ли, легендарный экземпляр, раритет. В Сертолово мне предлагали несколько раз — еще в спокойное время купить ППС или такой же ППШ. Но это не то, да и уголовщина, пооонимаете. Я, разумеется, знал очень серьезных людей, ничего страшного бы не произошло б даже если бы и купил, но зачем? Лишние хлопоты только.
— Пригодилось бы в случае Беды. Я так первые дни очень жалел, что у меня нет автомата. Хотя и имел уже ружье. 'Смерть председателя', возможно знаете такой?
— Что? У нас этот обрез называют 'смерть председателя'. И из него блестяще по-пистолетному стреляет Ваня. Простовато, конечно, но да. Вполне. Но я пооонимаете ли решил, что в Сертолово конечно склады. Но вот как там будет с обеспечением безопасности... Очень уж много под забором у них упырей слонялось. И мне как-то не понравилось, что по ним никто не стрелял. Там публики на складах очень немного. И зачем мне БТР, если его с консервации снимать надо неделю?
— Решили сюда рвануть, к знакомой компании?
— Что? Разумеется, к ним.
— Погодите, у вас же оружия не было! Как ж вы грузились в машину? Лестницу проходили?
— Что? Почему вы решили, что у меня не было оружия?
И этот холеный доктор, не меняя позы, не из самого удобного положения, швырнул что-то черное в ту самую многострадальную доску. И тут же сделал это еще раз, явно красуясь. Больно уж картинно и отработанно это выглядело. А в доске торчат, довольно глубоко впившись, два боевых метательных ножа.
— Впечатлен! — искренне говорю я.
— Что? Мне все время на дни рождения дарили такое-всякое. Метательное. И маленькие топорики. А сразу после начала Катастрофы я и обычных топоров купил. Вот сколько в Окее было — все и взял. И ножи, что подходили. У меня дома их было десятка три. Люблю, пооонимаете метнуть что-нибудь железное в цель. А когда сюда добрался — осталось всего две штуки. Так что пооонимаете непросто было. Пришлось уже сразу на лестнице отрабатывать. Метров с трех. А что творилось во дворе! Впрочем, тут каждый выживал как мог.
Он покачивает головой, дескать 'такова селяви'. В дверь заглядывает давешняя девушка. Намекающее смотрит. Доктор Трелони величаво встает, показывая, что аудиенция окончена.
— У меня сейчас начинается прием, поооонимаете ли. Заходите часа через три, как устроитесь, есть что пообсудить. И кстати — а где у вас краска? — опять же несколько картинно удивляется он, посмотрев на мое снаряжение.
— Какая краска? — в свою очередь удивляюсь я.
— Что? Обычная. Зеленая, коричневая, серая. Пооонимаете ли очень полезно после перевязки, особенно в боевых условиях прыснуть поверх повязки такой аэрозолью. Белый бинт слишком далеко виден, Если дело не зимой и на снегу — то лучше такое белое пятно заглушить. Не делали так? Ну, вот возьмите — и он сует мне небольшой баллончик, стоявший на полке.
* * *
76. Сюрвайверша Ирка. Курилка.
Утром Ирка, решила сделать ход конем, и предъявила бригадиру ту не слишком внушительную методичку Кронштадтской некролаборатории, которую ей так внезапно подарил подвозивший и угощавший ее по дороге всякой фуагрой водитель. Сама она успела проштудировать записи и по возможности запомнила все, что там было понаписано яйцеголовыми учеными. Что-что, а такое могло бы и пригодится в любом месте и в любое время.
В любое настоящее время, поправила она сама себя. Ломиться к какому-нибудь здешнему высокому начальству с этими записями явно не было смысла — конвой из Кронштадта как раз был от этого самого начальства и явно те же методички, если и не больше по прибытию они и так представили. Но пока есть разница во времени. Пока местное начальство изучит все представленное и спустит информацию вниз исполнителям — например и в их команду — пройдет какое-то время. Значит можно сыграть на своем, маленьком уровне, пока информация еще неизвестна.
Бригадир и впрямь очень заинтресовался книжонкой, быстро пролистал их, покивал головой, вероятно узнавая в написанном то, что попадалось ему самому и потащил удивившуюся Ирку с собой.
— Ты сама-то их прочла? — спросил он ее по дороге.
— Ну да — сдержанно ответила Ирина.
— И своих объектов узнала? — поинтересовался бригадир.
— Ага. Но как и думала — самые типовые попались. Даже то, что эти резваки...
— Это которых они шустерами зовут?
— Ага, так вот они действительно отжираются всем, что попало, вплоть до головастиков. Я такого видала. Или такую. В канаве пробавлялась — отозвалась Ирка.
— Вот и я своих крестничков узнал — признался бригадир.
— И куда идем? — наконец не удержала свое любопытство Ирина.
— В медпункт — не слишком вдаваясь в подробности, ответил начальник.
— И зачем? — опять не удержалась Ирина.
— Увидишь — обрезал ее бригадир.
За разговором оказалось, что уже и пришли — за пределы охраняемой зоны и выходить не пришлось, все рядом. Обозначений особенно и не было, только маленький флажок, на котором был красный крест. Вид у медпункта был невзрачный, разве что решетки были мощные на окнах. На звонок вышел парень — или даже скорее уже мужчина в голубом костюмчике медицинского вида.
— Привет! Заболел? Или твоя протеже в помощи нуждается? — с места в карьер спросил он у бригадира, которого явно узнал.
— Нет, я тебе презент притащил — с загадочным видом ответил бригадир.
— О, это я люблю, презенты! — оживился медик.
— Моя новенькая привезла. Обобщенное пособие по мертвякам. Оно и у нас как бы есть, но тут иное. Книжка из Кронштадта — побогаче описано. Основные группы те же, что нам известны. Но вот разновидностей в группах расписано по несколько. И интересные особенности указаны, очень к месту.
— Ишь ты! Как раздобыли? Я знаю, что в штабе такая есть, вот-вот обещали довести до сведения — отозвался мужчина в голубом и схватил книжку.
— Ты погоди немного здесь, я сейчас — быстро сказал бригадир Ирине и вместе со своим приятелем заскочил внутрь медпункта. Ирка в недоумении потопталась на крыльце, потом, услышала за углом голоса. Глянула туда — в капитально обустроенной курилке — со скамейками и вделанной в землю здоровенной круглой железякой для окурков сидело с десяток мужиков — этих назвать медиками было никак нельзя — камуфляжи, навешенная разнообразная снаряга в виде разгрузок, патронташей, сумок, сумочек, сумчонок, чехольчиков, кабур с пистолетами явно говорили о том, что тут вояки или охранники или коллеги Ириных компаньонов.
Но все это было подогнано, сидело ладно, явно было привычным и уже ношеным не в первый раз. Ирка подумала было присоединиться к ним, но клубы табачного дыма быстро расхолодили ее в этом желании. Ну их к черту, курильщиков.
— Я в ответ возьму и бутылку водки на пол вылью. Или сразу в унитаз — донеслось из курилки отчетливо и угрожающе.
— Кажется, мы стали свидетелями актов пищевого извращения — водку лить на пол, пиво расстреливать. И куда смотрят семья и школа? — отозвался сосед говорившего.
— Слушай. ты и так уже себя покрыл позором и этим, как его... Ну позором, короче. Не усугубляй! Хочешь, вылив водку, окончательно порвать пуповину, связывающую тебя с прогрессивным человечеством и опуститься окончательно в мрачные низоты бескультурья и варварства? — не без ехидства поддержал его другой сосед.
