Братец непривычно серьезно смотрит на меня. Чуточку усмехается и очень спокойно заявляет:
— Это не вера. Я — знаю! И заметь, не кидаюсь проповедовать и собирать деньги с окружающих. И убеждать никого не собираюсь. Человек — это душа, обремененная трупом. Который она оживляет и пользует до полного износа. Но что такое — душа — это трудно объяснить. Особенно человеку с низким уровнем интеллекта и слабыми познаниями в области физики, анатомии и прочих строгих наук...
— Это ты про меня сейчас?
— Ну еще бы, ты ж один на всем свете — радостно лыбится младший братец.
— То есть ты меня сейчас дураком назвал?
— Нет, я не собираюсь заниматься детскими глупыми руганиями, я просто констатирую факты. Погоди, давай сейчас не ко мне домой, заверни тут направо, там в двух кварталах кафушка, я туда люблю ходить.
— Пиво опять? — понимаю его порывы с ходу.
— Вот зря ты табуированные слова применяешь! Аж слюни потекли! Конечно, пиво. Я ж сколько на жидких кашках в вашей артели настрадался!
Успеваю заткнуться, не заявляя обязательного в такой ситуации 'Но это же тебе сейчас нельзя, это вредно!' Жить вообще вредно, а тут ситуация жесткая. Каждому из нас на роду написано прожить всего — ничего, вопреки, причем, заветам Природы. Давно уже отметили биологи, что человек — существо странное — у всех млекопитающих половое созревание — одна десятая от срока жизни, только у человека жизни отмеряно — не 150 лет, а вполовину меньше. Так и живем, прикидывая, что ковровой дорожки для нас 'на вот столько' развернуто.
А сидящему рядом со мной человеку этот билетик укоротили очень сурово. Но он пока жив и не вижу поводов его ограничивать. Он давно уже взрослый и живет своим умом.
Кафушку эту я даже и не знаю, она в полуподвале, но так уютно в общем. Полумрак и старая рок-музыка играет. Вижу, что мой братец там завсегдатай и ему рады, причем явно уже знают — где он пропадал и что там с ним делали. Официантка — милая и сдержанная девушка, улыбается братцу не как мне — по-дежурному служебному, а вполне искренне. Видно, что действительно рада, но сдержанна, как английский дворецкий. Ну, почти.
— Бери пшеничное нефильтрованное, оно у них хорошее!
Ну спорить с ним сложно, он в сортах пива разбирается получше меня, хотя и такую дрянь пил, которую я в рот не возьму.
— А что на обед?
— Лена, что посоветуете? — поворачивается братец к девушке.
— Сейчас много тушенки доставили — (тут же торопится, видя как братец скривился) — не обычной, а оленина, лосятина, медвежатина. А еще у нас есть мороженая свинина — точно чистая!
— О, это дело — радуется мой родич и заказывает два шницеля, салаты, еще по пиву и снеков, как обычно. Девушка упорхнула и тут же вернулась с запотевшими кружками и подносом с тарелочками, где были разложены аппетитно какие-то коричневые и оранжевые ломтики, соленые семечки, орешки трех видов и всякое прочее. Ну не хило у них тут, еще и чистое мясо есть — нынче со свининой проблемы — легко купить мяско откормленных на человечине. А сохранилось нормального мяса не так, чтоб много — это снеки набиты солью и консервантами, что могут зхраниться тысячелетиями, как фараонова мумия, а вот мясо сырое — оно портится быстро. Так-то в основном все общепиты сейчас с консервами работают. А тут — вона как.
— Не хило у них тут! — признаю я очевидное.
— Ну а то ж!
— А чего ты так скрючил свою мордуляпину, как о медведях заговорили?
— Кто-то бдительный в милицию позвонил. Дескать у мусорного контенера нашел человеческую стопу с содранной кожей. Явно отрублена. Менты — делать нечего — приехали на вызов, хоть и воскресенье. Да, действительно — стопа без кожи. И мусорник рядом. Понятно — выкидывали расчлененку, а это не заметили, как выпало. Надо мусор копать. А воскресенье, неохота до ужаса.
Но — надо. Стопа вроде как подростка по габаритам. А это уже другое дело, если не взрослый. Тут на свою беду пара гастарбайтеров расфуфыренных мимо куда-то в гости шла. Менты их и припахали — те при всем параде стали в контейнере копаться, а куда денешься — они нелегалы, закочевряжись — и получишь два мешка неприятностей. Контейнер до донца прорыли — нет больше останков. Кому-то в голову по жаркой погоде стукнуло — что наверное, это с железной дороги могло закинуть — небось кинулась суицидница под поезд, вот стопу и откинуло. Благо недалеко — метров двести.
— Погоди, что от поезда такой удар, что двести метров куски летят? — начинаю сомневаться я.
— Не, эт вряд ли — по суховски отвечает родич.
— Тогда с чего такие мысли?
— А ничего другого в головы не пришло. Сходили все вместе — и гастарбайтеры тоже, им тоже уже любопытно стало — прошлись вдоль рельсов. Нигде — ничего. В итоге упаковали стопу в пакет и ко мне. А я не могу понять — да, похожа на подростковую человеческую на первый взгляд. Но что-то определенно не то. Неправильная какая-то. Но тут такое дело — может инвалид был, есть ряд патологий с костной деформацией, травмы опять же. Ну, ты в курсе, хоть и педиатр.
— Ага — киваю я, показывая, что шуточку понял.
— Короче говоря — я ее на рентген, образцы тканей тоже взял. И знаешь что оказалось?
— Стопа гнома или орка?
— Еще смешнее — медвежья. Ну не крупного медведика, мелковатого.
— Что, они настолько похожи?
— Представь себе! К слову в Москве был такой дворянин, пан — педофил, которого обвинили в том, что он девчонок жрет — собака на улицу вытащила обглоданную детскую стопу и в помойной яме нашли как бы обглоданные кисти рук и ног, схожих с детскими. А оказалось, что медвежьи — у этого пана была медвежачья ферма, где к его столу медведей разводили вроде или просто откармливали. Он типа только медвежьим мясом питался.
— А девчонки?
— Ну пан любил малолеток, а жена ему в том не препятствовала. Но девчонок он любил, а ел — медведей. А у них анатомически лапы схожи довольно сильно. Потому я как-то к медведикам ну не очень. Да и лосятину с оленятиной есть довелось — не понравилось. И к этой тушенке сомнения — она ж дорогущая, потому мяса поменее, а жижу поболее. Ты сам-то когда свинину нормальную ел?
— Давно уже. Забавно, что ты от свинины мороженой раньше морду воротил...
— Так и ты тоже. Сибарит!
Смеемся.
ПРОДА
Пиво у них и впрямь хорошее и по температуре — в самый раз. Холодненькое. В запотевших бокалах, шапка пены — индикатор свежести налитого пивы — пышная. А еще у них отлично пожаренные семечки — уже чищенные. К пиву в самый раз.
— Для постоянных клиентов — снисходительно и чуточку гордо поясняет братец.
Он тут явно постоянный клиент.
Киваю головой — и так вижу, что его тут уважают. И судорожно ищу нейтральные темы для разговора. За столом под пиво надо обязательно трепаться о чем-то серьезном, истинно мужском, но чтоб важность темы не слишком отрывала от кружки.
— А вас уже анкетировали по тому, что в школе изучать? — спрашиваю я.
— Конечно. Я им шесть листов написал — неожиданно говорит братец.
— Иди ты! И о чем? Вот бы не подумал, что ты так писуч!
— Кто б говорил! Ты ж сам вроде как-то где-то чуточку врач? Ручка — основной инструмент медика! А я после того, как у меня за пару дней было двое влюбленных придурков-самоубийц, которые с высотки прыгнули, да урода, который пьяный под поезд попал и его на полкилометра размотало, плюс подснежник с тремя десятками проникающих могу писать любые объемы без мозгового геморроя — после того уже ничего не страшно, ага.
-Да, помню, как ты тогда ругался... Гуще ты бранился только когда видео нарка-самоубийцы у охранника забрал и вирусами все компы в отделе оделил — усмехаюсь в ответ.
— Ну да я вообще ангельского характера человек! Любой на моем месте вообще бы поубивал бы! Всех!
— Это да... Влюбленные-то на ноги упали или башками вперед?
— Он — плашмя, она — на ноги...
Присвистываю тихонько. Могу себе представить, что там творилось. С высоты когда падают люди — ломается масса костей и практически все органы рвутся, трескаются и деформируются. И все это судмедэксперт должен старательно описать. А там много чего писать приходится, когда при падении плашмя или на голову, к примеру, от черепа остается суповой набор ломаных костей (на схеме все это надо точно отметить, все переломы, разрывы тканей, а оно вперемешку), ломаются все ребра, таз, позвоночник и трубчатые кости — что опять же надо описать и пометить на схеме. Ну и органы внутренние — они ж разной плотности, потому что-то летит быстрее, что-то медленнее и при ударе такой винегрет образуется. А у приземлившихся на ноги частенько бедренные кости аж в грудную клетку вбивает ударом. И это если еще по дороге не развалились от ударов об всякие архитектурные излишества, как тот нарк, обеспечивший записью своего падения весь отдел судмедэкспертизы еще и кучей жутких вирусов в компах от маленькой, но вредоносной флешки. Та еще радость прыгуны-самоубийцы. Мешки с ломаными костями, говоря проще.
— А по школе ты что написал?
— Разные гениальные законы природы — скромно говорит братец.
— Это как?
— Ну гляди сам — в природе все зверята учатся как? Игрой! Никто всяких там львят-волчат не гонит в школу, от которой они отбрыкиваются как могут. Им нравится учиться. Потому что все это в игровой форме. А у людишек все жутко серьезно — учебники пишут старые, солидные остепененные люди, как правило никого никогда не учившие, зато что-то там защитившие. Поэтому они типа знают, как детей учить правильно. Строго серьезно и нудно до рвоты. Игрового момента — ноль, потому как писали солидные дяди и тети, которые уже родились маленькими старичками и всю свою жизнь строили свою карьеру. Все чудовищно скучно, наукообразно, душно изложено и непонятно — зачем вообще все это учить? Так?
— Ага — признаю я очевидное.
— Ну вот. Помнишь как мы Перельмана 'Занимательную физику' читали?
— Помню.
— Ну вот отсюда и плясать — детишки — существа недоделанные, болванки, из которых еще делать надо человеков и потому грузить их наукообразной херней, которая ничему не учит, зато показывает, что учебник написали скучные до невозможности доктора наук — бесполезно. К слову и доктора тож разные были, того же Капицу обалдеть как интересно было смотреть. Только таких сейчас и не упомню. Все надутые спесью индюки, не подступись. А от скуки мухи дохнут. Еще пива?
— А давай. И семечек, они тут вкусные!
— Ну, тут все вкусное.
Братец окликает девушку и мы мигом получаем и то и другое. Холодные пузырьки щекочут небо и глотку.
Ловлю себя на странном ощущении, когда смотрю на сплошь украшенные татуировкой руки официантки, они как-то не так смотрятся в сочетании с легкой футболкой. И почему-то в голове крутится: 'оторвали у жилетки рукава!'
Тихо признаюсь в этом братцу.
Он тихонько хрюкает в бокал и, убедившись, что девушка отошла и нас точно не слышит, предупреждает, чтоб я не вздумал это вслух сказать! Она заплатила за тату кучу денег и страшно ими гордится!
— Как ты, когда руки нататуинил?
— Ну мне даром сделали все же — отвечает он.
Да, мама в ужас пришла, когда он гордо предъявил какие-то узорные орнаменты на своей правой руке. А папа хмыкнул и спросил только, на крестце 'штамп шлюхи' не стал делать? Ну мол если нет, то и ладно!
Тихо напоминаю этот эпизод.
— Ты как на бронепоезде по моему огороду проехал! — фырчит братец и продолжает свою мысль.
— Человек рождается совершенно неполноценным. Ну, не крокодил же, который из яйца вылез — и уже совсем крокодил, только маленький. Наоборот, человеку нужно общение, воспитание и обучение — только тогда человеком станет. А ему опилки сухостоя потоком в мозг! При этом с первого класса не понять — чем эти все предметы связаны друг с другом и вообще зачем их учить. Это раньше в школе логику преподавали и обучение на земле обеими ногами стояло. Сейчас все раздергано и раздербанено. Потому без внятного увязывания школы с реалом — опять туфта будет. Помнишь это бессмертное?
— Какое?
— Забудьте, чему вас учили в школе! Забудьте, чему вас учили в институте!
— Ну, так главное — научить учиться — подначиваю братца.
Эх, если б не здоровенный шрам на голове у моего родича — и совсем бы хорошо было. Профессионально не замечаю след от операции, ведя беседу. Надо ни одним намеком не дать понять, как сейчас на душе тяжело. А как показывает опыт — когда я врач, то — хороший актер, а вот вне службы... Как любой живой человек.
— И что? Научаются? Да хрен там! И вот гляди — к компу школота бегом бежит, играть рвется — хлебом не корми. А в школу — на пинках и с принуждением. Потому что — играть зверята любят. Вот и надо побольше игрового момента. Очень много вопросов будет сниматься — щурится братец и закуривает. Сейчас у него опять трубка и хороший ароматный табак.
Вижу, что братец давно не выговаривался, его распирают накопленные слова. И хорошо, что такой предмет, как школьное обучение ему попался сейчас на язык. Пусть выговорится. А то начал бы обсуждать какую-нибудь ахинею из чистой вредности, тот же футбол, который он терпеть не может, но по противоречивости характера и зная мое отношение к 'Клубу ходячих миллионеров' вполне мог бы — чтоб поддразнить и повредничать.
— Прикинь, откуда у нас столько борцов с системой? А вот как раз оттуда. Из школы. Развели Грет Тумбочек массу. И понять, что электричество не из розетки берется, а чуток подальше его источник — ума и знаний уже не хватает. И легко в пустую башку запихать любой навоз. И пихают от души. Вы как съездили-то? Мне сказали, что десант в Нарву был? Ты-то что забыл там? Пиво и тут вкусное!
В двух словах рассказываю про нелепую операцию. Родичу как раз разжевывать ничего не надо, он-то взаимосвязи хорошо понимает. Мрачнеет, узнав про бронекулак и легкость доступа этого кулака в любое место. Мне тоже не по себе, когда вспоминаю здоровенный бронированный шведский амбар с пушкой — их сгоревшую БМП.
Надо как-то настрой такой перебить. Говорю про исчезнувшего Мутабора и про пленную кошку. Ожидаемо оживает. И даже тихо ржет, когда я описываю момент передачи Блонды в руки встречающих ее сотрудников Некролаборатории:
— Прикинь, нам еще и выговор сделали эти старперы!
— Это как? Плохо стреножили?
— Если бы! Один нам знаешь что заявил?
— Боюсь представить! — заранее хихикает братец.
— Он знаешь ли встал рядом с Блонди и заявил: 'Бедная некродевочка! Таскают туда-сюда, оружием грозят, а чтоб покормить бедняжку — это нет! Сама себя покормила, и даже из вежливости намордник обратно нацепила, чтоб не пугать человечишек, так они всё равно недовольны, цобаки!'
— Дивный персонаж, любопытно, как дальше там развиваться будет.
— Там все дивные. А уж эта фанатичная Кабанова!
— Нормальная она. Я с ней только согласиться могу — удивляет братец.
— Как это? В чем?
— Знаешь, почти дословно ее речь помню. Слушай: 'Пробуждение интеллекта и способности мыслить в умертвиях всегда поражает и нервы щекочет. Давно читала очень хороший рассказ "Фотография класса за этот год". Там восхитительной упоротости педагог собрала деток-зомби и старательно обучала. Пыталась достучаться, веря, что где-то там, в мертвой глубине, есть искра, которую можно разжечь. Потому что великие педагоги обучали и развивали слепо-глухо-немых от рождения деток со всякими особенностями. Если искра есть — её нужно разжечь. И вот эта святая женщина разжигала, терпеливо и методично. А кормила зомбёнышей снэками, настряпанными из коллег, которые были плохими педагогами, и она использовала их, как считала, наилучшим образом. Я вот когда эту историю знакомому хорошему педагогу рассказывала, он с тоской ответил, что многие его коллеги только на снэки и годятся, и я с восторгом и ужасом поняла, что и он мог бы так сделать, вот ровно та же волшебная упоротость горит и в нём'.