— И получается, что вы хотите попроситься вместе с конвоем. Но там места охраны все заполнены, на эту работу желающие как раз есть, больно места хлебные. Причем действительно такие желающие, что лучше охрану и не придумать. Знатоки, профи. И таким образом если я вас начну в это дело вовлекать, получится, что я у местного анклава увожу не просто человека, а стрелка. Это уже совсем другое дело, чем если б я нанял пару грузчиков из местного лагеря-отстойника. Но и тогда на меня посмотрели бы косо. А за стрелка мне выразят неудовольствие, могут перспективы стильно попортить. Ваше непосредственное начальство пожалуется и выкинут меня из конвоя. В одиночку по трассе не поездишь.

— Тут так все серьезно? — искренне удивилась Ирина. Она никак не могла подумать, что местные так ревниво относятся к попавшим в сферу их интересов людям. Нет, так-то понятно, она сама была жадновата, и что такое атака душащей жабы знала неплохо, но вот так чтобы. Ну, прибыла, убыла, кому какое дело, государства нет, прописки нет, свобода передвижения и все такое. И присяги она никакой не давала и потому считала себя вполне вольной птицей. А оно вон как. Ирка призадумалась.

— Более чем серьезно. Дважды предупредили, что за доставленных сюда полезных людей будет бонус, а вот за попытки крысятничества и переманивания людей отсюда — бонуса не будет. Будет по шапке. И честно признаюсь — за доставку молодой женщины, умеющей стрелять, нашему старшему конвоя была премия. И он мне выкатил часть — за то, что я вас привез. Получится неудобно.

— Тааак... — протянула озадаченно Ирина — и что, совсем выхода из такой ситуации нет? Такое прямо получается крепостное право?

— Почему же сразу крепостное. Вы-то уехать можете. Я вас увезти не могу.

— А если я, например, выеду за пределы Базы и вы меня подберете километрах в десяти отсюда? — предложила Ирина.

— Я же не один поеду, а в конвое. Старший по безопасности, к слову, будет тот же, что конвой сопровождал в Крон и обратно. Сопоставят дважды два. И фитиля еще могут вставить, если усмотрят в наших действиях мошенство наглое — типа возить одну и ту же 'найденную' туда-сюда и получать за то премию. Это может дурно кончится.

— Вы серьезно? — нахмурилась Ирка.

— Куда как серьезнее. Народ нынче нервный.

Ирина крепко задумалась. Одно она помнила точно — нет отчаянных ситуаций, есть отчаявшиеся люди. И она к отчаявшимся никак не относилась. Тем более, что ей ясно показалось — здоровяк вовсе не против обзавестись лечусоном, сразу не отказал, а честно обрисовал перспективу. Понятно, что ему не хочется расхлебывать внезапно возникшие свои проблемы из-за кого-то. Впрочем, все мужики такие, нет уже рыцарей и принцев, мимолетно подумалось Ирке.

Но именно мимолетно, она сама была всегда трезвой и практичной и этим выгодно отличалась от громадного числа дурочек, которые почитав разных глянцевых журналов, не пойми с чего, начинали считать себя коронованными принцессами и относились к окружающим самцам сугубо как к мусору, ожидая принца-олигарха на белом кабриолете.

Простейший подсчет мог бы им дать понять, что таких женихов десятка два-три на всем свете и на всех не хватит, тем более, что никакими принцессами эти дуры не были, папы у них не были соответственно королями и приданое было никакущим. В итоге выставленный дурами ценник никак не соответствовал их реальным достоинствам — глупым головам, неумелым рукам и тоннам заносчивой гордыни.

Ирка отлично знала, что все эти принцы-олигархи женятся на своей ровне и потому запрос должен быть разумным. По себе принца и выбрала. Правда, загулял ее самец, черт его дери, но тут дело такое, все они кобели. Ну, да ладно, из поражений можно делать правильные выводы и в будущем быть умнее. Ему, козлу, сейчас там солоно приходится, впору пожалеть дурака. Ирка хмыкнула, вспомнив, чем они питались последние два месяца.

А у нее вон печенье несъеденное на столе стоит. Оно конечно пустячок, но наглядно видно, насколько тут жизнь комфортабельнее, чем в деревне. В Кронштадте же кроме роддома даже кино есть. И театр. Хотя, честно говоря, печенье лучше, чем театр, но все-таки.

* * *

78. Команда лекаря. Гатчинские казаки.

Я опять удивляюсь — такие навыки вовсе не стыкуются с холеным видом этого странноватого доктора. Поднимаюсь тоже, откланиваюсь. Выходя из офиса, вздрагиваю. По темноватому коридору навстречу мне идет мой братец. Что он тут делает — не могу понять. Прет тяжеленный короб. Только когда подходит ближе, выдыхаю — нет. Этот парень мне не знаком. Хотя очень похож — и фигурой и волосами до плеч и овалом лица и даже очками. Но в отличие от моего братца — очень он какой-то аккуратный.

И почему-то кажется, что и пунктуальный и вот нету у него этого самого... ну что есть у моего братца. Не знаю, как назвать. Но вот если бы мой любимый братец попал на каторгу, и ему приковали бы к ноге чугунное ядро, то уже на следующий день братец бы ядро с цепью или бы потерял или бы сломал, не прикладывая к этому совершенно никаких усилий. Само бы получилось. В нашей семье уже к этому привыкли и особенно не удивлялись. Тем более что особо умелые свои подвиги братец благоразумно родителям не говорил. Только мне. И своим приятелям, которые те еще гмохи.

И думаю, что десятка два седых волосков он мне точно обеспечил, когда, например, беззаботно похохатывая, рассказывал об очередном выезде в район за Погостьем, где был у них на примете нетронутый немецкий блиндаж или дзот. Там под разваленным накатом и немцы остались, трое. И все их вооружение и снаряга. И вся бытовуха. Он действительно был как законсервирован.

С того самого момента, когда по нему оттоптался злым слоном танк. И, судя по всему добру, никак не меньше, чем КВ. Поломанные кости. Помятые треснувшие каски, погнутые винтовки и штыки, сплющенные фляги. Котелки и футляры от противогазов, словно попавшие под пресс. Раздавленные гранаты. Куча фаянсовых осколков в углу, причем мелких осколков, из которых удалось выбрать только кусочек тарелки с советскими пионерами, да донце кружки с эмблемой Люфтваффе. Битые в мелкие дрызги бутылки. Раскрошенная мебель, притащенная когда-то постояльцами из ближайшей деревни.

В общем, танкисты постарались от души. Ничерта из этого мусора толком взять не вышло. Тем более, что копать глубокий блиндаж в болотном месте было сложно, тут у немцев получались этакие бобровые хатки. Ну а танк, наехавший и покрутившийся по такому 'блокгаузу'... Слон в посудной лавке жалок в сравнении. Не блиндаж, а кофемолка. Обломившиеся копатели приуныли, а когда вернулись к палатке, то увидили, что да, это был не их день.

Поставили они палаточку, не слишком глядя по сторонам, потому не обратили внимания на гнилую здоровенную березу совсем рядом. Береза давно уже умерла стоя, и только и ждала ветерка посильнее, чтобы хрястнуться суковатым своим бревнищем в точности по диагонали палатки, просадив толстыми сучьями и саму палатку и спальники и коврики и шмотки.

И мне братец совершенно искренне веселясь, поведал, как они, эти балбесы, весь вечер и полночи рубили впившиеся в землю сучья и откатывали с палатки это дурное дерево, весившее никак не меньше, чем танк. Ему казалось забавным, что они могли там на болотине остаться, как те немцы. И хрен бы их кто нашел — места там глухие, мобилы не берут, народ по этим паскудным болотам не ходит, а лесорубы брезгуют рубить тамошнюю третьесортную древесину, дешевая она.

Меня, признаться, холодок пробрал от такого веселья, особенно когда братец, хлопая беспечно глазенками, сообщил, что он, в случае если бы деревце рухнуло попозже, ночью, отделался бы легче, чем остальные. И на мой вопрос пояснил, показывая свой дурно заштопанный спальник, где здоровенные дыры приходились как раз на уровне груди, посередке.

— Я бы и не проснулся — с долей хвастовства заявил он.

А мне страшно захотелось дать ему подзатыльник. Потому что я слишком хорошо представил, как бы это выглядело. Тем более, что никто из палатки, придавленной тяжеленным суковатым бревном, выбраться б не сумел. С перебитыми ногами, раздавленным тазом или пропоротым животом далеко не уползешь. А там до ближайшего жилья километров двадцать по бездорожью.

Братцу же все трын-трава, видимо ворожит кто обалдую. Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, но везет ему как утопленнику. Хотя нарывался он, как мог, например, поехав с той же самой искалеченной палаткой в самый комариный сезон, но, не потрудившись палатку зашить загодя, а наскоро залатав ее уже перед самым отъездом. Так залатал, что впору в такой палатке было жить Франкенштейну, или как там звали это дурно сшитое из кусков трупов чудовище. Вот и палатка так же смотрелась.

Недошитый Франкенштейн. Комары, естественно, через многия отверстия проникали в палатку невозбранно, и спать не давали. И мой многомудрый братец повесил против комаров специальную спираль, которая, тихо тлея, выдавала смертельный для кровососов аромат. Все обитатели этого походного жилья наконец-то радостно заснули. Комары — навсегда, а люди — на несколько часов. А когда люди проснулись, поняли, что ослепли и дышать не могут. Странный плотный туман был в палатке, хоть ножом режь.

Хорошо, что уже светало и публика с трудом, но выбралась из тесноты. Братец опять же весело это описывал, тем более, что вылезавшие еще и сами дымились на свежем воздухе некоторое время. Сначала думали, что спираль такая попалась мощная, потом, когда залили все в палатке водой, обнаружили простую вещь — братец повесил спираль, которая потихоньку тлела, на обычный скотч. Когда огонек по спирали дополз до скотча, скотч в момент прогорел, и спираль упала в изголовье, где и подпалила пару спальных мешков, всякие шмотки и старое ватное одеяло.

Дым, как рассказывали участники, получился зачетный, куда там зарину и иприту. Самая настоящая бурсацкая 'пфимфа'.

Так вот встреченный в коридоре парень всем своим видом говорит, что в поставленной им палатке не будет пожара, и комаров не будет, и палатка не будет дырявой, потому как он поставит ее сначала оценив обстановку вокруг. Ну, не знаю я почему у меня такое впечатление. Немного странно смотрится у него на спине казацкая шашка (или как там называются эти железяки) — эфес над плечом виден. И еще, словно свившаяся змея — нагайка тугого плетения.

Уступаю ему место, чтобы мог пройти, он закидывает коробку в медпункт, но аккуратно так закидывает, оповещает Доктора Трелони, что груз доставлен и поворачивается, чтобы вернуться.

— А вы — доктор из группы усиления? — спрашивает он меня.

— Ну, да.

— Если у вас больше тут дел нет, то командир приказал ваших покормить, так что они обедают уже. Даже скорее и пообедали, пока вы тут общались — поясняет парень с шашкой.

— Ну, пообедать я всегда не против. Кстати, скажите, пожалуйста, а бард у вас в отряде есть?

Немного удивившись, парень отвечает, что да, есть такой. Дядя Саша-Кот. И тут же интересуется:

— С чего вы узнали, что у нас свой отрядный бард есть?

Мне остается пожать плечами, чувствуя некоторую глупость моего положения:

— Ну, лидер у вас в группе есть, клирик есть, лекарь есть, потому бард напрашивался для комплекта. Чтоб все как положено в клане. Как в компьютерных играх.

Парень к моему облегчению не делает удивленного лица, не смотрит свысока, а, хмыкнув, поясняет, что просто без определенных профессий не обойдешься ни в жизни, ни в игре. Тем более в нынешней жизни, которая почище любой игры. Да и потом есть все же и отличия от тех же фантазийных РПГ. Лукарей и магов у них в группе нет. Да и не выжили бы они в таких условиях. Во всяком случае — кого видели — те не выжили.

Меня это сильно удивляет. Лучников я и сам не видал, а магов было много до Беды. Все эти вещуньи, маги высшей ступени нижнего Астрала и накладатели брачного венца или всяких дежурных проклятий. Сомневаюсь, что всем им удалось заморочить зомби, как они морочили всяких не шибко умных посетителей. Интересно, кого видели тут казаки?

— Были тут у нас такие дешевые пендрилы. Прикатили на навороченных джипах, с арбалетами. Такие типа 'весь этот мир теперь наш'. Ну, и съели их всех на третий день. Даже не морфы — кратко поминает неизвестных мне дурней этот светлорусый парень.

— А поподробнее вы не расскажете? — интересуюсь я этим эпизодом Беды. Есть у меня такая привычка разузнавать редкие ситуации, которые нормальные люди забывают очень скоро. Мне же кажется, что это все будет интересно — если и не сейчас, то попозже. Все, в конце концов, повторяется, как постановка 'Отелло' или 'Кармен', разве что меняются костюмы и декорации. Люди-то не меняются. И потому покойные арбалетчики меня заинтересовали. У нас-то арбалеты в основном для обучения детей пользовались, да и то как-то недолго. Слабенькие они, те, которые в продаже. Да и скорострельность маловата, разве что бесшумность в пользу идет.

— Пойдемте пока пообедаем, там и поговорим. Меня к слову — Хоббит прозвище.

— Гм... Извините, ноги, что ли сильно волосатые? — не слишком складно шучу я.

— Я и сам не знаю — признается он — может, за хозяйственность так прозвали.

Ну, в общем, при его габаритах сложно принимать его за хоббита. Из него получилось бы штуки три хоббита. Крупных хоббита. Разве что — и впрямь — очень он спокойный и рассудительный. Знакомимся, жмем друг другу руки. До столовки у них идти недалеко, скоро сидим в уютном зальчике.

Наши уже охомячились, убыли вместе с казаками на рекогносцировку, но раз меня не стали ждать — нечего и суетиться. Повар тут же выдает нам десяток разных тарелок с разными вкусностями, причем пахнет от них не казенной казарменной жратвой, а очень ароматно и призывно. Но, в то же время почему-то чую, что и не домашняя это еда, потому как каждое кушанье еще и красиво оформлено. Зелень свежая в борще со щедрой плюшкой сметаны. Оливки двух видов и маленькие огурчики соленые в блюде с эскалопом. Соблюдая первейшую армейскую заповедь, знакомлюсь и с поваром, которого зовут не по прозвищу, а по имени — Кириллом. Он исчезает в недрах кухни, а я тихо спрашиваю с аппетитом хлебающего борщ Хоббита:

— Вот ведь — бухой, а так готовит!

— Киря не бухой. Он просто так выглядит.

— А что так? — удивляюсь я. Непривычно, чтобы не бухой — а выглядел как бухой.

— Киря постоянно как бухой потому что строит дом и работает 24,5 часа в сутки, спит каждые вторые выходные каждого третьего месяца. А сейчас еще и безопасностью дома приходится заниматься, так что поневоле будешь остолбеневшим. Очень-очень добрый, но если разозлить — то писец совсем. Если спит, то будить нельзя, а то может спросонья не просыпаясь врезать и очень сильно. И дальше спать — поясняет негромко Хоббит, не отрываясь от трапезы.

— А, ну тогда понятно. Но приготовлено все очень вкусно, должен отметить, а я вообще-то привередливый, да и питался последнее время вполне себе достойно — киваю я в ответ. Еда действительно хороша.

— Вы вообще придерживайтесь Кири — посмеивается Хоббит — у него всегда есть еда и питье.