Поворот

День вышел хлопотным. Это еще, мягко говоря. Начатое Добрыниным было весьма важно для армии как для обороны, так и для наступления, особенно для наступления — снабжение и логистика — это основополагающие составляющие боеспособности армии. Так что впрягся по полной. Нет, было бы проще просто нанести визиты, выслать письма и распоряжения и успокоится— вышестоящих начальников озадачил, а дальше уже их дело. Но вот результаты этих действий меня бы, скорее всего, не устроили. Так что пришлось посещать начальников, патом их подчиненных и выслушивать почему распоряжение выполнить ну никак невозможно, затем проводить проверку их деятельности и сверяться с тем, что нарыли особисты. Чаще всего рыльце у этих господ было в пушку, так что и брать под арест приходилось многих, но всех не убирали, только тех, кто мешал или не понимал нас. После назначения новых начальников приезжать уже к ним и их подчиненным и объяснять политику партии. Объехать с таким результатом за день я смог только две точки, но устал так, как будто совершил марш-бросок на тридцать верст. Ездить так каждый день я себе позволить не мог и объявив, что после посещения ставки главнокомандующего обязательно вернусь и займусь остальными, сейчас же здесь остается Добрынин и уже, по его словам, я буду принимать меры. Думаю, что теперь он будет очень популярной личностью и дело его пойдет легче, а непонимающих во второй заход уберем в Сибирь строить светлое будущее в отдельно взятых каменоломнях. Кстати климат Сибири я рекомендовал всем собранным мне господам на вечернее совещание, на котором каждому был вручен небольшой конверт со списком за что и как он может получить путевку в столь замечательные места. Агитировал я старательно — здоровый образ жизни, свежий воздух и физический труд поможет им избавится и от лишнего веса и от недугов, связанных с ним. Более того, там есть все условия для духовного просветления и кто знает, может в Российской империи появятся новые святые. К тому же им не придется тратить на это ни копейки, а для помощи в достижении просветления мы заберем в казну все их имущество, благо оно им больше не нужно — за все им будет платить казна. Ну не сказка ли?

Странно, но господа не воодушевились перспективами. Я бы даже сказал наоборот. Меня заверяли в патриотизме, прямо-таки огромнейшем с их стороны, а также в неистовом рвении на деле государевом. Особенно меня заверяли в честности, сначала в прошлом, а когда не удалось, то в сразу же в будущем, а тему прошлого просто замалчивали и игнорировали. Между делом напомнил о милостивом государе — он де заботится об их духовном просветлении, в то время как я бы просто их всех расстрелял, а достигать просветления отправил бы их семьи. Но сейчас у них есть шанс, а уж как они себя покажут так дело и будет. Напомнил, что государь милостив, но у меня есть особые полномочия и я не государь. Рвения было выше крыши, а уж таких верноподданнических настроений не было, наверное, и в день коронации императора. Правда некоторым господам было плохо, но вроде отошли, по крайней мере домой убрались на своих двоих. Остальные же во время моего спитча демонстрировали навыки светофора, а именно меняли цвет лица. Красный, желтый и зеленый были выбраны не просто так человечеством и подтверждения этому у меня были прямо-таки перед глазами. Впечатление я произвел даже на Добрынина, по крайней мере ушел он задумчивый и бросал на меня странные взгляды.

Утром я выехал к Горчакову в ставку. Как на грех пошел мелкий летний дождь. С одной стороны, я был рад ему — достала уже эта жара, эта пыль, проникающая всюду и пропотевающая насквозь одежда. А вот с другой стороны... Дороги превратились в трудно проходимые болота, срывающие подковы с лошадей и сапоги у неосторожных пеших путников, да и просто льющаяся за шиворот вода не добавляла настроения. Именно под дождем на глиняных раскисших дорогах я понял, насколько великое изобретение карета. Боже — там сухо и можно просто сидеть и даже делать наброски карандашом. Хотя нет, с набросками я погорячился — трясти карету должно нещадно, так что сомнительно, что выйдет что-то путное из этого занятия. Ладно, в любом случае выбора у меня нет и не гоже строить из себя изнеженного барчука, раз уж выбрал себе роль неприхотливого офицера. Так что морду кирпичом и спину ровнее. Да когда же закончится этот дождь!

Естественно, дождь закончился именно тогда, когда мы уже приехали в ставку к Горчакову. Ну кто бы сомневался! Зябко кутаясь в плед и держа в руках чашку с горячим кофе, я пытался собрать в кучу все те мысли, что приходили мне в голову во время дороги. Мне нужны были мысли по предстоящему наступлению, одних набросков плана было явно маловато — очень многое нужно было предусмотреть и большей частью это было связано с обеспечением войск и логистикой. Как на грех, во время дороги пришло в голову довольно много идей, вот только сейчас они не спеши заново посещать мою черепушку.

Плюнув на это дело, я разложил скопированную мне карту местности с нанесенными нами маршрутами предполагаемого пути выдвижения войск. Достал чистый лист и стал писать на нем пропускную способность имеющихся дорог. Затем написал возможные улучшения условий передвижения и нанес их на карту— где требовалось построить мосты, где просто оборудовать стоянки для обозов и солдат. Расписывал все детально— сколько на какой площади чего может стоять одновременно, затем сколько требуется времени для первичной подготовки самого места, сколько еды для людей и фуража для лошадей и так далее и тому подобное. Листа не хватило естественно и я достал следующий, затем еще. Дело сдвинулось с мертвой точки и уже начало что-то вырисовываться более-менее толковое.

Не сразу заметил, что в палатке стало холоднее, так что пришлось оторваться от бумаг. Я уже даже открыл рот, чтобы крикнуть денщику о непорядке да так и застыл. Князь Горчаков, видимо недожавшись моего визита, пришел ко мне сам и теперь стоял и внимательно изучая мои наброски на первых листах то и дело поглядывая на карту. На входе в палатку застыли мой и его адъютанты. Я зябко повел плечами — проклятая погода меня совсем уже доконала.

— Вы, господа, либо входите, либо же выйдете, но не нужно мне выхолаживать апартаменты. — Я строго посмотрел на молодых офицеров и как ветром сдуло из палатки. Ну и ладно, не очень-то они здесь и нужны.

— Простыли князь? — Горчаков опустил свой лорнет и уселся на второй стул в палатке. Я отложил свои бумаги и откинулся на спинку своего.

— Да бог его знает, Михаил Дмитриевич. Но промок знатно и никак не согреюсь. Рад вас видеть, хотя, признаюсь, думал вам нанести визит немного попозже — как приведу себя в порядок и немного подготовлюсь.

— Да уж, прошу прощения, что я вас застал в таком неудобном положении, однако мне доложили, что вы уже прибыли, а у меня все не появляетесь. Вот я и нанес визит. — Горчаков развел руками и покосился на стол с бумагами, я невольно проследил за его взглядом. Да уж, бумаг набралось тут ужу весьма и весьма, и ведь я только первый маршрут прорабатывал, а мне еще два предстоит. Да и над своим обходным маршрутом нужно еще поработать — пока все расписывал, выяснил. Что далеко не все я учел из нужд для его прокладки, но тут время еще есть. Но Горчаков прибыл явно по другому поводу, вот только что могло такое случиться?

— Что ж, прошу прощения, что предстал в таком затрапезном виде, однако если вы не возражаете я в нём пока и останусь. Действительно продрог в дороге, как бы не заболеть, а болеть мне сейчас решительно некогда. Очень уж не ко времени это будет. — Я взял со стола свою кружку кофе и покачал головой — остыл. Только собрался позвать денщика, как он тут же появился с новым свежезаваренным напитком, распространяющий просто одуряющий аромат и дополнительными приборами. Вот как он это делает? Я могу поклясться, что он не стоял не подсматривал и не подслушивал, однако пришел именно с тем, что нужно и когда нужно. И ведь далеко не в первый раз. Причем он не слуга — нет в нем ничего такого, что присуще слугам, нет. Я бы даже сказал наоборот — с прислуживанием у него так себе — если считает, что эту работу я и сам могу сделать, то за нее и не подумает взяться, но когда я чем-то занят или устал, то как по волшебству все начинает появляться в нужный момент. Именно в нужный — не раньше и не позже.

— Ничего страшного. Я все понимаю. Это я должен просить прощения за неурочный визит, однако не удержался... — Князь немного помолчал, взял со стола свой кофе, немного подержал его в руке и продолжил. — Мне тут давеча сказали, что вы проводили разведку и мне стало любопытно, какие мысли у вас появились. Признаться, после прошлого неудачного наступления на Балаклаву, я не вижу возможности снять осаду с города. Враг очень хорошо укрепился к тому же атакую любое из двух направлений, будь то Сапун гора у Севастополя или Балаклавское направление, мы подставим фланг противнику, а это чревато. — Я кивнул, именно эти мысли меня посещали и до этого.

— Я с вами совершенно согласен, однако разгром Севастопольской группировки противника необходим — это позволит вывеси из войны Турцию, а следовательно и заключить мир с коалицией на нормальных условиях — без Турции воевать Англичане не будут. Есть сведения, что пытаются склонить к войне еще и Швецию, однако это дело не быстрое и время у нас есть. Ситуация сложная, но не гибельная, так что победить здесь нам просто необходимо. Вот и пытался найти решение этих двух противоречий.

— И я вижу, какие-то идеи вас посетили. — Горчаков кивнул на стол с расстеленной картой. Я пожал на это плечами.

— Мысли есть, но говорить о чем-то большем пока еще рано, вот и сидел считал, дабы завтра уже можно было определиться — стоит эту мысль с вами рассматривать или не отнимать ваше время.

Горчаков встал, достал лорнет и склонился над картой. Долго и внимательно изучал мои пометки и проложенные пути. Особенно долго рассматривал тот, что вел к Балаклаве. Потом спрятал лорнет, разогнулся и стал мерять палатку шагами о чем-то напряженно размышляя. Я не мешал. Сидел и просто пил свой кофе и молча ждал. Так продолжалось минуты три, затем он снова подошел к столу, задумчиво хмыкнул и неспешно уселся на свой стул.

— А вы знаете, что-то в этом есть. Хотя и необычно. Я бы даже сказал весьма необычно. Очень напоминает действия Наполеона — полки выходят в разное время и двигаются каждый свое дорогой, но подходят к месту боя практически одновременно. Однако у вас не один главный удар, а я так понял сразу четыре и запас войск для обороны от Севастопольского направления. Сложный план, а сложное имеет свойство ломаться в самый неподходящий момент. Но мысль интересная. — Князь задумчиво ворошил мои листки с писаниной.

— Именно поэтому я и считаю, какими дорогами, сколько войск и за какое время может пройти, какие им нужны условия для скорейшего достижения необходимых рубежей, что для это нужно. Полковник Добрынин сейчас считает для меня порох и на сколько наших запасов хватит. Если все правильно рассчитать да подготовить, то даже если и произойдут накладки, то будут они не фатальными. А смысл всех ударов вы немного неправильно поняли, но тут моя вина — время вступления в баталии здесь на карте не указано. Смысл всех атак в постепенном наращивании давления на позиции врага — дабы раздергать их резервы и вынудить ослабить нужные нам направления. Мы либо разобьем его по частям, либо блокируем сложные для нас позиции. Если же займем Балаклаву, то это однозначно вынудит коалицию атаковать нас. И вот здесь нам нужны резервы. Как для прикрытия Федюхиных высот, так и для Севастополя. Сложный план, поэтому пока я вам его и не показывал — нужно его проработать, затем уже ожидал от вас критики и внесения изменений, а уж только затем начали бы претворять его в жизнь. Да и это дело быстрое — подготовить дороги, подготовить запасы, донести до каждого командира его задачу и методы ее достижения, а уж только затем начинать операцию. А здесь, — я кивнул на стол, — только первые черновые наброски и первые расчеты. Это даже не план еще, а его маленькая тень.

Князь задумчиво кивал в такт моим словам, но как только я закончил свою речь спохватился:

— Не только бросят свои войска, но флот пригонят и начнут бомбардировки ваших позиций у Балаклавы.

— Именно поэтому мне нужен еще будет Нахимов. Он должен разработать ночную атаку брандеров на флот неприятеля. Кораблям здесь должно стать слишком опасно и нам просто необходимо вынудить их убраться от нас.

— Брандеры? Но где мы возьмем столько судов для этого? Да и не в гавани флот стоит. а на в море, а это уже совсем не тоже самое что в ограниченной берегами гаванью. Я бы сказал — это кардинально меняет дело. Атаковать флот в море — бессмысленно.

— Смотря как, например, если это будет сотни четыре рыбацких лодок, начиненных пороховыми зарядами, да ночью, то мне кажется, что шансы наши возрастут.

— Хм. Мда... Даже и не знаю. Неочевидная ситуация.

— Вот пусть ее Нахимов и проработает, а не бегает как Корнилов и Истомин на бастионы под огнем противника. Не хватало еще, что бы и его убила там.

— Хм. А вы знаете, Нахимову пришло распоряжение государя о запрете выходить на бастионы и позиции войск, где возможен огонь неприятеля. Говорят, он очень негодовал, да и в полной мере не выполняет приказ государя. Да что там, по слухам. Чуть не дошло дело до оскорблений императорской особы. Подумать только — русскому офицеру приказали прятаться от битвы. Уму непостижимо. Хотя в целом я и понимаю императора — уже два адмирала там головы сложили, а сколько обычных офицеров так вообще не счесть.

— Приказ императора обоснован, — по имеющимся данным, у англичан и французов появились вооруженные штуцерами, простите — винтовками, специальные группы метких стрелков, коим дано негласное распоряжение стрелять по нашим офицерам. На бумаги приказа нет, так и предъявить им нечего, однако принять меры мы обязаны.

— Не может быть! Вы точно уверены в этих сведениях? — Горчаков был ошарашен, я думаю — тут еще не выветрился окончательно запах рыцарства. Ну а я был уверен, хотя и не мог сказать как это на самом деле, но я прекрасно помню, что Нахимов был убит сразу несколькими выстрелами неприятеля из винтовок, более того — стреляли именно по нему и ни в кого другого не целили. Как там было по истории — яркие эполеты были хорошо видны. Угу, вот по такому ориентиру и залепили залп. В результате потеряли талантливого адмирала. Ну и да — это я императору накапал примерно же в этом ключе. Я ухмыльнулся и закончил свою мысль:

— Эту войну развязали торгаши и их очень расстраивает, что Севастополь никак не падет, а наши талантливые офицеры им мешают. Даже более того скажу — они несут убытки, как уж тут не пойти на непопулярные меры. Негласно, конечно.

— Мда. А ведь и действительно вполне возможно. — Князь успокоился и снова сел. — Осмелюсь спросить, можно ли эти ваши сведения донести до Нахимова? Это бы сгладило впечатление от приказа, да и может и придумает что-то против торгашей?

— Не только можно, но даже нужно. Естественно, тоже негласно. Да и вам следует поберечься.