Поворот

Чтение как полученной почты, так и материалов коллежского асессора Шептунова ожидаемо заняло весь вечер и часть ночи. Отвечать на письма я собрался уже на следующий день — сначала нужно переварить полученную информацию, поговорить с Добрыниным, а уж потом писать письма и отчеты. Ну это я так думал, а на деле...

Первым делом я зацепился за письмо от полковника Росляковского, где мне сообщали что пулемет уже работает, но постоянно клинит да и поворотная часть станка при стрельбе перекашивается. Проблема с гильзами тоже большая — технологию производства латунных гильз придумывали на коленке, вот и выходит, что сама гильза — штучный товар, оттуда и высокая ее цена. Золотые боеприпасы выходят, хотя патроны можно переснаряжать. Из хороших новостей— пулемет все-таки стреляет и сумели подобрать сталь для пружины да несколько моих деталей изменили. Правда судя по чертежам изменение состояло в полной замене своей разработкой. Но в целом я был рад — есть надежда, что несколько образцов тульский завод успеет сделать. Вообще я был поражен узнав, что на этом заводе стоят станки, запитанные от паровых двигателей, а в Англии все еще использую водяное колесо, да и, если не ошибаюсь, сейчас и знаменитый Крупп все еще сидит на водяном колесе от пересыхающей речки. Так что в плане промышленности тут мы не отстаем.

Затем мне попались донесения про Таганрог — склады не были вывезены не то что полностью, а даже заметной частью — генерал-губернатор Адлерберг вообще не собирался никак готовиться к нападению на город. Мало того, что припасы не убрал из складов на пристани, так он еще и город никак не подготовил — ни укреплений, ни эвакуации населения. Не сделано было вообще ничего. Однако, как только до него дошло, что противник может оказаться у его города, то передал командование Егору Николаевичу Толстому, своему родственнику. Вот и что с такими делать? С одной стороны, он ничего не выполнил, а с другой хоть передал управление более толковому человеку чем он. Может предложить государю повысить его в чине и отправить заведовать городишком на тысячу жителей где-нибудь в Сибири? И пусть бы там командовал, пока не появится в городе сколько-то предприятий и ремесленников сидит там безвылазно. Хотя и повесить очень хочется за саботаж, но на это точно император не пойдет. А жаль.

Дальше было письмо от императора Александра Николаевича, в котором он поднимал многие вопросы, о которых я с этой всей кутерьмой не задумывался — не до этого. Тут пришлось перед тем как отвечать прочитать все послания от князя Орлова и его ведомства, да потом еще корпел несколько часов над анализом событий.

Порадовали и газеты — в ответ на английские и французские вопли о нашей выходке в Керчи были довольно едкие статьи, где их бедные солдаты были разбиты в самый момент их триумфа — грабежа и насилия. Ни слова от официальных властей — тут сами авторы статей изгалялись. И правильно — нечего императору тут объясняться.

Много всего было. Только в самом конце я уже засел за собранные материалы о воровстве интендантов, даже таблицу расчертил, чтобы видно было кто, сколько и как ворует. Провозился долго, но остался своей работой очень доволен — завтра есть уже с чем идти к полковнику Добрынину.

— Доброго утра, Андрей Дмитриевич. Гляжу вы уже закопались в бумаги, наверняка весь вечер работали. Не портили бы вы глаза при таком свете, поверьте уж мне — не стоит оно того. — Полковник Добрынин укоризненно покачал головой и уселся на единственный свободный стул. Я устало потер лоб и только хотел кликнуть свое денщика, как он тут же появился вместе с ожидаемым кофе на две персоны. Что ж, тем лучше.

— И вам не хворать, Иван Матвеевич. Дела, к сожалению, имеют свойство накапливаться, а времени мало. Вот и приходится работать при первой возможности, но я непременно последую вашему совету. — Я отпил кофе, сдвинул бумаги на край стола и сразу же приступил к самому важному для меня сейчас вопросу.

— Как продвигается ваше дело? Есть ли подвижки? Я, признаюсь, очень ожидаю новостей по вопросам снабжения.

— Так без дозволения государя я не начинал. Правда все уже подготовил и людей нашел, не считая тех, что привез с собой. Можно уже приступать к организации. — На этих словах я тут же стал ворошить кипу листов пока не нашел интересующий меня документ.

— Вот, почитайте. Здесь полный карт-бланш на это нужное дело. Да и я немного тоже подготовился — есть у меня уже списочек кто и как ворует, тут уже вам решать кого оставить, а кого и под суд отдать. Доказательств хватает, но без вашей санкции я не предпринимаю ничего — кто знает, может убрав одного вора станет только хуже. Но припугнуть уже есть чем. Ну и посадить кого-то нужно обязательно, иначе нас не поймут. Да-с, не поймут.

Добрынин только крякнул и молча взял мною вычерченную таблицу. Внимательно изучал ее несколько минут, потом задумчиво погладил подбородок и снова стал перечитывать таблицу. Затем взял пишущий прибор и стал делать прямо на нем пометки. Ну и хорошо — для него же и старались.

— Не ожидал. Право слово, работа продела здесь большая. Но я вас понял — карать будем только тех, кто делу мешает и пользы принести не сможет. Было бы еще чем заменить их. Только тут есть люди, которых я хотел себе забрать в новую службу — с ними как быть? — Полковник, казалось, не только на лице имел нарисованный вопрос, а и самой фигурой выражал сомнение.

— На ваше усмотрение все. Я ведь понимаю, что людей нам особо и взять негде, что бы с поставленным делом справлялись, но про грешки вы таким все равно намекните и про то, что папочка уже лежит на них с делами всеми ими совершенными преступными, да только в ход пока не пускаем. Ключевое слово — "пока". Пусть стараются прощение выслужить, а нет — так и отправить в Сибири строить на каменоломнях свое светлое будущее не долго.

— Эка вы. Прям даже и не знаю. — Иван Матвеевич усмехнулся и аккуратно сложил несколько раз мой лист с таблицей, затем так же бережно его положил к себе в карман. — Что ж, тогда пройдемся по здешнему начальству, да начнем запускать в работу все.

Адъютант полковника Львова поручик Стрешнев уже битый час пытался выполнить просьбу Андрея Дмитриевича насчет какого-либо лекарства от головной боли. По правде говоря, данное поручение было отдано денщику Скоморохову, но тот только услышав, что князь собирается "пробежаться по местным горам", тут же озаботился мундиром, что не жалко изгваздать на этом мероприятии. Тут даже поручик согласился, что вопрос довольно сложный, он попросил Скоморохова озаботится одеждой и для себя, взамен же пообещал выполнить это плевое поручение насчет лекарства. Да уж, простое то оно простое, вот только найти лекарство никак не получалось — доктора были заняты на операциях, а в аптеках было пусто. Поиски вывели его к сестрам милосердия, что готовили лекарства для госпиталей — тут уж точно должны войти в его положение и помочь. После ночного боя, князя Львова частенько донимали головные боли — ну еще бы, так получить по голове. Солдаты говорят, что шлем был смят и недоумевали, как вообще живой остался. Шлем солдаты, кстати нашли, но князю показывать не стали, чтобы не расстраивать их светлость. Поврежденный предмет долго ходил по рукам, и поручик сам даже его держал и да, говорить Андрею Дмитриевичу он об этом тоже ничего не стал.

В ночной бой его не взяли — полковник оставил его при генерал-лейтенанте Врангеле, и эта несправедливость сильно задевала его чувства. Неужели Львов считает его недостаточно мужественным? Нет, на словах все вроде бы правильно — барон Врангель оставался руководить общим ходом боя, в то время как князь должен осуществлять данное руководство на месте. Но как такового руководства общими силами он не видел и его не покидало чувство, что его самым что ни есть простым способом обманули.

Поручик вздохнул, его спрашивали о ночной баталии в Керчи неоднократно, а что он мог рассказать? Что всю ночь бегал по поручениям барона и сам бой видел только издали? Что никакого героического поступка ему сделать не выдалось ни малейшей возможности, да и вообще за оружие не взялся ни разу. Вот и сейчас сестра милосердия Наталья Лопухина дивной красоты юная барышня его стала расспрашивать про бой, а самому и признаться стыдно что в нем и не поучаствовал. Правда был и положительный момент — только узнав, что он адъютант князя Львова, так сразу же нашлась и богом проклятая микстура, которую он уже потерял всякую надежду сыскать. Правда взамен с него потребовали обстоятельный рассказ про сам бой, но тут уже поручик извернулся, благо успел узнать множество подробностей из первых уст, да и как адъютант его светлости он был в курсе множества моментов. Пришлось больше рассказывать о его светлости и скромно умолчать о своей роли и к его вящему разочарованию все вопросы были только о его начальстве — никто и не поинтересовался самим поручиком. И это еще больше расстроило Стрешева.

Вышел из аптечного дома адъютант в самом прескверном расположении духа. Даже пришлось немного пройтись без цели по улицам лишь бы только избавится от неприятного осадка. Немного постояв на перекрестке, поручик все же привел свои мысли в порядок и решительно зашагал в сторону ополчения — требовалось доставить пакет с распоряжением его светлости и на словах пояснить задачу. Что нравилось поручику в князе, так это то, что суть задания ему объясняли в малейших деталях и отвечали на любые вопросы, но и требовалось передать поручение именно так, чтобы выполнено оно было ПРАВИЛЬНО. Для Стрешева вообще было откровением узнать, что одни и те же слова разные люди понимают по-разному. Он хмыкнул, да уж, та демонстрация, где его тыкали как нерадивого ребенка в неправильно понятые фразы, запомнилась ему на всю жизнь и теперь сам поручик считал, что ему несказанно повезло учиться у такого начальства. Эта мысль подняла ему настроение — сейчас он выполняет простейшие поручения князя, но, если он будет справляться, кто знает, чему его еще обучит этот человек, а с таким опытом уже глядишь и сам он в недалеком (а как же иначе?) будущем станет полководцем. Победоносным полководцем. Это несомненно.

С этими мыслями он даже стал насвистывать незатейливую мелодию марша, не раз слышанную от князя. Поймав себя на этом поручик неожиданно для себя улыбнулся — копирует князя? Да и пусть, он все равно остается собой, а перенять у умного человека опыт не зазорно. Так и пошел поручик выполнять длинный список поручений его светлости.

Я опять пылил по дороге в сторону Керчи, ну не совсем к ней конечно. На самом деле сейчас я хотел разведать обходной путь к Балаклаве. Весь смысл моей задумки был в том, что повторять атаку в прежнем месте смерти подобно — неприятель учел прошлые свои ошибки, хорошо укрепился на высотах и атаковать его в лоб на этом направлении будет стоить больших потерь. К тому же, атакуя через речку Черную Балаклаву, мы подставляем фланг под удар группировки войск осаждающих Севастополь, а атакуя его, соответственно, подставляемся флангом под войска из Балаклавы. Вот именно поэтому я и собирался разведать путь через горы с восточного фланга к Балаклаве.

Я смутно помнил эти горы, вроде бы они достаточно пологи, чтобы по ним взобраться пешим, к тому же я помнил, что на одной из гор был поселок в мое время. Вообще Крым меня всегда поражал своим рельефом. Обычно в воображении представляешь отвесные скалы и глубокие ущелья, когда слышишь о горах, но здесь часто было иначе. Нет, были и крутые горы, но были и такие, на которые вполне можно взобраться без всякого снаряжения. Чем-то больше похожи на крутые холмы — по типу немецких горок, на которых Петр первый тренировал свои потешные полки. Но и это не самое удивительное. Что больше всего меня поражало, так это взобравшись на гору, увидеть равнину — представьте, вы едете все вверх и вверх и выехав на вершину видите поля до горизонта. Вот на нечто подобное я и рассчитывал. Маршрут был мой прост — обойти все форпосты неприятеля и через эту самую горку, на которой был поселок, подобраться к Балаклаве с фланга.

На поля я не рассчитывал — думаю сейчас там все заросло лесом. Однако дорога в мое время была нормальная — так что есть шанс затащить даже обоз на вершину. А вот спустить его уже не получится— с другой стороны были очень крутые склоны, да и строить дорогу около неприятеля глупо.

Именно это обстоятельство заставило меня все прошлые дни в Симферополе искать решение проблемы с артиллерией. Затащить орудия было нереально, а из того что было возможно ничего не удовлетворяло моим условиям. Надежды были на полупудовые мортиры — их вес составлял около сотни килограмм и переносилось орудие зачастую четырьмя солдатами. Но дальность меня не устроила категорически — реально попасть куда-то было возможно на дистанции около пятисот метров. Хотя сама граната весила около девяти килограмм, что само по себе было очень неплохо, но прицельная дальность рушила все планы.

Этой проблемой я озадачился еще в Керчи, но только уже будучи в Симферополе получил первые улучшенные образцы. Полупудовая мортира была самая простая технологически, и меня устраивал ее вес. Увеличить дальность — стрельбы— значит сделать толще ствол, толще ствол — больше вес, а тяжелая мортира мне была не нужна. Вот такая проблема. Самое обидное, что будь я хотя бы в Туле, то данную проблему решить было бы возможно довольно просто, пусть даже и стоимость орудия была бы высокой, но вот здесь приходилось мудрить.

Первый образец из Керчи меня разочаровал — была увеличена длина ствола вдвое против предыдущего, стенки тоже стали толще, и мортира вышла уже весом около десяти пудов. А ведь еще и станок ней есть. Вечер я ломал голову, как мне сделать легкую и дальнобойную мортиру, но в голову лезли только сплавы из стали и минометы. Руда под Керчью была плохая — там толи фосфатов много, толи еще чего, но смысл был в том, что получить качественную сталь из нее гораздо сложнее. Да время стали еще не настало — бронза была в почете и не напрасно. Достаточно вспомнить, что первые стальные пушки часто разрывало — сталь имеет такое свойство как вязкость, которая явно больше чугуна. Да и варить сталь в промышленных масштабах еще не научились, а вот железа было уже много. Естественно, со мной местные жители не согласятся и будут правы — шутка ли, сталь стала доступнее в разы, ее много, даже вон лопаты стальные уже делают, но по моим меркам это все было еще не на должном уровне. Это и понятно — у меня же перед глазами было мое время, где чистое железо уже стало диковинкой, а сталь выбирали из множества сортов. Чугун лили сейчас много и хорошо, но чугун имеет меньшею вязкость и пушки из него выходили толще бронзовых.

В целом я так ничего толкового и не придумал. В письме только и указал требования к весу, возможности переносить силами самого расчета, накидал примерные чертежи миномета, да вывалил мысли насчет стали и что лить ее нужно центрифуге, дабы воздух не образовывал полости внутри, ну и про постепенно охлаждение как внутри, так и снаружи написал — остывать должна заготовка равномерно. Вот собственно и все. Как и из каких материалов я оставил на выбор заводчанам, главные требования я озвучил категорически — дальность два километра и вес не более ста килограмм. Если требуется уменьшить калибр — пусть уменьшают, но мне нужно много осколков и навесная траектория. Получится или нет у людей я не представлял, но особых надежд уже не питал — скорее всего придется брать полупудовые и радоваться хотя бы им.