Поворот

Вот тут Федор и понял, как должна выглядеть армия — все продумано, все просчитано, у солдата ни о чем голова не болит — сапог прохудился? Да вот же новые привезли, переобувайтесь все уже по размеру! Гвозди заканчиваются? Так вот уже везут, сейчас будут. Все четко, все быстро и вовремя — это армия. Федору даже стало интересно, как там стрелки их ополчения, за ружьями для которых катались в Тулу? Скорее всего, как раз они и держат заставу от неприятеля, но раз войска не идут значит все хорошо. Федор и завидовал им и нет. С одной стороны, уставал он знатно и тогда в мыслях он представлял, как стоит с ружьем в карауле или сидит в окопе и так ему становилось завидно, что аж сил нет. Это же не топором да лопатой махать целый день! Но потом вспоминалось, что если неприятель попрет, то именно тем мужикам предстоит их встретить и отступать им запрещено, что значит погибнуть. И тут уже он радовался, что строит, а не вглядывается в сторону неприятеля ожидая каждый час атаки. Но одно Федор решил точно — нужно научиться стрелять, его и не взяли в стрелки из-за его неумения, а иметь свое ружье надо — всяко бывает в жизни, тут он много чего услышал о действиях коалиции и все ему это очень не нравилось — а ну как беда придет, а он кроме как топором отмахиваться ничего и не умеет. Нет уж — этому делу он обучится обязательно! С тем и засыпал, чтобы рано утром подняться и снова идти, и прокладывать дорогу. Итак каждый день.

Время утекало как вода, а мы до сих пор не были готовы. Нельзя сказать, что положение наше стало хуже, но вот только мы ждали подкреплений и противник тоже ожидал их же. После пощечины в Керчи, коалиция отказалась от попыток прорваться в Азовское соре и перерезать нам пути снабжения. Вот только легче не стало. Еще бы — теперь все мысли их командования были прикованы к Севастополю и после прибытий подкреплений противник намеревался провести очередной штурм. Флот неприятеля вел огонь по нашим укреплениям, наши батареи ему отвечали, флот нес урон, но бомбардировку не прекращал. Из ведомства Орлова пришли тревожные вести — подкрепления должны прийти раньше первоначально ожидаемого срока, а наши войска все никак не могут добраться до Симферополя.

Федюхины высоты стали ареной жарких и жестоких битв — штурмовали их постоянно, потери с обеих сторон были просто ужасающими, но мы вцепились в землю и не отступали. Пришлось построить еще два моста, чтобы быстрее подводить резервы, улучшить снабжение и вывозить раненных. Некоторые высоты переходили из рук в руки уже по пять-шесть раз. Похоронные команды не успевали хоронить павших с обеих сторон, а южное солнце нынче жарило просто нещадно. Запах стоял от разлагающихся трупов такой, что без противогаза и не подойти. Холера, опять проснулась холера, несмотря на все усилия врачей мы несли небоевые потери и ничего не помогало. Мы с полковником Добрыниным собрали где только могли мортиры и орудия, и все перебрасывали на Федюхины высоты. Окопы, окопы, окопы — их рыли постоянно, под огнем противника и ночами, в минуты передышек и при любой возможности. Возводить классические редуты просто некогда — их строили только для артиллерии и то не всегда.

Наши приготовления на Федюхиных горах не прошли незамеченными для противника, и он опять усилил давление. Краткие сводки потерь читать было просто страшно. Враг решил, что направление нашего удара ему стало известно и тоже вгрызался в землю и стягивал войска. Штурмовать с этого направления стало просто безумием, но и противник не мог спокойно штурмовать Севастополь — очень много сил оттягивалось на нас, да это и понято — кому хочется получить удар в тыл в самом разгаре штурма. Пат. Мы не можем вести атаку, но и у врага не хватает сил и на оборону от нас и на штурм. Долго такое состояние не продлится— сюда уже плывут подкрепления, а мы еще не готовы.

Единственное что радовало, так это прогресс в постройки пути для полков и их припасов для удара по Балаклаве — тут стройка шла довольно быстро, я даже не ожидал такого прогресса. В самой ближней точке к противнику там встала рота Тарусской дружины, что по моему примеру господин Миллер вооружил новым оружием и собрал туда лучших из оставшихся у него стрелков. Не знаю, узнал о них враг или нет, но узнать ополчение было просто и сомневаюсь, что этих ребят рассматривали всерьез. Скорее всего посмеиваются над нами, что мы дескать дуем на воду — ну кому придет в голову топать по этим горам — ни припасы не провезти ни орудий. Надеюсь так они и думали.

Сложнее всего с Евпаторией — мы оголили тот фланг практически полностью, но перевели туда всю кавалерию, дабы самим не пропустить выдвижение врага и для беспокоящих наскоков. Надо сказать, заманивать в засады наша конница научилась знатно — меньше чем эскадроном уже и не рисковали патрулировать территорию. К тому же мы вынудили усилить гарнизон города — коалиция не сбрасывала со счетов нашу активность в этом направлении и ожидала атаки. Ну хоть тут у нас было пока что все удачно.

Наши штабные игры все больше разрастались. План обрастал подробностями и задействованные подразделения во всю тренировались, в то время, как и их командиры потели в штабе и проводили детальную разведку местности своего будущего театра действий. Мы требовали знать каждый овраг и каждый холм в зоне их действий и не только в солнечную погоду, но и в дождь, и в туман войска должны идеально ориентироваться. Куда атаковать, куда отходить, кому помогать и вообще расписывались любые ситуации, которые выдумывали и тут же критиковали в штабе. Здесь будут решать именно офицеры задействованных подразделений и с них мы требовали твердых знаний и абсолютного понимания плана. Замалчивалось только одно направление — Балаклава.

Нахимов предложенный план атаки на флот противника разбил в пух и прах, но с огромным энтузиазмом построил новый. Теперь у Добрынина появилась новая забота — выкуп на всем побережье рыбацких лодок с косыми парусами. Купить, перевезти, переоборудовать и найти команды. Согласившимся рыбакам платили двести рублей ассигнациями за риск, так же команды собирались дополнить добровольцами, которые умели бы плавать. Добровольцев тоже нужно было найти и обучить. Так же перекрашивали паруса в черный цвет, вернее в грязно-серый — белые паруса ночью уж больно заметны. Искали и перевозили порох — он нужен был нам просто как воздух и нужно его было много.

А вот теперь я сидел и читал последнюю сводку из ведомства графа Орлова. Сухие строчки ложились тяжелым камнем, тянущем весь наш план ко дну. Коалиция собрала подкрепления, но если раньше у нас не было их численности, то теперь приблизительные цифры были указаны. Сардиния, Франция и Англия собрали против нас почти тридцать шесть тысяч солдат. Если учесть наши постоянные потери, а потом просто высчитать нашу численность войск на момент прибытия вражеских подкреплений, да учесть те, что придут к нам, то получим страшные цифры — мы лишь восполним свои потери, а вот враг усилится. Мы не успеваем собрать здесь численный перевес! К тому же плывут сюда не только солдаты, а и порох со снарядами для орудий, что значит только одно — экономить выстрелы противник больше не будет и если сейчас по Севастополю идут лишь недолгие обстрелы позиций, то с прибытием конвоя он пойдет в полную мощь. А значит и наши потери опять возрастут. Мы просто не успеваем подготовиться к наступлению в полной мере и сколько бы мы не старались — так и не успеем. С этими мыслями я и пошел к Горчакову.

Главнокомандующий встретил меня работающим с документами — бюрократии и тут хватало, постоянно приходилось заниматься писаниной и подобной работой. За последнее время мы настолько привыкли уже к обществу друг друга, что ритуал приветствий сократился лишь до кивка, если один из нас занят. Так что и в этот раз все пошло по привычному нам сценарию — Горчаков на секунду оторвался от бумаг, кивнул и махнул рукой в сторону имеющихся стульев. Я точно так же молча уселся и стал в который раз изучать карту, подвешенную на грубо сколоченном щите сбоку от стола. Наконец князь закончил работу, тяжко вздохнул и устало потер лоб, затем снял свой неизменный лорнет и откинулся в кресле.

— Судя по вам, князь, у вас для меня плохие новости. Рассказывайте.

— Так и есть, Михаил Дмитриевич. По последним данным, противник вскоре получит подкрепления, ориентировочно в тридцать шесть тысяч штыков. Вскоре — это примерно через неделю. Наши же подкрепления соберутся здесь все в полном составе только через месяц. Мы не успеваем собрать все свои силы для удара по противнику до этого конвоя, а дальше уже слишком много преимуществ получит коалиция и это уже опасно. — Я прервался. Что говорить? Все итак уже обговорено по десять раз, к тому же враг после очередной бомбардировки завладел Селенгинским и Волынским и редутами, и камчатским люнетом — проще говоря, вплотную подобрался к Малахову кургану, а если падет и он, то на обороне Севастополя можно ставить крест. А ведь с подкреплениями и пополнением боезапаса враг попытается сделать это однозначно. Все это понимает и Горчаков в первую очередь, так что мне ему говорить? Я еще раз окинул взглядом карту. Ну да — все итак понятно. В сражении при Альме у нас был польский перебежчик, который донес до неприятеля все планы сражения и диспозиции войск. Тут вон все на карте уже нарисовано — не повториться ли прошлая история? Отменять сражение? А что это даст, кроме падения города? Чуда не будет — войск нам взять неоткуда. Я перевел взгляд на Михаила Дмитриевича. Он тоже напряженно думал, протирая и без того чистый лорнет. Ему не позавидуешь — решение принимать нужно сейчас и ничего не гарантировало победы, а вот поражение было близко. Князь устало вздохнул, спрятал свой многострадальный лорнет и задал самый неприятный вопрос.

— Вы предлагаете отменить операцию? — Князь прищурил глаза и выжидающе смотрел на меня. Я вздохнул.

— Нет. Атаковать раньше, тем что успели собрать и подготовить. — Все, мой Рубикон пройден. И пусть ответственность за победу и поражения несет Горчаков, а не я, но как мне в случае поражения смотреть в глаза солдатам и императору? Как мне жить с таким грузом на моей совести? Но и другого выхода я не находил, а значит буду давить на князя, лишь бы он принял нужное мне решение. Если что у меня есть чистый лист с подписью государя. Немного поколебавшись я все же добавил. — Ответственность в случае поражения я возьму на себя, о чем готов написать любой документ сейчас же. — Горчаков лишь поморщился.

— Ответственность. Если бы это было самой большой нашей проблемой. Не подумайте, Андрей Дмитриевич, я оценил ваш жест. Но в случае поражения ответственность будет на мне, что бы вы там не писали и не говорили. Это мне вверил войска государь и мне и только мне, держать ответ за них перед богом и императором. — Горчаков поднялся со стула и стал прохаживаться по палетке. Я не мешал — это трудное решение и ему сейчас предстоит окончательно все решить для себя. Это его Рубикон и не мне ему мешать в этот момент с принятием решения.

— Что ж, действительно вариантов у нас не особо много. Надеяться взять измором противника глупо, он не бросит своих планов занять Севастополь. И хоть я по-прежнему считаю, что взятие города ничего не решит в этой войне. Севастополь — это знаете ли даже не Москва и для страны в целом потеря сего города не означает проигрыш в войне. Но я вас понимаю — ситуация, сейчас напряженная и наши поражения, могут развязать руки еще не вступившим в войну странам. Сдача города сильно осложнит политическую обстановку. Но и наш проигрыш приведет к такому же результату, если не к более худшему. -Горчаков остановился у вывешенной карты и стал внимательно оглядывать обозначенные на ней позиции войск. Долго и пристально он осматривал ее, я молчал.

— Что ж, придется рисковать. Совещание командиров проведем вечером, как и планировали ранее. Вот только... А как же ваш полк, Андрей Дмитриевич. Помнится, вы на него возлагали большие надежды в этой компании. -Я пасмурнел. Полк мой еще не пришел, ожидали в течении недели, но выдвинуться на Балаклаву он уже не успеет, если начнем действовать сейчас.

— Увы, но придется действовать сейчас без него. Должен подойти в течении недели, вот только не знаю — успеет ли он.

— Тогда оставим его в резерве, пусть прикрывает Симферополь. Итак оттуда забрали уже практически всех, пусть хоть задержит противника, если тот выдвинется в этом направлении. Остановить не остановит, но все же пусть попытается, а там может и успеем перекинуть подкрепления. — Князь нервно прошелся по палатке и тяжело вздохнул. — Ох и рискуем мы тут. Все приготовления не закончены, огненного припаса недостаточно, многое еще не подготовлено. — Горчаков покачал головой, но все же продолжил. — План ваш принимается, на Балаклаву пойдут три полка в обход, по проложенному вами маршруту. Вести их будет... — Тут полог шатра откинулся и перед нами предстал сухощавый и явно уже не молодой генерал-майор, он явно собирался сделать доклад, но Горчаков его перебил. — А вот Дмитрий Николаевич и будет. Проходите и можете обождать докладом. Без чинов, Дмитрий Николаевич.

Я с интересом смотрел на немолодого уже генерала и размышлял. Судя по всему, он командовал курским ополчением — всех остальных командиров я уже видел, и только курское ополчение пришло буквально перед нашим совещанием. Государь торопил всех с прибытием в Крым, в результате ожидать, что ополчение полностью экипировано, да еще и имеет полный состав — просто глупо. С другой стороны, два пехотных полка для атаки на Балаклаву мы уже заранее нашли и тренировали. Проблема была в том, что два полковника хоть и ладили между собой, но вот к первенству друг друга относились очень ревниво — нужен был кто-то повыше чином. Так почему бы этим кем-то не стал вошедший генерал?

— Знакомьтесь, Дмитрий Николаевич Белевцев, командующий курским ополчением. А это князь, Андрей Дмитриевич Львов, личный представитель императора в Крыму. — Генерал-майор вытянулся в струнку, хоть и было сказано без чинов. Хм, а разве Горчаков знаком с этим генералом? Хотя кто его знает, может уже сегодня познакомились и переговорили, пока я докладные читал.

— Ответьте нам, Дмитрий Николаевич, согласны ли вы возглавить наступление на неприятеля на самом ответственном участке, причем в случае неудачной обстановки, отход будет мало возможен. Я бы даже сказал невозможен в принципе — нужно штурмовать позиции в лоб, а затем оборонять их любой ценой. Ну как, возьметесь за такое дело?

— Так точно. — Генерал-майор усердно косил на меня взглядом, ну да ответь-ка по-другому, человеку императора — тут же в немилость попадешь. Ищите дураков называется, он на все сейчас будет согласен, вот только это сейчас, а позже что? Тут я решил тоже вмешаться в разговор.

— Насколько укомплектовано по десятибалльной системе ваше ополчение?

— На четверку! — И ни секунды не раздумывал, значит снижаем еще бал и получаем, что никак не укомплектовано — вот она спешка. С другой стороны, хоть государь и торопил ополчения, но выступили и пришли сейчас немногие.