Перезагрузка

— Вспомнил нашу поездку в Малагу, — ответил он.

— Когда я даже выдумала себе ухажёра, лишь бы набиться к вам в компанию? — потупила она глазки.

— Точно, — кивнул он.

— Ты мне тогда окончательно разбил сердце, — вздохнула она.

— Когда сделал предложение Дафне? — улыбнулся он.

— А я, глупая, всё думала, что ты и за мной тоже ухаживал, — посетовала она.

— Я на всём свете, кроме неё, никого не видел, — сказал он.

— А я — кроме тебя, — пожала она плечами.

Он знал, что ни в чём не виноват, и ему не за что извиняться. Астория улыбнулась ему, будто снова уловила его мысли.

— Что дальше, Гарри? — спросила она.

— Дальше? — повторил он.

— Да, что будет дальше? — повторила она.

Этот вопрос его тоже волновал. Может, даже больше, чем её. Что он будет делать, когда он добьётся своего, сломит упрямство Панси, и она вручит ему ключ — нет, не от сердца — от живописно увитой плющом и оттого совершенно незаметной калитки в непреодолимой стене, которой себя окружила. Что будет, когда она пустит его в совершенно беззащитный крепостной двор и станет сама до предела уязвимой? Ведь в сущности этого она и боится — остаться перед ним без защиты.

— Ты можешь мне рассказать содержание нашего свода правил в отношении брака? — поинтересовался он.

— Конечно, могу, — улыбнулась она. — Но мне будет легче, если ты заранее скажешь, что тебя интересует.

— Меня интересует, есть ли у нас легальная возможность жить втроём, — пояснил он.

— А меня ты даже не спрашиваешь? — прищурилась она. — Хочу ли я делить тебя с другой?

Он внимательно на неё посмотрел, обошёл стол, так же не опуская руки, и опустился перед ней на колено.

— Астория, — сказал он. — согласишься ли ты навек сделать меня счастливым и отдать мне свою руку?

Она развернулась к нему и склонилась, щекоча лоб выбившимися из причёски прядями волос.

— Ты какую руку просишь? — тихо спросила она. — Правую или левую? Где будет моё место подле тебя? Где будет место Панси? Ты же ведь по-прежнему будешь с ней спать? Хоть ты мне и говоришь, что её не любишь, но влечения-то своего не стесняешься? Я дура, да?

— Ты счастлива, Тори? — спросил он, глядя ей в глаза.

— Как ни странно, да, счастлива, — вздохнула она. — Конечно, в душе я хотела бы тебя для себя одной, но... Ты знаешь, если бы всё, что сейчас происходит, происходило без Панси — я всё равно не была бы ещё более счастлива, чем сейчас. Мне хорошо рядом с тобой, а всё остальное...

Он поцеловал её руку и встал.

— Мне пора, Астория, — сказал он.

— Ты ведь к Панси? — спросила она, тоже поднимаясь. — Значит, нам пора.

— Она меня снова не пустит, и я опять буду сидеть ночь на крыльце, привалившись к двери, — улыбнулся он.

— Значит, я буду сидеть рядом с тобой, — сообщила она. — Так и будем втроём ночь коротать, но вместо мягкой постельки будет холодное крыльцо.

— Не забудь подушку на попу привязать, — посоветовал он.

Подушку решили сделать на месте из подручных материалов. После десятка минут пешей прогулки по засыпающему городу они остановились у двери дома Панси.

— Может, постучать? — спросила Астория, заметив, что он явно чего-то ждёт.

— Погоди, — попросил он.

И действительно, через пару минут он почувствовал, что Панси уже здесь.

— Панси? — позвал он.

— Поттер, — вздохнула она.

— Я тоже здесь, — сообщила Астория.

— Тори, — подтвердила Панси.

— Не пригласишь на чашку чая? — поинтересовался он.

— Тори — могу, — откликнулась она. — Не тебя.

— Я тебе кое-что принёс, — сказал он.

Панси ничего не ответила, поскольку он не задавал ей вопроса. Он с лёгкостью представил себе, как она сейчас бесстрастно смотрит сквозь дверь, сложив руки на животике.

— Мне хотелось бы тебе как-нибудь это передать, — сказал он. — Ты не могла бы приоткрыть дверь? Я обещаю, что не войду без твоего разрешения.

Дверь, конечно, не была заперта — по крайней мере, лязга замка он не услышал. Да и какой ей смысл запираться, если он в любой момент может воспользоваться заклинанием или даже аппарировать сразу в прихожую? Она всё-таки ему доверяет, если может вот так попросить оставаться снаружи и её не тревожить. Осторожно открыла, оставив щель, чтобы могла пройти рука. Он просунул туда припасённый ещё днём пакет, и дверь опять закрылась. Может, толкнуть и войти? Нет, тогда ключ от калитки он не получит никогда — так и будет вечно ходить вдоль стены, нащупывая заветный проход. Она недолго шуршала упаковкой, а потом затихла. Он достал свой телефон и набрал номер. За дверью запиликало.

— Да, — раздалось из трубки.

— Панси, — сказал он.

— Поттер, — откликнулась она. — Такой телефон?

— Да, это такой телефон, — подтвердил он. — Так нам будет удобнее разговаривать.

— Зачем? — спросила она.

— Я хочу, чтобы ты больше говорила, — пояснил он. — Если уж я не могу сидеть рядом с тобой, то хоть так.

Он сел прислонившись к двери, и Астория с готовностью устроилась у него на коленях.

— Что ты хочешь услышать? — спросила Панси.

— Всё, — ответил он. — Что угодно. Расскажи мне про себя. Какая ты была в детстве, во что играла...

— Зачем? — спросила она.

— Сделай мне приятное, Панси, — попросил он. — Пожалуйста.

— Как все, — недоумённо ответила она. — Песочница, горка, мяч...

— Панси, — напомнил он. — Длинные предложения.

— Как все дети, — повторила она. — Была в детстве я. Совсем маленькая играла в песочнице, каталась с горки, лазала по лестницам и гоняла мяч.

— А кубики? — поинтересовался он. — Ты играла в кубики?

— Нравились головоломки, — ответила она. — Мы с папой вечерами... собирали... Строили из кубиков... дворец. Дракон... игрушечный... его рушил. Каталась на папе, в прятки... играла...

— Расскажи мне про него, — попросил он. — Про отца, я имею в виду.

— Зачем? — не поняла она.

— У меня не было родителей, — напомнил он. — Расскажи мне, как это.

Хотя она-то могла об этом и не знать.

— Прости, — отозвалась она после долгой паузы. — Я не знала. Мне очень жаль, правда!

— Спасибо, — сказал он. — Расскажешь?

— Он был такой... — замялась она, подбирая слова. — Большой, просто огромный. Настоящий великан!

— Великан? — засомневался он.

— Великан! — подтвердила она. — Я поначалу ему лишь чуть выше колена была. Он хватал меня в свои огромные ручищи и высоко подбрасывал — до самого потолка. А я смеялась и просила ещё, и он бросал и бросал, а мама стояла рядом и смеялась вместе с нами. Мне казалось, что папа такой огромный, что может вот так подбросить весь мир.

Речь её вдруг стала плавной и насыщенной, и совершенно для себя незаметно она постепенно разговорилась. Он про себя посетовал, что в школе не хватило ему жизненной мудрости разглядеть в ней — да и в ком угодно ещё, пусть даже и в той же Лаванде — эту радостную девчонку с папой-великаном и смеющейся мамой. Всё заслонило собой дурацкое противостояние, которое не только разделило их на четыре лагеря, но и отняло настолько много времени и сил, что даже и к своим-то, к гриффиндорцам, он толком присмотреться так и не успел. Мир оказался расколот на три острова "мы", "они" и "те, что посередине". И всё. Никаких игр, никаких компромиссов — только битва. И лишь двое близнецов наплевали на ведущуюся с серьёзными лицами войну и забросали школу бомбами-вонючками.

— С годами папа стал становиться всё меньше, — продолжала она. — Сначала я стала ему по пояс, потом — по грудь, но всё равно, как он ни уменьшался в размерах, он мог взять меня, подбросить в воздух, и как бы больно или обидно мне ни было, я сразу начинала смеяться. Однажды он мне сказал — "Какая же ты у меня красавица выросла, дочка!" И тогда я поняла, что я и вправду уже выросла...

— Твоя мама, наверное, очень красивая, — предположил он.

— Красавица? — удивилась она. — Да, я так считаю, но почему ты так подумал?

— Мне кажется, что ты должна быть на неё похожа, — пожал он плечами.

— Скажешь тоже! — откликнулась она. — Зачем ты так сказал?

— Я думаю, что ты красивая, Панси, — выдохнул он и почувствовал внезапную слабость — словно только что прыгнул с двадцатиметровой скалы в воду, выжил, и теперь организм пытается отойти от адреналинового шока. — Ты мне нравишься.

Астория тихонько хихикнула, а Панси молчала. Он уже было подумал, что спугнул её, и этот так хорошо складывавшийся разговор сейчас закончится.

— Спасибо, — сказала она после долгой паузы в несколько минут. — Приятно.

— У тебя был... друг? — осторожно спросил он и снова похолодел. — Или тот, кто был тебе дорог? Ведь наверняка тебе нравились мальчики...

Зная, что снова ступает на зыбкую почву, он тем не менее не мог удержаться, чтобы не задать такой вопрос. Она ему уже призналась, что он был первым... не просто первым, а даже первым, кто её поцеловал... Но мысль, что её сердце может принадлежать кому-то, в кого она влюбилась десяток лет тому назад, и кого до сих пор не может забыть, отчего-то доставляла ему беспокойство. Это было очень похоже на ревность — было бы, если бы он её любил... Панси издала неопределённый звук — словно подавилась.

— Когда мне исполнилось десять, — сказала она, — День Рождения устроили у Гринграссов и позвали несколько детей, с кем мы раньше не встречались. Там я познакомилась с Роже Давье... Он был такой взрослый, такой важный — и уже учился в Хогвартсе! Не отрываясь, я смотрела ему в рот и хвостиком ходила вслед за ним. С другими детьми мы пошли в сад, он залез на яблоню и стал дразниться. Я изо всех сил подпрыгнула и вцепилась в ветку, чтобы залезть к нему, а он обеими ногами наступил мне на пальцы и стал давить. Я плакала, кричала, но не отцеплялась — мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я смогу наконец к нему залезть... Уже на четвёртом курсе он ко мне подошёл очень смущённый, долго краснел, а потом извинился. Сказал, что я ему тогда очень понравилась, и он сделал всё это, чтобы я на него обратила внимание. И получилось — долго я его после того случая не могла забыть! В школе я влюблялась то в Маркуса Флинта, то в Оливера Вуда... У меня на чердаке даже есть портрет Оливера на метле и в развевающейся мантии...

То ли оказалось, что её нежелание говорить отчасти имеет психологическую природу — оставшись один на один с бездушным куском пластика, Панси проявила способность рассказывать о себе в течение довольно долгого времени... То ли разговор о родителях снял у неё какой-то невидимый барьер, то ли она, последовав его совету, тренировалась говорить... Он внимательно слушал, впитывая в себя частичку души, которой она с ним делилась, а Астория сладко дышала в шею, и ей, судя по всему, больше не нужно было ничего на свете. В какой-то момент рассказ Панси начал угасать — слова стали тише, паузы между ними дольше. Будто звук из патефона, которому требуется завод. Потом она и вовсе умолкла, и по мерному дыханию он понял, что она заснула.

— Спокойной ночи, Панси, — сказал он, нажимая на кнопку отбоя и пряча телефон в карман.

Астория встрепенулась, подняла лицо и нашла его губы.

— Спокойной ночи, любимый, — шепнула она.

— Спокойной ночи, радость моя, — поцеловал он её в ответ.

Глава опубликована: 03.03.2016

Глава 5. Назад в люди

Начальник аврората Марти Монтенберри уже давно убедился, что в борьбе с настойчивостью Гарри действует правило зануды — легче отдаться, чем объяснить, почему нельзя. Однако на этот раз он оказался во всеоружии — устроенный вчера собственным распоряжением выходной благоприятно сказался на его способности противостоять настойчивости заместителя, и он уже в который раз с улыбкой покачал головой.

— Так, давайте ещё раз по кругу, — терпеливо сказал Гарри. — Какова загруженность аврората в последние четыре недели?

— Это ни о чём не говорит, — заметил Монтенберри. — Численность состава аврората в двести пятьдесят человек выбрана оптимальной на случай внезапного нападения тёмных сил. Мы здесь не прохлаждаемся, а стоим на посту. Мы — эта та тонкая синяя линия, которая отделяет магическое сообщество от пропасти, в которую его в любой момент могут столкнуть адепты тёмной магии.

— У нас нет адептов тёмной магии, — возразил Гарри. — Все, что выжили после Второй Войны, были отправлены в Азкабан...

— Это мы думаем, что их нет, — покачал головой Монтенберри. — А на самом деле они есть. И замышляют. Они всегда замышляют. Вот твой приятель Малфой...

— Он не мой приятель, — возмутился Гарри. — Ни один из них.

— Кстати, Нарцисса Малфой сегодня с утра бродит между отделом учёта опасных магических растений и отделом по противостоянию маггловским обычаям, — вспомнил Монтенберри.

— Мне это не интересно, — бросил Гарри. — Мне интересно, чтобы вы позволили мне или Дику Лонгсосэджу отправиться в Азкабан и провести там инспекцию.

— А мне совсем не хочется, чтобы ради каких-то заключённых кто-то из вас отправлялся в дальний и не совсем безопасный путь, — сказал Монтенберри. — Если их туда посадили, значит был тому резон.

— Некоторых отправили в Азкабан в то время, когда Волдеморт хозяйничал в Министерстве, — отметил Гарри.

— И скорее всего эти несчастные уже мертвы, — сочувственно покивал головой Монтенберри. — Тем более уж нет смысла туда отправляться.

— Так, давайте ещё раз по кругу, — вздохнул Гарри. — Какова загруженность аврората в последние четыре недели?..

Всё время их разговора Ричард Лонгсосэжд и помощник Гарри Майкл сидели рядом, не вмешиваясь. Майкл по своему обыкновению щёлкал по клавишам переносного компьютера, а Дик рылся в подшивке "Пророка", освещавшей процесс над выжившими Пожирателями Смерти и их отправку в Азкабан. Собственно, уцелевшие номера газеты на данный момент были единственным документом, который более-менее точно мог перечислить, кого и за что отправили в исправительное учреждение летом девяносто восьмого.

— Скажи мне, Гарри, — сменил тему Монтенберри через два часа переговоров. — Отчего вдруг такая заинтересованность? Зачем Дику отправляться в Азкабан и копаться в отбросах общества?

— Как раз потому, что не все из них могут оказаться отбросами, — ответил Гарри. — Неужто так сложно протянуть руку тому, кто мог оказаться в тюрьме незаслуженно?

— И ты, конечно, вспомнил об этом как раз в тот момент, когда очнулся от своего полугодового запоя? — хмыкнул Монтенберри.

— Считайте это моей попыткой выплатить свой долг обществу за то, что я за это время натворил, — пробормотал Гарри.

— Это хорошо, что ты вспомнил о своём долге обществу, — удивлённо поднял брови Монтенберри. — Ричард, ты не против небольшой командировки?

— Если я ещё день промаюсь дурью в аврорате, я повешусь на собственных шнурках, — лениво ответил Лонгсосэдж. — Разрешите отбыть прямо сейчас?

— Тебе нужны помощники? — поинтересовался Монтенберри.

— А сколько можно взять? — от расслабленности старшего группы не осталось и следа — он опустил ноги на пол и подался вперёд, жадно глядя в лицо начальнику. — Ребята готовы будут проставиться, босс!