Перезагрузка

Рука проникла между бёдер, нежно стискивая внутреннюю поверхность. Она задышала тяжелее и сначала крепче сжала их, а потом наоборот слегка раздвинула, позволяя ему продвинуться вверх.

— Хочу, — наконец выдохнула она, горячим дыханием опаляя ему шею.

— Сказать? — уточнил он, поскольку положение было столь же двусмысленным, как и её ответ.

— Сказать тоже, — откликнулась она и еле слышно простонала, когда его пальцы начали её ласкать.

— Я слушаю, — шепнул он, дотянувшись той рукой, что обнимал её, до груди.

— Ты... должен... уйти, — через силу проговорила она.

— Я же не могу этого сделать просто так, — удивился он. — С чего бы?

— Я думаю, — пояснила она. — Много. Почти всё время...

— О чём? — спросил он.

— Обо всём, — откликнулась она. — Сегодня... позволил себе... вольность... Я буду думать... Много.

Из неё вышел почти неслышный протяжный стон, она порывисто обняла его и выгнулась, чтобы облегчить доступ его пальцам.

— Я не хочу думать... А-ах... — продолжила она. — Ни о ком. Только смирилась... Сжилась... с собой. Ты уйдёшь. Будет плохо. Очень. Лучше сейчас, пока...

Она резко согнулась и свела бёдра, сжимая его кисть ногами и вцепившись в предплечье свободной рукой, и он почувствовал, как её трясёт. Голову запрокинула назад и раскрыла рот, словно крича. Он остановил ласки и принялся покрывать обнажённую шею поцелуями.

— А-ак-ак, — неслышно выдавила она из себя, тяжело дыша.

Несколько минут она приходила в себя, а потом задвигала бёдрами, прогоняя его руку. Штанина на бедре пропиталась влагой, но это его не беспокоило, как, похоже, не беспокоило и её. Она села ровно, глядя перед собой.

— ...Пока не стало поздно, — закончила она.

— Пока не стало поздно — что? — поинтересовался он, борясь с искушением облизать пальцы.

— Пока не привыкла, — пояснила она.

— Пока ты не поверила, что так будет всегда? — переспросил он.

— Да, — ответила она.

Он отстранился и поцеловал её в губы. У неё получалось всё лучше, и он быстро почувствовал, как сам распаляется, заводя одновременно и её.

— Тебе стоило меня прогнать в первую же ночь, — сказал он, касаясь носом её носа.

— В рождество? — удивилась она. — Подарок.

— Какой подарок? — не понял он.

— Поттер, — пояснила она.

— Ты опять пошутила? — улыбнулся он и легонько коснулся её губ своими.

— Да. Нет, — ответила она.

— То есть ты подобрала меня в сугробе в ночь на рождество, а когда я пришёл к тебе, ты решила, что после всех лет одиночества даже Поттер — это замечательный подарок? — не поверил он.

— Да, — согласилась она. — Не так, но да.

— Я ничего не понимаю, — покачал он головой. — объясни, пожалуйста.

— Ты решил, что твоё, — повторила она. — Я дала тебе это право.

— Я это уже слышал! — раздражённо заметил он. — И мало того, что мне каждый раз кажется, что я тебя принудил силой, так ещё и...

— Не спросил, когда, — перебила она.

— Что — когда? — не понял он.

— Дала право, — спокойно ответила она.

Мысль метнулась стрелой, собирая её скупые слова, достраивая предложения и вываливая обратно на него. От догадки открыл рот.

— Ты была рада, что это именно я? — спросил он. — Ты уже была... Ты... Ты...

— Много слов, — ответила она.

— К чёрту, — помотал он головой. — Учись разговаривать! Я хочу услышать! Ты мне должна рассказать, почему ты хотела, чтобы я...

Она потянулась к нему с поцелуем, затыкая рот, а потом стала расстёгивать рубашку. Он сразу понял, что она хочет сделать, и задрал на ней платье до талии, полностью оголяя всё, что ниже.

— Диван, — шепнула она.

Он поднялся с ней на руках, положил её на диван и за десяток секунд полностью избавился от одежды. Она села, расстегнула молнию на платье и сняла его через голову как раз к тому моменту, как он опустился на колено между её бёдер. Притянула к себе за талию, он сразу вошёл в неё и одновременно впился в губы.

— Панси, — тихо сказал он.

— Поттер, — отозвалась она.

— Ты только что предложила мне заняться любовью, чтобы я к тебе не приставал с расспросами? — поинтересовался он, постепенно повышая темп.

— А-ха, — выдохнула она.

— Ты должна мне рассказать, Панси, — сказал он и замер, полностью в неё войдя и прижавшись.

— Подло, — заметила она, тяжело дыша, когда поняла, что продолжать он не собирается.

— Я знаю, — согласился он. — Это шантаж, и нет мне прощения. Рассказывай!

— Сейчас? — спросила она и он кивнул. — Грустно. Было плохо. Очень.

Он снова поцеловал её, вышел, приподнял ей ногу, подныривая, лёг рядом и снова вошёл, а её нога оказалась поверх его бёдер. На этот раз её глаза совершенно явно округлились — положение для неё оказалось настолько внове, что удивление от того, как это получилось, смогло пробить стену её отчуждения. Он прижал её к себе, подложив руку под шею, сжал грудь и немного подвигался, входя глубже.

— Если воспоминания будут совсем ужасными, я буду тебя поддерживать, — пояснил он. — Рассказывай потихоньку.

— Потом, — взмолилась она. — Обещаю.

— Нет, сейчас, — качнул он головой и поцеловал её. — Ну, давай же.

— Я много думала, — вздохнула она после паузы. — Не сделала ничего. Так?

Она взглянула ему в глаза. Он усмехнулся.

— Думаю, что уж как минимум половина присутствующих думала так же, — пояснил он. — То, что ты решилась это произнести вслух, лишь говорит либо о твоей смелости, либо о твоей катастрофической недооценке смелости этой половины. Они просто в штаны наложили! Малфой на тебя направил палочку даже раньше, чем кто-либо из Гриффиндора.

— Он приходил, — кивнула она. — Предлагал. Клеймо. В подвал.

Он непроизвольно дёрнулся, и она тихо простонала в ответ.

— К нему в подвал? — процедил он. — В клетку? Рабыней? С клеймом? Убью...

— Думала... встретиться с Поттером, — продолжила она, глядя в потолок и медленно при этом двигая тазом. — Думала... поймёт.

— Я понимаю, — откликнулся он. — Но не принимаю. Я был готов за любого ученика в школе сражаться и думал, что все должны быть такими же... На голову ударенными.

— Думала... если Поттер простит, то и остальные, — вздохнула она и снова поглядела на него. — Я знаю, Поттер. Была в отчаянье. Крыша поехала. Зациклилась. Никто не разговаривает — я молчу. Поттер добрый...

Она замолкла и прикрыла глаза, отдавшись ощущениям.

— Погоди, — покачал он головой. — Я не верю. Ты же не могла придумать себе, что я волшебным образом приду и решу все твои проблемы? Скрашу одиночество, затащу в постель, возьму замуж?

— Больше никто, — вставила она, облизывая губы.

— То есть я по твоему мнению был единственный, кто стал бы с тобой разговаривать? — не поверил он.

— Сам подумай, — предложила она и сжала его руку на груди. — Кто ещё?

Он понимал, что она права — действительно, Гриффиндор единодушно её ненавидел, а остальные либо были того же мнения, либо просто побоялись бы оказаться замеченными в её компании. Кроме Поттера, беспечно храпящего в Визенгамоте и ломающего... э-э, столы Министру, действительно некому.

— И ты влюбилась в своего выдуманного спасителя? — спросил он.

— Нет, — откликнулась она. — Просто дала право.

— Ворваться в твою спальню и надругаться? — покачал он головой.

— Как сейчас? — спросила она.

— Нет, сейчас мы занимаемся любовью, — возразил он. — Ну хорошо, я понял. Ты мне дала право заниматься с тобой любовью. Ты ведьма и не позволила бы ничему случиться против твоей воли. Но почему ты занимаешься любовью с тем, кого не любишь?

— Ты меня? — спросила она. Он не ответил, и она прокомментировала: — Жаль!

— Ты же меня тоже не любишь, — ухмыльнулся он.

— Почти доброжелательно, — возразила она. — Кто знает.

Из уст Панси Паркинсон это был настоящий комплимент — она к нему относится почти доброжелательно. А любовью с ним она занимается, потому, что решила, что не против, если это будет он. Так же, как он с ней занимается любовью, потому что совсем не против. Дураком, в общем-то, нужно быть, чтобы отказаться. Или иметь другие обязательства. И действительно, кто знает, как изменится её "почти доброжелательно" в будущем?! Он крепче её прижал, и она первой подставила губы, обхватывая его голову свободной рукой.

Когда он проснулся утром, она ещё спала, и ему удалось выскользнуть из постели раньше неё. На этом везение и закончилось — уже на выходе из комнаты он задержался, не в силах совладать с соблазном, и поцеловал её в губы. Конечно, она сразу же сонно заморгала глазами и потянулась. Он снова не удержался и обнял её, уткнувшись носом в волосы.

— Поттер, — сказала она.

— Лежи, — попросил он. — Поспи ещё немного или просто поваляйся с утра в постели.

— Завтрак, — напомнила она.

— Полежи, — повторил он. — Не волнуйся!

Он натянул трусы и побежал вниз, по пути думая на ходу, что последнее замечание было, пожалуй, лишним — она всегда была непробиваема, как танк, по крайней мере, внешне. На кухне поставил чайник, из пары десятков апельсинов выдавил около полутора литров сока, взболтал омлет на двоих, покрошил лука, сладкого перца, помидоров и итальянских колбасок, слегка всё поджарил, залил омлет и засыпал сверху сыром. На другой сковородке один за одним поджарил в сливочном масле тосты, каждый раз очищая сковородку. Заварил чай и сварил кофе, разложил всё по тарелкам, разлил напитки, поставил это всё на найденный большой поднос для завтрака в постели и понёс наверх.

Казалось, она даже не двинулась, всё так же лёжа в постели, но ему сразу бросилось в глаза, что она как минимум успела умыться и причесаться, а потом вернуться в постель и притвориться спящей. Да ещё и изогнувшись, как умеют только кошки и желающие продолжения вчерашнего девушки. Он склонился и ещё раз её поцеловал, и она повторила свои сонные потягивания на "бис", наконец разглядела у него в руках поднос, распахнула глаза и рывком села.

— Что это? — спросила она.

— Завтрак, — улыбнулся он. — Ты прости, я немного похозяйничал у тебя на кухне...

— Поттер, — произнесла она, как ему показалось, немного ошарашенно.

Он поставил поднос ей на колени и подтянул ещё одну подушку, укладывая ей под спину. Она устроилась поудобнее, укутываясь в одеяло, и склонилась к подносу, разглядывая, что на нём. Собственно, завтрак был совершенно незатейливым, но ему показалось, что глаза её горят огнём, когда она, сложив ладони вместе, будто прицеливается к неземному лакомству.

— Вот, смотри, тосты, а к ним у тебя нашёлся сыр и паштет, — пояснил он, усаживаясь рядом с её ногами. — К манчего я обнаружил айвовое варенье, вот я положил в розетку. Тебе сока налить?

Она встряхнула головой с необычной для неё энергией и взяла в обе руки чашечку с кофе.

— Это мне? — спросила она на всякий случай.

— Нет, — покачал он головой. — Но я подумал, что тебе будет приятен запах...

Она поднесла чашечку к носу и зажмурилась, вдыхая. Он совершенно явно увидел, как уголки её губ поползли вверх. Это настолько его потрясло, что он даже выпал из реальности, вытаращив глаза, а она, заметив его взгляд, снова нацепила на лицо бесстрастную маску.

— Нет, — помотал он головой, когда этот слабый намёк на улыбку опять исчез.

— Что? — переспросила она.

— Верни, пожалуйста, — попросил он. — Это ведь ты улыбнулась, правда? Я снова хочу это видеть!

— Показалось, — качнула она головой.

Он сполз с кровати, вставая рядом с ней на колени.

— Прошу тебя, Панси, пожалуйста! — взмолился он. — Улыбнись ещё раз. Улыбнись мне!

Она некоторое время строго на него глядела, а потом смягчилась, и на лице её появилась слабая смущённая улыбка. От избытка чувств он вскочил и обнял, чуть не своротив с её колен поднос. Она легонько оттолкнула его, и он вернулся на место, давая ей возможность приступить к завтраку. Вот, казалось бы — всё предусмотрел, ан нет! Взял только нож для паштета, и теперь она чуть ли не с осуждением на него смотрела, примериваясь, чем намазать масло.

— Я сейчас, — вскочил он, но она успела поймать его за руку.

— Не уходи, — попросила она. — Пожалуйста. Справлюсь.

Он снова сел на место и приступил к омлету, ломая его вилкой под её неодобрительные взгляды. Когда уже всё оказалось съедено, он забрался на кровать рядом с ней, пока она не торопясь смаковала остатки апельсинового сока.

— Тебя слишком много, — сказала она, глядя сквозь стену напротив.

— Лучше улыбнись ещё раз, — попросил он.

— Тебя слишком много, — отрезала она.

Он ждал, что она ещё вернётся к этому разговору — по её картинам было видно, что она упряма и настойчива, и такая мелочь, как его попытка отвлечь близостью, не могла повлиять на её решимость. Поэтому он был готов.

— Я понимаю, что ты отвыкла быть с кем-то ещё, — сказал он. — Если тебе нужно, я могу оставить тебя до вечера, а потом вернуться...

— Нет, — возразила она, снова пригубив стакан с соком.

— Нет — не уходить? — не понял он.

— Не приходить, — пояснила она.

— Я не понимаю, Панси, — сокрушённо покачал он головой, усаживаясь к ней лицом. — Почему ты хочешь, чтобы я ушёл?

— Привыкла одна, — пояснила она, чуть двинув плечами.

— Но ты же теперь не будешь одна, — возмутился он. — У тебя есть я и будет ребёнок.

Она не сразу ответила ему. Несколько минут маленькими глотками молча прихлёбывала сок, и он ждал.

— Это не твой ребёнок, — вдруг сказала она.

Он почувствовал, что в глазах темнеет. И не только потому, что уже привык к мысли, что скоро станет отцом, и уже не собирался так просто с этой мыслью распрощаться. Нет, помимо этого он неожиданно осознал, что мысль о том, что она была с другим, не то, что ему неприятна — она болезненным холодом уколола сердце, одновременно плеснув яростью в голову.

— Ах, вот, как, — выдавил он, борясь одновременно с желанием закричать на неё во всю мощь лёгких или схватиться обеими руками за голову, чтобы больше вообще ничего никогда не слышать.

Он вспомнил, что где-то у неё была бутылка отличнейшей ледоводки, которую она заботливо припасла для него, вскочил с кровати и, не обращая внимания на шум за спиной, ринулся вниз, чтобы скорее снова впасть в спасительное забытьё. Два лестничных пролёта до первого этажа заняли ровно четыре секунды. Он пулей влетел на кухню, сразу найдя взглядом бутылку, с ходу схватил её и другой рукой отработанным движением мазнул по горлышку, заставив крышку прокрутиться на резьбе и взлететь в воздух. Сделать он успел лишь несколько глотков — потом ледяные иглы впились в горло, мешая даже дышать, а извилины мозга промёрзли ледяными торосами, тормозя и останавливая все мысли. Он осторожно выдохнул, предчувствуя, как сейчас волной накатит забвение, но ничего такого не произошло.

— Панси? — спросил он, открывая глаза.

Убедившись, что отрезвляющее заклинание подействовало, она опустила палочку и отобрала у него бутылку.

— Это мой ребёнок, Поттер, — недовольно сказала она, ища, чем бы прикрыться.

Даже несмотря на пафос момента, он не отказал себе в удовольствии полюбоваться на обнажённую девушку, лихорадочно перебирающую безнадёжно маленькие кухонные полотенца, и сел, откидываясь на спинку стула. Наконец, она просто надела передник, отчего сделалась ещё более соблазнительной, и тоже уселась напротив, всё ещё пытаясь прикрыться. Потом сдалась и расслабилась, возвращая на лицо обычную маску.