...Итак, ясным весенним утром, я, принц Рауль, 3-ий и младший сын наровинского короля Ниобера, облачился в доспехи предков, усевшись на резвого скакуна и взяв копье наперевес, отправился освобождать прекрасную принцессу Анни-Лору, коварно похищенную поганым змием. Так об этом, наверное, было бы написано в дворцовых хрониках. Придворный хронист и летописец мэтр Сэльмэ уже шнырял в толпе придворных и гостей, собравшихся ради сего знаменательного события, в глубокой задумчивости покусывая кончик своей жидкой бороденки — наверное, подыскивал очередной уничижительный эпитет к "змию".

Действительность, как это и бывает в большинстве случаев, была далека от лубочного глянца летописей. Я, в данный момент, например, в полном облачении, состоящем из собственно доспеха предков — тяжеленного и местами проржавевшего железного лома, а также 3-мя слоями фуфаек, надеваемых под-низ, болтался под потолком, на сложном приспособлении, призванном опустить меня на лошадь. Животина, хотя и была самой выносливой и смирной кобылой из всей королевской конюшни, едва почувствовав вес королевской задницы, не будь дурой, удрала. Как раз сейчас все конюшие, подконюшеные, помощники подконюшеных, а так же множество добровольцев из числа прислуги, носились по двору из угла в угол, пытаясь настичь взбунтовавшееся животное, не столько помогая погоне, сколько мешая, и получая от этого море удовольствия. В другое время я бы тоже позабавился, но положение повешенного не слишком располагает к веселью. К тому же мне жутко хотелось чесаться. Чесалось все тело, даже пятки. И это в то время как я с трудом мог пошевелить рукой! И еще было очень жарко. Вся нижняя фуфайка пропиталась потом, а воротник верхней сдавливал мне шею не хуже удавки. Чувствуя, что вот-вот сойду с ума, я попробовал сосредоточиться на том, что мне предстояло, но тут же в этом раскаялся, поскольку предстояла мне принцесса Анни-Лора — с ее лошадиными зубами, мышиной косой и идиотским смехом.

Что делать — все принцы Наровина женятся на принцессах Ронеля — такова традиция. Мои старшие братцы Хенцель и Гензель уже получили в жены принцесс Анни-Монику и Анни-Каролину соответственно, старших дочерей короля Диэля; теперь была моя очередь пройти всю эту процедуру. Королевство Ронель было таким же микроскопическим, как и наше, а дочерей у короля Диэля было целых 12. В качестве приданного у принцесс было разве что луг да пара болот, особой красотой они тоже не отличались, но кроме Ронельских никаких других принцесс в округе не водилось, (кроме разве что Инесс Тонненбургской, но свататься к дочери самого могущественного Императора, имея всего 300 подданных было, по крайней мере, нелепо). Поэтому женитьба была предрешена с момента моего рождения. У меня правда была надежда, что моей избранницей станет черноглазая Анни-Роза, но бедняжка скончалась 3 года назад от скарлатины, и ее младшая сестра автоматически заняла место моей невесты. Так что если не случится ничего из ряда вон, то не позже чем завтра отец Виссарион из братства Розы провозгласит нас мужем и женой. При мысли об этом я ощутил такой приступ тоски, что не болтайся я как чучело на высоте 2-го этажа, то, наверное, не выдержал бы соблазна и удрал.

С третьей попытки лошадь была повязана и подведена под мое седалище. Участники погони, запыхавшиеся, но довольные, сосредоточенно принялись опускать меня вниз. Канаты невыносимо громко скрипели, конюшие не менее громко орали, и только чудом на этот раз меня смогли водрузить на круп бедного животного. Ноги у кобылы подогнулись, но она с честью выдержала испытание, и после того как меня надежно закрепили и надели на голову шлем, я был представлен широкой публике. Со стороны это, наверное, было внушительным зрелищем, но изнутри шлема я мог наблюдать лишь отдельные фрагменты. Изнывая от жары, чесотки и идиотизма всего происходящего, я принял благословение от обоих королей, пробубнил ответную речь (звучала она как из ведра, впрочем, мой шлем и являлся ни чем иным, как ведром с прорезями для глаз и плюмажем) и под общие приветственные крики отправился забивать дракона.

Главный охотничий дядька Мирон вел мою лошадь под уздцы, и попутно давал мне последние указания, конспиративно понизив голос:

— Вы, Ваше Высочество, того, не сильно то его тыкайте копьем-то. Змию-то нашему, поди, триста лет в обед будет, он скотина такая и так нервный, не дай бог, спугнем, батюшка ваш мне башку отвернет. А то опосля свадьбы братца вашего, Гензеля, мне его 3 месяца обратно приманивать пришлось. Ушел, скотина такая, в поля, а там клевер как раз уродился, так он там и пасся целое лето. А поля-то мужицкие, холопы его хотели на вилы поднять, насилу отбили. Батюшке вашему пришлось откупного им заплатить....Да....Зато клевер у тот год знатный уродился...да...

На этом месте дядька Мирон погрузился в глубокомысленные размышления о клевере, а я попытался сосредоточиться перед будущим представлением. Естественно никакой схваткой и не пахло. Тварью дракон был абсолютно безвредной и всеми повадками больше походил не на ящера, а на лошадь. Древним он был страшно — еще в старинных летописях Империи наш род был упомянут только благодаря тому, что дракон жил на наших землях (хотя возможно это был его предок).

Никакого похищения не было тем более. В свое время дядька Мирон показывал мне книгу, в которой описывались способы дрессировки драконов, в частности каким образом заставить его взлететь и схватить желаемое, а также унести искомый предмет в известное место. Причем самым безобидным из этих способов было засунуть желаемое в стог с клевером ( представив себе Анни-Лору в стогу, я не смог сдержать нервного смешка). В любом случае эти ухищрения, по-видимому, срабатывали слабо — уже несколько поколений не видело, что бы дракон летал, не говоря о том, чтобы кого-то схватить. Все принцессы, желающие быть похищенными, приглашались прибыть на место действия своим ходом, и расположиться согласно сценарию. Для этих целей была построена небольшая башенка с балконом, откуда принцесса могла эффектно лить слезы и изящно помахивать платочком. В перерывах между похищениями башня использовалась окрестными крестьянами для просушки сена. Имелись также скамейки для гостей познатнее, травка на пологих склонах для гостей поплоше и камни для простолюдинов, дабы с близкого расстояния и в безопасности наблюдать за разворачивающимся представлением. Собственно говоря, вся эта романтика разыгрывалась исключительно для гостей — только эти "драконьи" свадьбы давали нашему крохотному королевству возможность хоть как-то держаться на плаву и не идти на поклон к могущественному соседу — Императору. Впрочем, заведись в наших землях что-нибудь посущественнее старого дракона, никакая сила не спасла бы нас от присоединения к Империи, а покуда мы могли безнаказанно наслаждаться своей независимостью. Вообще, вся эта ситуация сильно напоминала историю о "Неуловимом Морице ", которого никто не ловит, потому что он никому не нужен.

Драконья полянка располагалась не так далеко от замка, но дядька Мирон нарочно повел лошадь с довеском в виде чучела принца, то есть меня, самым окружным путем, давая возможность всем гостям занять места (чтобы ни дай бог, никто не пропустил ни малейшей детали предстоящего действа, и дорогие подарки, врученные королю накануне, не пропали бы даром). Долго ждать не пришлось: не успели мы проделать и полпути, как нас нагнал босоногий посланец от батюшки и сообщил, что его Высочество герцог Сьеннежский с дамами уселись, а посему просят начинать. Развернувшись с полдороги, мы направились напрямик через лес — заставлять знатных особ ждать было неразумно.

Наконец мы въехали, или, учитывая скорость моего скакуна, притащились на место. Драконьей полянкой называлась небольшая прогалина с дубом посредине и небольшим ручейком. Романтическую прелесть места дополняла башенка, живописно поросшая виноградными лозами и мхом. Впечатление, правда, несколько портила принцесса Анни-Лора, решившая именно сегодня, взять реванш за ту серую и унылую жизнь, которую она вела до сих пор и обратить на себя внимание всего общества. Все бы ничего — в конце концов, для бедняжки это действительно был уникальный шанс выделиться, беда в том, что представление о том, как должна себя вести похищенная драконом принцесса у Анни-Лоры были весьма оригинальные. Выражалось это в картинном закатывании глаз, заламывании рук и ежеминутном паданье в обморок. В перерывах между этими действиями Анни-Лора простирала руки во все стороны света и, опасно перегибаясь через перила балкона, вопила, как свихнувшаяся ослица:

— О, мой прекрасный рыцарь! Приди, приди, спаси меня от участи, что хуже смерти! Явись, о, могучий и порази змия! — и тому подобное.

Было видно, что речь была отрепетирована заранее, потому что сочинять такие глупости на ходу, да еще по отношению к моей скромной персоне, не смог бы даже мэтр Сэльмэ, который, судя по архаичности лексикона, и являлся автором сего блестящего спича. Во всей округе он считался самым ученым ритором и обладателем столь совершенного стиля, что его услугами не гнушался пользоваться даже секретарь его Высочества, когда требовалось сформулировать что-нибудь так, чтобы даже Трогг не разобрал — в этом мэтру Сэльмэ не было равных. Даже в обыденной речи он умудрялся пользоваться выражениями, вышедшими из моды еще 200 лет назад. Кроме всего прочего в его обязанности входило обучать королевских отпрысков грамоте, геральдике, риторике и счету. Я от его уроков увиливал, как только мог, а вот принцесса Анни-Лора по-видимому была послушной ученицей, и полностью переняла его премудрость. Впрочем, публика реагировала вполне благожелательно. Его Сиятельство Архиепископ даже соизволил поаплодировать после особенно удачного Анни-Лориного завывания.

А вот Дракон явно нервничал. Он беспокойно ходил вокруг дуба, и дергался каждый раз, когда принцесса брала верхнее соль. Маленькие его глазки заплыли гноем, и видел он не далее, чем на 3 локтя вокруг, слышал тоже плохо, но обоняние по-прежнему было замечательным. Незнакомые запахи волновали Дракона, предвещая неприятные тычки в спину. Я вполне разделял его тоску, но ничего поделать не мог — придется ему перенести еще несколько ударов и от друга детства (моего детства, разумеется). Надеюсь, он быстро сообразит, что именно от него требуется.

Анни-Лора, наконец, заметила меня и в приливе чувств хлопнулась в обморок. Наступила благословенная тишина. Следовало спешить, пока она не возобновила свои причитания. Выехав вперед, я поклонился высокому обществу, балкону, на котором валялась моя бесчувственная невеста, и, сотворив что-то отдаленно похожее на символ веры (из-за доспехов руки слушались с трудом), развернул коня в нужную сторону. От криков, типа: " Я спасу тебя, прекраснейшая! " я решил воздержаться — все равно из-за дурацкого ведра на голове их никто бы не услышал. Дядька Мирон вставил в мою руку боевое копье, тщательно затупленное на конце.

— Ну, — сказал он, — начали — и с силой ударил лошадь тяжелой железной перчаткой. Кобыла, до того мирно жевавшая травку, никак не ожидала такой подлости. С возмущенным ржанием лошадь взвилась на дыбы — я с трудом удержался в седле, и рванула вперед с невиданной прытью (по счастью в нужном направлении). В одной руке у меня было копье, другой я тщетно пытался натянуть вожжи, но чертова скотина уже "закусила удила" в прямом смысле этого слова и на все мои потуги только ускоряла ход. Дракон тоже почувствовал неладное, поднял голову, и вдруг с громким рыком поднялся на задние лапы, перебирая передними воздухе. Со стороны это, наверное, выглядело угрожающе, но на самом деле он просто унюхал меня. В детстве я проводил много времени играясь с ним, таскал ему вкусности и даже выучил его "служить", как хорошую собаку. Именно эту стойку он и демонстрировал сейчас, совсем некстати. Столкновение было неизбежным. Я зажмурил глаза и изо всех сил вцепился в луку седла. Последним, что я увидел, было стремительно приближающееся покрытое роговыми пластинами брюхо дракона, с каким-то маленьким углублением посредине.

Глава 2.

Когда я открыл глаза, был уже вечер. Переход в мир живых произошел мгновенно — только что я летел на встречу живой горе, и вот уже лежу на кровати в своей комнате. Я рывком сел и принялся себя ощупывать — на первый взгляд переломов не было, немного саднило плечо, но это пустяки. Заходящее солнце светило мне прямо в глаза, так что я даже не сразу заметил, что в комнате находится кто-то еще. Громкий вздох рядом с кроватью заставил меня подпрыгнуть от неожиданности, но тут я увидел знакомые обвислые усы и с облегчением набросился на их обладателя:

— Дядька Мирон, что ты здесь делаешь? Где все? Что случилось?

— Беда, принц, беда — дядька Мирон всхлипнул и вытер слезу обратной стороной ладони, — дракон-то сдох. Убили вы его, Ваше Высочество.

— Как это?! — от неожиданности я даже сел. — Он же вечный! У него же панцирь по всему телу! Ты же сам говорил, что дракон есть существо неуязвимое, потому его и убить невозможно!

— А вот оказалось, что и нет! Пластина-то панцирная у него на брюхе в одном месте приподнималась, а под ней ямка такая, типа пупка — вот в нее вы, принц копьем-то и угодили. Как он, бедный закричал, и как грохнется оземь — аж земля содрогнулась. Вас из седла тоже выбило хорошо хоть в другую сторону.— Дядька Мирон понизил голос.— А из пупка драконьего, когда он дух испустил, выкатилось колечко.

— Святые небеса, что ты несешь! Какое еще колечко!?

— А вот какое — дядька Мирон достал из кармана платок, и медленно развернул — в середине действительно лежала плоская округлая бляшка неправильной формы и мутного цвета.

— На золото не похоже — я попробовал его на зуб — ты уверен, что это кольцо из пупка дракона?

— Своими глазами видел, как выкатилось — дядька Мирон сотворил символ веры.— Я раньше всех подбежал. Вы, принц его храните, оно наверняка волшебное.

— Ты, Мирон, совсем сбрендил на старости лет. Может, ты и в королеву фей веришь?

— Говорю я вам, точно оно волшебное...

Наверное, мы могли бы препираться еще очень долго, но громкий стук в дверь прервал нас. Воспользовавшись этим, дядька Мирон всучил мне кольцо, а сам быстро отошел к окну. В дверь боком протиснулся длинный как жердь дворецкий Гастон, и, томно обмахиваясь платочком, что, как он считал, было признаком хороших манер, сообщил, что Их Величества ожидают меня в гостиной. Официальность приглашения не предвещала ничего хорошего.

— В каком расположении духа пребывает Его Величество? — понизив голос, спросил я.

— Скажем так — дворецкий, изящно прикрывшись, зевнул — первый раз в жизни я не жалею, что не родился принцем.

С трудом, сдерживая панику, на негнущихся ногах я сошел в гостиную. Я был готов увидеть Ниобера гневного, Ниобера бушующего, Ниобера разъяренного, бьющего в бешенстве тарелки и стреляющего из арбалета по проходящим по двору крестьянам, но действительность превзошла все мои самые плохие ожидания.

123 ... 323334

↓ Содержание ↓