Тем не менее на стражников у ворот театра, мы, видимо произвели впечатление, поскольку те даже не сделали попытки загородить нам проход. Препятствие ожидало нас возле парадного подъезда и имело вид мажордома в малиновых чулках и того же цвета пером на берете. Низкий поклон, который он отвесил старикашке, отдавал должное его величественным манерам и великолепному плащу, но тон, которым мажордом осведомился о цели нашего визита не оставлял сомнений в том, что долго водить его за нос не удастся.

— Передайте госпоже Оделине, что прибыл ее личный врач и косметолог, — ответствовала Мэнди с таким высокомерным видом, которому позавидовал бы и принц крови.

— Госпожа Оделина еще не соизволили приехать, — сладенько проговорил мажордом, — ждем с минуты на минуту-с.

— В таком случае проводите нас в ее покои, мы подождем там, — нашлась девушка.

Эта идея совершенно не понравилась разряженному павлину в малиновых чулках, но пока он кряхтел, отыскивая для отказа аргумент повежливее, старикашка уже выбрался из носилок, и величественно кивнув мажордому, прошествовал мимо него вглубь тетра. Мэнди проследовала за ним. Опешивший от такого нахальства мажордом, немного пометавшись, кинулся вслед за ними, предварительно крикнув служке, чтобы тот позаботился о нас. Мы бы, конечно, прекрасно обошлись бы без такой опеки, но выбирать не приходилось, и мы потащились за служкой по направлению к конюшням. И только избавившись от надоевших до колик носилок в каретном сарае, я почувствовал, как устал — спину ломило, ладони саднили, ног я вообще не чувствовал, а ведь еще предстояло пробираться в театр!

— А что, братец, — обратился Рувэн к пронырливому служке, — можно ли здесь получить где-нибудь стакан молока? Да и пирога кусок не помешал бы...

— Еще чего, — фыркнул в ответ "братец", — для такого угощения ты рылом не вышел. То же мне, велика птица — какой-то носильщик, а туда же! Если каждый холоп тут будет молока требовать, то в Рейнсберке скоро коров не останется. Еще и пирога ему! Вот ведь наглец!

В продолжении этой речи, Рувэн бросал на меня столь выразительные взгляды, что я, хотя и не сразу, догадался, что от меня требуется и потихоньку удалился.

— Да ведь я не просто носильщик, братец, — донеслось до меня из-за двери, — я слуга величайшего из докторов!

— Подумаешь, видал я вельмож и познатнее!

Дальше слушать эти препирательства я не стал, и направился через внутренний двор к боковой двери здания, расположенной прямо под подмышкой какого-то гиганта, поддерживающего портик. За дверью находился большой зал, вымощенный грубыми гранитными плитами, на котором валялась огромная куча цветов. Вокруг нее восседали несколько девиц, плетущих венки. Я вспомнил наставления Рувэна, и, приняв крайне независимый и деловой вид, быстро прошел мимо них к двери, находящейся у противоположной стены. Прием сработал — девицы с букетами даже не поинтересовались кто я такой, хотя и посмотрели заинтересованно. Захлопнув дверь, я обнаружил перед собой длинный коридор со множеством дверей по обе стороны. Возможно, искать главного композитора Императорского театра, заглядывая подряд во все комнаты было глупо, но другие способы мне в голову как-то не пришли. Первые 3 комнаты были пусты. В 4-ой я нос к носу столкнулся с огромной, аспидного цвета псиной, спящей на кушетке. Услышав скрип двери, она приоткрыла один глаз и зевнула, продемонстрировав при этом столь внушительную пасть, что я предпочел поискать Тьери в другом месте. Пятая комната использовалась в качестве склада для каких-то декораций, а в 6-ой я увидел огромное, во всю стену зеркало. Перед ним, спиной ко мне стояла абсолютно голая пожилая дама, пристально рассматривающая какой-то прыщик на губе.

— Это ты, милая? Заходи, — не оборачиваясь произнесла она, но мне почему-то не захотелось воспользоваться ее любезным приглашением.

В 7-ой комнате шел бурный скандал между тремя нарядно одетыми господами и одной миловидной барышней. Причем кричали все одновременно, господа периодически хватались за шпаги, а барышня сосредоточенно била тарелки в зеленый цветочек. На меня они не обратили ровно никакого внимания, и я не стал вмешиваться, тем более, что Тьери среди них не было.

За 8-й дверью самозабвенно репетировал скрипач, а 9-ю закрывал пыльный занавес, за которым страстно целовались. Темно было так, что я не видел дальше собственного носа, и, наверно, наступил на кого-то наступил, поскольку мне в достаточно грубой форме посоветовали смотреть под ноги. Я уже хотел было разобраться с этим наглецом, но тут впереди показались проблески света и послышался голос, безусловно принадлежащий разыскиваемому мной субъекту. Субъект что-то истошно вопил. С величайшими предосторожностями я подобрался поближе, и осторожно выглянул из-за очередного занавеса. Взору моему предстала большая сцена с фонтаном в виде лебедя посредине. На бортике фонтана, соблазнительно выгнув бедро, сидела золотоволосая дама в платье из зеленой парчи. Рядом с ней стоял какой-то до невозможности огорченный господин в полосатом камзоле, а вокруг них, размахивая руками, как мельница крыльями, бегал главный композитор Императорского театра. Впрочем сейчас было трудно признать в этом вопящем всклокоченном господине того изнеженного и рафинированного фаворита принцессы, который когда-то так взбесил меня своими изящными манерами и идеальным пробором. В данный момент он был похож, скорее, на собаку у которой отобрали кость.

— Подонки, скоты, — кричал он, сотрясая воздух кулаками, — я знаю — это все козни Иринэо, этого жалкого глупца, возомнившего себя директором комической труппы. Да разве может он, со своим жалким театришком, тягаться со мной, с самим Тьери Великолепным! Жалкий ублюдок!

Видимо слово "жалкий" было любимым в лексиконе главного композитора Императорского театра.

— Но мой нежный козлик, — бархатным голосом произнесла дама, поправляя прическу, и демонстрируя при этом великолепный бюст,— каким образом мог Иринэо узнать о твоих планах?

— Вот именно, — вскричал Тьери, — здесь не обошлось без предательства! Ему кто-то донес!

— Но ваша милость, об этом знали только мы с вами, — дрожащим голосом произнес господин в полосатом камзоле. — Вы же не думаете, что я мог...— Он всхлипнул, — моя верность вашей милости...Столько лет...

— Успокойся Конрад, я тебе верю, — ответил Тьери, яростно одергивая манжеты. — Кроме тебя об этом знала еще и Оделина.

Золотоволосая дама недоуменно приподняла правую бровь и еще больше выпятила грудь.

— Ты сходишь с ума, козлик, — нежным голосом пропела она, — Где я по-твоему могла спрятать 100 голубей?

На это Тьери только безнадежно махнул рукой и рухнул на бортик бассейна.

— О, моя опера, мой чудесный новый спектакль! — простонал он. — У меня была такая грандиозная задумка: финальная ария Оделины, прославляющая чистую возвышенную любовь, фонтан бьет вверх, подсвеченный великолепным фейерверком, водопад из цветов, оркестр играет тутти, хор поет, и тут, как кульминация, в воздух взмывают 100 белых голубей, как символ надежды и вечной любви! Это должно было стать моим триумфом! Апофеозом моей карьеры! Принести мне неувядающую славу, признательность Его Величества, и навеки указать этому жалкому ничтожеству Иринэо его место. И вот — фонтан не работает, фейерверк отсырел, а теперь еще и голуби пропали! Куда, я вас спрашиваю, могла подеваться сотня голубей?!! Это же не булавки! Как они могли пропасть?!!

— Возможно их еще доставят, — робко вставил Конрад.

— Их должны были доставить еще вчера! — истерически взвизгнул Тьери. — Нет, нет, все пропало! И не уговаривайте меня!

Он вскочил и кинулся куда-то по лестнице, ведущей вглубь декораций. Видимо, такие срывы не были редкостью, поскольку ни Конрад, ни Оделина не поспешили за ним с утешениями. Понимающе переглянувшись, они уселись рядом и завели тихую беседу. Более благоприятного момента я и не мог себе представить. Оставалось лишь пересечь сцену. Оглянувшись вокруг, я обнаружил огромный пустой короб, и, взвалив его на плечо с привычным мне уже деловым видом, проследовал мимо шепчущейся парочки. Ни один из них в мою сторону даже не взглянул. Преодолев 2 пролета, я обнаружил, что лестница раздваивается. Я опустил короб, пытаясь сообразить, какой путь предпочтительней, когда сзади меня раздался голос:

— Эй, парень, что это у тебя? — по ступенькам спускался Тьери. Как ни странно — совершенно спокойный и без малейших признаков истерики. — Ты оглох что ли?

— Это...э-э-э... — я заметался, не зная что ответить, и в конце концов неожиданно выпалил — Голубей заказывали?

— Голуби?!! — в один прыжок главный композитор Императорского театра оказался рядом со мной, и прежде, чем я успел ему помешать, уже поднимал крышку короба. Естественно, содержимое коробы его вряд ли могло обрадовать.

— Что это? Пусто?!! Да ты деревенщина, никак вздумал подшутить надо мной? — Тьери взглянул мне в лицо и осекся. Не смотря на мою пажескую куртку и царивший на лестнице полумрак, он меня узнал.

— Ты?!! Здесь?!! — промычал он удивленно. — Тебя же по всему городу ищут.

— Вот видишь, а ты нашел, — я внезапно ощутил холодное спокойствие и яростную решимость идти до конца. Наверно это отразилось на моем лице, поскольку Тьери внезапно испугался.

— Что тебе надо? — взвизгнул он, отступая к коробу.

— Поговорить...

Как назло в этот момент внизу послышались шаги. Кто-то поднимался по лестнице, и мне это было совсем не на руку. Тьери уже открыл рот, собираясь позвать на помощь, но мой кулак пресек этот порыв, угодив ему прямо в лоб. Тьери закатил глаза, и, сложившись пополам, с присущим ему изяществом, свалился прямо в отрытый короб.

Глава 28.

— Рауль, ты здесь? — я даже выругался от облегчения — по ступенькам поднимался никто иной, как Рувэн. — А что это за ящик?

Я приподнял крышку, демонстрируя ему содержимое короба.

— Это и есть Тьери? — Рувэн присвистнул от удивления. — Здорово! Как это ты его?!!

— Мой кулак оказался быстрее языка, — скромно ответил я.

— Однако надо куда-то оттащить этого спящего красавца, — Рувэн озабочено оглянулся вокруг, — не здесь же его допрашивать.

После этих слов он взлетел вверх по лестнице, оставив меня наедине с телом Тьери. Отсутствовал он так долго, что я уже начал нервничать.

— Там вход на крышу, — сказал он, опускаясь рядом со мной. — Место тихое, уединенное, хотя и немного грязноватое.

— Сгодится, — ответил я, и мы, подхватив Тьери под руки потащили его вверх по ступенькам. По дороге он попытался прийти в сознание, но Рувэн быстро его успокоил, приложив затылком о перила. Если так пойдет дальше, то бедняга рискует завтра проснуться с головой, покрытой шишками так же часто, как жаба пупырышками.

Крыша действительно была загажена довольно сильно — при таком обилии пернатых это было вовсе не удивительно. Я еще подумал, что Тьери мог бы наловить здесь не одну сотню голубей, а также воробьев и ворон. Правда белые среди них отсутствовали напрочь, видимо символизируя недостаток в реальной жизни вне сцены возвышенной и чистой любви. Тем временем Рувэн привязал фаворита принцессы к каминной трубе, кощунственно порвав для этой цели его собственную шелковую рубаху. Кружева и пышный воротник тоже пошли в дело, вернее в рот господина композитора. Если учесть красоту отделки и тонкость работы, надо признать, что это был самый дорогой и изящный кляп, который я когда-либо видел в жизни.

— Посторожи-ка его пока, — сказал Рувэн, проверив узлы, — а я тем временем сбегаю за сестренкой и старикашкой.

— Да, действительно, — спохватился я, — как бы этот расфуфыренный павлин не стал чинить им препятствий.

— Как раз на этот счет я не волнуюсь, — ответил Рувэн, отряхивая штаны, — меня больше беспокоит, как бы сестренка не устроила ему небольшую взбучку.

Дальнейшие события показали, что опасения Рувэна были не напрасны. Мажордом то ли почувствовал что-то неладное, то ли просто был редкостным мерзавцем, но ни под каким видом он не соглашался оставить старикашку с Мэнди одних в покоях госпожи Оделины. Кроме того куртка, доставшаяся Мэнди была ей тесновата, так что опытный глаз мажордома вскоре усмотрел в фигуре докторского пажа пару непредусмотренных природой выпуклостей. И тут он совершил ошибку: вместо того, чтобы кликнуть стражу и с позором изгнать самозванцев, старый ловелас решил лично удостовериться в своих подозрениях. За что и получил по голове ночным горшком госпожи Оделины. После этого разряженный идиот отправился отдыхать в гардеробную, связанный по рукам и ногам, а Ульрих с девушкой, воспользовавшись полученной свободой, принялись шастать по театру. Каким-то чудом они не заблудились, не потеряли друг друга, и даже столкнулись с Рувэном около Императорской ложи. Так что Тьери еще как следует не очнулся, а мы все уже были в сборе.

— Хорош, ничего не скажешь, — прокомментировала Мэнди, с интересом разглядывая начинавшую наливаться фиолетовым шишку на лбу у господина композитора. — Рувэн, это твоя заслуга?

— Почему сразу я?!! — возмутился ее брат. — К данному случаю я касательства не имею. Это наш принц постарался.

Тем временем старикашка вынул кляп изо рта Тьери, чем тот тут же воспользовался, чтобы вылить на нас весь свой запас самых грязных ругательств, причем слово "жалкие" было в этой речи чуть ли не каждым вторым.

— А с виду такой приличный господин, — с укоризной произнесла Мэнди.

Вот ведь мерзавец! Да как он посмел выражаться такими словами, да еще в присутствии дамы! Хотя Мэнди не совсем дама, и к тому же была одета по-мужски, Тьери это все равно не оправдывало. Я уже собирался добавить симметрии к шишкам на его голове, но Рувэн удержал меня.

-Не стоит, Рауль, — сказал он, нехорошо улыбаясь, — господин композитор уже закончил, не правда ли?

Тьери взглянул на него и поперхнулся последним словом.

— Вот и славно, — старикашка уселся на короб, предусмотрительно захваченный им с лестницы, — думаю, господин Тьери не откажется ответить на пару вопросов.

— А если откажется? — визгливо спросил Тьери.

— Отправишься летать с крыши вместе с голубями, — зловещим голосом произнес Рувэн.

— Вы не посмеете, — презрительно скривился в ответ фаворит принцессы, — жалкие наглецы! Да вы хоть понимаете с кем вы связались?!! Я вас в порошок сотру, я прикажу вас пытать до тех пор, пока...

Продолжить это увлекательное повествование ему помешал Рувэн. Подмигнув мне, он отвязал Тьери от трубы, после чего мы оттащили его к краю крыши.

— Что вы делаете? Мерзавцы! Немедленно отпустите меня! — Тьери дергался как рыба в сачке, но совместными усилиями нам удалось перекинуть его через балюстраду, после чего мы стали медленно опускать его головой вниз. Сбрасывать мы его, естественно, не собирались, а лишь как следует напугать. Что бы мы стали делать, если бы Тьери не сдался и после этого метода убеждения, я, право, даже не представляю. Впрочем, мои опасения оказались напрасны — мы даже не успели как следует его опустить, а "храбрый" фаворит принцессы уже исходил криками : "Хватит, я все скажу!". Мы затянули его обратно.