Здание, в котором находились покои капитана, не имело общей крыши с остальной тюрьмой, а находилось, как бы внутри, во дворе. Расстояние между ним и тем корпусом, на крыше которого находились мы было довольно значительным, и я терялся в догадках — каким образом мои новые знакомые собираются преодолеть это пространство. Не перепрыгивать же — даже обезьяне это было бы не под силу! Но я их недооценил. После непродолжительного совещания, Рувэн привязал к веревке какой-то крюк, и принялся ее вращать над головой, постепенно увеличивая темп, а затем неуловимо быстрым движением швырнул ее вперед. Веревка перелетела на соседнюю крышу, и закрутилась вокруг печной трубы. Рувэн несколько раз дернул за нее, чтобы убедиться, что она хорошо закреплена, и привязал другой конец веревки к трубе находящейся возле нас.

— Ловко! — сказал я. — А дальше-то что? Вы же не рассчитываете перелезть по этой веревке на ту крышу?!

— Не перелезть, принц, — промурлыкала Мэнди. — А перейти!— С этими словами она вдруг достала откуда-то из-под куртки большой веер и раскрыла его, резким движением руки. Только тут до меня дошло, что именно она собирается делать.

— Ты что, с ума сошла? Ты же разобьешься!

Вместо ответа несносная девчонка, только улыбнулась и приложила палец к губам, напоминая мне, что нужно говорить шепотом.

— Рувэн, останови ее! Я не хочу, чтобы она сломала себе шею из-за моей шпаги!

— Успокойся, Рауль, — Рувэн оставался невозмутим, как скала, — она делает это каждый вечер. Мы же с ней цирковые акробаты, помнишь?

Тем временем Мэнди уже ступила на канат, натянутый на головокружительной высоте. Она шла медленно, удерживая равновесие при помощи веера, шаг за шагом приближаясь к спасительной крыше. Порывы ветра раскачивали веревку так, что ей приходилось порой останавливаться и пережидать некоторое время, прежде чем продолжить движение. Пару раз я думал, что ее заметили из окна, и сейчас в нее будут стрелять, но тревога оказывалась ложной. Я пытался не смотреть, но не мог отвести взгляда от ее гордо выпрямленной спины. Мне все время казалось, что следующий ее шаг будет последним, что Мэнди вот-вот оступится и упадет. Увидев, что девушка очутилась, наконец, на крыше капитанского корпуса, я рухнул, как подкошенный, с бешено колотящимся сердцем и холодным потом на лбу — как будто это я, а не циркачка только что прошелся по веревке над пропастью. Рядом шумно вздохнул Рувэн — судя по всему он не был так уж уверен в исходе трюка, который устроила его сестренка, как пытался показать. Тем временем, Мэнди приподняла дверцу люка, ведущую на чердак и скрылась внутри. Нам оставалось только ждать.

Я пытался не думать об опасностях, подстерегающих ее на пути в кабинет капитана, но воображение помимо моей воли рисовало всякие ужасы. И вот, когда я уже окончательно уверился, что Мэнди схватили, она внезапно появилась в кабинете. Подав нам знак, что с ней все в порядке, она спряталась за гардину, и вовремя — через кабинет проковылял давешний горбун, неся на подносе бутылки с вином и какой-то снедью. Через окно в соседней комнате, я видел, как оживились стражники, и принялись разбирать содержимое подноса. Когда я перевел глаза обратно, то увидел, что Мэнди уже покинула свое убежище за шторой, приблизилась к массивному бюро, в ящике которого капитан запер мою шпагу и занялась замком. Действовала она столь дерзко, что было просто чудом, что ее еще не заметили. Издалека мне было трудно разглядеть подробности, но судя по всему, девушка решила не морочить себе голову, пытаясь отомкнуть замок, а попросту взломать его. И это удалось ей на диво быстро! Стражники еще наполняли бокалы, а Мэнди уже схватила шпагу и подняла ее вверх триумфальным жестом победителя. Затем развернулась и стремительно кинулась к лестнице в глубине капитанских покоев, где и растворилась в полумраке.

Я обнаружил, что со всей силы сжимаю кулаки и прерывисто дышу. Чтобы прийти в себя и успокоиться, я прикрыл глаза, и стал читать молитву Пресветлой деве, но тут Мэнди выбралась, наконец, на крышу и последовал второй тур прохождения по канату, на это раз еще и со шпагой в качестве балансира. Волноваться больше, чем раньше, я уже не мог, поскольку, по-видимому уже достиг своего пика. Находясь в каком-то странном состоянии оцепенения и покорности судьбе, я наблюдал, как Мэнди приседая и раскачиваясь медленно скользит над пропастью, и был готов принять как должное и удачу и несчастье. Но все закончилось благополучно.

— А вот и я! — одним изящным движением девушка оказалась на крыше рядом с нами. — Как вы тут были без меня, мальчики? Не испугались? — Мэнди была свежа и весела, как утренняя пташка.

Я почувствовал нарастающее раздражение — я так переживал, а для нее это оказывается было как послеобеденная прогулка в парке. Молча выхватив из рук Мэнди шпагу, я лихорадочно стал рассматривать ее, насколько мне позволяло скудное освещение, но даже в этих условиях, я сразу же понял, что это она, та самая. От избытка чувств, я даже поцеловал эфес с фамильным гербом.

— О, какие нежности! — язвительно прокомментировала Мэнди. — А как насчет небольшой благодарности тем, кто доставил тебе этот трофей?

Я, действительно собирался сказать ей спасибо, но ее тон и слова привели к прямо противоположному результату.

— Если бы не вы с Рувэном, дорогая принцесса из погорелого цирка, — прошипел я, — я бы вообще не влип в эту историю и не оказался бы в тюрьме. Так что сейчас вы просто исполняете свой долг. А насчет благодарности я подумаю, когда окажусь в безопасности и с деньгами.

Мэнди уже было открыла рот, чтобы ответить мне, но тут нашу небольшую стычку прервал Рувэн:

— В кабинете зажегся свет, — произнес он напряженным голосом.

Мы переглянулись и подползли к краю крыши. Действительно, в комнате, только что покинутой Мэнди что-то происходило — горели свечи и кто-то ходил.

— Капитан!!! — в панике воскликнул я. — Он вернулся! Бежим!

— Спокойно, — сказал Рувэн. — Тревогу пока что не подняли, так что время есть. Ты заперла ящик? — обратился он к сестре.

— Я сломала замок, — шепотом ответила она. — Но я прикрыла ящик, так что это не сразу заметно. Если, конечно, капитану не взбредет в голову его открыть.

— Будем надеяться, до утра он не станет этого делать. Ладно, пора двигать отсюда.

Обратную дорогу я помню отрывочно. Я чувствовал себя слепым, как крот, и полностью зависел от своих спутников. Нельзя сказать, что это было приятное чувство. Помню как мы спускались по веревке с какой-то увитой плющом стены. Потом длинные пустые коридоры по которым мы передвигались чуть ли не ползком. Потом темный запущенный сад, какие-то колючие кусты, и мы бежим сломя голову, и я панически боюсь потерять в темноте Рувэна, потому что понимаю, что без него мне отсюда не выбраться. Потом опять какая-то стена и наконец брусчатка улицы. Выбрались!!! Мы по-прежнему спешим, но напряжение спадает, и меня начинает разбирать смех. Я представляю себе лица домашних — если бы они могли сейчас меня увидеть. Как бы удивился мэтр Сэльмэ, а какую гримасу состроил бы братец Хенцель! Ну и кислая была бы у него морда! А моя несостоявшаяся невеста! Представляю что сказала бы Анни-Лора по этому поводу!

— Да перестаньте вы, наконец, хихикать, — сердито сказала Мэнди. — Хотите, чтобы вас обнаружили?

Пришлось признать, что на этот раз она была права. Я попытался умерить свое ликование. Лежать в соломе было мягко, но с правой стороны меня что-то щекотало, а шею кололи отдельные колоски.

— Тш-ш-ш, не вертись, — прошептал мне на ухо Рувэн. — Кто-то идет.

Я попытался разглядеть что-то сквозь солому, но с моего места было видно лишь розовеющее утреннее небо. Телега остановилась. Я слышал, как Мэнди, которую в широком кафтане и соломенной шляпе легко можно было принять за мальчишку — подмастерье, объясняла стражникам, что везет солому к миссии клана Золотого Локона. А так рано, потому что у главы клана заболел внук, и приказано выстелить соломой мостовую перед домом, чтобы проезжающие экипажи и пешеходы не беспокоили покой больного.

— Складно придумано! — отметил я про себя. — Любой житель Рейнсберка скорее проглотит ежа, чем станет связываться с главой высшего клана.

Стражники видимо тоже придерживались этого мнения, поскольку дали нам проехать и не чинили более никаких препятствий. Я с интересом наблюдал, как на фоне занимающейся зари, проплывают мимо шпили высоких башен, как красивы и разнообразны окрашенные в розовое ранние облака. Почему я раньше никогда не замечал как прекрасен рассвет? Ведь им можно любоваться вечно! Мое ликование слегка нарушил вид тюремных башен, черных и мрачных, как кладбищенские вороны. Я попытался разглядеть свою, как вдруг увидел на крыше одной из них какую-то странную фигуру. Капитанский уродец! Что он делает там в такую рань? Я до рези в глазах принялся вглядываться в него, стараясь рассмотреть как можно больше подробностей. Неужели наш побег обнаружен? Тем временем горбун повел себя по меньшей мере странно — он развел руки широко в стороны и стал махать ими, как будто собирался взлететь, а затем оттолкнулся от крыши и прыгнул вниз головой, изобразив на мгновение в воздухе ту фигуру, которую мы в детстве называли "щучкой" и, бывало, проделывали ее, прыгая с обрыва в реку. Несколько ужасных мгновений я наблюдал этот безумный полет к смерти, а затем телега завернула за угол и скрыла от меня происходящее. И — тишина. Жуткое безмолвие, не нарушаемое ни одним звуком, кроме цоканья копыт по брусчатке. Я повернулся к Рувэну — тот успокаивающе подмигнул мне. Ну да, с его места он не мог видеть, что происходило наверху. На мгновенье мне показалось, что все это мне привиделось. Но нет — видения не могут быть настолько отчетливыми. Я зажмурился и потряс головой, пытаясь отогнать морок, и тут в моей голове, как будто кто-то произнес: " Порошок, снимающий страх перед полетом, что может быть глупее ! Вы же не станете верить в подобную чушь?!"

Глава 9.

К тому времени, как мы миновали миссию, уже окончательно рассвело, и Рувэн решил, что опасность миновала. Редкие прохожие не обращали на нас никакого внимания, и мы, зевая и отряхиваясь от прилипших соломинок, смогли, наконец, выбраться наружу. Рувэн поменялся с Мэнди местами, и сразу же направил лошадь в какой-то незаметный переулок, а оттуда еще куда-то вглубь квартала, так что я сразу потерял ориентацию. Довольно долго мы петляли между какими-то сараями, а затем внезапно очутились возле набережной. В проходе между домами мелькнули колонны променада и серебристая гладь реки, но вот очередной поворот — и вновь лишь темные дворы и своры бездомных собак, лающих нам вслед. Я окончательно потерялся, и уже, даже не пытался сориентироваться. Мэнди расстелила поверх соломы свой кафтан, и преспокойнейшим образом заснула, свернувшись калачиком.

Я тоже отчаянно зевал, но как ни старался, не мог задремать. Стоило мне закрыть глаза, как перед моим мысленным взором появлялось слюнявое лицо горбуна. Неужели я стал виновником его смерти? А может быть это никак со мной не связано? Возможны ли такие совпадения? Кто знает... Рувэну я не стал ни чего говорить — почему-то мне казалось, что он мне не поверит. Хватит с меня и насмешек по поводу дракона. Он, наверное, и так считает меня отъявленным фантазером либо сумасшедшим. Впрочем, как и все в этом городе...

Миновав очередной грязный дворик, мы вдруг выехали к Новому кладбищу. Надо же, — я-то полагал, что мы находимся на другом конце города! Я был уверен, что от набережной до кладбища надо идти не меньше часа! Но это несомненно было именно оно — кипарисы при входе, искусно подстриженные в форме спирали , 7 витков которой символизировали те ступени, которые душа праведника проходит, отлетая от тела, витая арка входа, и, виднеющиеся поверх ограды грандиозные склепы 12 высших кланов Рейнсберка. Новым кладбище называлось уже лет триста, и когда-то оно действительно располагалось на окраине города, но с течением времени город сильно разросся, так что кладбище оказалось со всех сторон окруженным домами, и превратилось, благодаря своей красоте и расположению в любимое место отдыха горожан. Столичные жители очень любили побродить между вековыми дубами, полюбоваться склепами (среди которых попадались поистине великолепные — иные превосходили по роскоши и королевский дворец), а некоторые даже устраивали здесь пирушки и назначали свидания возле какого-нибудь памятника сиру Риффенаху. Что и говорить, у рейнсберкцев были довольно странные представления об уважении к мертвым.

На данный момент, однако, кладбище было пустынно — слишком рано для посетителей, и лишь пронзительно кричали над головой жирные наглые чайки, вытеснившие с этого кладбища всех остальных птиц, даже ворон.

— Разбуди-ка сестренку, — сказал Рувэн, оглядываясь по сторонам. — Уже недолго осталось.

— Я не сплю. — Мэнди открыла глаза и сладко потянулась.

— Куда мы, собственно, едем ? — поинтересовался я. — Или это секрет?

— Вообще-то секрет, — протянула Мэнди. — Так что тебе придется поклясться белой дамой замка Розенберг, что ты нас не выдашь.

— А что, моего честного слова недостаточно?

— Извини, Рауль, — сказал Рувэн, — это необходимо.

С этими словами он остановил лошадь возле небольшого святилища при входе на кладбище, с изображением всемилостивейшей богини, или, как ее называли в простонародье " Белой дамой замка Розенберг" по одному из ее проявлений. Мы сошли с телеги и приблизились к святилищу.

— Это просто глупо!

— Глупо, или нет, таков обычай, — спокойно произнес Рувэн. — Начинай.

— Клянусь Белой дамой замка Розенберг, что не выдам вашего убежища, — вздохнув, проговорил я.

— И пусть поразит меня молния, если я совру, — подсказала Мэнди.

— И пусть поразит меня молния, если я совру, — покорно повторил я и в завершение клятвы трижды сплюнул на землю, как мы это делали в детстве.

Мои спутники не обратили внимания на мою выходку, и совершенно удовлетворенные, вернулись к телеге.

— Так куда мы едем? — повторил я свой вопрос.

— К Толстой башне, — ответила Мэнди. — Ах, да, ты не знаешь, ты же не местный.

Как я понял из ее объяснений, Толстой башней называли бывший замок пфальцграфа Рюбенталя, который был подарен ему Императором Филибером 3-им, по прозвищу Кровавый за то что тот спас ему жизнь в битве при Каворэни. Однако, когда один из потомков пфальцграфа присоединился к Мятежу баронов, замок был взят штурмом, разграблен и сожжен. С течением времени о нем позабыли, и руины замка оставались в запустении несколько веков. Но, нашлись люди, сумевшие выгодно использовать его близость к столице и заброшенность.

— Теперь там живут все, кто не хочет иметь дела с белочулочниками, — сказала Мэнди.

— С кем?!

— Ну, с тайной полицией. Знаешь сколько стоит налог на пребывание в столице? Да на эти деньги можно год кормить семью из трех человек! А еще дай на лапу околоточному, да мзду ратманам, да коменданту десятину от выручки. Отбирают все до последней рубахи. Так лучше уже заплатить Хозяину Толстой башни, и жить спокойно.